Собственноручные показания начальника 2-го отделения 2-го отдела УНКВД по Одесской области Н.М. Тягина особоуполномоченному НКВД УССР А.М. Твердохлебенко. 10 марта 1939 г.

10 марта 1939 г.

[г. Одесса]

По существу поставленных мне вопросов отвечаю:

1)      Во время второй операции по контрреволюционному и антисоветскому элементам, аресты по эсерам, бундовцам, меньшевикам, анархистам и сионистам проводились, в отдельных случаях, без достаточных оснований к аресту.
а) по эсерам аресты проводились по старым формулярным учетам, освещавшимся в 1925-1928 г. г. и единичные в 1935 году. Ценных материалов в этих формулярах нет. Формуляры в большинстве своем были изъяты из архива по распоряжению т. КАЛЮЖНОГО.

по меньшевикам — из 12-ти арестованных на 4 человека (ДУДЕЛЬ, ФИРШТЕНБЕРГ, КОТОЛУП, ПИНЬКЕВИЧ) было недостаточно, по моему мнению, материалов для ареста.

Остальные я считаю, что были арестованы правильно, так как на 5 из них, помимо д[ел]-ф[ормуляров], имелись показания других участников организации, на 2-х достаточно веские компрометирующие материалы и 1 был арестован прокуратурой;

по анархистам — из 5-ти арестованных, МАРТЫНОВ арестован на основе старых материалов.

Из остальных 4-х, один арестован по показаниям и на 3-х имеются компрометирующие данные (БЕРЕНШТЕЙН, ШНАЙДЕРМАН, ТРЕБЕЛЕВ);

по сионистам — из 32-х арестованных лишь 4 человека были арестованы по показаниям и формулярному учету, хотя давно и не освещавшемуся. Один был передан из района, один из XI Отдела и остальные 26 были арестованы на основании старого формулярного учета.

Лица к арестам подбирались согласно письменной директивы УСПЕНСКОГО от 23-го февраля 1938 года. Причем дела-формуляры просматривал КАЛЮЖНЫЙ и СПЕКТОР, а затем некоторые и ВИХИРЕВ. Они конкретно намечали кого необходимо арестовать и лишь после этого выписывалась справка.

О том, что это было так говорят резолюции СПЕКТОРА и КАЛЮЖНОГО на этой директиве. Кроме того, об этом известно т. МЕЛЬНИЧЕНКО.

По дашнакам — аресты проводились на основе показаний, полученных 3-м Отделом от КУРУЛЯНЦА, в основном [на] лиц, состоящих на учете. Позже аресты проводились лиц, проходящих по нескольким показаниям. Всего было арестовано 35 человек, из них 29 — осуждены.

По этому делу я считаю, что аресты проводились правильно.

По бундовцам — аресты начали проводить после получения директивы УСПЕНСКОГО за № 851/ск от 8 апреля 1938 года.

По получении этой директивы т. КАЛЮЖНЫЙ 11-го апреля предложил мне зайти к нему с учетом по бундовцам. На что я ответил, что таких учетов у нас вообще нет. Мой ответ он перепроверил даже через т. МЕЛЬНИЧЕНКО.

После этого он мне сказал, чтобы я ему представил список лиц — выходцев из других партий, находящихся в партии и исключенных из ВКП(б). Такой список имелся в отделении, еще полученный до моего прихода в Отделение (по состоянию на 1 января 1938 года). Этот список я дал т. МЕЛЬНИЧЕНКО перепечатать по прошлой партийной принадлежности. Когда список был готов, я с одним экземпляром зашел к КАЛЮЖНОМУ, он, просмотрев его, синим карандашом против 18-ти человек поставил птички и предложил мне их установить. Эту работу я поручил провести т. МЕЛЬНИЧЕНКО, чтобы он зашел в Обком партии и собрал все данные. Им было установлено из всего списка 13 человек, против которых возле синей птички, я делал отметку «зн», т. е. значится.

КАЛЮЖНЫМ, мне и МЕЛЬНИЧЕНКО было предложено выписать на них справки на арест, как на участников организации, причем, только на бундовцев, т. е. на 4-х человек. Из списка без наличия компрометирующих материалов был арестован 1 — ЛИДОВСКИЙ. Была также составлена т. МЕЛЬНИЧЕНКО справка и на КУШНИРА, но откуда он взял материалы мне неизвестно (справки от 14 апреля [19]38 г.).

Позднее, на основе показаний было дополнительно арестовано 7 человек и 2 человека (ДЕТИНКО и ГУЗЗОВ) были арестованы по письменному распоряжению КАЛЮЖНОГО, которое мною для исполнения и было передано т. МЕЛЬНИЧЕНКО. На этих людей, как мне помнится, поступили откуда-то сообщения, и КАЛЮЖНЫЙ предложил их арестовать.

К этому должен сказать, что по вышеуказанным делам аресты, в основном, проводились в июне-июле месяцах 1938 года на основе указания УСПЕНСКОГО, переданного через бывш[его] Начальника IV Отдела УГБ т. КАЛЮЖНОГО, ныне работающего в НКВД УССР.

После возвращения тов. КАЛЮЖНОГО с одного из совещаний, проводившегося в НКВД УССР в конце мая, начале июня 1938 года, он на оперативном совещании работников IV Отдела заявил, что УСПЕНСКИМ дана установка арестовать всех бывш[их] членов антисоветских политических] партий и исходя из учетов сказал, что по 2-му и 3-му Отделениям должно быть арестовано до 2000 человек.

Как заявил тов. КАЛЮЖНЫЙ, УСПЕНСКИЙ сказал: «До каких пор еще будут состоять на учетах бывшие члены антисоветских политпартий».

Это говорилось в присутствии ряда товарищей, припоминаю, что присутствовали т.т. БУРКИН, БУТОВИЧ, МОШКОВСКИЙ, МЕЛЬНИЧЕНКО и др[угие].

Когда стали подходить практически к просмотру учетов, я тов. КАЛЮЖНОМУ заявил, что у нас в основном учеты на лиц не установленных, а имеющийся учет установленных незначительный, причем на протяжении ряда лет [агентурно] не освещается и при таком положении аресты проводить невозможно.

КАЛЮЖНЫЙ заявил, что формулярный учет в свое время был неправильно сдан в архив и что там лежит до тысячи формуляров, а в результате, по его распоряжению, дела из архива были изъяты, которые забирали т. т. МЕЛЬНИЧЕНКО и ПЫШНЫЙ.

После этого он неоднократно лично мне, ПЫШНОМУ и МЕЛЬНИЧЕНКО, а также в моем присутствии т. БУРКИНУ говорил, почему ему не представляют справки на арест.

Мне сказал, что по 2-му Отделению должно быть арестовано человек 500— 600.

Я, видя, что аресты проводятся по старым материалам, предупреждал работников быть осторожней при составлении справок, так как КАЛЮЖНЫЙ сам заходил к работникам и требовал справки на арест.

Я всячески старался задерживать аресты, так как сказанная цифра заставляла призадуматься, на основе каких материалов можно провести эти аресты.

Те справки, которые попадали ко мне, я перепроверял и как факт, когда я заметил, что т. БУТОВИЧ составил справку, не соответствующую действительности, я ему сказал, чтобы он справку пересоставил и таких вещей больше не делал.

Как факты задержки мною арестов, является следующее:

а) справки по эсерам выписывали т. т. БУТОВИЧ и ПЫШНЫЙ, я все время затягивал направление их, а когда тов. КАЛЮЖНЫЙ стал настойчиво требовать, я, некоторые справки, подписанные уже КАЛЮЖНЫМ, дал перепечатать, с указанием, что они составлены мною и дал вторично ему на подпись.

У меня сохранились справки, подписанные КАЛЮЖНЫМ 11-го июня 1938 года на БРОДСКОГО Николая Михайловича и КРАВЧЕНКО Федора Андреевича, которые были составлены т. ПЫШНЫМ, а арестованы они были по справкам, выписанным (т. е. перепечатанным) мною 23 июня 1938 года.

Больше того, даже справки, перепечатанные от моего имени и уже подписанные КАЛЮЖНЫМ как справки, так и постановления к аресту, я и таких справок часть задержал, так как считал, что материалов для ареста недостаточно. Это подтверждается сохранившимися у меня случайно справками на:

1)   ПАРНИСА Михаила Эммануиловича,

2)   СМИРНОВА Александра Михайловича,

3)   БЕЛИНА-БЕЛИНОВИЧА Сергея Михайловича,

4)   ТУРОК Леонида Абрамовича,

5)   БУКСЕРА Евгения Самойловича,

б) ВИЛЬНЕРА Ефима Ароновича,

7)   ГЕРШЕНГОРНА Моисея Зусевича,

8)   ХОВАННОГО Василия Эммануиловича,

подлинники которых представляю Вам. Также представляю Вам служебную записку т. ФАТЬЯНОВА от 8 апреля 1938 г. о том, что в то время Нач[альник] Облуправления — ГРЕЧУХИН распорядился арестовать эсера ЧЕРТКОВА Константина Осиповича, на которого достаточных материалов к аресту нет, и постановления, подписанные об аресте вышеуказанных ТУРОК, ВИЛЬНЕР, ГЕРШЕНГОРНА, ХОВАННОГО и ПАРНИСА.