Из протестного письма крестьянина Северо-Кавказского края Д. Г. Коломийца. 27 декабря 1930 г.
27 декабря 1930 г.
Уважаемый Михаил Иванович!
В своем письме я хочу сказать несколько слов относительно «Промышленной партии». [...]
В одной нашей краевой газете («Колхозная правда» от 9 декабря) «По телеграфу из Москвы» читаем «...приговор встречен бурными аплодисментами переполнившей зал публики».
Ну еще бы не аплодировать! Без желания самой головы руки захлопают от удовольствия произнесенным над вредителями приговором об их уничтожении...
Но, увы, получилось то, что ни в какой степени нельзя было ожидать. Трагикомично, смешно, но все-же непонятно: перед чем остановилось советское правительство, заменив расстрел 10 годичным лишением свободы вредителям? Интересно, перед чем остановились, из-за чего отступило назад советское правительство, отменив расстрел вредителям, когда приговор был окончательный и обжалованию не подлежащий? Отчего была сдана крепкая позиция перед беспомощными представителями готовящейся интервенции? Неужели угрожающее помахивание пальцем Пуанкаре-Войны заставило нас испугаться и отступить назад под торжествующее ликование своры капиталистов?... Несомненно. Если где в другом месте мы проявили свой большевистский героизм, то не здесь ли проявили свою беспомощность, свою классовую пролетарскую трусость?
Уважаемый Михаил Иванович! Вы знаете тайну государственных секретов, так скажите пожалуйста, что заставило Вас так циркулярно издать постановление о замене вредителям расстрела — только лишением свободы, в то время как масса безоговорочно требовала именно расстрела?...
В пункте втором «Постановления Президиума ЦИК СССР» написано: «Советская власть не может руководствоваться чувством мести в особенности в отношении обезвреженных, сознавшихся и раскаявшихся преступников».
(Хорошо, что мы их заблаговременно обезвредили, а то, пожалуй, они бы нас не так, по-настоящему обезвредили!)
Поскольку Промпартия руководствовалась чувством мести по отношению к нам, социалистическому обществу, постольку мы должны применить чувство подлинной мести и по отношению к ним. Это поединок классовой борьбы и эта борьба идет не на жизнь, а на смерть: либо уничтожение диктатуры пролетариата, либо уничтожение диктатуры буржуазии. А поскольку это так, постольку мы не должны останавливаться перед тем: расстрелять ли вредителей или заменить 10-годичным лишением свободы. Мы, коммунисты, должны быть тверды в намерениях и не отступать ни на шаг перед замыслами капиталистов... Небось Рамзин, Ларичев и КО никакой жалости не клали на рабочее-крестьянскую массу; наоборот, старались притеснить, поставить в безвыходное положение, — так зачем же нам их жалеть?
Позвольте, многоуважаемый Михаил Иванович, упрекнуть Вас в одном, а именно: если «советская власть не может руководствоваться чувством мести» к таким вредителям, как Рамзин, Ларичев и др., то почему она (Сов. власть) руководствуется чувством мести к мирным, совершенно безвредным хлеборобам, ссылая, разлучая с семьей, на долгие сроки, в отдаленные с неприветливо-суровым климатом, уголки нашей страны, откуда бежали свободные поселенцы и жизнь человеческая немыслима? Я не говорю уже о таких деревенских кулаках, которые содержали паровые мельницы, маслобойни, конезаводы, или были атаманами, пользовались наемной силой, ибо эти достойны наказания. Но что же касается — к примеру укажу — ссылки таких людей, которые кроме хаты да земельного надела, ничего не имели, то очевидно, здесь играли высшие чувства мести советской власти в отношении этих безвинных людей. За что сослали неведомо куда моего соседа — середняка Дмитрия Лукашева, жена которого, отчаявшаяся с детьми из-за затруднительного положения в жизни покушалась на свою жизнь, вешаясь? Или другой пример — 21/XI с. г. вместе с числом 341 сослали 20-летнего парня — середняка Алексея Мих. Тарасова в самый отдаленный уголок страны — Карельскую республику, в Мурманск? Неужели эти невинные люди носили маску вредительства? По-моему, если Лукашевы, Тарасовы достойны наказания в ссылке, то Рамзины, Ларичевы достойны лишения жизни — расстрела.
Если мое письмо останется гласом вопиющего в пустыне, то тогда непонятной становится советская действительность...
Уважающий Вас Коломиец Дм. Гр.
Даю краткую справку о себе:
Хлебороб, бедняк, 1910 года рождения, интересуюсь науками: историей, политикой, философией и, в особенности, литературой; занимаюсь самообразованием.
Живу в станице Северской — на Кубани — в шестом квартале Северо-Кавказского Края —
Коломиец Дм. Григорьевич
Там же. Л. 57-60 об. Рукописный подлинник, автограф Д. Г. Коломийца. Опущена первая часть письма, содержавшая реферативное изложение приговора Верховного Суда и постановления Президиума ЦИК СССР.