Жалоба осужденного И. Левина Прокурору СССР А .Я. Вышинскому на незаконные методы следствия с просьбой о реабилитации. 7 апреля 1939 г.

7 апреля 1939 г.

г. Соликамск

10 ноября 1938 г. Верхсудом Союза был в порядке надзора отменен приговор, вынесенный 14.08. [19]38 г. Винницкой Спецколлегией Облсуда расстрел — мне, ЛЕВИНУ Иосифу Давидовичу, и заменен 10 годами лагеря. Я хочу теперь изложить и описать Вам, как меня, члена ЛКСМ с 1919 года, члена партии с 1928 года отдельные работники Винницкого НКВД сделали контрреволюционером, врагом народа, «оформили» все это как следует, передали суду и добились вынесения мне столь жестокого приговора.

21.04. [19]38 г. утром пришел милиционер, забрал у меня партийный билет и через 15 минут я уже был в IV отделе Винницкого НКВД. В IV отделе в течении 10 дней со мной делали все, т. е. ПЫТАЛИ, БИЛИ ПАЛКАМИ. Мне предъявили обвинение в «польском шпионаже». Но никакими методами физического воздействия следствию не удалось заставить меня подписать это обвинение. Тут же начальник IV отдела мне заявил: «ТЫ ЛЕВИН, ПРЕТЕНДУЕШЬ ОРДЕН ПОЛУЧИТЬ ЗА СВОИ ЗАСЛУГИ, НО ИМЕЙ ВВИДУ, ЧТО ЕСЛИ МЫ ИЗ ТЕБЯ НЕ СДЕЛАЕМ ШПИОНА, ТО ВСЕ РАВНО ТЫ БУДЕШЬ ТРОЦКИСТОМ, НАЦИОНАЛИСТОМ, НО ЖИВЫМ ОТСЮДА НЕ ВЫЙДЕШЬ».

Так и сделали, перевели меня в III отдел и тут начались УЖАСЫ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИНКВИЗИЦИИ надо мной.

Начальник отдела ШИРИН, МАЙСТРУК, ГЛУСКИН меня ИЗБИВАЛИ. Я десять дней подряд стоял на одной ноге, били палками. А узнав о том, что я болен пороком сердца, все удары были направлены именно в область сердца.

Предлагали мне подписать любое из предъявленных мне обвинений, — я мог выбрать, что я хочу: мог принять на себя обвинение в троцкизме, принадлежность к сионистской организации, либо членом контрреволюционной организации «Бунд».

Через несколько дней напор на то, что я должен стать «бундовцем»[,] усилился. Дело в том, что III отдел Винницкого НКВД начал подготавливать инсценировку «Бундовского процесса» и я, как учитель Еврейского Педтехникума[,] подходящая кандидатура для такого процесса.

И только после нечеловеческих пыток я был поставлен перед необходимостью признать правдоподобными слова обвиняемого по другому делу ШЕЦЕНОЦЕНОВА, что он якобы завербовал меня в конце декабря 1937 года в контрреволюционную бундовскую организацию, которую Фиктивно создали следственные органы Винницкого НКВД. Не имея физической возможности вынести ПЫТКИ, я подписал это «обвинение».

ПРИПИСАННОЕ МНЕ ОБВИНЕНИЕ — ЛОЖНОЕ, ПРОВОКАЦИОННОЕ!

О чем свидетельствует все вышеизложенное?

Это свидетельствует о том, что следствие не исходило из определенной конкретной вины, а привлекло к ответственности меня, человека абсолютно честного, никогда в других партиях не состоявшего, преданного коммуниста.

Следствие в лице — МАЙСТРУК, ШИРИН, ГЛУСКИН — работники Винницкого НКВД фиктивно сослали мне дело, чтобы уничтожить меня, ни в чем неповинного человека и этим самим «заслужить» себе славу и ордена.

После того как я подписал, что я являюсь членом этой придуманной следственными органами «бундовской организации»[,] начались новые ПЫТКИ. От меня требовали, чтобы я «завербовал» несколько человек в указанную «организацию» (лекторов Педтехникума). Причем мне обещали, что если я «завербую», то мне будет смягчено наказание. На это предложение я ответил категорическим отказом, отказался предавать честных советских людей и не назвал ни одной фамилии — эти люди находятся на свободе.

За пару дней до суда я был вызван из тюрьмы в НКВД к следователю РЕШЕТИЛОВУ, там сидел молодой человек в штатской одежде[,] назвавший себя Прокурором по спеццелам[,] и [который] назвал свою фамилию ДРОГОБИЦКИЙ. Прокурор спросил меня, как я намерен себя вести на процессе? Я ему ответил. что буду говорить правду, что я ни в какой контрреволюционной бундовской организации не состоял, а то. что я подписал в протоколе допроса — это потому, что меня ИЗБИВАЛИ. ПЫТАЛИ. Дрогобицкий озверел, встал и обращаясь к следователю сказал: «НАДО ЕМУ СЕГОДНЯ УСТРОИТЬ ВАРФОЛОМЕЕВСКУЮ НОЧЬ». Мне же сказал и пригрозил, что таким поведением на суде я сделаю себе хуже.

Суд происходил в тюрьме. В сущности, это не было судебное заседание, а инсценировка процесса, задуманного с предвзятой целью. «Руководил» судебным заседанием не председатель суда Носков, а комендант Дьяков. Не давали мне задавать вопросы. Я просил председателя суда, чтобы были вызваны свидетелями на судебное заседание два студента — ШТЕЙНВАС и ЭДЕЛЬМАН. фамилии которых фигурировали на суде в том смысле, что якобы я агитировал их, чтобы они не поехали на работу в БИРОБИДЖАН. Никаких показаний этих двух студентов Техникума в деле нет. Председатель суда на мою просьбу никакого внимания не обратил, и они, эти два студента[,] на суд вызваны не были. Очевидно свидетельские показания указанных двух студентов были суду не выгодны.

«Суд» кончился — мне был вынесен суровый приговору расстрел. Я 98 дней просидел в камере смертников. И несмотря на все переживания, я не потерял веру в справедливость Советского правосудия.

После суда в камеру смертников пришел государственный защитник писать кассационную жалобу. Я требовал от защитника, чтобы он писал всю правду, что я не состоял ни в какой контрреволюционной организации; защитник тогда отказался писать такую кассационную жалобу, сказав, что напишет общую для всех нас[,] семи смертников. ПИСАТЬ ЖЕ НАМ кассационную ЖАЛОБУ КАЖДОМУ В ОТДЕЛЬНОСТИ НЕ ДАВАЛИ в ВИННИЦКОЙ ТЮРЬМЕ.

В настоящее время я лежу больным в лазарете в гор. Соликамске Пермской области. Моя болезнь явилась в результате пережитых мною моральных и физических переживаний (пытки, избиения, навязывание контрреволюционного обвинения). Состояние мое таково, что мне едва ли осталось много жить. Но я хочу, чтобы знали Вы. что я ни в какой бундовской контрреволюционной организации не состоял. Я был честным коммунистом и таким умру. Хотя я еше очень молод — мне всего 34 года и умирать не хочется, особенно умирать с тяжким сознанием. что меня, ни в чем неповинного, честного коммуниста опорочили подлинные враги народа. Умоляю Вас, задумайтесь над создавшимся положением и воздайте по заслугам этим майструкам, шириным, глускиным — этим настоящим врагам народа, спровоцировавшим в своих интересах честных, советских людей!

Еще раз прошу Вас опротестовать приговор, вынесенный Спецколлегией Винницкого Облсуда в составе председательствующего Носкова, прокурора Дрогобицкого[,] и реабилитировать меня и мою семью.

Ввиду моего исключительно болезненного состояния, угрожающего моей жизни, прошу срочно опротестовать, разобрать мое дело и оправдать ни в чем неповинного человека[,] вернув меня к честному труду.

За И.Д. Левина
жена его
[подпись] И. Д. ЛЕВИН.

ГДА СБ Украiни, Киiв, ф. 5. спр. 66927, т. 24, арк. 118-122. Заверенная копия. Машинописный текст.

На документе напечатано: «осужденного Спецколлегией Винницкого облсуда по статье 54-10 часть I, 54-11 Левина Иосифа Давидовича г. Соликамск Пермской области Усольлагерь почтовый ящик № 1, лазарет НКВД». На документе есть резолюция [неразборчиво]. И приписка жены (от руки): «Подлинник заявления моего мужа за его подписью находится у меня на руках и может быть предоставлен В[ам] по первому требованию. [Подпись]».