Просьба осужденного М. Брускина к Прокурору СССР А .Я. Вышинскому о пересмотре дела. 18 марта 1939 г.

18 марта 1939 г.

Ерцевский лагпункт Архангельской области

21 мая 1938 г. я был арестован органами НКВД в гор. Виннице и приговорен Спецколлегией Винницкого Облсуда к высшей мере наказания. Верховный Суд СССР приговор заменил 10 годами исправительно-трудового лагеря.

Когда меня увели из дома, я предполагал, что произошло недоразумение и на другой день я буду освобожден. Но как только меня привели в здание НКВД меня сразу «угостили» сильно несколькими подзатыльниками. Тут же мне стало ясно, что происходит что-то неладное, никак не соответствующее указаниям и директивам Партии и Правительства.

На другой день следователь Фукс заявил мне, что меня обвиняют в принадлежности к якобы существующей подпольной контрреволюционной организации «Бунд»[,] выражавшейся в вербовке мною одного человека, но именно какого человека[,] мне не говорили. Услышав такое ложное обвинение, меня сильно ошеломило это, и я стал категорически отрицать свою причастность к заведомо ложному делу. Но когда ко мне стали применять насильственные методы путем сильного избиения, в результате чего я оглох и потерял верхнюю челюсть зубов, когда я простаивал по 2-3 недели без сна и еды — меня все это привело в удручающее, нервное состояние и я был просто невменяем. Я не знал, где я нахожусь.

Должен отметить следующий факт, что спустя 7 дней после моего ареста ко мне в камеру бросили Гитштейна Мейера Давидовича и заставили подписать меня, что я завербовал его в организацию «Бунд», а Гитштейна заставили подписать, что он действительно был мною якобы завербован.

Не будучи в состоянии устоять перед всеми пытками, и боясь остаться калекой на всю жизнь, я вынужден был подписать предъявленные мне «обвинения», полагая на суде доказать свою невиновность. Меня по очереди допрашивали и избивали следователи: Фукс, Майструк, Глуский, Решетило. Считаю нужным отметить, что Прокуратура тоже была, к сожалению, не на высоте своего положения.

За несколько дней до суда я был вызван в НКВД, где сидели следователь Решетило, который вел мое дело, избивал и мучил меня, а также прокурор Дрогобицкий, обвинявший меня впоследствии на суде. Следователь Решетило стал меня уговаривать, чтобы я на суде не стал путать и отрицать свои показания, данные мною на предварительном следствии, ибо это повлечет за собой новое доследование, которое попадет снова к нему же Решетило, с повторением ПРОЙДЕННОГО, и что он все равно заставит меня подписаться, и что лучше подтвердить на суде показания, данные на предварительном следствии, получить легкое наказание и на этом закончить. Тут же присутствовавший при этом прокурор Дрогобицкий обратился ко мне со следующими словами: «Скажи мне, неужели ты за два года никого не вербовал, кроме одного человека[,] и никого из лесных работников, хотя следователь тебе поверил, но Прокуратура тебе не верит и на суде я тебе докажу, кого ты еще завербовал».

Видя такое отношение со стороны Прокуратуры, я не стал ничего говорить ему, понимая всю бесполезность, ибо Прокурору было известно о всех мерах, принятых по отношению ко мне, и я решил, что только пролетарский суд во всем разберется и ему я только сумею доказать свою невиновность в возводимом на меня искусственным образом ложном обвинении путем избиения и прочих пыток.

Перед началом суда[,] 13 августа, ко мне в тюрьму пришел Каменецкий[,] защитник, назначенный судом[,] и тоже стал уговаривать и советовать лучше подтвердить данные на предварительном следствии показания, что, мол не стоит зарваться с прокуратурой, хотя ему хорошо была известна моя невиновность и он знал, что меня заставили подписать на себя ложные признания путем применения всяких пыток, но все-таки он советует сознаться, ибо сейчас ТАКАЯ СИТУАЦИЯ.

Тогда он привел меня в недоумение, я просто не знал, что со мной делается. На суде все же я не мог лгать и виновным себя не признал. Суд всячески старался перекрестными вопросами, в лице Носкова, Левиной и Дрогобицкого запугивать и запутывать меня, и, наконец, все же зафиксировал, что я мол хочу ввести суд в заблуждение, после чего мне был вынесен такой жуткий приговор — расстрел. Хочу добавить, что ни на предварительном следствии, ни на суде не было доказано, какую агитацию я вел против Советской власти. С какой массой, и как. Даже сам свидетель «вербовщик» Хаим Шварц говорил, что он меня один раз встретил на улице, «завербовал» и больше меня не видел. Многих из подсудимых, фигурировавших на суде со мной в этом «деле»[,] я увидел на суде впервые.

Я заявляю со всей ответственностью перед Партией, Правительством и Советским Судом, что это НАГЛАЯ ЛОЖЬ ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА. Я никогда не принимал участия, ни в каких контрреволюционных организациях, и никогда не буду врагом народа и Советской власти до конца дней моей жизни.

За все годы моего пребывания в Коммунистической Партии я не думал о личной жизни, весь мой идеал, всей моей жизни были Партия Ленина-Сталина и Советская власть. Никогда за все время я не примыкал ни к каким антипартийным группировкам, оппозициям. Не имел никаких взысканий и выговоров, как по партийной, так и по служебной линии.

ЗА ЧТО ЖЕ СЕЙЧАС Я ДОЛЖЕН БЫТЬ ЗАТОЧЕН В ЛАГЕРЯ И ПЕРЕНОСИТЬ НЕЗАСЛУЖЕННЫЕ НАКАЗАНИЯ?

Прошу пересмотреть мое дело, разобраться в нем, установить мою невиновность и вернуть меня из далеких лагерей к честному труду на благо своей цветущей Родины, которой я отдал 20 лет своей жизни.

[подпись] БРУСКИН.

ГДА СБ Украiни, Kuiв, ф. 5, спр. 66927, т. 24, арк. 1-3. Оригинал. Машинописный текст.

Адрес написания заявления: Ерцевский лагпункт, Мостовицкий лагерь, 46-я бригада, 4-е отделение Архангельской области.