Жалоба инженера А.Т. Кожушко В.М. Молотову на пытки со стороны работников Винницкого УНКВД. 5 февраля 1940 г.
5 февраля 1940 г.
г. Кисловодск
Товарищ Молотов, Вам[,] главе нашего правительства, ближайшему соратнику нашего дорогого Сталина, члену Политбюро, я считаю своей обязанностью честного, преданного делу партии, коммуниста сообщить возмутительные, антипартийные и антисоветские факты, имевшие место со стороны некоторых работников Винницкого Облуправления НКВД.
25 сентября 1938 г. я был арестован Винницким Облуправлением НКВД (между прочим, при аресте мне не был предъявлен ордер на арест, и из партии исключен не был).
В первый же день ареста мне объявили, что я контрреволюционер, шпион, диверсант, фашист, террорист и тому подобное. От меня потребовали ответить на вопросы: кем и когда я завербован в контрреволюционные организации, что мною было сделано по этим заданиям, кого я завербовал в контрреволюционную организацию и какие задания я давал.
Все это меня буквально ошеломило. Я перестал понимать, где я нахожусь и что со мной происходит. Я решил тогда, что произошло какое то ужасное недоразумение — ошибка, и что все это скоро выяснится и меня освободят.
Вообразите себе, товарищ Молотов, что испытал в это время я, человек, который является плотью и кровью нашей партии, который с молоком матери впитал в себя глубокую ненависть к эксплуататорским классам. Я[,] фактически еще с 19[-]летнего возраста связавший свою судьбу с партией большевиков и на протяжения всего периода моего прибивания в партии, то есть до дня ареста, активно боролся в передовых ее рядах, за генеральную линию партии Ленина-Сталина и никогда не подвергался партийным взысканиям.
Ясно, что я категорически отверг все эти явно провокационные клеветнические обвинения. Я начал объяснять всю абсурдность возведенных против меня обвинений, да следователи и сами не могли не знать того, что за мной нет абсолютно никаких преступлений перед партией и Советской властью, но меня никто и слушать не хотел и ко мне начали применять физические методы воздействия, в результате которых я неоднократно терял сознание и истекал кровью носом и горлом.
Вот несколько фактов: меня обнаженного клали на стул таким образом, что голова, руки и ноги свисали, на мои руки становился сапогами МАРТЫНЮК, АНТОНОВ держал за ноги, а ДАНИЛЕЙКО избивал меня, заткнув при этом мне рот, чтобы заглушить мои крики и стоны.
В результате побоев я потерял сознание, и меня отливали водой. Пришел я в себя, спустя несколько часов, уже будучи в камере и совершенно не помня, как я туда попал. Я очнулся от холода, т[ак] к[ак]я весь был мокрый.
Затем такой случай: меня посадили на острый конец стула таким образом, что я всей тяжестью своего тела опирался только [ко]нечностью позвонка и так я просидел до 36 часов, мне не разрешали подняться даже по естественным надобностям. При этом сидел я с вытянутыми ногами, опущенными руками и неподвижным взглядом на потолок. При малейшей попытке изменить положение на меня обрушивался град побоев, я два раза падал в обморок, тогда следователь ДАНИЛЕЙКО бил и топтал меня ногами.
После невероятных побоев[,] изнывая от жажды, я просил дать мне напиться воды. Следователь Антонов налил стакан воды и когда я с жадностью протянул руку, хотел взять ее, Антонов эту воду не дал мне, а выплеснул мне в лицо. Затем Антонов начал жечь мне щеку и шею горящей папиросой, я[,] естественно, отклонил голову в другую сторону, но стоявший с другой стороны ДАНИЛЕЙКО наносил мне удары по голове, крича: «Не отклоняй головы». Когда мне наносили сильные побои по голове, я испытывал особенно сильную боль в местах, где у меня были ранения и просил не бить меня по этим местам, после чего они еще с большей ожесточенностью били именно по местам ранения.
(В 1920 г., будучи военкомом 518[-го] полка 58[-й] дивизии, при наступлении на Варшаву, во время атаки укрепленных позиций противника на реке Уборть, находясь во главе полка, я был ранен в голову и контужен).
Как-то раз во время этих нечеловеческих издевательств я заявил следователю Антонову, что он не имеет права в стране, живущей по законам Сталинской Конституции, вести следствие подобным образом. Тогда Антонов подскочил ко мне, ударил меня кулаком в одно ухо[,] приговаривая: «Вот тебе Конституция», а затем, ударил в другое ухо [и] сказал: «А это тебе право».
Трудно перечислить все факты невероятных издевательств, оскорблений, ругани, которым я подвергался со стороны следователей ДАНИЛЕЙКО, АНТОНОВА, МАРТЫНЮКА — лиц, пролезших в органы НКВД, органы нашей советской разведки.
За интересы партии и советской власти я отдавал свою жизнь и сейчас готов ее отдать в любой момент, когда это только потребуется. Но во имя чего я должен был погибнуть, а я уже был накануне этого только потому, что этого хотели ДАНИЛЕЙКО, АНТОНОВ и МАРТЫНЮК, это было бы нелепо
Я в период следствия написал четыре заявления на имя прокурора, в которых настоятельно просил вызвать меня к себе и выслушать меня. Но ни на одно заявление я ответа не получил и ни разу не имел возможности говорить с прокурором.
Как репрессия против меня предпринимался арест моей жены и полное разорение семьи (а у меня двое малых деток), о чем мне заявил ДАНИЛЕЙКО.
Я был доведен уже до полного изнеможения, я чувствовал, что больше не выдержу этих тяжелых избиений и пыток, которым я подвергался на протяжении более двадцати дней, и я вынужден был сочинить — выдумать не существующее в моей работе вредительство, сочинить на себя такой абсурд, якобы, я был завербован в контрреволюционную организацию, (кстати, лицо, якобы, завербовавшее меня в контрреволюционную организацию — старший химик Главсахара т. Флейшман, в конце июля 1939 г. судом в г. Москва полностью оправдан и реабилитирован).
Давая эти вымышленные показания, я был уверен в том, что мне представится возможность доказать свою правоту и полную свою невиновность.
Через несколько дней — 19 ноября 1938 г., оправившись немного от побоев, я на следствии категорически отказался от всех тех вымышленных показаний, какие я вынужден был дать.
Ряд обвиняемых лиц, давшие в период следствия ложные показания на меня, на суде прямо заявили, что дали эти клеветнические показания на меня по требованию следователей, под влиянием побоев. От этих показаний они отказались не только на суде, но еще задолго до суда — в период следствия.
Меня обвиняли во вредительстве. Какой абсурд[1] Винницкий Сахаротрест, главным инженером которого я был на протяжении пяти лет по день моего ареста, занимал в течение всех дней моей работы там одно из первых мест в системе Главсахара почти по всем производственно-техническим показателям.
Я буквально горел на работе, я жил только делом. Все мои мысли, вся моя энергия были направлены только на то, чтобы наилучшим образом выполнить производственную программу и оправдать доверие партии.
В 1934 году я сделал ценное изобретение для сахарной промышленности, которое внедрено в промышленность и дает большую экономию топлива и увеличивает выход сахара. (На это изобретение я получил авторское свидетельство.) Кроме того, мною предложено и внедрено в производство много ценных рационалистических мероприятий.
Все материалы по обвинению меня были искусственно натасканы путем вынуждения показаний, как об этом заявили на суде Доленко и Матчинов, а также путем использования лиц, имевших со мной личные счеты, на которых я в свое время накладывал взыскания за бездеятельность.
С первого момента введения суда я почувствовал, что суд, еще не выслушав меня, подходит ко мне предвзято, настроенный уже очевидно против меня моими следователями, которыми, как видно, были приняты все меры к тому, чтобы я во чтобы то ни стало был осужден, в противном случае они прекрасно понимали, что обо всех их безобразиях я не умолчу и в итоге они могут очутиться на моем месте — на месте заключенного, на котором к моменту моего суда уже находился один из моих свидетелей.
Суд лишил меня законного права оправдаться путем представления суду просимых мною необходимых документов, которые могли опровергнуть предъявленные мне обвинения. Мне также не была предоставлена возможность выставить свидетелей.
Незаконно меня лишили права кассации, конфисковали и продали не только мое имущество, но и часть имущества, принадлежавшего моей семье.
Я был осужден на 25 лет лишения свободы с поражением в правах на 5 лет по отбытии наказания. Меня не испугали эти 25 лет, на меня в равной мере тяжело подействовал бы приговор на один год, так как я никакой вины за собой не чувствую. Меня ошеломил сам факт того, что я осужден, будучи совершенно ни в чем неповинным.
После суда, находясь в Винницкой тюрьме, я написал жалобу на имя прокурора Союза, в которой я изложил все эти вопиющие факты моего дела и передал ее начальнику корпуса «Г» товарищу Чубарю для отправки по назначению (на это имеются свидетели). Но жалоба эта не была направлена прокурору Союза, а я после подачи жалобы был немедленно выслан из Винницы.
Находясь в Харьковской тюрьме, я вторично написал жалобу и направил ее в Верховный Суд в Москву. И как следовало того ожидать, правда восторжествовала. Верховный Суд и прокурор Союза, разобравшись в моем деле, приговор в отношении меня отменен. Я полностью оправдан и реабилитирован.
После моего освобождения меня очень тепло встретили все мои товарищи. Нарком пищевой промышленности т[оварищ] Зотов дал путевку не только мне, но и моей жене в санаторий в Кисловодск, где я сейчас лечусь и отдыхаю в хороших условиях. Я морально полностью удовлетворен и собираюсь в ближайшее время со свежими силами включится в работу, по-прежнему отдавая ей всю свою энергию, знание и опыт.
Краткая автобиография.
Родился в 1895 г. в селе Константиновка Харьковской области, в семье рабочего. Крайняя бедность и нужда моих родителей вынудила меня, будучи еще 11[-]летним мальчиком, пойти работать на завод.
Все время до Октябрьской революции я работал в г. Харькове на машиностроительных заводах токарем по металлу.
Будучи еще 19[-]летним юношей, я связался на заводе с группой рабочих- большевиков и по их заданиям распространял нелегальную литературу и вел агитационную работу среди молодежи на заводе.
В партию я вступил 5 мая 1917 г. Никогда ни в каких других партиях не состоял, никогда не только не примыкал[, но] и не участвовал ни в каких антипартийных группировках, а наоборот — активно боролся против них.
С первых дней февральской революции принимал активное участие в борьбе с меньшевиками и эсерами за влияние нашей большевистской партии в массах и в подготовке масс к Октябрьской революции.
Весной 1917 г. я был избран заместителем председателя профсоюза автомобильных и авиационных рабочих г. Харькова.
В период Октябрьской революции вступил добровольцем в Красную гвардию и все годы гражданской войны, до ноября 1921 г. прошел на передовых позициях в борьбе с врагами Советской власти.
После отступления из Украины, в апреле 1918 г. до июня 1919 г. боролся против Дутова, чехословаков и Колчака на восточном фронте. Сначала я был красногвардейцем, а затем в декабре 1918 г. был назначен военкомом броневых [ частей восточного фронта. В июне 1919 г. был переброшен опять на Украину, где был военкомом военного полка в 44-й, а затем в 47-й, а затем в 58-й дивизии.
В период гражданской войны при наступлении на Варшаву в июле 1920 г. был ранен и контужен.
После окончания гражданской войны ЦК КП(б)У был направлен на хозяйственную работу в сахарную промышленность, где я был директором ряда сахарных заводов, а затем послан на учебу.
В 1931 году окончил Московский Химико-Технологический институт имени Менделеева и получил звание инженера-технолога.
По окончании института был послан на работу в сахарную промышленность.
В 1933 г. был назначен главным инженером Винницкого Сахаротреста.
Будучи на хозяйственной работе, неоднократно избирался членом окружных и районных партийных комитетов. В 1933 г. был председателем районной комиссии по чистке партии.
В 1934 г. мною было сделано ценное изобретение для сахарной промышленности (новый в[ак]уум аппарат). Изобретение это внедрено в промышленность и дает большую экономию топлива, увеличивает выход сахара. На это изобретение я получил авторское свидетельство.
Неоднократно премировался деньгами, путевками на курорт и по приказу [наркома] товарища Микояна А.И. премирован легковой автомашиной в личное пользование. В 1928 г. и в 1936 г. я был командирован за границу для изучения там сахарной промышленности.
Всесоюзным обществом изобретателей мне выдан значок лучшего изобретателя, почетная грамота и денежная премия.
В 1936 году за большую работу, проведенную мною по укреплению технической базы сахарных заводов Винницкого Сахаротреста, увеличению мощности заводов, уменьшению потерь сахара и перевыполнению производственного плана награжден орденом Трудового Красного Знамения.
25 сентября 1938 г. арестован Винницким обл[астным] Управлением НКВД.
11 июля 1939 г. осужден судом в г. Виннице к 25 годам лишения свободы и пяти годам поражения в правах по отбытии наказания, с конфискацией имущества, без права кассации.
25 ноября 1939 года Верховным Судом в Москве полностью оправдан и реабилитирован.
КОЖУШКО А.Т.
Верно: Секретарь ВТ,
Военный юрист [подпись] ПИСАРЕВ.
ГДА СБ Украiни, Kuiв, ф. 5, спр. 47806, т. 1, арк. 106-108. Заверенная копия. Машинописный текст.