Рапорт бывшего заместителя начальника Киевского детприемника НКВД УССР А.Д. Городецкого наркому Л.П. Берии об избиениях арестованных работников НКВД в Киевской тюрьме. 4 июня 1939 г.
4 июня 1939 г.
[г. Киев]
С 10 июля 1938 г. по 28 февраля 1939 г. я просидел в Спецкорпусе Киевской тюрьмы и дело обо мне прекращено.
Поскольку я принадлежу к категории людей, борющихся всю жизнь за Ленинско-Сталинскую Справедливость с большевистской принципиальностью и непримиримостью, и резко осуждаю многих освободившихся, притаившихся как чеховский «Человек в футляре», я решил изложить Вам все, что мне стало известно за последний год и что меня мучает, ибо за 3 месяца хождения к нашему руководству [НКВД] Украины, я ничего не добился.
С первого дня своего заключения я услыхал многоголосые, душераздирающие крики избиваемых мужчин и женщин, и звуки ударов, которые сыпались буквально и днем, и ночью, за исключением утренних и вечерних перерывов, но меня это очень мало трогало, ибо я был уверен, что это бьют врагов народа, которые запираются и не разоружаются до конца.
3-4 дня подряд я требовал, чтоб меня вызвали к следователю для допроса, хотя сокамерники надо мной смеялись и говорили, чтоб я молчал, пока меня не трогают.
С первого же «допроса» мне стало ясно, что я нахожусь в руках людей, использующих Советскую разведку и тюрьму не в интересах Сталинской Правды.
Это дало мне силы перенести стойко все пытки, как и подобает комсомольцу, и не оговорить ни себя, ни других.
Мой сокамерник Аксельрод Леонид — Комендант Сталинского ОблУНКВД — орденоносец, освобожденный 30 апреля с. г., после 13 месяцев тюрьмы, рассказывал в камере[,] как его избивали и всяческими пытками добились от него показаний, что он японский шпион. Особенно неистовствовал Горобец — 3-й отдел УГБ НКВД УССР, который бил его по половым органам, пяткам, голове, а также ставил на острие квадратика[,] [известны и другие утонченные методы, применявшиеся к провокатору Герзону (быв[шему] пом. нач[альника] СПО НКВД), Гулакову и к другим его сокамерникам.
Моего сокамерника Еременко Михаила Васильевича, бывш[его] Нач. Житомирской облмилиции, орденоносца — со дня его ареста (25 мая [19]38 г.) следователь Одиноков — особотдел НКВД УССР [-] взял в работу, а после него уже непосредственно в тюрьме начали пытать: Нач. опер[ативно]-след[ственной] группы мл. лейтенант Госбезопасности Воля-Гойхман, один из популярных организаторов провокации типа Перцова, вместе со следователем Тульским и другими в несколько пар рук добили и дотоптали Еременко до полутрупа. Тело Еременко было черное, как посеченные на нем брюки, и из цветущего креп[ыш]а сделали скелет, валявшийся 5 недель на кровати. Только благодаря тому, что бывш[ий] Зам. Нач. Черниговского ОУ НКВД Геплер Абрам Ильич, содержащийся уже 10 месяцев в тюремной больнице, вследствие его избиений Ружинцевым, Назаренко и др[угими], в то время, когда я его в августе 1938 г. уже носил на руках в уборную, заявил Воле-Гойхману, что Еременко мочится кровью — Еременко давали несколько дней булочки с маслом.
Еременко М.В. стойко по большевистскому вел себя все время и не допускал провокации[,] и также[,] как и я, с недоверием относился к давшим показания Геплеру и Френкелю Михаилу — быв[шему] Нач. Особ[ого] отдел[а] У майской Авиабригады, хотя то состояние, в котором находились Геплер и Френкель в результате их «допросов» Ружинцевым и Друшляком (весьма популярные бандиты-провокаторы)[,] давали основание сомневаться в правдивости этих показаний.
В результате всего я убежден, что Еременко М.В. является жертвой провокации и оговора б[ывшим] Нач. Житомирского ОУ НКВД — Вяткиным и другими, он будет безусловно освобожден военным трибуналом наших войск на Украине, как невиновный ни в чем перед н[ашими] органами.
Моего сокамерника Горина Александра Евгеньевича — бывш[его] Нач. Старобельского Окротдела НКВД, несмотря на сердечные припадки, при которых мы его с трудом возвращали к жизни, «допрашивали» не только ремнями, резиновым тросом и разными палками[,] как нас, но еще применяли крученые веревки. Свыше месяца он стойко держал себя, несмотря на все испытания Ружинцева и Хаита, а потом в конце августа 1938 г. его убрали от нас куда-то.
О нем я просил бы допросить Аксельрода Леонида — Сталине ОУ НКВД, который ручается за его безграничную преданность партии и соввласти. Также как я и он — Аксельрод, уверены в преданности Еременко М.В.
Все выше изложенное мне известно лично, своими ушами слышал и своими глазами видел результаты «допросов» Еременко, Геплера, Горина и Френкеля, содержащихся под стражей и поныне.
Поскольку Нач. ОСУ НКВД СССР майор госбезопасности тов. Тучков предложил мне написать обо всех бандитских провокационных фактах, известных мне, я ниже освещаю факты со слов.
19-го сентября 1938 г. я был переведен в камеру 4-2 и только там рассеялись окончательно все мои сомнения в правильности моего первичного анализа о методах некоторых провокаторов, проникших в ряды Советской разведки.
Только столкнувшись с массой «врагов народа»: Розенбергом Григорием Михайловичем, Савельзоном, Миллером, Старченко, Пустовойтом, Левиными Иосифом и Павлом, Давидовичем Петром, Гаркушей Григорием, Кушнирским Шапсом, Абрашей Кузнецовым, Антоном Данильцом, Павлом Яковлевичем Бернардовым, Гильбургом и Чаком, освобожденными в этом году, я убедился, что чья-то вражеская рука действует в тюрьме, но, по своей наивности и присущей мне безграничной вере в наших руководителей, я спорил и добивался [вызовов] к Успенскому, Ежову, Яролянцу и Назаренко, чтоб меня вызывали, дабы я мог открыть им глаза. Я собирался бежать, будучи уверенным, что Воля-Гойхман, Волошин и другие проявляют усердие не по разуму, и прорваться как- нибудь в Москву к н[ашему] руководству, но[,] к счастью[,] меня допрашивали все время в подвалах Спецкорпуса, откуда побег немыслим. Готовил письмо Наркому из хлебных букв, писал спичками, но изоляция настолько хороша, что никак не свяжешься даже с Наркомом, все решал твой следователь, он твой властелин.
Большинство освобожденных прошли, как и я, суровую школу пыток, а особенно досталось освобожденному Кущу Александру Михайловичу — г. Киев Пушкинская №31 кв. 9 которому Легкий из 11-го отдела перебил ухо (внешнее), колол иголками, перьями и др[угие] тонкости, заставлял петь «Боже царя храни» и др[угое]. Ноги были сильно изукрашены, что даже я спустя пару месяцев видел ужасные следы — раны на ногах.
Почти так же пытали восстановленного в чл[енах] ВКП(б) Миллера Гельмута Густовича — г. Киев[,] Саксаганского 28[,] кв. 331, после несколько десятков «допросов» его уже носили даже к параше и он как труп [уже] почти полгода.
Особенно отличились [в пытках] и стали знаменитыми: Горобец, Вишневский и Лабузеев — 3-й отдел УГБ НКВД УССР, Воля-Гойхман, Тульев и Одинокое — 5-й отдел УГБ НКВД УССР, Волошин, Друшляк и Беленький — 4-й отдел (СПО) УГБ НКВД УССР, а также Ивашко или Иващенко из СПО.
Все эти людишки, использовавшие наши органы с вражескими целями, нанесли значительный ущерб своей деятельностью, а между тем они работают (правда не все) в органах НКВД и не привлечены ни к партийной, ни уголовной ответственности, несмотря на мои хождения в Киеве и в НКВД, и в н[ашей] прокуратуре.
Потеряв всякую надежду на возмездие этих бандитов в Киеве и усомнившись в своей вере об освобождении из тюрьмы Еременко Михаила Васильевича и Герчикова Олега Григорьевича, за которых я и еще многие ручались, что они невиновны.
Особо хочу осветить работу бывш[его] Нач. Новоукраинского райНКВД Илликова, откомандированного с Украины 16 сентября [19]38 г. в распоряжение ОК НКВД СССР для работы в РСФСР.
Весной 1938 г., еще до моего ареста, мой шурин Лоткин Арон Маркович, работавший тогда управляющим Ново-Украинским банком, рассказал мне, что он сидел под стражей в Ново-Украинском тюрьподе одну ночь, за которую он поседел.
За эту ночь он насмотрелся и наслушался от ряда сокамерников[,] как их избивали и пытали, вынуждая писать всякие небылицы, причем ему, Лоткину, посоветовали дать сразу любые показания, ибо его иначе покалечат, т. к. это сделали с упорствующими.
Илликов не забывал расправляться с теми, кто добился от пленума РПК выражения ему — Илликову — политического недоверия за то, что он скрывал у себя родственника, который впоследствии был расстрелян как враг народа.
В настоящее время многие жертвы Илликова освобождены, как то: Дранков, Макеенко и другие, Лоткин восстановлен в рядах ВКП(б).
Тогда я усомнился в рассказе Лоткина и заявил ему, что это чьи-то фантастические бредни или вражеская провокация, направленная против н[аших] органов, беспощадно расправляющихся с врагами народа. Я запретил ему больше говорить и поменьше слушать, что всяческая сволочь будет о нас рассказывать.
Теперь же для меня стало очевидным, что Илликову место на скамье подсудимых, но, во всяком случае, не в органах, ибо нам нужны следственники[,] а не провокаторы.
Поэтому прошу проверить и дела Илликова, работавшего в Одесском и Киевском ОУ НКВД после Ново-Украинки.
Я решил добиться этого в Москве, где реагируют действительно по партийному.
В этом я всегда был уверен, а после моего разговора с Главным военным прокурором тов. Разовским о Еременко и с тов. Тучковым — ОСУ НКВД СССР, я убедился, что я хорошо сделал, что приехал в Москву. Здесь я опять обрел полный покой и уверенность в победе правды.
Я не хочу вторично писать о деле Еременко и Герчикова, поскольку я подал заявления о них тов. Розовскому и Маркееву — особсовещание [при НКВД СССР].
Для того чтобы убедиться во всей вражеской деятельности перечисленных выше работников НКВД Украины, я прошу Вас поручить кому либо из работников НКВД СССР выехать в Киев и допросить на освобожденных, перечисленных мною выше, но и некоторых лиц, содержащихся под стражей в Киеве и во враждебности которых сомневаюсь не только я один: Еременко Михаил Васильевич, Герчиков Олег Григорьевич, Озерянский Григорий, Горин Александр Евгеньевич, Геплер Абрам Ильич, Вольневич Иван Клементьевич — быв[ший] нач[альник] отдела УРКМ НКВД УССР, Скульский Александр — быв[ший] заместитель Начальника УРКМ НКВД УССР — орденоносец, Лойцкер Юухим Абович, Парташников Михаил Борисович — быв[ший] временно исполняющий д[ела] нач. Санотдела НКВД УССР.
Я не хочу описывать подробно о камерных разговорах насчет добитых б[ывших] сотрудников НКВД УССР — Шор, Френкель, Ясинский, ибо этим ничего уже помочь нельзя, виновники их смерти, вероятно, наказаны.
Поскольку у нас на Украине ряд работников живут еще под страхом и[,] как чеховский «человек в футляре»[,] дрожит как бы чего не вышло — поэтому у нас весьма медленно ликвидируются последствия и многие вопросы затягиваются очень долго.
Очень прошу Вас расследовать изложенное силами центрального аппарата, ибо в объективности в Киеве сомневаюсь — никто ведь с марта с[его] г. не реагировал совершенно.
О себе лично я написал 31 мая с[его] г. отдельно.
А.Д. Городецкий.
ГДА СБ Украiни, Kuiв, ф. 12, спр. 114, арк. 4-6 зв. Оригинал. Рукописный текст.