1. Социальные отношения в сфере реализации свободы совести как объект государственного регулирования

Из истории вопроса. Проблемам государственного регулирования социальных отношений в сфере реализации свободы совести в современном обществе, особенностям их функционирования посвящено множество научных работ. Полидисциплинарный статус категории свободы совести обусловил многовекторность исследований. Анализ научных работ зарубежных и отечественных исследователей последнего десятилетия позволяет говорить о некоторых тенденциях, связанных с изменениями приоритетов исследований, и дает возможность выявить их основные направления.

Изменения приоритетов исследований связаны в первую очередь с глобальными социальными трансформациями, происходившими в постсоциалистических странах в начале 1990-х. Сам факт обращения ученых к проблемам свободы совести как социальному феномену являлся некоторым научным новаторством, свидетельствуя об изменении мировоззрения и ценностных установок людей.

Если говорить о начале и середине 1990-х, то на отечественную мысль этого времени значительное влияние оказывали работы зарубежных учёных – США и Западной Европы, в большей массе которых явно прослеживался «правовой акцент» – понимание государственного регулирования сводилось к разработке соответствующей нормативно-правовой базы. В качестве предмета анализа рассматривалось главным образом функционирование правовых институтов, совершенство правовых норм, а также их соответствие международным нормативно-правовым актам по правам человека. Обусловлено это тем, что американская концепция свободы совести, её правовая составляющая базируются на веками сложившихся принципах либерализма, которые и составляют её  теоретико-методологическую основу, «фундамент». Устойчивость этого «фундамента» обеспечивает относительную стабильность отношений в религиозной сфере, а существующие проблемы носят в основном правовой характер. Поэтому в трудах американских исследователей основное внимание уделяется преимущественно юридическим вопросам: проблемам соответствия национального законодательства, судебной практики  в данной  сфере Конституции США и международным нормативно-правовым актам.  В последние годы актуальными становятся вопросы религиозных прав мусульман и религиозных меньшинств.

Анализ библиографических источников позволяет определить основные направления и динамику приоритетов научных исследований, выявить предпочтения в научной терминологии западных и отечественных учёных. Следует обратить внимание на то, что западноевропейскими и американскими исследователями чаще употребляются термины «религиозная свобода», «религиозные права», «свобода вероисповеданий», что свидетельствует о приоритетах в теоретической разработке вопросов государственного регулирования социальных отношений в сфере реализации свободы совести.

«Правоцентризм» исследований характерен и для ученых Западной Европы, которые, соответственно, ориентируются на нормы Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, судебную практику Европейского Суда по правам человека.

Проблемы разработки и совершенствования нормативно-правовой базы в сфере свободы совести долгое время являлись основным вектором научных исследований в Беларуси и России 1990-х гг. Причём в работах юристов отчетливо намечалась дискуссия по поводу правовой концепции свободы совести (права на свободу совести). Авторы, рассматривающие регулятивную деятельность государства с либеральных позиций, анализировали большей частью соответствие норм белорусского национального законодательства международным нормативно-правовым актам.

В последние годы в научной литературе все чаще стал подниматься вопрос о необходимости комплексного подхода к государственному регулированию, при котором должны изучаться объективные условия формирования социальных отношений, социокультурные, политические, правовые традиции общества и государства, особенности менталитета, ценностно-мировоззренческих установок народа. В результате такого изучения могут быть выработаны единые цели социальной политики государства, которые определили бы и основные направления развития национального законодательства в данной сфере. В этой связи особое внимание стало уделяться основополагающей целевой компоненте социальной политики. Именно выявление целевых функций, формулирование задач позволяет определить основные стратегические направления государственного регулирования и выступает важнейшим условием её эффективной реализации.

Отождествление на индивидуальном уровне субъектами социальных отношений своей глубинной межпоколенной идентичности с той или иной традиционной религией (конфессией) в равной степени характерно как для верующих, так и для неверующих. Поэтому выявление общих интересов, ценностей и норм, взаимной идентификации социальных групп, противоположных по мировоззренческо-религиозным убеждениям, становится одним из основных параметров социологического анализа социальных отношений в сфере реализации свободы совести. Совпадение социально-политических ориентаций неверующих и верующих (а среди верующих – представителей различных этно-конфессиональных групп) служит основанием для вывода о том, что единство по важнейшим социальным и политическим проблемам сильнее, чем мировоззренческо-религиозные разногласия. Это единство может рассматриваться в качестве существенного фактора  государственного регулирования социальных отношений в изучаемой сфере [13; 110 и др.].

Социологическое обеспечение государственного регулирования социальных отношений в постсоветском белорусском обществе реализовывалось через включение в предмет социологических исследований и разработок  тем и вопросов, которые касались непосредственно и сферы права на свободу совести. К ним следует отнести изучение динамики ценностных ориентаций и особенностей национального менталитета белорусов; исторического характера  связи традиционных ценностей с христианскими нормами и ценностями; роли традиционных религий в сохранении социокультурных традиций. Сосуществование в едином социальном пространстве множества социальных регулятивов и аксиологических систем (права человека, свобода совести, религия) обусловили детальное рассмотрение социологами их взаимодействия также с позиций ценностного подхода.

Ценностное содержание прав человека раскрывается с учетом мировоззренческих различий существующих цивилизаций, национальной специфики восприятия и понимания прав и свобод человека. Однако в последние годы проблема свободы совести и прав человека все чаще становится предметом межкультурного диалога. Анализ межкультурных взаимодействий содержится в работах философов, социологов, идеологов, политологов. В позициях участников этого диалога раскрывается специфика государственного регулирования социальных отношений в сфере реализации свободы совести.

Многочисленные социологические исследования подтверждают правомерность рассмотрения религиозности как дополнительного показателя национально-этнической принадлежности. Трансформация роли религии в этнической истории той или иной страны как традиционного ценностного ориентира и одного из факторов этнической идентичности различных социальных групп  было предметом работ как белорусских, так и зарубежных ученых.

Качественные изменения  социальной структуры белорусского общества по признаку религиозной идентичности в переломное десятилетие девяностых годов подтверждаются многолетними социологическими исследованиями. Так, например, Л.Г. Новиковой в монографии «Религиозность в Беларуси на рубеже веков: тенденции и особенности проявления: социологический аспект» на обширном социологическом материале рассматривается специфика и характер развития социальных отношений в сфере реализации свободы совести. Автор освещает особенности социальной мотивации, религиозной идентификации, воспроизводства религиозности в различных социально-демографических группах, а также ценностные ориентации, социальные установки и психологию представителей различных социальных групп.

Ретроспективный анализ этно- и межконфессиональных процессов в Беларуси свидетельствует о глубокой укорененности и преемственности социальных ориентиров (ценностей, идеалов, норм), формирующих  социальные отношения в сфере реализации свободы совести. Генезис становления идей свободомыслия и свободы совести в Беларуси на протяжении последнего тысячелетия, их место в отечественной культуре, общественной и философской мысли, а также этно- и межконфессиональных отношений и их взаимодействия с государством на разных исторических этапах освещаются в работах многих белорусских ученых [32; 142] и др.

Комплексное изучение социальной структуры и исторической динамики развития этно- и межконфессиональных отношений позволило выделить основные группы аналитических показателей этноконфессиональной сферы Беларуси, по которым осуществляется выработка новых подходов к социальному управлению социальными отношениями в этноконфессиональной сфере [150].

Усиливающееся в последние годы влияние на социальные отношения в сфере реализации свободы совести новых для белорусского общества религий и культов, как показывает практика, может носить как позитивный, так и негативный характер. Выявление различий в социальной природе новых религий и культов (их происхождение, пути распространения, социальные функции, социальная организация) позволяет прогнозировать и эффективно предупреждать в процессе государственного регулирования их возможные негативные последствия [43].

Изучение этно-конфессиональных процессов в Беларуси, а также идеологии и практики новых религиозных течений выявило их тесную связь с проблемами обеспечения национальной безопасности и необходимостью государственного регулирования.  Возрастающая социальная активность религиозных организаций вызвала научные дискуссии о форме и степени осуществления традиционными религиями  регулятивных функций в современном обществе, их месте в политической системе общества и характере взаимодействия с государством [49; 137] и др.

Активное участие церкви в качестве самостоятельного социального субъекта в политической жизни общества позволяет говорить о религии как одном из факторов устойчивого развития общества. Особенности развития государственно-конфессиональных отношений, проблемы осуществления государственной религиозной политики в Республике Беларусь составляют предмет изучения ряда белорусских социологов и политологов [15; 46 и мн. др.].

 Многими учёными неоднократно обращалось внимание на то, что, если в процессе государственного регулирвоания ущемляются мировоззренческо-религиозные интересы одной из социальных групп (например, неверующих), то это может стать одним из факторов, способствующих клерикализации власти и стать реальным дестабилизирующим фактором [23; 107] и др. В этой связи следует обратить внимание на давнюю дискуссию, особенно обострившуюся в последние несколько лет в научной литературе.  На арене дискуссий все четче оформляются два  противоположных «лагеря» обществоведов – социологов, политологов, философов. Позиция одних – «процерковных» – обоснование и поддержка максимального участия Церкви во всех сферах общественной жизни, включая такие традиционно светские социальные институты как наука, образование, армия и др., соответствующая интерпретация правовых норм. Противоположная позиция выражается в отстаивании светского характера государства, недопустимости вольного толкования демократических и правовых норм.

Фундаментом социального партнёрства государства и церкви выступает социально-правовая система регулятивов свободы совести. Политика социального партнёрства белорусского государства и церкви получает обоснование в социологических работах, анализирующих  правовой статус религиозных сообществ, границы регулятивной деятельности государства в религиозной сфере как в странах ближнего, так и дальнего зарубежья [21] и др.

Таким образом, можно сделать вывод, что вопросы структуры и функционирования системы государственного регулирования социальных  отношений в сфере реализации свободы совести до последнего времени изучались преимущественно в правовом аспекте в части её практической реализации. Увлечение правовой стороной данной проблемы было обусловлено объективными социальными условиями, характерными для всего постсоветского пространства в последнее десятилетие. Объектом анализа выступали эмпирические данные, отражающие в основном особенности правоприменительной и судебной практики в данной сфере. Между тем, такие данные фиксируют уже сложившиеся в обществе отношения, т.е. являются следствием, а не причиной, выступая вторичным источником знания.

Краткий обзор научной литературы, посвящённой изучению места религии и конфессий в белорусском обществе, его структурных особенностей, ценностных ориентаций социальных субъектов, религиозной ситуации в стране и развития религиозного поля Беларуси позволяет сделать следующие обобщения:

1. Развитие социальных отношений в сфере реализации свободы совести может способствовать как стабилизации, так и дестабилизации общества.

2. Религия как исторически сложившаяся система традиционных ценностных ориентиров различных социальных групп и как дополнительный показатель национально-этнической принадлежности способна служить одним из факторов устойчивого развития общества. Социальные отношения современного белорусского общества в сфере реализации свободы совести характеризуются следующими особенностями:

- наличием двух противоположных по мировоззренческо-религиозным установкам социальных групп – верующих и неверующих;

- их бесконфликтным взаимодействием на основе общности ценностных ориентаций и этноконфессиональной идентификации.

3. Государственное регулирование этноконфессиональных, социокультурных и социально-правовых аспектов социальных отношений в сфере реализации  свободы совести подчинено такой стратегической задаче  белорусского государства, как сохранение социальной стабильности.

4. Более широкое развитие социального партнёрства между  государством  и церковью нуждается в дальнейшем совершенствовании социально-управленческих механизмов, детальной и всесторонней разработке нормативно-правовой базы.

Сущность и характерные черты социальных отношений в сфере реализации свободы совести

Социальные отношения, складывающиеся в результате устойчивого взаимодействия коллективных и индивидуальных социальных субъектов, в качестве которых могут выступать социальные общности (группы, слои, организации и т.д.) и индивиды как представители этих общностей, отражают социальную структуру общества, характер взаимодействия в сфере реализации свободы совести. Поскольку взаимодействия, складывающиеся в процессе реализации свободы совести, носят не только повторяющийся, регулярный, но и государственно-регулируемый характер, принятие управленческих решений, особенно на государственном уровне, требует всестороннего выявления, знания и учета связей между различными формами, структурными элементами социальных отношений, характеризующих состояние регулируемого явления.

Дифференциация общества, многообразие социальных ролей и статусов взаимодействующих социальных субъектов, возможное рассогласование их интересов обусловливают необходимость социологического обеспечения государственного регулирования социальных отношений в той или иной сфере общественной жизни, включая сферу реализации свободы совести.

Социологический анализ социальных отношений в сфере реализации свободы совести позволяет:

- выявить общее, единичное и особенное, присущее различным социальным общностям, и на этой основе вырабатывать оценку уровня целостности белорусского общества, определять, в какой мере социальные отношения, складывающиеся в сфере реализации свободы совести, способствуют его устойчивому развитию;

- раскрыть динамику становления и функционирования социальных отношений в рассматриваемой сфере в процессе исторического развития общества и в результате установить преемственность, специфику социального наследования, т.е. межпоколенной трансляции социальной информации (ценностей, норм, традиций, обычаев и т.д.).

- вырабатывать единые цели и задачи государственного регулирования социальных отношений в сфере реализации свободы совести на основе выявленной общности ценностей, норм, интересов всего многообразия взаимодействующих социальных субъектов.

Социологическое обеспечение государственного регулирования социальных отношений в сфере реализации свободы совести предполагает теоретическое конструирование  социальной структуры общества и  объективной картины социальной реальности, проводимое по критерию  тенденций  в  динамике отношений к религии. Обусловлено это тем, что религия как социальный институт является неотъемлемым элементом культуры и в качестве такового задаёт субъектам социальных отношений традиционно сложившиеся нормы и ценностные ориентиры  желаемого  личного и общественного образа жизни и жизнепоступания. Социологический анализ социальной структуры общества, определение ранга той или иной социальной общности по выбранному критерию характеризует внутреннюю целостность этой структуры.  Исторически обусловленной является как социальная структура общества, так и характер социальных отношений, возникающих в процессе взаимодействия социальных субъектов. В отличие от таких социальных институтов, как государство и право, религия устанавливает рамки, формирует «шаблоны» мировоззрения и поведения социальных субъектов, претендуя на единственную истинность своей позиции и придерживаясь её в течение длительных исторических периодов 53, с. 19; 65, с. 102; 99, с. 100–101 и др.].

Тем не менее, закреплённые в определённой религии программы и ценностные ориентиры человеческой жизни и деятельности  исторически устаревают и на каждом новом этапе цивилизационного развития вступают в противоречие  с программами и ценностными ориентирами новой культуры. Такие противоречия нередко порождают социальную  напряжённость и нестабильность во внутригосударственных и международных отношениях. Очевидный процесс неуклонного расхождения между верой и поведением, между мотивацией и  деятельностью социальных субъектов особенно интенсивно стал развиваться  со становлением западной техногенной цивилизации и нарастающим её влиянием на мировое  развитие на протяжении ХХ века. Следовательно, социальные отношения в сфере реализации свободы совести по своей природе внутренне противоречивы. Их амбивалентность носит объективно-субъективный характер, так как основывается на объективных (мировоззренческих) и субъективных (правовых) компонентах. Можно выделить три типа социальных противоречий в сфере свободы совести. Первый тип обусловлен их двойственной – мировоззренческо-правовой природой. Каждый человек вправе выбирать любую мировоззренческую позицию, но внешнее ее проявление, т.е. реализация своих убеждений, возможно только в правовых рамках, существующих в конкретном государстве. Социальное противостояние может возникнуть при наличии противоречий между правовой регламентацией и мировоззренческими позициями субъектов.

Второй тип противоречий исходит из несхожести сложившейся традиционности различных религиозных направлений, что при усредненности и всеобщего обязательного характера правовых норм может привести к межрелигиозным столкновениям.

Третий тип противоречий связан с тем, что государственное регулирование осуществляется в едином социальном пространстве с деятельностью по обеспечению других конституционных прав и свобод человека. В этом случае неизменно по одну сторону регулятивной деятельности оказываются религиозные права, по другую – светские, имеющие разную основу. Религиозные права отражают сложившиеся веками социокультурные традиции каждой конфессии и в этом плане являются консервативными. Светские права выражают социальный динамизм, воплощение демократических идей и носят усредненный характер. Законодательство светского государства не может учитывать особенности отдельных религиозных течений, нормы и традиции которых идут вразрез с общепринятыми светскими стандартами, поскольку исходит из интересов усредненного большинства. В такой ситуации неизбежно столкновение светских и религиозных интересов.

Социальные последствия негативного взаимодействия субъектов при любом типе противоречий различаются в зависимости от того, какие субъекты являются участниками взаимодействия – коллективные или индивидуальные. Противостояние коллективных субъектов может вызвать социальные потрясения, тогда как вовлечение в конфликт индивидуальных субъектов может ограничиться их индивидуальными спорами, разрешаемых, как правило, в судебном порядке. При разномасштабности негативных социальных последствия взаимодействия оба они нежелательны для государства, заинтересованного в социальной стабильности.

В процессах глобализации  на рубеже ХХ–ХХІ веков чётко проявились две тенденции мирового развития. С одной стороны, происходит стандартизация созидаемого нового предметного мира и внедрение связанных с ним современных социальных и политических моделей, научной культуры, экономического прогресса и новых норм поведения, общения и деятельности людей.

С другой стороны, обостряется стремление к сохранению самобытности региональных и национальных культур, исторически связанных с определёнными традициями, сложившимися в рамках конкретных религий.  Развитие этих тенденций сопровождается проявлением социальной напряженности и противоречий как в странах, вступивших на путь модернизации, так и в международном масштабе. Обусловленная действием противоречивых тенденций глобализации в динамике развития каждой страны в ХХ в., регулятивная деятельность государства потребовала социологического анализа социальной структуры общества по критерию отношения к религии как одного из глубинных оснований исторически сложившихся представлений об идентичности самобытных национальных и региональных культур, социальных групп и общностей (верующих и неверующих).  Ценностно-мировоззренческая ориентация каждой из этих социальных групп имеет  свою специфику, которая выражается в их социальной деятельности и сказывается на развитии социальных отношений в сфере реализации свободы совести.  Знание того, как интерпретируется смысловое содержание концепта «свобода совести» и как оно закреплено в менталитете каждой из социальных групп, является необходимым условием достоверного социологического обеспечения регулятивной деятельности государства.

Концепт свободы совести характеризует один из феноменов социальной реальности, который исследуется по существу всеми общественными дисциплинами: социологией, философией, историей, политологией, правоведением и т.д.  В методологическом плане это даёт основание рассматривать свободу совести как междисциплинарный концепт, в содержании которого концентрируется исторически выработанное в социально-гуманитарном знании многообразие смыслов.  Каждая конкретная социально-гуманитарная дисциплина преимущественно оперирует  тем смыслом, который согласуется с её общей направленностью.

Социология и философия оперируют мировоззренческими смыслами этого концепта. В этих дисциплинах  свобода совести  трактуется как право человека на собственный мировоззренческий выбор и его право поступать в соответствии со своими убеждениями  во всех мировоззренческих сферах [45, с. 34; 108, с. 99; 130, с. 150]. 

В политическом плане свобода совести – одно из условий формирования демократического общества. Её социально-политическое содержание определяется  природой общественного строя, социокультурными традициями, ролью религии в политической и духовной жизни общества. Акцентирование мировоззренческих смыслов свободы совести  в социологии, философии, политологии и ряде других дисциплин может быть оценено как мировоззренческая, «расширительная» концептуализация  свободы совести.

Мировоззренческая, «расширительная» концептуализация свободы совести предполагает структурирование смыслового содержания понятий «свобода» и «совесть».

Структурообразующими компонентами свободы  признаётся понимание индивидом внешних обстоятельств жизненной ситуации, представление о возможностях и потенциале её изменений, рационально осознаваемые и иррационально сложившиеся у индивида ценностные ориентиры и приоритеты. Эти компоненты при выборе цели и средств желаемых изменений определяют в конечном итоге свободный, без внутреннего принуждения выбор и принятие решения, благодаря которым индивид переходит в новую жизненную ситуацию и несёт ответственность за последствия сделанного выбора.  Свобода совести, следовательно, соотносится с более широким  понятием личной свободы и рассматривается в качестве компонента последней. Это означает распространение на свободу совести такого принципа, как отсутствие её безграничности, анархичности. Человек «связуется» с обществом в светской жизни  моралью, нравственностью, а в духовно-религиозной жизни по свободному личному убеждению посвящает себя служению религиозным идеалам.  Сознательно и добровольно реализуя свои собственные нравственные ценности, человек в то же время не должен вступать при этом в неразрешимые противоречия с общими моральными императивами [54 с. 309; 67, c. 25–42].

Понятие совести выступает как символ нравственной ответственности человека за сделанный выбор перед ценностным фундаментом своего внутреннего, субъективного, эмоционально переживаемого мира [131, с. 12, 14; 145, с. 157]. Совесть является нравственным критерием, ограничивающим свободу моральными рамками поведения, ориентиром в деятельности. В соответствии с этим свобода совести в данном контексте  выражает свободу морального сознания человека, свободу выбора нравственных критериев его поведения [87, с. 176; 147, с. 11–12].

Свобода совести как свобода мировоззренческого выбора неразрывно связана с ответственностью индивида за этот выбор. В обыденной жизни человек выделяет как социально ограниченную, так и социально неограниченную свободу, находясь внутри объективной смысловой связи ценностей [41, c. 19, 20; 156, c. 344, 372, 373]. Эти ценности играют определяющую роль в социальных отношениях, возникающих между взаимодействующими социальными субъектами. Признание права свободного мировоззренческого выбора за другими субъектами является ограничителем индивидуальной свободы каждого субъекта социальных отношений, а полнота такого признания формируется под влиянием ценностных ориентиров личности. Сама свобода выступает как состояние человека, проявляющееся в его способностях контролировать условия собственного существования [70, c. 171; 88, c. 275].

Структура мировоззренческой концептуализации свободы совести распространяется на весь спектр социальных явлений – моральные устои, эстетические идеалы, экономические нормы, правовую систему, идеологию и т.д. Это свобода и светская, и эстетическая, и идеологическая  и т.д. Проявление её видового многообразия определяется видом тех ценностей, которые становятся основанием мировоззренческого выбора. Исторический характер формирования нравственных критериев, в том числе под влиянием религиозных норм и ценностей, подразумевает их связь с религиозным/нерелигиозным восприятием мира. Каждый человек так или иначе соотносит себя с миром религиозных ценностей. Вера или неверие выбираются человеком свободно, но при этом во многом определяют его место в социальной структуре общества, поведенческие позиции, характер взаимодействия с другими субъектами социальных отношений на всех уровнях. Свобода мировоззренческого выбора относительно религиозного/ нерелигиозного восприятия действительности выступает  частным видом свободы совести в её мировоззренческой, расширительной концептуализации.

Анализ смыслового содержания структуры мировоззренческой концептуализации позволяет представить свободу совести как свободу выбора нравственных критериев поведения, которая при отсутствии внешнего принуждения подлежит регламентации в соответствии с внутренними нравственными убеждениями. Подобная интерпретация согласуется с позициями большинства авторов, а также с позицией церкви. В частности, индивидуальная форма права на свободу совести трактуется как опосредованное мировоззренческими установками личности, складывающееся под воздействием внешней среды и внутренних факторов поведение индивида в аспекте определения им своего отношения к вопросам религии и свободомыслия и действования в соответствии с ним [136, с. 16]. Понимание концепта свободы совести Римской католической и Русской православной церквями  основывается на признании свободы нравственного выбора социальной позиции человека, на достоинстве личности, которое требует, чтобы совесть  в поисках истины не подчинялась и не подвергалась внешнему давлению [73, с. 15].

Исходя из вышеизложенного, можно выделить два аспекта в понимании свободы совести, включая свободу религиозного выбора. Первый аспект: свобода совести как присущая индивиду свобода мировоззренческого выбора; второй аспект: практическая реализация свободы совести, подлежащая регламентации со стороны личностных нравственных критериев. Соответственно можно провести разграничение смыслов в интерпретации понимания свободы совести как свободы мировоззренческого выбора и практической реализацией социальными субъектами свободы совести.

Сущностная характеристика свободы совести отражает специфическую особенность свободы совести, состоящую в её двойственности и распространяющуюся на свободу религиозного выбора. С одной стороны, свобода совести индивидуальна, поскольку  является правом каждого отдельного человека на выбор мировоззренческой позиции относительно религии. В соответствии с этим, согласно принятой в науке государственного права классификации, свобода религиозного выбора включается в группу гражданско-политических прав и свобод, составляющих основу правового статуса гражданина.

С другой стороны, реализация свободы религиозного выбора может осуществляться сообща с другими представителями конкретного религиозного культа. В этом случае она носит коллективный характер. Устойчивые связи, возникающие между социальными субъектами в процессе права на свободу совести, формируют соответствующую систему социальных отношений. Свобода совести как свобода религиозного либо нерелигиозного восприятия действительности в процессе реализации приобретает качество системообразующего элемента системы социальных отношений, что выражается в следующем.

Все индивиды вследствие различий в религиозном мировосприятии обладают определенным социальным статусом (неверующий, верующий, представитель религиозного направления) и в соответствии с присущей данному статусу социальной ролью выполняют обязательные для него социальные нормы (в правилах поведения, отправлении культов, соблюдении ритуалов и пр.). В результате в статусный набор индивида входит также статус, обусловленный его религиозно-мировоззренческой позицией, и соответственно расширяется его ролевой набор.

В процессе социальной деятельности под воздействие объективных и субъективных причин религиозные убеждения индивида, его мировоззрение и социальная идентификация могут изменяться. Изменение его социальной идентификации как представителя той или иной социальной общности влияет на динамику количественных и качественных показателей социальной структуры общества. Возникновение устойчивых социальных связей внутри и между формирующимся и сформировавшимися социальными группами, общностями, слоями (атеисты, православные, католики, мусульмане и т.д.) обусловливает социальную дифференциацию общества по религиозно-мировоззренческому признаку, которая носит объективный исторический характер [140, c. 104; 141, c. 170]. При дифференциации социальных субъектов не только по  религиозно-мировоззренческому признаку, но и по доступности материальных благ, прав, привилегий, престижа общество характеризуется наличием социальной стратификации [123, c. 106]. Поэтому характер взаимодействия социальных субъектов в сфере реализации свободы совести во многом зависит от эффективности регулятивной деятельности государства как властного субъекта социальных отношений, что может повлечь как позитивные, так и негативные последствия в обществе. Позитивом является, во-первых, сам факт реализации свободы совести как обязательное условие любого демократического государства, и, во-вторых, обеспечение социальной стабильности общества при схожести ценностных ориентиров взаимодействующих социальных субъектов.  Если различия в мировоззренческо-религиозных позициях индивидов обусловливают различия в их социальном и юридическом статусах, возможным негативным последствием может выступать социальная стратификация общества.

Таким образом, в социологическом аспекте свобода религиозного либо нерелигиозного мировоззренческого выбора влияет на общий социальный статус индивида или социальной группы и характеризующая один из срезов социальной дифференциации общества с соответствующим характером взаимодействия социальных субъектов. В процессе реализации свободы совести формируется относительно стабильная группа ценностей, норм, статусов и ролей, которые распространяются на конкретную сферу социальной жизни, связанную с удовлетворением определенных  жизненно значимых потребностей индивидов [84, c. 333; 157, c. 143].

В юридических дисциплинах, управленческой и правоприменительной практике в понятии свободы совести доминирует его мировоззренческий смысл, т.е. признаётся правомерность мировоззренческой, «расширительной» концептуализации. Свобода совести трактуется во внутридисциплинарном правовом подходе как духовная деятельность человека, исходящая из признания права разума на свободное, критическое рассмотрение религии и свободное исследование действительности [87, с. 159; 132, с. 317; 145, с. 153].  Такая трактовка  разделяется авторами, выделяющими свободу религиозного выбора в структуре свободомыслия, которое рассматривается как одно из важнейших прав человека, охватывающее все аспекты интеллектуальной и духовной жизни [133, c. 278].

Вместе с тем во внутридисциплинарном правовом подходе учитывается, что социальные субъекты вступают во взаимодействие или занимаются активной деятельностью с целью реализации свободы совести, не ограничиваясь духовными проявлениями свободомыслия. Поэтому с позиций внутридисциплинарного, правового подхода индивиду вменяется ответственность за выбор не перед собственной совестью, считая это его частным делом, а перед системой законодательства – правовых норм, принятых в государстве. Следовательно, согласно этой интерпретации, воплощение свободы совести в поведении социальных субъектов должно осуществляться на основе определенных правовых норм, принятых в  государственно-регулируемом обществе. Концепт свободы совести, таким образом, приобретает нормативно-правовое измерение (право на свободу совести). Суть этой трактовки может быть обозначена как традиционная, правовая концептуализация.

Традиционная правовая концептуализация относит свободу совести к праворегулируемым социальным явлениям, где свобода совести выступает не только как демократическое право индивида на религиозное или нерелигиозное восприятие действительности, но и как право практической реализации своих убеждений.

Истоки  различий в концептуализациях свободы совести коренятся в историческом прошлом, когда в умах мыслителей зрели идеи веротерпимости и неверия, а государственные деятели, разделяя или, напротив, преследуя эти идеи, осуществляли соответствующую регулятивную деятельность.

Несмотря на то что мир издавна был поделен на богоотступников, иноверцев, ортодоксов, социальная дифференциация общества по религиозному признаку вплоть до XVIII века признавалась лишь эпизодически. Общество постепенно подходило к пониманию и признанию свободы совести, что находило отражение в непоследовательности и нечёткости правовых актов.

Впервые законодательную форму приобрело провозглашение свободы церкви (Англия, 1215 г.) и равенства различных вероисповеданий (белорусские земли, XV–XVI вв.). В конце XVII – начале XVIII в. было зафиксировано деление общества на духовную и светскую часть. Биль о правах (Англия, 1689 г.) и Акт о дальнейшем ограничении Короны и лучшем обеспечении прав и вольностей подданного (Англия, 1701 г.) признавали деление общества на духовные и светские общины, но одновременно предписывали обязательную принадлежность монарха только к протестантской религии [102, с. 3, 14, 19; 142, с. 45].

Понятие свободы, названное в ряду прав человека в Декларации независимости (Соединенные Штаты Америки, 1776 г.), представлено без его содержательной расшифровки: «Все люди созданы равными и наделены Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». Подобная формулировка не позволяет заключить, включает ли понятие свободы религиозную составляющую. Только в конце ХVIII в. право на социальное проявление мировоззренческо-религиозной свободы было закреплено законодательно – в Билле о правах, Поправке І Конституции США («Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению религии либо запрещающего её исповедание») и ст. 10 французской Декларации прав человека и гражданина («Никто не должен быть притесняем за свои взгляды, даже религиозные, при условии, что их выражение не нарушает общественнный порядок»). 

Таким образом, свобода совести как правовой регулятив сформировалась на американо-западноевропейском пространстве.

История свидетельствует, что если свобода мировоззренческого выбора относительно религиозного либо нерелигиозного восприятия действительности имманентна социальной природе человека, то реализация её в разных странах и в разные эпохи зачастую сопровождалась жёстким террором по отношению к иноверцам, то есть определялась далеко не нравственными соображениями индивида. Регулятором выступала социальная политика государства в религиозной сфере, которая отражала динамизм общей социальной политики, постоянно изменяя социальную структуру общества. О том, как изменялась социальная структура общества и насколько сложным был исторический путь становления свободы совести, можно судить на примере белорусских земель.

Начиная с XII века, когда белорусские земли (княжества) были частью Киевского государства, основной конфессией являлось православие, объединившее разобщённые языческими верованиями многочисленные племена в единое государство. По существу, принятие государственной религии можно считать первым признанием и практическим использованием государством как властным субъектом отношений интегрирующей функции данного социального института.

Период белорусской государственности, пришедшийся на существование Великого княжества Литовского, характеризовался на первом этапе жёстким монотезимом: Грамота Ягайло 1387 г. гласила, что народы «Литвы и Руси будут приведены к католической вере, в какой бы вере они не состояли». Более поздний этап вошёл в историю провозглашением идей веротерпимости общественными деятелями и мыслителями.  Белорусский просветитель и книгопечатник Сымон Будны  призывал: «Не дай Боже, чтобы воевать за веру, это обычай безбожных людей». Несколько позже идеи веротерпимости стали юридической нормой, получив законодательное закрепление – в Акте Варшавской конфедерации 1573 г. и Статуте Великого княжества Литовского 1588 г., который являлся одним из самых толерантных законодательных актов Европы того времени. Артыкул (статья) 3 Статута провозглашал: «А так как в Речи Посполитой существует не малая рознь в отношении веры христианской, предупреждая то, что было этой причине между людьми столкновения какие-либо вредные не начались, которые в иных королевствах ясно видим, обещаем то себе совместно за нас и за потомков наших на вечные времена под обязанностью присяги, под верою, честью и совестью нашей, что мы, которые являемся разными в вере, мир между собой сохранять, а в связи с разностью веры и отличия в церквах крови не проливать…» [142, с. 45, 86, 88–89].

В Речи Посполитой доминировало противоположное отношение к религиозной свободе. Сейм 1766 г. постановил введение наказания в виде смертной казни для переходящих из католицизма в иную веру [142, с. 91].

Таким образом, государственная религиозная политика на территории Беларуси постоянно менялась. С XIV в. государственной ре­лигией официально объявлялся католицизм при параллельном существовании православия, лишенного покровительства. Привилеи Владислава III (1443) при­знавали равенство православного и католического духовенства; Привилеи Кази­мира Ягеллончика (1457) наделяли равными правами шляхту независимо от ве­роисповедания; Статуты 1529,1566 и 1588 гг. утверждали равноправие греческой и римской веры. В XVI в. в 1596 г. (Брестская уния) происходит объединение православной и католической церкви в единую униатскую церковь. В XVIII в. Екатериной II объявлена неприкосновенность всех конфессий с разрешением об­ратного процесса обращения униатов в православных, что укрепляло позиции православия. В XVI-XVIII вв. на территории Беларуси распространялось мусуль­манство, в XVIII в. – иудаизм.

В Российской империи религиозная свобода получила законодательное закрепление и впервые была обеспечена некоторыми правовыми гарантиями. Свод законов Российской империи (1832), объявляя единственной государ­ственной религией православие, делил все прочие религии на терпимые и не­терпимые. В начале XX в. Указы царского правительства (от 12 декабря 1904 и 17 апреля 1905 г.) устраняют «стеснения» нехристианских исповеданий и на­правлены на сглаживание конфессиональных противоречий при сохранении господствующей роли православия. При наличии официальной государственной религии – православия (обязательная церковная присяга, непризнание внеисповедного состояния, использование религиозной символики в государственных учреждениях) – государство обязывалось уважать религиозную самобытность населяющих её народов и не применять принудительного прозелитизма в отношении неправославных  подданных. Статьи 44 и 45 Основных законов Российской империи, а также принятый в 1905 г. Манифест о веротерпимости, провозглашали свободу веры, выражения религиозных убеждений, отправления культов, то есть, в современном понимании, закрепляли свободу вероисповеданий. В то же время, однако, вплоть до 1917 г. российским государством не признавалось внеисповедное состояние, а доктрина Русской православной церкви выступала в роли государственного мировоззрения на правах его официальной идеологии [14, с. 97–100].

Таким образом, на белорусских землях направленность регулятивной деятельности государства в сфере реализации свободы совести менялась, переходя от веротерпимости и равенства религий к монорелигии, насильственному прозелитизму, что сменилось разрешением обратного процесса и провозглашением принципа неприкосновенности всех конфессий, не посягающих на свержение власти.  Постоянное императивное вторжение государства в мировоззренческо-религиозную сферу при каждой смене госрелигий непосредственно влияло на социальную ситуацию. Соответственно, в зависимости от политической подчиненности белорусских земель, изменялась социальная структура белорусского общества. В XVI веке, после заключения Брестской церковной унии, в Беларуси начало распространяться униатство. Социальная структура  белорусского общества в конфессиональном разрезе выглядела следующим образом: 15% жителей Беларуси составляли католики, 70% – униаты, 6% – православные. В XVIII веке в составе Речи Посполитой до 80% населения были католиками; после присоединения к Российской  империи в XIХ веке среди белорусского населения насчитывалось 70% православных и 18% католиков [34, с. 6, 7, 12].

 Принудительный прозелитизм раскалывал общество на сторонников «новой» и «старой» веры. Этот раскол коснулся всех социальных слоев, включая духовенство, и имел в своей основе как идейную убежденность, так подчас и стремление использовать религию в качестве «разменной монеты» для достижения желаемого социального статуса. Снижение идейной значимости религии повлекло за собой снижение морально-нравственного облика определенной части духовенства.

Все это в совокупности породило сохранившееся  на века безразличие основной массы населения к конкретному верованию [2, с. 285]. Если в противостоянии «старой» и «новой» веры представители  господствующего сословия, интеллигенция, политические партии отстаивали сословные или мировоззренческо-идейные интересы, то пассивная основная масса населения вовлекалась в это противостояние волей господствующих слоев или духовенства. Следует отметить неоднозначное восприятие разными социальными слоями общества введение «новых» религий. Исторически в полной мере, начиная от сути христианского учения, религиозная культура была доступна лишь образованной  части населения, правящей элите. В этой социальной среде на каждом этапе утверждения католицизма и униатства формировалась устойчивая оппозиция государственной дискриминационной политике по отношению к православию.

В то же время, именно этому социальному слою было присуще добровольное жертвование религиозными принципами в угоду политическим, гражданско-правовым и экономическим интересам. Даже меценатство, зародившееся на начальном этапе христианизации, не имело устойчивой религиозно-идеологической направленности и попеременно отражало приверженность как православию, так и вновь избранным религиозным направлениям. Подобная спекулятивная религиозная непоследовательность снижала идеологическую ценность религиозной культуры и создавала предпосылки для усвоения светской культуры.

Крестьянское население в своей преобладающей массе, не понимая глубинной идейной сути религиозной культуры, могло воспринять ее только в самой доступной части – обрядово-бытовой. Этим непониманием можно объяснить непоследовательность поведенческих позиций основной массы населения, которая следовала за государственной элитой и духовенством при конфессиональных перестройках, подчиняясь попеременно то «русской», то «польской», то «казенной» вере. Но при этом для данного социального слоя было характерно не усвоение светской культуры, а стремление к сохранению религиозных традиций в обрядно-бытовой сфере.

Наряду с такой индифферентностью для этого же самого многочисленного социального слоя, зачастую не воспринимавшего доктринальных различий верований, была характерна приверженность к сохраняемой государством обрядовой части христианства византийского образца. Этот элемент государственной религиозной политики, зародившийся в Х веке на начальном этапе христианизации и многократно повторяемый при смене госрелигий, способствовал переходу в христианский мир языческой обрядности через приспособление языческих верований к церковным обрядам и праздникам. Вследствие этого основу обрядности христианских госрелигий составили именно эти – анимистические, тотемические, фетишистские и проч. представления, получившие оформление в форме традиций и перешедшие еще с времен язычества в сферу народной культуры. Особую роль в закреплении этих модифицированных религиозных норм в массовом сознании сыграл период сакрализации, когда в сферу религиозного санкционирования вовлекались все формы индивидуального и общественного сознания. Следствием являлось превращение этих норм в общественный регулятив и, следовательно, неотъемлемый элемент быта.

Приведенная выше динамика показывает, что религия и церковь постоянно выступали «разменной монетой», средством реализации политических интересов соседних государств – Речи Посполитой и Москвы, что и обусловливало поочередное доминирование на белорусских землях католичества и православия. Поэтому первоначальное  законодательное закрепление принципов толерантности было отчасти вынужденной мерой в целях недопущения религиозной и национальной неприязни. В то же время, с одной стороны, возможно, что именно такая, длившаяся на протяжении многих веков, конфессиональная «чехарда», и сформировала национальный характер белорусов, к особенностям которого можно отнести толерантность, религиозную индифферентность, эклектизм. С другой стороны, именно эти особенности национального характера белорусов позволила им пережить все проводимые «опыты» в религиозно-мировоззренческой сфере, избежав национальной розни, религиозных и этнических войн.

Современная (постсоветская) белорусская система государственного регулирования социальных отношений в сфере реализации свободы совести формировалась постепенно, в ходе демократических преобразований общества. Историческая специфика формирования социально-правового поля обусловлена выходом Беларуси из советского общества официальной атеистической идеологии и соответствующим характером регулятивной деятельности государства в советский период.

Основатели социалистического государства придерживались демократических позиций. В.И. Ленин в 1905 г. писал: «Государству не должно быть дела до религии, религиозные общества не должны быть связаны с государственной властью. Всякий должен быть совершенно свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой религии... Никакие различия между гражданами в их правах в зависимости от религиозных верований совершенно недопустимы. Всякие даже упоминания о том или ином вероисповедании граждан в официальных документах должны быть безусловно уничтожены. Не должно быть никакой выдачи государственных сумм церковным и религиозным обществам… Всякие даже упоминания о том или ином вероисповедании граждан в официальных документах должны быть безусловно уничтожены» [90, c. 143–144]. Основные  позиции основателей советского государства получили закрепление в первых правительственных нормативно-правовых документах. Так, в частности, Постановление Совнаркома от 11.12.1917 «О передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение комиссариата по народному просвещению» содержала следующие нормы:

«1. Религия есть частное дело каждого гражданина Российской Республики.

2. Запрещается издавать местные законы или постановления, которые могут ограничивать свободу совести.

3. Каждый гражданин может исповедовать какую угодно религию или же никакой.

8. Отменяется всякое преподавание религиозных предметов в учебных заведениях».

Декрет Совнаркома от 20.01.1918 «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» впервые закрепил юридический принцип свободы совести – свободы исповедования любой религии или неисповедования никакой. Декрет вводил нормы, запрещающие стеснения или ограничения свободы совести или преимущества и привилегии по религиозному признаку. Разрешалось свободное исполнение религиозных обрядов, если они не нарушали общественный порядок и не посягали на права других граждан.

Не допускалось уклонение по религиозным соображениям от гражданских обязанностей, в тоже время вводилась альтернативная гражданская служба. Вводился запрет на преподавание религиозных предметов в общеобразовательных государственных и частных школах, но в то же время допускалось обучение религии частным образом.

 Официальное православие царской России  сменилось провозглашением свободы выбора убеждений, религии, мировоззрения. Церковь впервые институционально и законодательно была отделена от государства.

Главная задача государства в сфере реализации свободы совести формулировалась как «преодоление» религии, основными способами которого провозглашались вовлечение в активную общественную деятельность, просвещение, формирование у масс научного материалистического мировоззрения, но не принуждение и насилие. «Необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма», «не разоблачать ложь, а избегать, безусловно, всякого оскорбления религии» и т.п. [91, с. 118].

Велась широкая пропаганда атеистического материалистического мировоззрения, основным принципом которой предполагалась корректность и уважение по отношению к чувствам верующих. Так, например, Белорусским государственным университетом была издана серия научно-популярных брошюр и хрестоматий, призванных убедить широкие массы в ошибочности всех религиозных убеждений («Рэлігія і здароўе», «Рэлігія і савецкая медыцына», «Рэлігія і вайна», «Рэлігія ў барацьбе за рабочую моладзь» и др.). В советском обществе осознаётся необходимость изучения религиозных верований, истоков, предпосылок мировых религий. Религия как социальный институт становится предметом научных исследований в рамках социологического подхода [52; 54; 116 и др.].

Однако уже в 1930-е гг. дифференциация советского общества по религиозному признаку и, как следствие, формирование его социальной структуры, создавалась государством искусственно. Религиозным ценностям и тонкостям межконфессиональных отношений не придавалось большого значения. Официальное православие царского времени сменила официальная атеистическая идеология, что на практике проявилось в массовом закрытии церквей: в 1936 г. в целом по СССР число культовых зданий по отношению к дореволюционному уровню составило 28,5%, в том числе в РСФСР – 35,6%, Белорусской ССР – 10,9% [120, c. 54].

Патриотическая деятельность церкви во время войны на короткий период времени ослабила давление со стороны государства. Однако, несмотря на предоставление в августе 1945 г. религиозным обществам права юридического лица, ослабление давления со стороны государства было оценено как отход от марксистских позиций и соответственно приостановлено. С принятием  в 1958 г. Постановлений Совета Министров СССР «О монастырях в СССР» и «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей» начался новый виток административного давления на церковь, что повлекло сокращение числа действующих религиозных объединений. В 50–60-е годы ежегодно закрывалось свыше 400 только православных церквей [38, c. 23].

Конституция СССР 1977 г., провозгласив свободу совести (гарантировалась свобода совести – право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду – ст. 52), признала её составной частью прав человека. Религиозные организации были освобождены от мелочной опеки, но, несмотря на это, широкое развёртывание атеистической работы по-прежнему сопровождалось сокращением количества религиозных организаций.

Социальная структура советского общества определялась, таким образом, не по конфессиональному признаку, а по признаку отношения к религии как верующих и атеистов.

1980-е гг. перестройки характеризовались сменой ценностных приоритетов в политике, идеологии, массовом и личностном мировоззрении. «Скачок» повышения рейтинга религиозных идей и ценностей сопровождался резким увеличением числа религиозных организаций и общин и реальным ростом их социальной активности во всех сферах общественной жизни. Количество только официально зарегистрированных православных общин в 1993 г. возросло с 1978 г. на 389, римско-католических – на 184 [142, c. 254].

В то же время активизация социальной деятельности религиозных организаций тормозилась как отсутствием соответствующей нормативно-правовой базы, так и существенными различиями в степени реализации религиозных прав верующими и реальном нейтралитете государства по отношению к церкви. Совет по делам религий и его уполномоченные на местах продолжали вмешиваться во все внутренние дела церкви. В управленческой и правоприменительной практике наблюдались значительные расхождения по отношению к религиозным организациям в центре и на периферии, неравное отношение управленческих структур к верующим и неверующим, периодически возникали конфликты между светскими и религиозными организациями и официальными лицами [22, c. 227–229; 167, c. 261–262] и т.д.

В настоящее время демократические страны признают свободу совести в составе важнейших прав и свобод человека, провозглашая признание свободы совести в основном законе – конституциях, стремятся к обеспечению практической права на свободу совести каждым социальным субъектом с учетом интересов государства. Поэтому государственное регулирование социальных отношений в сфере реализации свободы совести должно основываться на понимании взаимной связанности таких факторов, как: 

а) единая ценностная и нормативно-правовая интерпретация концепта свободы совести в социально-гуманитарных научных дисциплинах;

б) специфика ментального отношения к свободе совести в социальной динамике различных региональных культур.

Историческая динамика социальных отношений  в сфере реализации свободы совести

Практическая реализация свободы совести в полном объёме всеми социальными субъектами возможна при условии единообразного толкования содержания данного права в социальном управлении, в том числе в законодательной, управленческой и судебной практике. В этой связи особое место в регулятивной деятельности государства занимают вопросы теоретической разработки и единого применения терминологического аппарата.

Если обратиться к содержанию международных нормативно-правовых актов, фиксирующих право на религиозную/нерелигиозную свободу, можно отметить отсутствие единства в терминологии. Все они, за исключением Декларации о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии и убеждений, включают в право на «свободу мысли, совести и религии» право иметь и исповедовать религию и убеждения, где понятие «исповедовать» применительно к убеждениям придает последним религиозный характер.

И только указанная Декларация право на «свободу мысли, совести и религии» формулирует как право на свободу иметь религию или убеждения любого рода по своему выбору и на исповедание религии и выражение убеждений (ч. 1 ст. 1). Только в данном международном нормативно-правовом акте представлена традиционная правовая концептуализация свободы совести как свободы религиозного либо нерелигиозного выбора.

В национальных конституциях используется, как правило, широкий спектр юридической терминологии и правоприменительных смыслов: свобода религии, свобода вероисповеданий, свобода совести, свобода совести и религии и т.д.

Так, например, в Конституции Республики Беларусь провозглашается свобода религии, в Конституции Германии гарантируется свобода вероисповедания, совести  и религии, в Конституции Италии гарантируется свобода религиозных верований, в Конституции Испании – свобода идеологии, религии и вероисповедания, в Конституции Канады – свобода совести и религии, в Конституции России – свобода совести и вероисповедания, в Конституции Португалии – свобода совести, религии и культов, в Конституции Украины – свобода мировоззрения и вероисповеданий, в Конституции Швейцарии – свобода совести и вероисповедания, в Конституции Японии – свобода религии и т.д. (см. Таблицу 1.1).

Таблица 1.1 – Конституционное закрепление религиозных свобод и свободы совести

Страна	№ статьи	Содержание статьи
Республика Беларусь	31	Каждый имеет право самостоятельно определять свое отношение к религии, единолично или совместно с другими исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, выражать и распространять убеждения, связанные с отношением к религии, участвовать в отправлении религиозных культов, ритуалов, обрядов, не запрещенных законом.
Россия	28	Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними.
Украина	ч. 1 ст. 35	Каждый имеет  право  на  свободу  мировоззрения  и вероисповедания. Это право  включает  свободу  исповедовать  любую религию или не исповедовать никакой,  беспрепятственно  отправлять единолично или коллективно религиозные культы и ритуальные обряды, проводить религиозную деятельность.
Германия	ч. 1 ст. 4	Свобода вероисповедания, совести и свобода религиозных убеждений и мировоззрения ненарушимы.
Италия	19	Все имеют право свободно исповедовать свои религиозные верования в любой форме, индивидуальной и коллективной, пропагандировать их и отправлять соответствующий культ в частном порядке или публично, за исключением обрядов, противных добрым нравам.
Испания	ч. 1 ст. 16	Гарантируется свобода идеологии, вероисповедания и отправления культов для граждан и их объединений, без каких-либо ограничений, кроме тех, которые необходимы для поддержания общественного порядка.
Канада	ч. 1 ст. 2	Свобода совести и исповедания религии
Португалия	41	Свобода совести, религии и культа неприкосновенны.
Швейцария	15	Свобода вероисповедания и совести гарантируется.
Греция	13	Свобода религиозного сознания неприкосновенна. Пользование личными и политическими правами не зависит от религиозных убеждений каждого. Всякая известная религия свободна, и отправление ее культовых обрядов осуществляется беспрепятственно под охраной закона. Отправление культовых обрядов, оскорбляющих общественный порядок или нравственные нормы, не допускается. Прозелитизм запрещается.
Мексика	24	Каждый может свободно избирать религию по своему усмотрению, совершать церемонии, обряды и обязанности своего вероисповедания в местах религиозного культа или в своем доме, при условии что эти церемонии и обряды не являются наказуемым законом нарушением.
Япония	20	Свобода религии гарантируется для всех. Ни одна: из религиозных организаций не должна получать от государства никаких привилегий и не может пользоваться политической властью. Никто не может принуждаться к участию в каких-либо религиозных актах, празднествах, церемониях или обрядах.
ЮАР	15	Каждый имеет право на свободу совести, религии, размышлений, убеждений и мысли.
Тунис	5	Тунисская Республика гарантирует неприкосновенность личности и свободу совести, обеспечивает свободное отправление религиозных культов, при условии, что оно не нарушает общественного порядка.

Разброс юридической терминологии затрудняет, а порой делает невозможным понимание (без привлечения дополнительных нормативно-правовых документов) направлений  регулятивной деятельности отдельных государств по обеспечению свободы совести. Трудность заключается в том, что в строго научном понимании каждое из приведенных понятий несет конкретную, и притом ограниченную, свойственную только данному понятию, смысловую нагрузку, отражая определенную сторону социальных отношений. Так, гарантированная свобода религиозных верований означает свободу выбора и исповедания любой религии; свобода религии подразумевает равенство всех религий (религиозных организаций) перед законом и граждан независимо от их религиозной принадлежности; свобода вероисповедания характеризует право на беспрепятственное следование религиозным убеждениям, включая их пропаганду, исполнение обрядов, ритуалов, культов и т.д. [1; 2; 76; 77].

Неразработанность междисциплинарной и внутридисциплинарной сетки категорий, в которую входит понятие свободы совести, влечет противоречивость смыслов, фиксируемых в одном и том же юридическом документе. В частности, ст. 28 Конституции Российской Федерации, гарантируя свободу совести и вероисповедания, трактует по структуре право на свободу совести в его узком понимании, то есть как право на свободу вероисповедания. С другой стороны, в эту же статью включается право  как на религиозные, так и на иные убеждения: «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними». Это дало  повод отдельным авторам утверждать, что в Российской Федерации право на свободу совести и вероисповедания включает право на весь спектр убеждений, то есть свободомыслие [36, c. 36]. Более обоснованной представляется трактовка права на свободу совести как права на свободу вероисповедания. Во-первых, ст. 29 Конституции Российской Федерации гарантирует свободу мысли и слова, а также право на информацию. Во-вторых, Закон Российской Федерации «О свободе совести и религиозных объединениях» трактует право на свободу совести только в контексте его связи с религиозным или нерелигиозным восприятием действительности. Право на свободу совести представлено в указанном законе как «право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать и менять, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними» (ч. 1 ст. 3).

Конкретизация юридической терминологии присутствует и в международных нормативно-правовых актах. Например, Всеобщая декларация прав человека  в право на свободу мысли, совести и религии (ст. 18) («Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии: …свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов») включает право на свободу убеждений наряду с отдельной статьей о свободе убеждений (ст. 19) («Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ»).

В целом в международных нормативно-правовых актах право на свободу совести предстает как право на религиозную и нерелигиозную свободу, обособляясь от других прав и свобод мировоззренческого плана. Во Всеобщей декларации прав человека содержится ст. 19 относительно права на свободу убеждений, в Международном пакте о гражданских и политических правах содержится сьяду с отддельносвободу совести как права на свободу вероисповеданияпечена некоторыми првовыми гарантиямист. 19 о праве человека беспрепятственно придерживаться своих мнений. Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод и Конвенция Содружества Независимых Государств о правах и основных свободах человека содержат соответственно ст. 10 и ст. 11 о праве на свободу выражения своего мнения.

Подобное обособление характерно и для национальных конституций. В частности, Конституция Республики Беларусь наряду с правом на свободное отношение к религии (ст. 31) гарантирует свободу мнений и убеждений (ст.33). Конституция Германии – религиозную, мировоззренческую свободу и свободу мнений (ч.1 ст. 4; ст. 5). Конституция Италии – свободу религии и свободу мысли (ст.ст. 19, 21). Конституция Канады – свободу совести и религии наряду со свободой мысли, убеждений, мнений (ч. «а» ст. 2; ч. «в» ст.2). Конституция Украины – свободу мировоззрения и вероисповедания (ст.35) [1; 4; 29].

Очевидно, что характерной чертой терминологии международных (региональных) нормативно-правовых актов является отсутствие автономного понятия «право на свободу совести». Оно чаще всего употребляется как триединое право на «свободу мысли, совести и религии» (ст. 18 Всеобщей Декларации прав человека, ст. 18 Международного Пакта о гражданских и политических правах; в ст. 10 Конвенции Содружества Независимых Государств о правах и основных свободах человека – право на свободу мысли, совести и вероисповедания и т.д.)жества Независимых Государстварусь системы. Научная литература в основном оперирует понятием «свобода совести».

Если проанализировать триаду «свобода мысли, совести и религии», то она содержательно вмещает в себя, во-первых, свободу относительно всей мировоззренческой сферы, что представлено в «свободе мысли», то есть свободомыслии, и, следовательно, соответствует понятиям расширительной концептуализации. Во-вторых, «свободу совести» как свободу религиозного/нерелигиозного осмысления действительности, что соответствует традиционной концептуализации. И, наконец, «свободу религии», что предполагает свободную деятельность религиозных организаций, индивидуальное право индивида исповедовать любую религию, иметь, распространять и выражать любые религиозные взгляды, осуществлять религиозные культы и обряды, и также соответствует традиционной концептуализации.

Анализ международных и региональных нормативно-правовых актов с учетом содержательной  характеристики представленных понятий обнаруживает в некоторых случаях дублирование права на «свободу мысли». Включение права «на свободу мысли» в приведенную триаду сопровождается наличием отдельных статей относительно права на «свободу мнений», «свободу убеждений», что является составным элементом «свободы мысли» (свободомыслия). Это же можно сказать и по поводу сдвоенного понятия «свобода совести и религии», так как свобода совести в содержательном смысле включает в себя свободу религии.

Поэтому научная терминология, оперирующая в основном понятием «свобода совести»,   представляется наиболее обоснованной. Что касается  обособления права на свободу совести от других свобод мировоззренческого плана (свободы слова, мнений, убеждений), то оно имеет под собой многовековую историческую основу, определяемую социокультурными традициями общества.

Современные демократические стандарты в сфере реализации свободы совести, включающие в себя конкретные направления и условия права на свободу совести, зафиксированы в научной юридической литературе [24, с. 21; 40, с. 37; 55, с. 14] и закреплены в современных международных и региональных нормативно-правовых актах по правам человека. Это Всеобщая декларация прав человека, Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод, Международный пакт о гражданских и политических правах, Декларация о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений, Конвенция Содружества Независимых Государств о правах и основных свободах человека и др. 

Указанные документы определяют возможные ограничения в реализации права на свободу совести, характер которых в современных условиях государственной регламентации существенно расширился. Наряду с индивидуально-нравственными критериями в качестве ограничителей выступают и общественно-нравственные критерии, которые представлены в государственно-регулируемом социуме в наиболее универсальной и усредненной – правовой форме.

Универсальный характер названных документов заключается в том, что, во-первых, они отражают современные демократические стандарты в сфере реализации свободы совести, а не позиции какого-либо одного государства или интересы отдельных социальных групп, и, во-вторых, в их разработке принимала участие религиозная сторона. Направления реализации права на свободу совести представлены в них как право самостоятельно, без принуждения определять свое отношение к религии и, следовательно, исповедовать любую религию или убеждения; выражать и распространять убеждения, связанные с отношением к религии, или иные убеждения; изменять религиозную принадлежность и убеждения; отправлять единолично или сообща религиозные культы; иметь право на религиозное образование и т.д. Что касается возможных ограничений деятельности социальных субъектов при реализации права на свободу совести, то они вызываются необходимостью охраны государственной безопасности, общественного порядка, морали, здоровья граждан и свобод других лиц.

Исходя из вышеизложенного, с позиций традиционной правовой концептуализации свободу совести можно представить как закрепленную  в нормативно-правовых актах (признанную на государственном уровне) свободу индивидуального религиозного/нерелигиозного выбора и связанные с этим нормативно регулируемые поведенческие позиции социальных субъектов. В таком определении отражается как генезис социального феномена свободы совести, так и регламентированные правом возможности её проявления.

В государственно-регулируемом обществе свобода совести получает, как правило, более «жесткую» правовую характеристику. Свобода совести предстает как разрешенное и гарантированное законом право индивида самостоятельно определять свое отношение к религии и совершать действия при условии соблюдения законности и правопорядка. В международных нормативно-правовых актах свобода совести представлена как «право на свободу» индивида с градацией его возможного поведения:

«Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов» (Всеобщая декларация прав человека, ст. 18);

«Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии. Это право включает свободу иметь или принимать религию или убеждения по своему выбору и свободу исповедовать свою религию и убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в отправлении культа, выполнении религиозных и ритуальных обрядов и учении.

Никто не должен подвергаться принуждению, умаляющему его свободу иметь или принимать религию или убеждения по своему выбору.

Свобода исповедовать религию или убеждения подлежит лишь ограничениям, установленным законом и необходимым для охраны общественной безопасности, порядка, здоровья и морали, равно как и основных прав и свобод других лиц» (Международный пакт о гражданских и политических правах, ст. 18 и др.).

Разрешительный норматив «право» регламентирует конкретные действия социальных субъектов. Правовая категория «свобода» раскрывает более широкие возможности индивидуального выбора, не очерчивая конкретного его результата [130, с. 133]. Следует заметить, что в русской языковой традиции вместо категории «свобода» вплоть до конца XIX века применялся термин «вольность», придавая правовой норме субъективный смысл. Современный юридический конструкт «право на свободу» адекватен регулируемому социальному явлению, поскольку реализация любой свободы, в том числе свободы совести, связана с определенными внешними проявлениями (выражение и распространение убеждений, отправление культов и т.д.), которые не имеют иной формы выражения кроме допускаемой государством. Свобода, следовательно, это возможность перехода из потенциально возможного состояния в действительное.

Равное обеспечение государством возможностей реализации права на свободу совести, а также равная защита интересов как индивидуальных, так и коллективных социальных субъектов воплощают мировоззренческий аспект демократической направленности свободы совести.

Таким образом, в социальных отношениях в сфере реализации свободы совести сочетаются как мировоззренческий, так и правовой аспекты. В мировоззренческом аспекте проявляются факторы формирования социальной дифференциации общества по религиозно-мировоззренческому признаку. Свобода совести в традиционной концептуализации как один из элементов мировоззрения индивида складывается под влиянием всех факторов, формирующих мировоззрение: воспитания, образования, уровня развития науки т.д. Право создает конкретные условия реализации мировоззренческого выбора. Соответственно, государственное регулирование осуществляется как через формирование, так и через создание и обеспечение условий реализации свободы совести взаимодействующими социальными субъектами.

В государственно-регулируемом социуме развитие социальных отношений в сфере реализации свободы совести можно представить последовательностью, в которой проявляется тесная взаимосвязь мировоззренческого, правового и социологического аспектов свободы совести, находящая завершающее выражение в социальных отношениях:

- различия мировосприятия социальных субъектов относительно религиозного/нерелигиозного восприятия действительности;

- законодательное признание государством указанных различий;

- нормативное закрепление направлений и условий реализации свободы совести;

- формирование государством определенного типа взаимодействия социальных субъектов;

 - взаимодействие социальных субъектов в процессе реализации свободы совести.

Соответственно государственное регулирование в сфере реализации свободы совести в современном демократическом обществе осуществляется по следующим направлениям:

- признание государством свободы религиозного либо нерелигиозного выбора как неотъемлемого индивидуального права;

- социально-правовая регламентация государством направлений и условий фактической реализации свободы совести каждым социальным субъектом;

- взаимодействие социальных субъектов, складывающееся в процессе реализации свободы совести.

Характеризуя социальные отношения, складывающиеся в сфере реализации свободы совести, следует отметить следующее. Право, отражая исторически обусловленную дифференциацию общества по религиозному признаку и закрепляя уже сложившиеся социальные отношения, является вторичным социальным регулятором (по отношению к моральным, религиозным и иным нормам). Поэтому регулятивная деятельность конкретного государства в изучаемой сфере будет способствовать стабильности в обществе в том случае, если будет учитывать его исторические и социокультурные традиции и особенности.

Эффективность и характер взаимодействия социальных субъектов в процессе реализации свободы совести во многом зависит от адекватности социально-правовых норм и институтов сложившимся в обществе традициям и особенностям. Необходимым условием выступает создание и обеспечение государством равных возможностей реализации свободы совести всеми социальными субъектами.

Являясь составным элементом общей социальной политики, направленной на управление социальными процессами (экономическими, политическими, национальными, культурными, религиозными и др.), государственное регулирование в сфере реализации свободы совести осуществляется исходя из единых целевых установок этой политики. Единство цели общей социальной политики государства выступает как инструмент регулирования, соподчинения или примирения интересов всего многообразия социальных субъектов в интересах обеспечения устойчивого развития и стабильности общества [74, c. 11; 125, с. 11–15; 126, с. 30, 37].

Осуществление государственного регулирования на основе единых целевых установок формирует тот общий интерес, который содержится также в частном интересе каждого отдельного члена социума. Принимая во внимание возможное рассогласование, противоположность интересов взаимодействующих социальных субъектов, государство в своей деятельности выражает совокупный интерес всего многообразия социальных субъектов и в итоге – глубинные интересы всего общества [39, c. 288; 97, c. 60–61; 98, c. 465]. Следовательно, единые целевые установки выступают как ориентир и база для управления во всех социальных сферах, представляя источник согласия различных социальных формирований [105, c. 165; 122, c. 19; 163, c. 14; 170, c. 3]. Социальная политика государства всегда ориентирована на практику, на превращение идей в социальное действие.

Таким образом, можно сделать вывод, что условием эффективности государственного регулирования в сфере реализации свободы совести является отражение в ней единой  системы ценностей и единых целевых установок государства. Это служит гарантом бесконфликтной реализации свободы совести каждым социальным субъектом, обеспечивая как индивидуальную свободу, так и внутреннюю социальную стабильность общества.

Регулятивная  деятельность государства как управляющего, властного социального субъекта строится в соответствии с одним из двух принципиальных подходов к управлению социальными процессами в сфере реализации свободы совести, сформировавшихся в современном мире.

Первый подход основывается на реальной ситуации и исходит из полирелигиозного состава мира, регионов, государств, учитывает происходящее дробление государств на национальные единицы, рост национального и религиозного самосознания, что соответствует пониманию прав и свобод как формы, способной вместить достаточно дифференцированное содержание [124, с. 4]. Сам же подход может быть назван традиционным, дифференцированным подходом.

Наряду с углубляющейся дифференциацией мира по религиозному признаку происходит обратный процесс проникновения мировых религий в различные регионы: христианства – на мусульманский Восток и в Северную Африку, ислама – в европейские страны. Этот процесс происходит в контексте общей тенденцией глобализации, необходимостью решения проблем, стоящих перед мировым сообществом: проблем всеобщей безопасности, экономического и научно-технического прогресса, борьбы с нищетой, охраны окружающей среды и т.д.

Мировые глобализационные тенденции в экономике, политике, праве порождают идеи о возможной глобализации и в мировоззренческо-религиозной сфере. В качестве примера можно привести экуменистические движения, которые ставят своей целью достижение социального единства через объединение всех верующих и преодоление разъединяющих социум этноконфессиональных барьеров. Обосновывается необходимость выработки единых международных социально-правовых механизмов, обеспечивающих беспрепятственную реализацию свободы совести всеми социальными субъектами. Эти механизмы призваны обеспечить преодоление разделительных этноконфессиональных барьеров, что будет соответствовать интеграционным и глобализационным тенденциям. Поэтому второй подход можно обозначить как интегративный.

Республика Беларусь разделяет позицию тех государств, которые строят свою социальную политику в контексте глобализационных тенденций. В то же время такая позиция не означает необходимости уже сегодня вырабатывать единые для всего мирового сообщества социально-правовые механизмы государственного регулирования социальных отношений в сфере реализации свободы совести. Даже если в отдаленной перспективе глобализация в мировоззренческой сфере  и возможна, то в настоящее время её реализация через единую регулятивную систему противоречила бы фактическому развитию этно- и межконфессиональных отношений. Приобщение к любому мировоззрению – сложный и противоречиво идущий социокультурный процесс, и искусственно его осуществить нельзя [122, с. 405].

Преодоление этноконфессиональных разделительных барьеров с учетом  исторически обусловленных социокультурных различий возможно через разработку принципов и способов сотрудничества государств, различающихся этноконфессиональными традициями. Основой равноправного сотрудничества становится выявление наиболее общих, единых для всех социальных слоев и образований мировоззренческих ценностей. Выявление единых мировоззренческих ценностей на локальном (национальном) уровне способствует формированию целеполагающих функций властных социальных субъектов, определяя общие направления социальной политики государства.

Регулятивная деятельность государства в сфере реализации свободы совести, основанная на единой системе ценностей, на разных исторических этапах имела различный статус: являлась как определяющим фактором общей государственной политики, так и вторичным по отношению к ней. В современном светском обществе основные направления социальной политики в данной сфере определяются главным образом общим вектором государственной политики, то есть исходя из стратегических целей государства.

Специфика и характер управленческих механизмов, регулятивной деятельности государства в сфере реализации свободы совести коренным образом различаются в зависимости от их социально-политического устройства. Когда гражданское общество не сформировано либо отсутствует, государственное регулирование социальными отношениями осуществляется на основе соответствующей идеологической доктрины. Государство либо вообще не придает ценностно-целевого значения религиозному мировоззрению, либо проводит такую политику, при которой признается только одна господствующая религия и отрицаются все остальные, а также нетеистические позиции, что характерно, например, для исламских стран. Регулятивная деятельность государства, как правило, соответствует веками установившимся социальным отношениям в религиозной сфере. Идеи свободы совести не воспринимаются как противоречащие сложившимся традициям; в государственно-конфессиональных отношениях доминирует социальный мир, если речь идет о традиционных религиях. Регулятивная деятельность государства в отношении религиозных меньшинств, новых религиозных течений и атеистических воззрений имеет репрессивный характер. Попытки проявить инакомыслие в мировоззренческой сфере жестко подавляются [171].

Возможен и такой вариант, когда демократические права и свободы законодательно декларируются, но на практике осуществляются в основном социально-экономические – на труд, образование, отдых, медицинское обслуживание.

В формирующемся демократическом обществе признается автономия личности лишь во внеполитической сфере, главным образом ограничиваются политические права и свободы. Гражданское общество в определенной степени саморегулируется, религиозные традиции и обычаи сохраняются и довольно свободно осуществляются.

Для развитого демократического государства характерно наличие гражданского общества и правовых форм государственного регулирования; основные права и свободы человека и гарантии их осуществления законодательно закреплены; возможные конфликты между социальными субъектами (индивидом, социальной группой и государством) в большинстве случаев получают компромиссное разрешение. Такая форма государственного регулирования и обеспечения прав и свобод человека, включая свободу совести, создает условия для их реализации в полном объёме. Соответствие регулятивной деятельности государства общей демократической направленности социальной политики обеспечивается соблюдением и имплементацией международных демократических стандартов, фиксирующих направления и условия реализации свободы совести.

Существование отмеченных различий в отношении свободы совести является результатом институционального оформления в каждом конкретном государстве  либеральных демократических идей западноевропейских мыслителей эпохи Просвещения, когда формировались предпосылки современного представления о свободе совести: религиозный плюрализм, разделение светской и духовной власти, секуляризация мировоззрения. Различные регионы мира по-разному интерпретируют либеральные демократические идеи в соответствии со сложившимися социокультурными и аксиологическими традициями, что обусловлено несколькими причинами.

Во-первых, светские либеральные доктрины, в основу которых были положены католические и протестантские идеалы, получили свое закрепление в праве европейских государств. Право во Франции второй половины XVIII в., признавая «существование верховного существа и бессмертия души», по существу становится, наравне со священным писанием, источником религиозных истин [95, с. 104]. Сакрализация и абсолютизация такого динамично изменяющегося социального института, как право, характерные для Западной Европы и Америки, не свойственны регионам, где преобладают синкретизм религиозных и правовых норм и традиционность общественной жизни (Азия, Ближний Восток).

Во-вторых, закрепление свободы совести (права на свободу совести) в социально-правовых регулятивах и аксиологических системах влечет необратимую трансформацию всего социокультурного пространства, релятивизацию традиционных ценностей и норм. Подобные трансформации предсказуемо расцениваются со стороны традиционного общества как негативные явления.

В-третьих, негативная оценка либеральных демократических идей во многих регионах мира оформилась лишь в последние десятилетия. Это связано с тем, что первоначально закрепление свободы совести в нормативно-правовой системе государства не влекло существенных трансформаций общественного сознания и мировоззрения в целом. Законодательное закрепление тех или иных идей, в том числе свободы совести, означало регламентацию поведения социальных субъектов, но не распространялось на сферу мировоззрения. Вестернизация аксиологических систем в ряде случаев обострила противоречия между ценностно-мировоззренческими ориентирами социальных субъектов и конкретной практикой их реализации. Прямым следствием возникающих противоречий становится утрата традиционными обществами своей социокультурной и национальной идентичности. Повсеместная утрата идентичности активно порождает многочисленные автономные модели конструирования социального пространства самими социальными субъектами (этносоциальные, религиозные, политические и др.). Подтверждением выступает современная география распространения идей прав человека и свободы совести.

Анализ региональных и национальных нормативно-правовых документов показывает, что свобода совести относится к ценностям первостепенного значения преимущественно в демократической американо-европейской правовой культуре, которая доминирует и в международных нормативно-правовых документах по правам человека:

«Каждый имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов.  Свобода исповедовать свою религию или убеждения подлежит лишь ограничениям, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах общественной безопасности, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц».

«Каждый человек имеет право на свободу совести и религии. Это право включает свободу придерживаться своей религии и убеждений и менять их, а также свободу исповедовать или распространять свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком. Никто не подлежит применению ограничений, которые могут умалять его свободу придерживаться своей религии или убеждений или менять их» (ст. 9 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод и ст. 12 Межамериканской Конвенции о правах человека). Нормы, содержащиеся в этих документах, подтверждают ст. 18 Всеобщей Декларации прав человека и ст. 18 Международного пакта о гражданских и политических правах (каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии).

В Африканской Хартии прав человека право на свободу совести хотя и нашло отражение, но свобода совести помещена в один ряд со свободой выбора профессии: «Свобода совести и свободное отправление религиозных обрядов гарантируется. Никто не может, в соответствии с законом и порядком, быть подвергнутым мерам, ограничивающим пользование этими свободами» (ст. 8).  Тем не менее, многие африканские лидеры считают приоритет права в жизни страны применимым лишь к европейским понятиям демократии. Делая акцент на особых традициях Африканского континента, они не рассматривают свободу совести как ценностный атрибут своей культуры и идеологии.

Всеобщая Исламская Декларация прав человека предоставляет право религиозным меньшинствам руководствоваться законами собственной религии, но эта свобода имеет ограничения, предписанные Шариатом как нравственно-правовой основой ислама, базирующейся на Коране и Сунне. Декларация прав человека в Исламе прямо констатирует, что исходит исключительно из Шариата, но тем не менее предусматривает право на свободу совести и вероисповедания, хотя и без какой-либо содержательной расшифровки: «Никто не должен ни презирать, ни осмеивать религиозные убеждения других лиц, ни способствовать общественной враждебности по отношению к ним. Уважение религиозных чувств других обязательно для всех мусульман. Всякий человек имеет право на свободу совести и вероисповедания в соответствии со своими религиозными убеждениями» (ст.ст. 12, 13).

В Азиатском регионе локальные акты по правам человека вообще не были приняты, так как азиатские страны подвергли сомнению универсальный характер прав человека [102, c. XVIII]. Некоторые страны категорически отвергают свою приверженность праву на свободу совести. Государство Израиль, в частности, обосновывает неприсоединение страны к Всеобщей декларации прав человека непризнанием еврейским государством таких свобод, как свобода совести и вероисповедания [102; c. 111].

Таким образом, страны афро-азиатского региона в своей регулятивной деятельности не относят свободу совести к ценностям первостепенного значения. Политика отдельных регионов и государств по ограничению свободы совести привела к тому, что в наши дни такие ограничения испытывают около 2,2 млрд. человек [129, c. 95]. Исходя из сказанного, вряд ли можно согласиться с авторами, считающими распространение идеала религиозной свободы всемирным явлением [26, с. 26].

Основанием для дифференциации регулятивной деятельности государства является место свободы совести в системе ценностей и как следствие – специфика её институционального оформления в конкретном государстве. В результате в современном мире в ряде стран складывается политика двойных стандартов в сфере реализации прав человека, когда предоставление одних прав может сочетаться с ограничением или отсутствием других.

Бесконфликтное взаимодействие социальных субъектов сфере реализации свободы совести, как  свидетельствует практика, во многом зависит от соответствия регулятивной деятельности государства сформировавшимся социокультурным и аксиологическим традициям. Мировоззренческая составляющая свободы совести обусловливает специфику регулятивной деятельности государства, которая заключается в необходимости осуществления воздействия государства на объект регулирования по двум направлениям. 

С одной стороны, государство законодательно закрепляет юридический статус и поведенческие позиции социальных субъектов в соответствии с международными демократическими стандартами.

С другой стороны – оказывает опосредованное воздействие на формирование свободы совести через неправовые социальные институты, обеспечивающие такой тип взаимодействия между социальными субъектами, который способствует её бесконфликтной реализации. Осуществление регулятивной деятельности государства по двум указанным направлениям позволяет оказывать воздействие на формирование социальных отношений и создавать условия и гарантии  реализации свободы совести.

Следовательно, основой регулятивной деятельности государств с различными этноконфессиальными традициями в рамках мирового сообщества становится выявление наиболее общих, единых для всех социальных субъектов мировоззренческих ценностей. В управленческой и правоприменительной практике необходимо также учитывать специфику субъект-субъектных (межличностных, личностно-групповых, межгрупповых и т.д.) связей и отношений в сфере реализации свободы совести на уровне обыденного (повседневного) и государственного регулирования. Однозначность понимания свободы совести в традиционной и расширительной концептуализации как мировоззренческого феномена свидетельствует, что речь может идти не о противопоставлении концептуальных подходов, а о разноаспектности изучения одной и той же категории.

Таким образом, можно сделать вывод, что религия как исторически сложившаяся система традиционных ценностных ориентиров различных социальных групп и как дополнительный показатель национально-этнической принадлежности способна служить одним из факторов как стабилизации, так и дестабилизации социальных отношений в обществе.

Сосуществование в едином социальном пространстве различных видов социальных отношений (включая  социальные отношения в сфере реализации свободы совести) обусловливает необходимость социологического обеспечения  регулятивной деятельности государства. Выявление индивидуальных, коллективных и общих интересов, ценностей и норм всех социальных субъектов позволяет, во-первых, определить целевые функции регулятивной деятельности государства, и, во-вторых, выработать адекватные поставленным целям социально-управленческие механизмы их достижения и реализации.

Государственное регулирование этноконфессиональных, социокультурных и социально-правовых аспектов социальных отношений в сфере реализации свободы совести подчинено стратегической задаче  обеспечения социальной стабильности в белорусском обществе. Оно основывается на учёте взаимной связанности таких факторов, как:

- особенности субъект-субъектных связей и отношений в сфере реализации свободы совести;

- специфика ментального отношения к свободе совести в различных культурах;

- различия в интерпретации ценностной и целевой направленности концепта свободы совести в социо-гуманитарном знании.

Социальный диалог между  государством и  другими взаимодействующими социальными субъектами нуждается в дальнейшем совершенствовании теоретико-методологического обеспечения  государственного регулирования, детальной и всесторонней разработке нормативно-правовой базы  социальных отношений в сфере реализации свободы совести.

В этой связи в настоящем исследовании на основе выявления условий и факторов формирования социальных отношений в сфере реализации свободы совести анализируется специфика социально-правового и социологического обеспечения управленческих решений в изучаемой сфере в Республике Беларусь.