Информация сотрудника Полпредства СССР в Германии Б. Д. Виноградова об обсуждении с немецкими дипломатами текущих вопросов, включая «антисоветскую кампанию» в печати. 26 ноября 1930 г.
26 ноября 1930 г.
Секретно
Дневник Виноградова
Разговор с Динстманом и Шлезингером 27[-]го ноября
1. Просил информации о галатской и венской конференциях Дунайской комиссии (1-ая в конце ноября, 2-ая в середине декабря). Просил предоставить нам все договора, заключенные Германией с другими государствами начиная с 1[-]го января [19]30 года (в связи с циркуляром НКИД № 582 от 15 июля [19]30 г.). Просил также предоставить нам договора за тот же срок, заключенные странами Южной Америки. По этому последнему вопросу Динстман просил написать официальную ноту.
2. По вопросу о ликвидации Штеттинской пароходной компании Динстман рекомендовал мне обратиться к Шлезингеру, который этим занимается. Я тут же встретился с Шлезингером и изложил ему суть дела. Шлезингер обещал в ближайшее же время выяснить, кто будет наследником Штеттинской пароходной компании. Между прочим, когда я заметил, что эта компания ликвидируется, Шлезингер поправил меня, сказав, что она не ликвидируется, а реорганизуется.
3. Продолжал разговор с Динстманом по вопросу об антисоветской травле в германской печати. Я сказал ему, что этой травле предшествовал целый ряд враждебных СССР актов, которые по существу подготовляли эту новую антисоветскую кампанию. Сначала появился протест германских ученых, в то время как ученые других стран не выступали с подобными протестами. Потом было созвано собрание в Спортпаласте (Союз Защиты <западной культуры>), о котором я своевременно предупреждал Динстмана. Динстман вставил замечание, что он ходил к организаторам этого собрания и приложил немало усилий к тому, чтобы смягчить выступления и ограничить их специфической (религиозной) областью. Я ответил Динстману, что к сожалению его усилия не имели никакого успеха, поскольку ораторы Союза защиты совершенно не стеснялись и не ограничивались в своих речах. В Спортпаласте снова была пущена утка о многоженстве в СССР, чего мы не слышали уже со времен интервенции. Следующим этапом является та клеветническая кампания, которая была развернута «Рулем» и «Социал[истическим] Вестником». Сначала «Руль» писал о невозвращенчестве [Б. С.] Стомонякова, о чем мы опять таки своевременно делали представление Аусамту. Потом появились сообщения [«]Социал. Вестника[»] о заговоре Блюхера, убийстве Сталина и перерыве сообщения с Москвой. [«]Форвертс[»] тут же перепечатал эти сообщения и оно пошло гулять по всей прессе. На ряду с этим процесс вредителей, в противовес которому была выпущена утка о перевороте в Москве, сопровождался неслыханно враждебными СССР комментариями, что могло служить только на руку французам. Я сказал Динстману, что антисоветские кампании — дело для нас не новое, что в целях подготовки интервенции они будут неоднократно повторяться, но что меня крайне удивляет, что эта кампания началась и развернулась именно в Германии, не являющейся участницей анти-советского блока. Я подчеркнул, что материалы для этой кампании были почерпнуты из мутного источника — [«]Руля[»] и [«]Социалист. Вестника[»], приютившихся в Берлине и периодически отравляющих общественное мнение ложной информацией. Наконец я заметил, что утверждени[я] прессы в продолжении почти недели о «революции» в Москве создавали такое впечатление, что правительственные органы Германии действительно не имеют никакой связи с Москвой (я намекнул этим на запоздалость и недостаточность опровержений, исходивших из Аусамта). Закончил указанием на то, что не только Берлин в те дни не мог соединиться по телефону с Москвой, но и Москва с Берлином, однако это не дало повода нашей печати утверждать, что в Германии революция. Динстман отвечал по пунктам. По поводу протеста ученых он сказал, что появление этого протеста именно в Германии объясняется тем, что германские ученые больше, чем ученые других стран, связаны с учеными СССР. На эту тему у нас завязалась довольно пространная полемика, которую я не записываю и в продолжении которой я рассказал ему об инциденте с Зерингом и о письме Прянишникова. По поводу кампании прессы Динстман ответил, что может здесь и сыграли свою роль белогвардейские газеты, но нужно иметь в виду и следующий фактор: возвращение более двух сот германских рабочих из СССР и непрекращающиеся аресты среди немцев, русских граждан. Динстман снова назвал цифру — 60 арестов в течение сентября месяца (просьба ко 2[-]му Запад[ному] отд[елу НКИД], правильны ли эти сведения и были ли представления со стороны германского посольства в Москве). Я ответил Динстману, что по моему мнению эти факторы играли в последней антисоветской кампании ничтожную роль, что немецкие газеты почти ничего не писали об арестах среди русских немцев и о возвратившихся рабочих, но зато много писалось об арестах профессоров вредителей в крайне враждебном для СССР духе. Наконец, если в Германии кто[-]либо недоволен арестами среди русских немцев, то это не значит, что в течение недели нужно распространять всей прессе нелепые сведения о перевороте в Москве и об убийстве Сталина. Динстман резюмировал, что все[-]таки до тех пор пока репрессии в СССР продолжаются пресса будет нервничать. Мне оставалось только заметить, что подобные инциденты омрачают советско-германские отношения, с чем понятно мой собеседник не пр[е]минул согласиться.
(Виноградов)
АВП РФ. Ф. 056. On. 15. П. 31. Д. 9. Л. 71-73. Машинописная копия того времени. Дата и гриф секретности машинописью. На Л. 71 вверху слева написаны от руки входящий номер и дата «1/ХII-30 г.», справа штамп Секретариата Западного отдела НКИД СССР с вписанными от руки номером и датой «30 XI 1930 г.». Ниже рукописная помета «архив» (подпись-росчерк, неразборчиво).