Докладная записка в комиссию Политбюро ЦК ВКП(б) от начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР А. Г. Леонова. 6 июля 1951 г.

6 июля 1951 г.

Сов. секретно

В КОМИССИЮ ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б)

По делу арестованного Этингера докладываю следующее.

Арест Этингера, произведенный 18 ноября 1950 года, и допрос его до конца декабря 1950 года, в том числе первый и второй допросы у министра госбезопасности тов. Абакумова, происходили в мое отсутствие, поэтому сказать, какие указания давал следователю т. Рюмину министр т. Абакумов по поводу допроса Этингера я не могу.

После моего возвращения из отпуска замещавший меня т. Лихачев, докладывая мне о делах, поступивших в следственную часть в мое отсутствие, назвал также дело Этингера, указав при этом, что т. Абакумов, передавая это дело в следственную часть, предупредил, что Этингер — активный враг и его надо крепко допрашивать. Тогда же т. Лихачев рассказал, что после первых нескольких дней активного допроса следователем Рюминым Этингер сознался, что являлся еврейским националистом, имел сообщников, с которыми проводил антисоветскую деятельность, а также из вражеских побуждений неправильно лечил тов. Щербакова. Об этих показаниях т. Лихачев немедленно доложил т. Абакумову, который вызвал Этингера на допрос. По словам т. Лихачева, Этингер на допросе у т. Абакумова от своих показаний, касающихся тов. Щербакова, отказался, а после возвращения от т. Абакумова отказался и от остальной части своих показаний.

Приступив к работе, я при очередном докладе т. Абакумову о показаниях арестованных упомянул и об Этингере, указав, что он на допросах ведет себя вызывающе и о своих преступлениях пока не говорит. Тогда же я напомнил т. Абакумову о показаниях Этингера, касающихся т. Щербакова. В ответ на это т. Абакумов сказал, что эти показания Этингера надуманы, что он лично допрашивал Этингера и последний от своих показаний отказался.

Как теперь выясняется, Этингер сразу же после ареста был вызван на допрос к т. Абакумову, и в процессе этого допроса т. Абакумов спросил у Этингера, как он лечил тов. Щербакова и не он ли залечил его.

Этингер тогда отрицал свою вину в этом, но на последующих допросах, когда от Этингера стали настойчиво требовать показания о его вражеской деятельности, он, будучи ловким человеком, использовал мысль, высказанную т. Абакумовым, и заявил следователю, что виноват в том, что неправильно лечил тов. Щербакова². Следователь, не зная, что на первом допросе у т. Абакумова речь о тов. Щербакове уже шла, и этот вопрос исходил от т. Абакумова, сразу же доложил о полученном им от Этингера показании в отношении тов. Щербакова т. Лихачеву, а последний т. Абакумову. Будучи вторично вызван на допрос к т. Абакумову, Этингер сразу же отказался от своих показаний. Вот почему т. Абакумов уже при моем ему докладе заявил, что показания Этингера в части, касающейся тов. Щербакова, надуманы³. На мой взгляд, т. Абакумов не должен был на первом допросе Этингера задавать ему такой вопрос, а если уж он это сделал, то должен был бы поставить в известность следователя и дать ему указания, как допрашивать Этингера по вопросу об его участии в лечении тов. Щербакова⁴.

В начале января 1951 года я с разрешения т. Абакумова дал указание перевести Этингера в Лефортовскую тюрьму. При этом должен доложить, что руководствовался я главным образом тем, что все арестованные следственной частью по особо важным делам допрашиваются в Лефортовской тюрьме, где обстановка для допроса более благоприятная, чем в здании МГБ. Однако в известной мере на решение вопроса о переводе Этингера в Лефортовскую тюрьму повлияло и то, что он продолжал на допросах увиливать от дачи показаний.

После перевода Этингера в Лефортовскую тюрьму он вскоре начал постепенно восстанавливаться в своих прежних показаниях об антисоветской националистической деятельности и выдавать своих сообщников, однако к показаниям, касающимся тов. Щербакова, он больше не возвращался. Наряду с допросом, направленным на выявление организованной вражеской деятельности Этингера и его преступных связей, он допрашивался и о шпионаже, но заслуживающих внимания показаний в этом отношении не давал. По показаниям Этингера на протяжении почти месяца составлялись ежедневные справки, которые докладывались т. Абакумову и т. Огольцову, который непосредственно осуществлял руководство следственной частью.

При этом надо указать, что наряду с допросом Этингера другим следователем т. Носовым допрашивался приемный сын Этингера, арестованный за высказывания резких враждебных настроений против руководителей партии и правительства. Следствие пыталось установить, нет ли за этими его высказываниями каких-либо практических мероприятий по террору, и в этом направлении активно допрашивало сына Этингера, однако последний утверждал, что дальше злобных высказываний дело у него не пошло.

В конце января 1951 года т. Абакумов поручил следственной части допрашивать активного врага Ульянича. Его дело было передано следователю т. Рюмину, причем это решение было принято исходя из деловых соображений, а не с целью того, чтобы, как это утверждает т. Рюмин, отвлечь его от дела Этингера. Указаний прекратить вовсе допрос Этингера я т. Рюмину не давал, но естественно, что раз он получил новое, в то время более актуальное дело арестованного Ульянича, я мог сказать т. Рюмину, что на некоторый период времени дело Этингера придется отложить. Как только мы разобрались и отчитались перед соответствующими инстанциями по делу Ульянича, следователь Рюмин, наряду с допросом Ульянича, возобновил допрос Этингера.

2 марта 1951 года Этингер внезапно умер от разрыва сердца. Потребовав к себе его следственное дело, я в результате просмотра обнаружил, что большинство важнейших показаний Этингера о его собственных преступлениях, а главным образом о преступлениях его сообщников оказались по вине следователя Рюмина не оформлены протоколами допроса и в результате этого не могут быть использованы ни в оперативной, ни тем более следственной работе МГБ⁵. Проверкой было установлено, что т. Рюмин, приняв дело Этингера к своему производству 20 ноября, за целый месяц составил всего лишь пять коротких протоколов допроса, главным образом по биографии арестованного, а с 27 декабря вовсе перестал составлять протоколы допроса Этингера и тем самым грубо нарушил неоднократно даваемые указания об обязательном составлении протоколов допроса арестованных.

Тов. Рюмин свою халатность, проявленную по делу Этингера, пытается объяснить тем, что якобы ему было дано новое задание допрашивать Ульянича, но, как я уже указывал, Ульянич был арестован 27 января 1951 года, а т. Рюмин перестал составлять протоколы допроса Этингера 27 декабря 1950 года.

Проступок т. Рюмина был предметом разбирательства в партийной организации следственной части, и ему за безответственное отношение к ведению следствия по делу Этингера был объявлен выговор. При этом было учтено, что ранее т. Рюмин уже имел партийное взыскание за халатность, едва не приведшую к потере портфеля со следственным делом.

По поводу обобщенных протоколов допросов арестованных, практикуемых в следственной части, должен доложить, что составляются они главным образом по наиболее важным делам, по которым МГБ отчитывается перед соответствующими инстанциями, причем и в этих случаях предварительно составляются обычные протоколы допроса и уже на их основе составляется обобщенный протокол допроса, в котором излагаются все показания арестованного и воспроизводится процесс разоблачения преступника. Нашим недостатком является то, что некоторые следователи нарушают этот порядок и не каждый допрос арестованного оформляют протоколом. Правда, у нас есть единичные дела, по которым некоторые протоколы и до сих пор не подписаны арестованными (Салиманов, Соболева, Амстиславские), но на их подписание требуется разрешение руководства министерства.

Серьезным недостатком в нашей работе является также затяжка следствия по делам арестованных. У нас есть дела, следствие по которым ведется годами. Правда, по большинству дел для этого есть те или иные соображения, однако, на мой взгляд, ряд дел при наличии санкции руководства министерства мы могли бы заканчивать быстрее. Это дало бы возможность разгрузить следователей от большого количества числящихся за ними дел и не создавало бы такого положения, когда следователь, не закончив полностью работу с одним арестованным, перебрасывается на работу с другим, как это имело место с т. Рюминым в делах Этингера и Ульянича.

Качество следствия по делам, ведущимся в следственной части, и особенно протоколов допросов арестованных желает много лучшего. Нам неоднократно указывали на этот недостаток, и мы стараемся совершенствовать свою следственную работу.

Начальник следственной части по особо важным делам МГБ СССР Леонов⁶

¹ В тексте документа отчеркивания на полях произведены И. В. Сталиным.

² Предложение дважды отчеркнуто слева на полях.

³ Предложение четырежды отчеркнуто слева на полях.

⁴ Предложение дважды отчеркнуто слева на полях.

⁵ Предложение отчеркнуто слева на полях.

⁶ Внизу документа машинописная приписка: «Одна копия заявления Леонова уничтожена. 8.11.54 г.» (подпись неразборчива).