Письмо А.Д. Горячева в ЦК КПСС об обстоятельствах судебного процесса по делу об убийстве С.М. Кирова в 1934 г. 25 марта 1956 г.

25 марта 1956 г.

г. Москва

Обстановка и обстоятельства, сложившиеся вокруг судебного процесса Военной коллегии Верховного суда СССР от 28—29 декабря 1934 года по делу о злодейском убийстве Сергея Мироновича Кирова (дело Николаева, Котолынова и др.), как они сохранились в моей памяти, следующие.

1.  Прежде всего, сам факт злодейского убийства вызвал во мне, как и во всем советском народе, волну возмущения против убийц. Как рисовали тогда газеты обстоятельства убийства, нельзя было допустить мысли о случайности убийства, а прямо напрашивается вывод об организованном акте, совершенном какой-либо группой антисоветских людей.

Когда же стало известно, что некоторые члены Политбюро ЦК во главе со Сталиным ездили в Ленинград для проведения следствия по делу об убийстве, так как работники Ленинградского областного НКВД якобы не справились с этим делом, придав ему неполитический характер, то для меня стало ясно, что 1 декабря 1934 года действовала организованная рука контрреволюционеров, видимо, троцкистско-зиновьевского толка (во время чистки рядов партии в 1929 году я, как председатель тройки по чистке, наблюдал некоторых троцкистов и зиновьевцев, очень злобно настроенных против партии). С другой стороны, это обстоятельство (поездка членов Политбюро) говорило о том, что предварительное следствие по делу об убийстве проводится по-партийному, объективно.

2.  Обстановка на судебном процессе по делу Николаева, Котолынова и др. сложилась своеобразная. Как в зале судебного заседания, так и в комнате для отдыха и для совещаний суда все время находились зав. управления кадрами ЦК ВКП(б) Ежов и заместитель Прокурора СССР Вышинский. Все вопросы, касающиеся судебного следствия: с чего начать и как продолжать ведение судебного следствия по делу, решались совместно Ульрихом, Ежовым и Вышинским.

С Москвой была установлена постоянная телефонная связь, и Ежов, Ульрих и Вышинский неоднократно выходили в другую комнату к телефону для переговоров с Москвой, думаю, что со Сталиным. О чем конкретно велись телефонные разговоры, я не слышал и делился ли Ульрих с нами — судьями о результатах переговоров с Москвой, сейчас не помню. Только помню, что для разговора по телефону Ульрих выходил два или три раза.

Дело рассматривалось в помещении Военного трибунала Ленинградского военного округа.

3. Кто из подсудимых и как показывал на суде — кто из них отрицал свою вину, кто подтверждал полностью или частично — через 21 год с лишним вспомнить трудно, но это можно точно установить из протокола судебного заседания. С уверенностью можно только сказать на память, что, вероятно, каждый из подсудимых подтверждал то, что он показывал на предварительном следствии, иначе все дело было бы снято с судебного рассмотрения.

Вместе с тем мне вспоминается, что подсудимый Николаев в начале своих показаний на суде пытался придать убийству С.М. Кирова не политический, а личный характер, утверждая, что убийство он совершил по личным мотивам. И только после напоминания председателем суда Ульрихом показаний, данных им, Николаевым, на предварительном следствии, он стал подтверждать свои показания. Эти колебания в показаниях подсудимого Николаева я относил на счет его желания смягчить свою вину и ответственность за совершенное злодеяние.

4. Своеобразность этого судебного процесса сказалась и на том, что по окончании судебного следствия по делу приговор не писался всем составом суда, а был им подписан текст приговора, изготовленный заранее. Принимал ли участие Ульрих в составлении проекта приговора, мне неизвестно, но подписанный составом суда приговор был получен из Москвы и передан суду или Ежовым (что вероятней всего) или Вышинским. (Эти подробности в памяти не сохранились.)

Порядок подписания судьями готового текста приговора был повторен и при рассмотрении первого дела о Зиновьеве, Каменеве и др., состоявшемся 15—16 января 1935 года также в Ленинграде.

Такой же порядок применен был при рассмотрении дела о немецких злодеях в 1945 году по Смоленскому процессу. Таким образом, я трижды участвовал на судебных процессах, когда приговор по делам составом суда не составлялся в совещательной комнате, а присыпался из руководящих органов.

5. Когда судили работников Ленинградского областного НКВД (дело Медведя и др.), я не был в составе суда, но некоторое время присутствовал в зале суда в качестве зрителя. Как мне вспоминается, они обвинялись в том, что не уследили и допустили убийство С.М. Кирова, причем одним из доказательств их халатности служит тот факт, что за несколько дней до убийства Николаев Л. был задержан на трассе, по которой ежедневно проезжал автомобиль с С.М. Кировым, причем был задержан с оружием, но был отпущен работниками НКВД без последствий. Кроме того, им вменялось в вину (если мне память не изменяет) убийство человека, состоявшего в охране С.М. Кирова и охранявшего его в день убийства. Этот процесс вызвал у меня жалость к работникам Лен. НКВД, т.к. мне казалось, что поскольку убийца имел доступ к месту работы С.М. Кирова, поэтому работникам трудно было уследить и предотвратить убийство. Как помню, я сопоставил исторический факт убийства царя в 1881 г., которого хорошо охраняли и все же не смогли убийство предотвратить, может быть, это было наивно с моей стороны, но такое впечатление от суда у меня осталось.

Вот все, что я мог вспомнить из числа заслуживающих внимания фактов и личных впечатлений, связанных с рассмотрением судебного дела по обвинению Николаева, Котолынова и др., осужденных за злодейское убийство С.М. Кирова.

После смерти Сталина среди прокурорских и судебных работников возникали разговоры о том, что С.М. Киров убит был Николаевым не по политическим, а по личным мотивам. Такие выводы совпадали с моими воспоминаниями о первоначальных показаниях Николаева на судебном процессе. И тогда мне приходила в голову мысль о возможности использования Сталиным факта убийства на личной почве и, придав этому факту политическую окраску, пустить в ход в борьбе с партийной оппозицией и в расправе с оппозиционерами — с троцкистами, зиновьевцами и бухаринцами. Такой вариант я допускал, если он шел на пользу нашей партии и нашему государству. Однако мне не приходила и не могла прийти в голову мысль, что убийство С.М. Кирова организовал Сталин, что он способен был применять в работе методы ордена иезуитов, так как я не располагал для такого предположения никаким основанием, а информирован о положении в партии и в государстве был только по газетам и партсобранием.

А.Д. Горячев

Член КПСС с 1915 года, ч/б № 00102146 (инвалид-пенсионер)