Жалоба заключенного М.Н. Макеенко на незаконные методы следствия. 14 февраля 1940 г.

14 февраля 1940 г.

[Ивдельлаг НКВД]

Я происхожу из крестьян середняков бывш[ей] Черниговской губ. [,] Мглинского уезда, Котляковской волости, с. Котляково. Отец мой имел 6 десятин земли, корову и лошадь. После смерти отца с 14 лет работал слесарем. Как родившийся в 1897 г. служил в царской армии — 1 зап[асная] рота г. Ленинград — тоже слесарем. В Ленинграде в 1917 г. вступил в ВКП(б) и принимал активное участие в октябрьском перевороте. С июля 1918 г. по 15 сентября 1922 г. служил в Красной армии полковым Комиссаром, помощником Губвоенкома, Уездвоенкомом и т. д. После окончания Свердловского Университета в 1925 г. все время работал по партийной работе и хозяйственной: секретарем Прилуцкого и Херсонского Окружкомов ВКП(б), 2-м секретарем Винницкого Обкома. Последняя моя работа — председатель Правления Украинского Союза Потребкооперации «Укоопспилка». Все время был активным строителем социализма. Никогда не был в оппозиции и не отступал от генеральной линии партии.

В 1938 г. 23 мая я был арестован НКВД УССР. На следствии следователь ДРУШЛЯК предъявил мне обвинение в принадлежности к Украинской Националистической организации и вредительстве в потребкооперации УССР. Я, понятно, как большевик, революционер, честный сын своей родины и партии, встретил это ложное обвинение с возмущением и начал приводить факты[,] показывающие мою невиновность. Тогда для убеждения в обвинении следователь ДРУШЛЯК подверг меня избиениям и пытке, начиная с 23 мая 1938 г. по 1 июня 1938 г. [,] вначале сам, а потом с участием своего начальника СОКОЛОВА. На мои требования обеспечить мне возможность представить оправдывающие меня документы и свидетелей на основ[е] Сталинской Конституции ДРУШЛЯК заявил: «Забей себе в задницу Конституцию, а мне давай материал обвинения». С болью пришлось выслушать это предложение. В июле 1938 г. меня вызвал другой следователь, ЛОКТЕВ, и предъявил новое обвинение в принадлежности к правотроцкистской организации и вредительстве. Куда исчезли первые обвинения и материалы к ним — неизвестно. ЛОКТЕВ мне заявил, что он при отказе дачи на себя ложных показаний и подписи протокола подвергнет меня тому же, что делал ДРУШЛЯК, тем избиениям и пыткам, это продолжалось в течение нескольких дней. Под впечатлением прежних избиений и пыток я подписал ложный протокол, написанный от слова до слова творчеством ЛОКТЕВА не желая быть окончательно изу[ве]ченным следователем, думая на суде доказать свою невиновность. Путем избиения и пыток следствие получило на меня два ложные показания арестованных ТЯГНИБЕДЫ и МАРЧАКА — быв[шего] заместителя] председателя СНК УССР, что якобы им с[казал] КОССИОР Станислав о моей принадлежности к правотроцкистской организации. Я КОССИОРА Станислава знал только как секретаря ЦК КП(б)У и члена Политбюро ЦК ВКП(б) и никаких отношений с ним не имел кроме деловых во время официальных приемов, как тысячи других работников. В январе 1939 г. я отказался от подписанного мною ложного протокола, написанного и сочиненного ЛОКТЕВЫМ. Однако следователем была сфабрикована фиктивная контрреволюционная] организация в «Укооспилке» из 4-х человек и дело по обвинению меня по ст. 54-7, 8, 11 было направлено на рассмотрение Трибунала Киевского Военного Округа. 28 апреля 1939 года Трибунал заслушал дело и за неимением состава преступления и материалов для обвинения передал дело на доследование Военному Прокурору КОВО, предложив ему создать новую экспертную комиссию. Трибунал на заседании разоблачил необоснованность показаний 4-3 подставленных свидетелей и в протоколе записал о применении к подсудимым методов физического насилия на следствии. Новая экспертная комиссия составила акт, в котором отмечает честную работу и наличие только отдельных ошибок. Казалось, раз человек работал честно и нет вредительства, то не мог же такой человек принимать участие в контрреволюционной] организации, даже допустив наличие ее.

Поскольку в деле остались только два ложные показания ТЯГНИБЕДЫ и МАРЧАКА, то дело на меня должно было быть прекращено и я освобожден, чего я и ожидал до момента объявления мне решения ОСО НКВД СССР. По иному повернул мое дело следователь ЛОКТЕВ, которому нельзя было поручить доследование, как лицу[,] ведшему преступное следствие. ЛОКТЕВ после подобного акта экспертизы, постановил о снятии § 7 [ст. 58] о вредительстве, но оставил §11 и 8 и материал направил в ОСО НКВД СССР, где не присутствует арестованный. Он сделал так потому, что[,] направив дело в Трибунал вторично, последний бы меня за неимением преступления освободил, а судом было бы окончательно разоблачена преступность следствия ДРУШЛЯКОВ и ЛОКТЕВЫХ. На основании ложных материалов ОСО НКВД своим решением от 11 октября 1939 г. протокол № 35 неправильно заключил меня в лагеря сроком на 5 лет, якобы за принадлежность к контрреволюционной организации. Хотя за время моей жизни я принадлежал только к двум революционным организациям: ВКП(б) и профсоюзам СССР. По видимому мне ставится в вину мой переезд на Украину через ЦК ВКП(б) в распоряжение ЦК КП(б)У из Уфы в 1937 г. и мое обращение по вопросу переезда к Коссиору Станиславу — быв[шему] секретарю ЦК КП(б)У, а также знакомство с быв[шим] инструктором ЦК ВКП(б) тов. САМОЙЛОВЫМ. На Украину же я не мог переехать, как секретарь Горкома в УФЕ[,] не через ЦК ВКП(б)У и [поэтому] обратился к КОССИОРУ по предложению Заведующего ОРПО ЦК КП(б)У МАЛЕНКОВА. До другого секретаря ЦК КП(б)У нельзя было обратиться в июле 1937 г.[,] так как КОССИОР был единственным секретарем, в то время Самойлова я действительно знал, но знал его как старого большевика, которому ЦК ВКП(б) поручило ответственную партийную работу.

Мне известно, что фашисты-следователи ДУРШЛЯК и СОКОЛОВ, истреблявшие большевистские кадры, арестованы, эта участь должна постигнуть и ЛОКТЕВА. Я же[,] большевик[,] ни в чем невиновный, преданный партии и советской власти, нахожусь заключенным в лагерях. Мои убеждения и преданность партии и советской власти непоколебимы следствием ДРУШЛЯКОВЫХ и ЛОКТЕВЫХ, а также неправильным постановлением ОСО, но тяжелы переживания невинного. За что переживаю я, моя жена и сын?

Я убедительно прошу Вас, гражданин Прокурор, вмешаться в это вопиющее нарушение революционной законности, разобрать мое дело, затребовать его из НКВД и меня из заключения освободить. Если же Вам недостаточно материалов, имеющихся в НКВД для моего освобождения, материалов для заключения там нет, то прошу Вам затребовать материалы, которые еще больше покажут мою невиновность и вызвать свидетелей:

1. Затребовать проект письма, написанный мною и подписанный секретарем ЦК КП(б)У — тов. ХРУЩЕВЫМ на имя председателя СНК СССР тов. МОЛОТОВА о хозяйственных функциях «Укоопспилки» в 1938 году, постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 7 марта 1938 г. о хозяйственных функциях «Укоопспилки», и [эти] материалы взять в «Укоопспилке». Это мероприятие составило оптовый оборот «Укоопспилки» в 600-700 млн рублей. Допросить свидетелей работников «Укоопспилки»: ВАЙСМАНА, ДУБИНСКОГО.
2. Мое письмо в ЦК КП(б)У, в сентябре 1937 г. об организации Райсоюзов в 60 районах, где их не было и решение ЦК КП(б)У по этому вопросу, что дало улучшение торговли в селе и увеличение оборота в этих PC на 200-250 млн руб. Справку оборотов в организации PC истребовать от «Укоопспилки».
3. Весной 1938 г. СНК УССР поручил «Укоопспилке» заготовить посевной картофель. Это задание было выполнено успешно[,] по оценке в беседе со мной быв[шего] председателя СНК УССР тов. КОРОТЧЕНКО. Справку затребовать в «Укоопспилке».
4. С целью продвижения товаров местного производства на село мною в 1938 г. заключен договор с Промкооперацией УССР на сумму 400-450 млн рублей, иначе товары осели бы на местах производства, как это было в предыдущие годы и давили остатками торгующие организации. Допросить свидетелей[-]работников «Укоопспилки» ЯМПОЛЬСКОГО, КОЛЬЧИНСКОГО и ЛЕХТЕРА.
5. Выполнен успешно план закупок хлеба в 1937 г. и по моей инициативе произведены расчеты с колхозниками за 1936 г. Задержка расчетов вызывала недовольство, [по этому поводу следует] допросить свидетелей работников «Укоопспилки» МАГИДЫ и ДУБИНСКОГО.
   Я прошу затребовать только несколько документов и опросить свидетелей, показывающих мою честность как гражданина СССР и большевика, их можно расширить бесконечно, но они[,] мне кажеться[,] не нужны.
   Из перечисленных фактов видно[, что] не мог же человек[,] принадлежащий к контрреволюционной организации работать над улучшением советской торговли села, увеличивать обороты, обеспечивать посевные планы страны;