Докладная записка в комиссию Политбюро ЦК ВКП(б) от заместителя министра госбезопасности СССР С. И. Огольцова. 7 июля 1951 г.

7 июля 1951 г.

В КОМИССИЮ ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б)

Докладываю:

1. В ноябре месяце 1950 года МГБ Союза ССР с санкции инстанции был арестован доктор медицинских наук профессор Этингер Яков Гиляриевич. Основанием для ареста Этингер послужили агентурные и оперативные материалы о том, что он является активным врагом советской власти. Как было установлено агентурной разработкой, Этингер, являясь националистом, принимал участие в националистической работе, проводимой бывшим Еврейским антифашистским комитетом, и имел вражескую связь с главарями этого комитета Михоэлсом, Фефером и др.

По данным агентуры и материалам техники секретного подслушивания было известно, что указанный выше Этингер среди своих близких связей высказывал злобную клевету по адресу товарища Сталина, всячески опорочивал мероприятия партии и Советского правительства и заявлял о необходимости активной борьбы против Советской власти.

Необходимо сказать, что испрашивая санкцию на арест профессора Этингера, МГБ СССР в своих сообщениях в инстанцию не говорило о преступных действиях Этингера, якобы совершенных им при лечении товарища Щербакова А. С., так как никаких сведений об этом преступлении Этингера в распоряжении МГБ не имелось.

Таким образом, дело Этингера ничем не отличалось от других следственных дел и к разряду особо важных дел относить его не было оснований.

Со слов тов. Абакумова мне впоследствии было известно, что он после ареста Этингера вызвал его к себе для допроса. Причем в настойчивой, резкой форме требовал от арестованного Этингера, чтобы он дал показания о своей вражеской деятельности, в том числе и о преступных действиях при лечении тов. Щербакова А. С., видимо, думал, что допросом Этингера можно вскрыть «крупное» дело.

После этого допроса арестованный Этингер был передан в следственную часть по особо важным делам и ведение его дела было поручено ст. следователю тов. Рюмину. Из протоколов допроса, имеющихся в следственном деле Этингера, видно, что он на следствии признался в том, что являлся еврейским националистом, до дня ареста вел антисоветские разговоры и распространял всякие гнусные измышления о руководителях партии и правительства.

Помимо этих показаний, по словам следователя Рюмина, арестованный Этингер стал давать показания и о своих вражеских действиях при лечении товарища Щербакова (протоколом допроса эти показания оформлены не были).

Тов. Абакумовым после этого Этингер был вторично допрошен, который при допросе у него отказался от своих показаний в части, касающейся лечения товарища Щербакова.

Я лично Этингера не допрашивал. Поэтому мне трудно делать какие-либо выводы о правдивости первичных показаний Этингера в части, касающейся лечения им товарища Щербакова.

Мое мнение по этому делу. Арестованный Этингер под впечатлением первого допроса министра Абакумова у следователя тов. Рюмина мог давать отрывочные показания о своих преступных действиях при лечении тов. Щербакова, а когда (как это обычно и часто бывает при следствии) от него стали требовать более конкретных показаний, он стал вилять и в результате при вторичном допросе тов. Абакумовым он отказался от показаний. Это положение, видимо, и заставило как тов. Абакумова, так и тов. Лихачева к показаниям Этингера отнестись с недоверием. Есть ли в этом умысел со стороны тов. Абакумова? По-моему, умысла в этом нет. Это заявление основано на том, что:

а) Этингер был арестован по инициативе тов. Абакумова;

б) тов. Щербаков болел и лечился в 1945 году, когда Абакумов министром госбезопасности не был, и ему не было смысла «глушить» показания Этингера, а наоборот, он ухватился бы за них, чтобы взвалить эту вину на бывшее руководство МГБ (Меркулов, Кобулов);

в) Абакумов после ареста Этингера первым допросил его и в части, касающейся лечения товарища Щербакова, хотя в агентурной разработке об этом никаких данных не было;

г) тов. Абакумов очень внимательно относится к сигналам о террористических намерениях и решительным образом репрессирует тех лиц, которые их высказывают.

При этих условиях допустить, что в этом деле был какой-то умысел со стороны тов. Абакумова «заглушить» показания Этингера, повторяю, нет никаких оснований.

2. Об изменнике Родины Салиманове.

26 апреля 1950 года мною был поставлен вопрос перед тов. Сусловым об отзыве из Германии в Советский Союз заместителя генерального директора Акционерного общества «ВИСМУТ» полковника Салиманова Г. В. за то, что он установил связь с немцами, подозреваемыми в принадлежности к иностранным разведывательным органам. 5 мая прошлого года Комиссия по выездам за границу при ЦК ВКП(б) решила отозвать Салиманова в Советский Союз. В это время Салиманов находился в Москве и, узнав от своего друга начальника отдела загранкадров Второго Главного управления при Совете Министров СССР Каминского о состоявшемся решении о его отзыве в Союз, 11 мая самовольно вылетел в Германию, а 16 мая, изменив Родине, бежал к американцам.

Сотрудники МГБ Воистинов и Захаров, виновные в необеспечении доставки Салиманова в СССР, были сняты с занимаемых должностей. Перед органами ЧК^*18 была поставлена задача установить, где находится Салима-нов, и постараться изъять его из американской зоны оккупации. Для организации этой работы в Берлин МГБ СССР был специально командирован начальник Второго Главного управления тов. Шубняков. Тов. Шубняковым совместно с аппаратом Уполномоченного МГБ СССР в Германии был осуществлен ряд агентурно-оперативных мероприятий: вербовка двух агентов — совладельцев немецкой фирмы, связанной с американцами, через которых удалось выяснить обстоятельства измены Салиманова и место, где его американцы укрывали в Берлине, а в последующем во Франкфурте-на-Майне. Разыскана и арестована любовница Салиманова Ирма Вагнер; чекистской засадой был захвачен связник американской разведки, прибывший в Дрезден для того, чтобы вывезти Ирму к американцам. Через этого связника в последующем инсценировалось, что Ирма Вагнер находится на свободе.

По полученным данным, Салиманов на второй день после перехода к американцам самолетом вывезен сначала во Франкфурт-на-Майне, а потом в Америку, было принято решение организовать через его любовницу Ирму Вагнер из тюрьмы игру с американцами с целью вывода Салиманова в Советскую зону Германии.

Двумя письмами, написанными самой Ирмой Вагнер, мы дали понять американцам, что Вагнер скрылась от преследования советских органов и что она надеется, что Салиманов примет все меры к тому, чтобы они были вместе. В этих письмах были сообщены адреса, где можно будет найти Ирму. Эти адреса явок были МГБ обеспечены агентурным наблюдением. В результате этих мероприятий Салиманов, несмотря на предупреждения американцев, что эти письма Ирмы Вагнер — дело рук МГБ, не поверил этому и решил пойти на связь со своей любовницей, чтобы потом увезти ее с собой к американцам.

Но придя в один из адресов, был опознан нашей агентурой и принятыми мерами МГБ обнаружен в другой квартире и арестован.

О задержании Салиманова тов. Абакумовым было доложено в Сочи товарищу Сталину И. В. и мною товарищу Берия Л. П.

Из сказанного видно, что Салиманов был арестован МГБ в результате умело проведенных агентурных мероприятий и тов. Рюмин в этом вопросе неправ.

Салиманов содержится в тюрьме конспиративно, его допросы временно прекращены по указанию тов. Абакумова, исходя из особых сооб-ражений².

3. О кадрах следственных работников.

Вопросу подбора кадров следователей руководство МГБ Союза ССР уделяло особое внимание. Кадры следственных работников, в том числе следственной части по особо важным делам, подобраны в основном правильно. При подборе следователей мы исходили из требований, чтобы следователи были: грамотными, хорошо знали чекистскую работу, политически зрелыми, инициативными и стойкими большевиками-чекистами. Хуже дело обстоит с кадрами следователей в местных органах МГБ.

Руководство следственной части по особо важным делам МГБ (Леонов, Лихачев, Комаров) ранее работали в органах военной контрразведки, начальником которой, как известно, был тов. Абакумов. Это, видимо, имел в виду тов. Рюмин, обвиняя тов. Абакумова в том, что он расставил на важнейших постах следственной работы своих людей. Как руководители, упомянутые товарищи, по моему мнению, неплохие и вполне могут обеспечить руководство следственным аппаратом. Правда, тов. Леонов — начальник следственной части, больной человек, что, безусловно, отражается на его работе. Он часто болеет и следственной частью руководит один из его заместителей.

4. О нарушениях советской законности.

Руководство МГБ СССР повседневно принимало меры к тому, чтобы следствие по делам арестованных проводилось на высоком уровне, объективно, с тщательным исследованием всех материалов по делу, установлением преступных действий и намерений арестованного и его связей. По фактам нарушения законности, как правило, принимались необходимые меры. Но должен сказать, что факты нарушения законности в следственной работе центрального аппарата МГБ имеют еще место. К ним относятся:

а) После каждого допроса арестованного протокол следователя не составляется, а ведется черновая запись, а потом, после того как арестованный будет в основном разоблачен в своих преступлениях, составляется обобщенный протокол допроса, что является грубым нарушением процессуальных норм. Это делается в основном в центральном аппарате МГБ по наиболее важным делам, по которым информируется ЦК ВКП(б).

В местных органах МГБ протоколы составляются сразу во время допроса арестованных.

б) Поспешность с арестами граждан (хотя таких фактов и не так много) по недостаточно доработанным материалам.

в) Недопустимая затяжка окончания следственных дел на очень длительный срок. В центральном аппарате МГБ БССР есть следственные дела, которые ведутся 2-3 года (дело по обвинению Сиднева, Бежанова, Клепова).

Тов. Рюмин сообщает о необъективности ведения следствия и получение показаний от арестованных недозволенными методами, но ни одного факта в своем заявлении он не приводит, поэтому трудно говорить по существу затронутого вопроса. Если тов. Рюмин считает применение особых санкций к отдельным врагам, арестованным МГБ, как метод недозволенный, тогда он не прав. Докладываю Комиссии ЦК, что к отдельным врагам, арестованным МГБ, мы действительно применяем особые санкции, но это делается только с разрешения тов. Абакумова или моего разрешения в каждом отдельном случае, и ничего здесь противозаконного, по моему мнению, нет.

— « —

С тов. Абакумовым я работаю уже пять лет. Срок вполне достаточный для того, чтобы дать ему правильную объективную оценку. Тов. Абакумов у меня и у других его ближайших помощников сомнения не вызывает. Он преданный человек делу партии Ленина — Сталина и нашему великому вождю товарищу Сталину. Тов. Абакумов на посту министра государственной безопасности приложил много труда по коренному улучшению многогранной деятельности органов советской разведки. Он заслуженно пользуется большим авторитетом среди чекистов и партийной организации.

Считаю необходимым остановиться на недостатках тов. Абакумова и недостатках в работе Министерства госбезопасности:

1. В центральном аппарате Министерства государственной безопасности все чрезмерно зацентрализовано. Ни один мало-мальски серьезный вопрос не решается без министра. Естественно, при такой системе роль заместителей министра принижается, убивается инициатива, и все это идет в ущерб общему делу, так как министр при любой его оперативности не имеет возможности один своевременно решать всех вопросов министерства.

2. Тов. Абакумов не всегда советуется со своими заместителями по таким серьезным вопросам, как новое назначение руководящего состава. Я имею в виду назначение некоторых начальников управлений МГБ краев и областей, в результате часто допускаются ошибки (начальник УМГБ Горьковской области Северухин, которого необходимо снять за необеспечение руководства работой, начальник УМГБ Тамбовской области Никифоров, ныне снятый с работы).

3. В органах МГБ существует практика, когда жалобы и заявления осужденных на неправильное ведение следствия, а иногда и на неправильные действия следственных работников направляются на рассмотрение и заключение в то оперативное управление, которое вело следствие.

И как установлено, заявления осужденных попадают в тот следственный отдел и даже к тому следователю, который вел расследование по делу. Совершенно естественно, этот следователь, получив жалобу осужденного, в большинстве случаев выносит отрицательное заключение, и жалоба остается без последствий. При таком положении руководство МГБ СССР лишено возможности через посредство жалоб вскрывать недочеты в следственной работе. По моему мнению, необходимо в центральном аппарате МГБ СССР создать специальный отдел для проверки жалоб по следственным делам.

4. С 1940 года до настоящего времени существует порядок, когда по делам органов МГБ, законченным предварительным следствием и направленным через прокуроров для разбирательства в судебные органы, в случае вынесения судебными инстанциями постановлений о прекращении дел, об оправдании и освобождении арестованного из-под стражи, при наличии со стороны органов МГБ возражений они имеют право опротестовать это решение суда, не освобождая арестованных по этим делам из мест заключения.

Эта практика с опротестованием решений судебных органов по делам МГБ была введена потому, что имели место отдельные случаи неправильного прекращения дел и освобождения из-под стражи арестованных по делам МГБ работниками суда и прокуратуры. По моему мнению, настало время эту практику ликвидировать, как порочную, так как:

а) не выполняя немедленно, как это установлено законом, оправдательный приговор суда или Военного трибунала, этим самым компрометируется наш суд в глазах советского народа;

б) обвиняемый после оправдательного приговора продолжает содержаться под стражей. Имели место факты, когда в результате сутяжничества органов МГБ с судебными инстанциями обвиняемые, по суду оправданные, незаконно содержались в тюрьме от пяти до восьми и даже больше месяцев и в конце концов все же освобождались из тюрьмы. Правда, таких фактов было немного. По-моему, в этом вопросе нужно итти³ не по линии предоставления органам МГБ права опротестовывать судебные приговора, а по линии укрепления кадров советской юстиции, которые бы тщательно разбирались в материалах следственных дел МГБ и меньше допускали ошибок при их рассмотрении.

5. Мы не проявляем должной заботы о руководящем составе Министерства госбезопасности. Руководящий состав МГБ Центра (начальники главных управлений, управлений и самостоятельных отделов) работает на износ, курортное лечение и отдых своевременно мы ему не предоставляем. Подобное отношение к руководящему составу органов может привести к потере в ближайшие годы опытных руководителей чекистов.

В заключение хочу сказать, что линия в работе Министерства государственной безопасности СССР как в Центре, так и на местах, была правильной.

Я, как первый заместитель министра, понимаю свою роль и ответственность перед ЦК ВКП(б) за те промахи и недостатки, которые имели место в работе МГБ, в том числе в работе следственной части по особо важным делам. Мы обещаем приложить все свои знания и усилия к скорейшему изжитию этих недостатков и недопущению их в будущем для того, чтобы Министерство государственной безопасности работало еще лучше и наносило своевременно удары по врагу и в первую очередь по английской и американской разведкам.

Огольцов⁴

¹ В тексте документа отчеркивание на полях произведены И. В. Сталиным.

² Абзац отчеркнут слева на полях.

³ Так в тексте документа.

⁴ Внизу документа машинописная приписка: «Одна копия заявления Огольцова уничтожена. 8.11.54 г.» (подпись неразборчива).