Глава 4. Шестая пятилетка - триумф и начало кризиса советской экономики

4.1. Что представлял собой план шестой пятилетки?

Шестой пятилетний план составлялся под влиянием огромных ус­пехов, достигнутых в пятой пятилетке и ясного осознания об­ластей экономики, где советская экономика продолжала отста­вать от западной. Пятилетка призвана была, используя  интел­лектуальные усилия общества и его огромный мобилизационный потенциал в разных областях, так блестяще продемонстрирован­ный совсем недавно при создании ядерного оружия, преодолеть имеющееся отставание и проделать значительный шаг к постав­ленной в пятилетнем плане задаче - догнать США в экономичес­ком отношении.

По характеру поставленных в пятилетке задач ее можно назвать пятилеткой второй индустриализации. Дело не только, и не столько в том, что предполагалось почти удвоить объем промыш­ленной продукции. Она должна была приобрести новый вид - с вы­соким уровнем новейшей техники и технологии, развитой специа­лизацией и кооперированием, комплексной механизацией и авто­матизацией, резким сокращением ручного труда, улучшением ус­ловий жизни, труда и быта занятых. Достижения в этих облас­тях, начатые в пятой пятилетке, предполагалось закрепить и приумножить.

Понятно, что достижение указанных целей требовало очень серь­езного изменения всего качества хозяйствования, преобладавшего в промышленности и других отраслях экономики многие годы (30-40-е годы). Это требовало коренных изменений в качестве и руководящих кадров, и исполнителей, более высокой квалификации и инициативы, проявлявшейся раньше лишь в ограниченном круге отраслей экономики. Иными словами, сама страна должна была стать иной.

Первое что бросается в глаза при чтении пятилетнего плана это то, что он весь нацелен на научно-технический прогресс. И на макро- , и микроуровне. Предполагалось ускоренное развитие от­раслей, определяющих научно-технический прогресс (электроэ­нергетика, химическая промышленность, радиотехническая, электроника, приборостроение) и на микроуровне. Какую бы от­расль гражданской промышленности ни взять, предполагалось ус­коренное развитие видов продукции и технологий, по которым СССР отставал от развитых капиталистических стран. При этом речь шла не о каком-то медленном устранении этого отставания, а о скачкообразном рывке вперед. Только в качестве примера, производство низколегированной стали предполагалось увели­чить в 17 раз, холоднокатаного листа - в 4 раза (1), автомати­ческих и полуавтоматических линий, и оборудования для автома­тических цехов и заводов - в 5 раз (2), литейного оборудова­ния - не менее, чем в 8 раз (3), синтетических волокон - в 5 раз (4).

Такое скачкообразное повышение технического уровня экономики, однако, неизбежно должно было натолкнуться, как и при любом большом скачке, при реализации на очень серьезные препятствия. Впервые советская промышленность, прикладная наука и техника сталкивались с такими огромными задачами, которые на этот раз они должны были решить исключительно своими собс­твенными силами, используя западные достижения лишь в качест­ве образца по техническим публикациям и выставкам, а зачастую заново, как, например, по автоматическому оборудованию. Конеч­но, для решения подобных задач советская наука и техника были намного более готовы, чем ранее, благодаря более высокой квалификации кадров и увеличения их количества. Однако, было сомнительно, чтобы эти задачи удалось решить враз и в столь короткие сроки. Ведь немало времени требовалось для экспери­ментов, налаживания опытного производства. Затем нужно было зачастую либо спроектировать и построить новые заводы, либо реконструировать старые, произвести перестройку производства. К таким задачам была плохо подготовлена и гражданская промыш­ленность. Но даже если бы эти задачи не удалось решить пол­ностью, даже их частичное решение подняло бы промышленность СССР на новую высоту.

Другой особенностью шестого пятилетнего плана - был решительный сдвиг к специализации производства, в отличие от его замкну­тости, в пределах отдельных предприятий в предшествующий пери­од. Наиболее наглядно эта тенденция проявилась в планировании специализированного производства изделий общемашиностроитель­ного применения - литья, штамповок и т. д. Оно практически отсутствовало в предыдущий период как самостоятельное. Пре­дусматривалось строительство ни больше, ни меньше как 23 спе­циализированных, оснащенных новейшей техникой литейных заводов общей мощностью 1,5 млн. т  в год и ряда специализированных литейных цехов на уже построенных или строящихся предприяти­ях, в том числе один цех мощностью 150 тыс. тонн на Павлодарском комбайновом заводе (5). Предусматривались также и другие ме­роприятия в том же направлении, в том числе организация про­изводства стандартного инструмента исключительно на специали­зированных инструментальных предприятиях и почти полное обес­печение потребности в запасных частях к тракторам и сельско­хозяйственным машинам на специализированных заводах по произ­водству запасных частей.

Курс на интенсификацию промышленного производства нашел свое выражение также в том, что значительную часть прироста про­мышленного производства предусматривалось обеспечить за счет лучшего использования производственных мощностей, а не за счет их нового строительства. Предусматривалось также обеспе­чить большую часть прироста производства за счет роста произ­водительности труда на основе его механизации и автоматизации, и улучшения организации производства, а также существенное снижение материалоемкости продукции, хотя конкретные цифры в этом отношении не указывались. Концентрированное выражение «курс на интенсификацию производства» нашел в заданиях по сни­жению себестоимости промышленной продукции, которую предус­матривалось снизить на 17%, т. е. на уровне предыдущей пяти­летки.

В шестой пятилетке предполагалось обеспечить огромное повыше­ние уровня жизни населения и за счет повышения личного, и общественного потребления. Впервые предусматривалось уменьшение продолжительности рабочей недели. На порядок увеличивались мизерные до того пенсии рабочим и служащим. Объем жилищного строительства предусматривалось удвоить. Наконец, на 50-70 и более процентов предусматривалось увеличение производства ос­новных продовольственных и промышленных товаров, а по предме­там долговременного пользования их рост намечался в несколько раз. Поистине это была пятилетка достижения общества массово­го потребления на основе интенсификации производства и сокра­щения военных расходов. О том, что они должны были сократить­ся, прямо не говорилось, но косвенно это можно было опреде­лить, сравнивая намеченный рост производства продукции маши­ностроения на 85% и задания по производству гражданской про­дукции инвестиционного и потребительского назначения, которые были значительно выше (предполагался, судя по косвенным дан­ным, лишь рост ракетно-ядерного потенциала).

Можно сказать, что судьба пятилетки зависела от масштабов ин­теллектуализации общества и сокращения военных расходов.  Та­ким образом, советское общество должно было стать более умным и менее милитаризованным.

Если говорить только применительно к проблеме научно-техни­ческого прогресса, то стать более умным означало целый ряд явлений экономической жизни. Это и улучшение управления науч­но-техническим прогрессом, которое традиционно было слабым в СССР. Это и повышение роли научно-технического прогресса в оценке деятельности предприятий и министерств в ущерб, в из

вестной степени, заданиям по текущему производству, которые тоже были весьма напряженными. Это  и изменение традиционных организационных форм взаимоотношений между промышленностью, наукой и проектированием. Эти области экономики, кроме воен­ной промышленности и то не всей, были в СССР организационно разобщены и имели свои, нередко противоположные цели. Это  и удачный подбор руководства и персонала научных институтов, КБ и проектных институтов гражданского профиля. Фигурально выра­жаясь, в этой огромной сфере надо было найти своих Королевых, Курчатов, Микоянов и Туполевых. Но помимо того, что их число вообще было ограничено законами природы, необходимо было их разыскать и расставить на руководящие посты, что плохо полу­чалось в командной экономике, где (исключая военную промыш­ленность) больше ценили послушание, чем талант и инициативу. Надо было также оснастить новые НИИ опытными заводами, стен­дами, полигонами, приборами и т. д., что требовало немалых материальных затрат и создания новых отраслей промышленности (например, научного приборостроения). Конечно, к этому време­ни был накоплен уже немалый организационный опыт решения по­добных задач, но само гигантское расширения их круга, делало эти задачи особенно трудными. Требовалась подлинная,  интеллек­туальная и организационная революция в экономике, сравнимая по масштабу с первой индустриализацией, но другая, более сложная, по форме и содержанию. В таком виде задача даже не ставилась и уже одно это обстоятельство, в известной степени, предвещало неудачу поставленных грандиозных задач научно-тех­нического прогресса.

Я ограничился анализом заданий по промышленности, ибо задания по другим отраслям имели ту же самую направленность: интенси­фикация производства и ускоренный технический прогресс.

Для шестой пятилетки гораздо труднее, чем для предыдущих, оценить соответствие плана производственных капитальных вложений за­даниям пятилетки по производству продукции товаров и услуг.

Плановики относительно неплохо научились оценивать потреб­ность в капитальных вложениях для нового строительства в тра­диционных отраслях экономики. Гораздо сложнее было определить их потребность для новых отраслей экономики, а их в этой пя­тилетки было особенно много, и для реконструкции производства и внедрения новой техники, и новой технологии. В шестой пятилетке именно многочисленные задачи по новой технике и новой техно­логии во всех отраслях экономики занимали особенно большой удельный вес и здесь ошибки были наиболее вероятны. Кроме то­го, обоснованность плана зависела от выполнения плана по улучшению использования производственных мощностей, которые также были очень напряженными. В директивах по составлению шестого  пятилетнего плана предусматривался рост капитальных вложений в неизменных ценах на 67%. Учитывая намеченный рост жилищного строительства в два раза и задания по вводу в действие учреж­дений здравоохранения более, чем в 2 раза (по другим отраслям непроизводственной сферы задания отсутствовали) можно пола­гать, что капитальные вложения в производственную сферу были намечены заметно меньше, чем все капитальные вложения. Такое распределение капитальных вложений делало выполнение заданий пятилетки в области производства особенно сомнительными и лишь при чрезвычайном росте эффективности производства, на что и рассчитывали составители плана. Сказанное мною выше от­носительно просчетов плановиков в связи с неумением учесть восстановительную стоимость основных фондов, в полной мере, от­носится и к шестой пятилетке и дополнительно подтверждает ее не­достаточную обоснованность со стороны намеченного объема ка­питальных вложений.

Как раз тогда, когда решался вопрос о способности командной экономики поддерживать паритет в экономическом соревновании с капитализмом по всему фронту, а не по отдельным его направле­ниям, что удавалось и ранее, институциональные механизмы и персональный состав руководителей российской экономики и по­литики подвергся резкому ухудшению.

4.2. Институциональные изменения после смерти Сталина
начина­ют развал командной экономики

Два институциональных изменения, происшедшие почти сразу пос­ле смерти Сталина, имели наиболее негативные последствия для развития экономики. Во-первых, в системе органов управления экономикой заметно возросла роль партийного аппарата. Серьез­нейшие проблемы, связанные с подменой партийными органами де­ятельности государственных органов, осознавались еще в начале 20-х годов (напомню, например, критику такой подмены со стороны

Л. Красина). Однако, слабость, преданного новому строю, слоя руководящих кадров и первостепенное значение политической лояльности кадров по сравнению с их профессиональной компетент­ностью в период нерешенного еще вопроса "кто кого" в пользу социализма заставлял сохранять такое дублирование. Формирова­ние широкого слоя собственных квалифицированных кадров делало такое дублирование все большим анахронизмом и помехой для компетентного руководства экономикой и обществом. Отсюда поч­ти непрерывное (за исключением предвоенного и военного перио­дов) усиление роли государственных органов по сравнению с партийными с середины 30-х годов. Свое наиболее яркое отражение этот процесс получил в том, что основная часть членов Полит­бюро уже в конце 30-х годов занимала государственные посты, а деятельность партийных органов (заседания Политбюро, пленумы ЦК, съезды партии) были резко ограничены и свернуты. Наиболее квалифицированная часть правящего слоя была занята также в государственном аппарате. С приходом на пост первого секрета­ря ЦК КПСС профессионального партийного аппаратчика Н. Хруще­ва и постепенного овладения им руководства партией и страной это положение стало быстро меняться. Хрущев в своей борьбе за власть в стране опирался преимущественно на партийный аппарат и секретарей обкомов партии, которых было большинство среди членов ЦК, в то время как его оппоненты имели сильные позиции в государственном аппарате. Победа Хрущева в борьбе с так на­зываемой антипартийной группой означало резкое усиления роли партийного аппарата в руководстве экономикой как на высшем уровне (аппарат ЦК), так и на местном уровне (аппарат местных партийных комитетов). Помимо неизбежной подмены деятельности непосредственно связанных с экономикой государственных орга­нов деятельностью партийных, произошло и общее ухудшение качества руководства в связи с тем, что профессиональный состав партийных органов был слабее. К тому же, они были, во многом, безответственны.

Другим институциональным преобразованием было резкое пониже­ние роли контрольных органов в жизни общества. Речь, прежде всего, идет о контрольной роли органов государственной безо­пасности. В условиях командной экономики и политики взаимо­контролирующие органы власти выступали известным суррогатом политической демократии. Они давали возможность политическому руководству иметь объективную информацию о положение дел в обществе. С этой точки зрения наличие двух центральных орга­нов власти - партии и госбезопасности, взаимоконтролирующих друг друга имело для системы позитивное значение. Напомню в этой связи эпизод из книги А. Бека "Назначение", в котором вновь назначенный министр Онисимов в беседе со Сталиным уз­нает от него некоторые сведения о технологии производства на своих предприятиях, неизвестные даже ему самому, и только по­том понимает, что они были сообщены Сталину госбезопасностью. Понятно, что партийный и хозяйственный аппараты тяготились этой контрольной ролью госбезопасности. Понижение статуса ор­ганов госбезопасности, после смещения Л. Берия с поста минист­ра внутренних дел, позволило лишить органы госбезопасности своей контрольной роли по отношению к другим органам власти. Расширилась, таким образом, возможность безнаказанных злоу­потреблений и ошибок в хозяйственной политике и практике. Г. Попов недавно совершено справедливо расценил ослабление роли госбезопасности в системе органов государственной власти СССР как важнейшую причину краха советской системы (6). Уместно в этой связи привести мнение известного разоблачителя сталинс­ких преступлений Александра Орлова: "Члены Политбюро, руково­дившие промышленностью и торговлей, были уязвлены тем, что экономическое управление НКВД регулярно вскрывало скандальные случаи коррупции, растрат и хищений на предприятиях" (7).

В то же время понизился статус и других контрольных органов, который был весьма высок во времена Сталина (Министерства го­сударственного контроля, контрольных органов Министерства Фи­нансов и отдельных министерств).

Серьезную дезорганизацию в деятельность хозяйственных органов внесли проведенные сразу после смерти Сталина изменения в ор­ганизации высшего хозяйственного руководства. Были значитель­но укрупнены промышленные министерства, в результате чего бы­ли созданы огромные министерства с широкой специализацией, неспособные квалифицированно руководить столь громоздкими от­раслями. Уже через год пришлось эти министерства снова разук­рупнять. Понятно, что такая реорганизация, связанная с боль­шими персональными перемещениями, неминуемо дезорганизовала хозяйственное руководство. Был ликвидирован Госснаб СССР, созданный еще недавно. Имеющиеся в литературе объяснение этой акции нельзя считать удовлетворительным. Утверждается (8), что он чрезмерно централизовал планирование материально-тех­нического снабжения, о чем будет сказано ниже. Утверждается, также, что выяснилась нецелесообразность раздельного планиро­вания и материально-технического снабжения. Действительно, здесь есть серьезная проблема и, очевидно, что между Госпла­ном СССР и Госснабом СССР нередко возникали серьезные разног­ласия. Но они как раз могли пойти на пользу дела, если Госс­наб СССР отстаивал интересы потребителей продукции народного хозяйства. Попутно отмечу, что значение организации матери­ально-технического снабжения в функционировании советской экономики, в лучшем случае, недооценивается, а обычно просто игнорируется в работах по истории советской экономики (и со­ветских, и зарубежных), что серьезно сказывается на их качест­ве.

Наконец, серьезно подорвана была роль Совета министров СССР в руководстве экономикой. Были ликвидированы отраслевые бюро, созданные по комплексам отраслей экономики и возглавлявшиеся обычно членами Политбюро, различные отделы и группы в аппара­те правительства (9). Ослабление роли правительства в управ­лении экономикой расширяли возможности проявления ведомствен­ности и местничества, резко ослабляли силу централизованного управления. Авторитет и возможности Госплана СССР были намно­го ниже возможностей правительства. Министры чем дальше, тем меньше считались с Госпланом СССР.

4.3. Хозяйственное руководство становится хуже

Персональные изменения, происходившие в середине 50-х годов, шли в том же направлении - понижении эффективности государс­твенного управления. Прежде всего, все руководители послеста­линского периода намного уступали Сталину по уму, образованности и пониманию той политической системы, которая сложилась в Советском Союзе. Сталин имел основания сказать им: "Вы ко­тята. Я умру, и империалисты вас передушат". Так и случилось. Другое дело, что он сам был в этом виноват. Система не обла­дала способностью продвигать наверх выдающихся государствен­ных деятелей.

Период после смерти Сталина -  период непрерывной деградации государственного руководства. Конечно, наиболее удачным пре­емником Сталина был бы В. Молотов, имевший огромный опыт го­сударственного руководства и понимание системы, наиболее об­разованный. Но он был ошельмован самим Сталиным и оттеснен с первых ролей уже при жизни Сталина. Вскоре после смерти Ста­лина был устранен третий по своим способностям государствен­ный деятель - Л. Берия, имевший безусловно огромные заслуги в развитии советской промышленности и науки, оборонной мощи и самостоятельное видение перспектив развития страны и внешней политики СССР, во многом, близкие идеям перестройки.

Можно согласиться с оценкой качества послесталинского руко­водства, данным В. А. Крючковым: "Что делать со страной, как ею управлять в новых условиях, никто в нашем тогдашнем руко­водстве представления как раз и не имел... Лидера под стать этому сложному историческому моменту в нашем отечестве, как всегда, не "нашлось". Именно поэтому государство да и общест­во, в целом, начали движение вперед без четкой концепции, без ясных ориентиров" (10).

Происшедшие в первые годы после смерти Сталина изменения в общественной и экономической системе страны оказали противо­речивое влияние на экономическое развитие СССР. Некоторые из произведенных изменений назрели, и их осуществление благотвор­но сказалось на экономике. Сюда относятся меры по ускоренному развитию потребительского сектора в экономике, о чем уже шла речь. Помимо огромной гуманитарной ценности, радикальное сок­ращение использования принудительного труда в результате ам­нистии 1953 года и массовой реабилитации по политическим статьям в 1954-1955 годах, имело также и положительное эконо­мическое значение, т. к. при возросшей квалификации работающих и механизации производства принудительный труд оказывался ме­нее эффективным, чем вольнонаемный. В активную общественную жизнь включилось немалое число талантливых и энергичных спе­циалистов в технической и особенно гуманитарной областях. Ес­ли говорить только об экономистах, которые лучше мне знакомы, то уже во второй половине 50-х годов очень плодотворно начали работать такие выдающиеся экономисты, как Я. Кваша, С. Хейн­ман, С. Далин, В. Зубчанинов и некоторые другие. Расширились международные научные контакты, обмен научно-технической ли­тературой, внешнеэкономические связи с развитыми капиталисти­ческими странами, что создало более благоприятные условия для экономического и научно-технического прогресса. Более свобод­ная общественная атмосфера, уменьшение страха среди населения способствовали раскрытию творческих возможностей многих лю­дей. В результате целого ряда решений было уменьшено число обязательных показателей деятельности министерств, главных управлений и предприятий, которые чрезмерно регламентировали их хозяйственную жизнь в областях, мало связанных с общими пропорциями развития экономики. Повышение уровня жизни насе­ления, улучшение жилищных условий благоприятствовало росту производительности труда.

Вместе с тем, многие мероприятия этого периода либо подрывали механизмы командной экономики, либо оказались преждевременны­ми. Разрушение старых механизмов управления очень сильно отс­тавало от роста политической культуры общества и появления новых эффективных хозяйственно-политических и экономических институтов.

В сложившейся социально-экономической системе вождь партии и государства обеспечивал единство деятельности всех государс­твенных и общественных институтов, препятствовал, присущих данной системе, тенденциям к ведомственности и местничеству. Особенно, это касается такого вождя, как Сталин, пользовавше­гося непререкаемым авторитетом и в интеллектуальном отношении действительно превосходящим других советских руководителей того периода. Создание демократического способа управления обществом и партией, столь же эффективного, как единоличное, требовало длительного времени и больших усилий, новых конс­труктивных социальных институтов. Немедленный переход от еди­ноличного к коллективному руководству уже сам по себе серьез­но дезорганизовал систему государственного руководства. Пот­ребовалось несколько лет, пока в СССР появился новый едино­личный руководитель. Уже первый год после смерти Сталина ха­рактеризовался значительными изменениями в структуре руководства экономикой. В течение одного года промышленные минис­терства были сначала очень сильно укрупнены, а затем снова разукрупнены. Понятно, что такие реорганизации в командной экономике надолго дезорганизуют систему хозяйственного управ­ления и всегда сопряжены с большими кадровыми перестановками на всех уровнях, также ее, пусть и временно, дезорганизующи­ми. Смещение Л. Берия сопровождалось смещением некоторых хо­зяйственных руководителей, тесно с ним связанных в своей пов­седневной деятельности. Так, был смещен один из самых талант­ливых хозяйственников и руководителей науки Елян, возглавляв­ший один из крупнейших оборонных институтов, занимающихся ра­кетной техникой. В Совете министров СССР уже в 1953 году были ликвидированы отраслевые бюро, различные отделы и группы ап­парата. В исторической литературе это мероприятие оценивалось положительно, как прекращение дублирования деятельности ми­нистерств и Госплана СССР (11). Полагаю, что это мероприятие сыграло негативную роль: Госплан СССР не обладал авторитетом Совета министров СССР и упразднение отраслевых бюро Совета Министров ССР не только уменьшило контроль над министерства­ми, но и координирующую роль правительства, его способность бороться с ведомственными интересами. Положительная оценка деятельности бюро Совета министров СССР дает такой крупный хозяйственник, как Д. В. Павлов в своих интересных воспомина­ниях (12).

Были организационные мероприятия после смерти Сталина, кото­рые имели положительное значение. К таким я бы отнес передачу оптовых баз из ведения промышленных министерств в ведение Ми­нистерства торговли СССР, проведенные, как подчеркивал тогдаш­ний министр торговли СССР А. И. Микоян, впервые в советской истории (13). Такая передача, безусловно, должна была усилить влияние торговли на формирование структуры производства пот­ребительских товаров и уменьшить дефицит нужных населению то­варов. Оправданными были и некоторые шаги по увеличению прав министерств и главков, предпринятые в апреле 1953 года.

Роль правительства и вообще государственного аппарата начала неуклонно уменьшаться в пользу партийного аппарата. С конца 30-х годов происходил противоположный процесс: повышение роли государственного аппарата в ущерб партийному. Он объективно был оправдан в условиях укрепления позиций социализма в стра­не.

В связи с уменьшением внутренней опасности для сохранения системы необходимость в таком дублировании уменьшалась. С приходом к руководству партией осенью 1953 года Н. Хрущева эта положительная для экономического развития тенденция была повернута. Партийный аппарат и в центре, и на местах все боль­ше стал доминировать над государственным аппаратом. Негатив­ные для экономики последствия такого роста влияния партийного аппарата состояли не только в неразберихе, создаваемой дубли­рованием ответственности, но и в том, что партийный аппарат в профессиональном отношении был слабее хозяйственного аппа­рата министерств. Наиболее квалифицированные работники избе­гали идти в погоняльщики, какими были работники партийного аппарата. При всем том, партийный аппарат играл и определен­ную положительную роль, как интегратор на территориальном уровне усилий ряда ведомств и предприятий, что оказывалось полезным при необходимости решения срочных хозяйственных за­дач (например, уборке урожая). Центральный и местный партий­ный аппарат в силу ведущей роли партии в жизни страны в идеа­ле мог осуществлять интегрирующую роль в жизни общества, про­тиводействуя ведомственным и местническим тенденциям, явлени­ям морального разложения в государственном аппарате. Реальное выполнение этих задач, однако, зависело и от характера внут­ренней жизни партийного аппарата, и от системы подбора кадров в этот аппарат, и от, особенно, руководства партийным аппара­том, К сожалению, отсутствуют объективные исследования, пока­зывающие как менялось положение в партийном аппарате в раз­личные периоды функционирования КПСС. Только в порядке гипо­тезы можно высказать предположение, что указанные позитивные задачи в известной степени еще выполнялись партийным аппара­том в центре и на местах во второй половине 50-х годов, но да­леко неудовлетворительно, учитывая кадровую слабость партий­ного аппарата.

Другим важнейшим изменением в системе государственного управ­ления явилось радикальное сокращение роли органов государс­твенной безопасности в общественной жизни. Значительное уменьшение этой роли было неизбежным и благотворным следстви­ем перехода к новому этапу общественного развития. Подавление повстанческого движения в Прибалтике и Западной Украине, рас­тущее улучшение отношения населения к советской власти в связи с ростом материального благосостояния и личных свобод, значительное снижение международной напряженности делали из­лишними многие репрессивные стороны деятельности этих орга­нов, диктовали необходимость резкого сокращения роли и масш­табов деятельности репрессивного аппарата борьбы с политичес­кой оппозицией, которая уже почти исчезла. Но была и другая сторона деятельности этих органов, пожалуй, более важная с точки зрения поддержания дееспособности системы вообще и эко­номической, в частности. Централизованные, и в идеале незави­симые от местных и отраслевых влияний, органы госбезопасности были при Сталине важнейшим информатором о реальном положении в различных областях общественной жизни, в том числе и эконо­мике. Подрыв этой части деятельности органов государственной безопасности лишал высшее государственное руководство инфор­мации о многих негативных сторонах деятельности центральных и местных партийных, государственных, хозяйственных органов, которую не могли компенсировать ни партийные органы, более подверженные местным и отраслевым влияниям, ни подцензурная пресса, ни даже письма трудящихся, которые тоже нередко не достигали адресата и направлялись для рассмотрения тем, про­тив кого они обращались. Экономические и транспортные управ­ления в органах государственной безопасности были ликвидиро­ваны в центре и на местах после смещения Л. Берия, и таким об­разом руководящие советские органы, в значительной степени, потеряли слух и зрение. В то же время, резко сократилось вли­яние и других контрольных органов в системе государственного руководства, хотя сведения об этом более противоречивы. Ми­нистерство государственного контроля при Л. Мехлисе и В. Меркулове было очень влиятельным и грозным органом власти. С се­редины 50-х годов его значение резко упало, о чем говорит хотя бы то обстоятельство, что его возглавляли маловлиятельные го­сударственные деятели. По-видимому, упала также роль прокура­туры в борьбе с экономическими преступлениями. Одним словом, экономические злоупотребления, для которых имелся большой по­тенциал в командной экономике и с которым не всегда успешно, но все же активно боролись в сталинский период командной эко­номики, с резким сокращением роли и влияния контрольных орга­нов, получили большие возможности для проявления. В то же вре­мя, в связи с общей либерализацией общественной жизни, раз­венчанием, пусть и частичным, огромного сталинского периода советской истории, ростом влияния западного, намного более комфортного образа жизни, для достижения которого у страны еще не было материальных возможностей, соблазн этих злоупот­реблений и преступлений возрастал. Понятно, что все эти про­цессы растущей бесконтрольности и злоупотреблений носили инерционный характер и частично находили противодействие в большей общественной критике, смелости печати и т. д. Но их негативное влияние на экономическое развитие и действия долж­ностных лиц непрерывно росло.

Такой проницательный мыслитель, как Александр Зиновьев (кото­рым восхищалась либеральная интеллигенция в 70-е годы и замал­чивала в 90-е годы) отмечал: "Ослабление системы репрессий и ликвидация ее в отношении высших лиц аппарата власти послужи­ли одной из причин краха коммунизма в нашей стране… Ликвида­ция системы репрессий была таковой в отношении работников аппарата власти и управления, руководителей предприятий, учреж­дений, организаций. Это было ослабление их ответственности за состояние руководимых объектов. В хрущевские годы начала раз­виваться всеобщая система безответственности за ход жизни в стране... Подлинные хозяева общества обезопасили себя лично" (14).

Важнейшим проявлением растущей бесконтрольности экономическо­го развития явилось резкое сокращение после смерти Сталина числа показателей народнохозяйственного плана. Оно проводи­лось под лозунгом расширения самостоятельности министерств и местных органов власти, сокращения административного аппара­та. Этот процесс начался уже в 1953 году, почти сразу после смерти Сталина и непрерывно продолжался вплоть до 1958 года. О динамике показателей народнохозяйственного плана в 1940-1958 годы говорят следующие данные, приведенные в книге Г. М. Сорокина (15):

Годы	1940	1953	1954	1955	1956	1957	1958
Число показателей	4744	9490	6308	3081	3263	3390	1780

В командной экономике важнейшие народнохозяйственные пропор­ции обеспечиваются включением их в народнохозяйственный план. Исключение их из народнохозяйственного плана неизбежно ослаб­ляет ответственность за их соблюдение. Увеличение числа пока­зателей народнохозяйственного плана, помимо возможных изли­шеств в этом отношении, отражает усложнение экономики, появ­ление новых продуктов и увеличение числа народнохозяйственных связей. Между тем, начиная с 1953 году, вопреки этой объек­тивной тенденции число народнохозяйственных показателей неук­лонно (кроме 1956 и 1957 годов) сокращалось и уже к 1957 году сократилось по сравнению с 1953 годом почти в 3 (!) раза. Дальнейшее их огромное (в 2 раза) сокращение произошло в 1958 году. Такое сокращение не могло не сказаться негативно на развитии советской экономики. Одновременно сокращалась отчет­ность предприятий, что также частично приводило к уменьшению контроля и ответственности (частично отчетность действительно была чрезмерной).

Как сообщают авторы учебника по организации и планированию народного хозяйства СССР "из народнохозяйственного плана был исключен ряд видов продукции машиностроения, которая ранее планировалась по типоразмерам, маркам, мощности и ассортименту; значительное количество видов продукции, не являющихся в настоящее время дефицитными или же потребляемыми самими ми­нистерствами-изготовителями" (16).

Если не планировать номенклатуру по типоразмерам и т. д., то в командной экономике возникает соблазн выпускать самую лег­кую номенклатуру для выполнения. Что касается дефицита, то сегодня его нет, а завтра он появится снова и пройдет много времени, пока эта продукция снова вернется в народнохозяйс­твенный план.

Никакой серьезной дискуссии о целесообразных размерах сокра­щения плановых и отчетных показателей в то время не проводи­лось.

В середине 50-х годов произошло и еще одно событие, подорвавшее эффективность советской командной экономики. Г. Явлинский считает даже, что оно было роковым для нее. Предоставлю ему слово: "В середине 50-х годов в истории советской плановой эко­номики произошло знаменательное событие, до сих пор еще не привлекшее того внимания, которого оно на самом деле заслужи­вало. Именно тогда Политбюро впервые не смогло принять реше­ние о единовременном пересмотре норм выработки для всех ра­ботников промышленности, транспорта и связи - как оно делало все предыдущие годы сталинского режима. Практически прекра­тился плановый централизованный пересмотр норм труда. Это бы­ло началом конца социализма, смертным приговором системе, ис­полнение которого лишь растянулось потом на 35 лет" (17).

Может показаться, что Г. Явлинский преувеличивает, приписывая одному частному решению столь роковые последствия. На самом деле, это решение вписывалось в ряд других решений, ослабляв­ших контроль за хозяйственной деятельностью экономических субъектов. Но и само по себе оно было важным. Централизован­ный пересмотр норм выработки, при всей его грубости (чем и обосновывался отказ от их единовременного пересмотра) являлся важнейшим способом, заставлявшим предприятия улучшать органи­зацию производственных процессов и осуществлять технический прогресс. Другие способы (напряженные плановые задания, в частности, задания по повышению производительности труда) обеспечивали большие возможности для их выполнения обходными путями, например, нарушением планового ассортимента, их пе­ресмотра в ходе выполнения плана, получения дополнительных ресурсов и т. д. Г. Явлинский на основе анализа эволюции пла­новой системы при преемниках Сталина делает вывод, совпадаю­щий с моим: "Плановое хозяйство после утраты жесткого стали­нистского контроля - это прогрессирующий паралич собственни­ка-государства и наращивание мускулов агентами-предприятиями (18). Г. Явлинский считает этот процесс неизбежным в связи с усложнением хозяйственных связей и условий экономического роста. Мне представляется, что этот вывод лишь частично ве­рен. Требовались новые, более сложные методы планирования этими связями.

С середины 50-х годов набирал силу процесс деградации личного состава высших руководящих кадров. Он происходил одновременно с процессом улучшения этого состава на среднем и низшем уров­не, и поэтому его негативные последствия сказались далеко не сразу.

Очень точную, как мне кажется оценку, причин быстрого разви­тия советской экономики в 50-е годы дал видный советский хо­зяйственник В. Н. Новиков, занимавший крупные посты в военной промышленности СССР при Сталине и Н. С. Хрущеве, в том числе председателя Ленинградского совнархоза, одного из лучших в тот период, и председателя Госплана СССР в начале 60-х годов. В. Н. Новиков, как видно из воспоминаний, весьма критически оценивал эпоху Сталина и довольно благожелательно эпоху Хру­щева. Тем не менее, он объяснял успехи советской промышленнос­ти в 50-е голы наследием предыдущего периода. "У опытных хо­зяйственников с годами сложилось убеждение, что если на хоро­шо поставленном заводе сменить хорошее руководство на плохое, предприятие по инерции будет хорошо работать еще три года. С моей точки зрения, в масштабе СССР сбить государство в целом на худший ритм работы можно было только искусственными или нарочито глупыми мерами, а при нормальном состоянии страны налаженное хозяйство при сложившихся кадрах и достигнутом уровне технического прогресса, при наличии талантливых конс­трукторов, технологов, ученых и квалифицированных рабочих могло сохранить набранные темпы более 10 лет (так и случилось

- Х.). Нашу огромную махину непросто было раскачать, но и не­легко остановить" (19).

Исключительно важный вопрос в том,  почему в советском  государстве после смерти Сталина победили руководители и полити­ческая линия, ориентированная на постепенный отказ от многих элементов командной экономики и общества, необходимых для его эффективного функционирования. Частично это связано с осозна­нием необходимости изменения облика социалистического общест­ва после завершения периода "первоначального рабовладельчес­кого социалистического накопления. Но такую необходимость в той или иной степени признавали и все советские руководители послесталинского периода, о чем говорит практически единодуш­ное принятие многих решений о либерализации политической и экономической жизни после смерти Сталина, совместимых с осно­вами социалистического общества на данном уровне его разви­тия. На другую очень важную причину, очень точно, на мой взгляд, указал В. Молотов в своих беседах с Ф. Чуевым. Раз­мышляя о причинах победы Хрущева в партии, он говорил: "Все хотели передышки, полегче пожить... Дело идет не об отдельных лицах, а об основных кадрах, тем более о широких массах. Они очень устали. И не все наверху выдерживали этот курс. Потому что очень трудно его выдерживать... Все хо­тели передышки, чтобы напряженность куда-то ушла" (20).

Внешним выражением стремления к передышке явилось принятие летом 1953 года постановления правительства, запрещающего в государственных учреждениях работу после окончания рабочего дня. Это постановление было восторженно встречено рядовыми работниками и руководителями министерств и ведомств, изнемо­гавших в сталинские времена от работы во внеурочное время, нередко по ночам, пока Сталин не покинет свое рабочее место. Нет слов, столь напряженная на износ работа была оправдана лишь теми чрезвычайными обстоятельствами близкими к военным, которые переживала страна в течение 25 лет. Поэтому смягчение режима работы государственного аппарата было неизбежным и оп­равданным. Но оно имело свои границы, определяемые сложностя­ми управления огромным государственным хозяйством. Хорошо из­вестно, что руководители и многие сотрудники крупных западных корпораций задерживаются на работе намного больше официально­го рабочего дня, чтобы успеть выполнить свою работу. Советс­кие министерства по размерам превосходили многие западные корпорации, и строгое следование установленным ограничениям рабочего дня должно было серьезно сказаться на качестве хо­зяйственного руководства.

В условиях рыночной экономики трудовые усилия и квалифициро­ванность хозяйственного руководства довольно быстро проверя­лись финансовыми результатами деятельности корпораций и дру­гих экономических единиц. В результате, акционеры не получая достаточных дивидендов и обеспокоенные дальнейшей судьбой своих предприятий, смещали нерадивых руководителей. В команд­ной экономике, где оптовые цены устанавливались исходя из затрат и не было конкуренции, установить реальную эффектив­ность деятельности предприятий и министерств было значительно сложнее. И сместить нерадивых руководителей мог только вышес­тоящий орган. После смерти Сталина, как уже было показано, деятельность многих контрольных органов была парализована. В то же время другие институты социального контроля (партийные и профсоюзные организации, печать, жалобы и письма трудящихся, критика научной общественности) были развиты слабо и в условиях авторитарной системы были, менее действенны, чем деятельность контрольных органов. К тому же, реальные успехи советской экономики в пятой и начале шестой пятилеток создавали и у общественности, и у руководства страны впечатление, что, в основном, развитие экономики идет доста­точно успешно, и нет оснований для серьезной тревоги. В об­ществе набирали силу тенденции социального склероза. Две по­пытки серьезных политических изменений, предпринятые, по раз­ным причинам и с разных позиций, Л. Берия и так называемой антипартийной группой, во многом, обоснованно критиковавшей уже выявившуюся некомпетентность Н. Хрущева как государствен­ного деятеля, были относительно легко отбиты. Советская об­щественная система не содержала механизма самокорректировки под влиянием общественной критики. Только крупные политичес­кие и экономические провалы могли подвигнуть ее на серьезные изменения.

Деградация профессиональных качеств советского государствен­ного руководства началась и в хозяйственном управлении. Неу­дачно были выбраны уже первые два - главы правительства - Г. Маленков и Н. Булганин. Первый был профессиональным партийным аппаратчиком и никогда не отвечал (в отличие, скажем, от Л. Берия за конкретный участок хозяйственной работы). Неудиви­тельно, что очень скоро выявилась его непригодность как руко­водителя правительства, отвечавшего, прежде всего, за решение хозяйственных вопросов. Не лучшим оказался его преемник. Поч­ти все воспоминания современников характеризуют Н. Булганина крайне негативно, как малоквалифицированного, безынициативно­го и посредственного человека. Можно назвать целый ряд госу­дарственных деятелей того времени, которые по своим личным и профессиональным качествам намного превосходили Маленкова и Булганина. Это, конечно, прежде всего,  Л. Берия и В. Молотов, имевшие многолетний опыт хозяйственного руководства. Но это также блестящий хозяйственник и политический деятель, человек огромной энергии и большого ума - А. Микоян, единственным не­достатком которого с точки зрения возможности нахождения на этом посту была нерусская национальность. Но было немало и русских талантливых руководителей большого ранга типа Перву­хина и Сабурова. Одним словом, выбрали, как это часто дела­лось в России, худших.

Другой важнейший для хозяйственного руководства пост - пред­седателя Госплана СССР осенью 1955 года был доверен Н. Байба­кову вместо М. Сабурова, занимавшего этот пост много лет и достаточно успешно руководившим Госпланом СССР, как это видно из анализа пятого пятилетнего плана и результатов его выпол­нения. Назначение на пост председателя Госплана СССР министра нефтяной промышленности противоречило прежней правильной практике назначения на этот пост крупного государственного деятеля - ранга члена Политбюро ЦК. Уже один только этот факт означал явное понижение статуса высшего планового органа страны, контролирующего деятельность министерств. Но если уж назначать министра, то с большим опытом работы в ведущей от­расли экономики того времени - машиностроении, точнее оборон­ного машиностроения. И таких кандидатов было немало. Но выбрали опять-таки наиболее удобного. Это не могло не сказаться на качестве составления плана шестой пятилетки, которое было ниже плана пятой пятилетки. Еще худшим было назначение в 1957 году, после смещения Н. Байбакова, выступившего против созда­ния совнархозов, И. Кузьмина, вообще не имевшего опыта прак­тической руководящей хозяйственной работы  и единодушно оцениваемого как полное ничтожество, что вынудило Н. Хрущева снять его с этой должности в 1959 году.

Ухудшение состава руководящих кадров после смерти Сталина прошло несколько этапов. Первый был связан со смещением Л. Берия. За этот короткий период были смещены некоторые из ру­ководителей, которых можно было считать близкими к нему. В качестве примера, назову выдающегося хозяйственного руководи­теля Еляна, прославленного директора артиллерийского завода, возглавившего крупнейшее конструкторское бюро ракетной техни­ки.

Следующий этап связан с созданием совнархозов и разоблачением "антипартийной группы". Значительная, скорее всего, большая часть хозяйственных руководителей высшего уровня была против перехода к территориальной системе управления экономикой. На­иболее известным среди противников такого перехода был круп­нейший и авторитетнейший, и опытнейший министр черной метал­лургии И. Тевосян. В результате перехода к совнархозам поте­ряли свою роль в хозяйственном руководстве крупнейшие советс­кие хозяйственники - бывшие отраслевые министры в области промышленности. Одни из них вообще были отстранены от хозяйственного управления в качестве наказания за строптивость, как И. Тевосян. Другие потеряли в статусе и влиянии, возглавив бесправные Госкомитеты или совнархозы с несравненно меньшей сферой хозяйственной деятельности. В результате разгрома ан­типартийной группы были отстранены от хозяйственного руко­водства такие крупнейшие и опытнейшие руководители советской экономики, как Л. Каганович, Г. Первухин., М. Сабуров. В ка­кие-нибудь три-четыре года ушли из руководства экономикой, частично вынужденно, по болезни и из-за смерти, такие выдаю­щиеся хозяйственники сталинского призыва, помимо упомянутых, как И. Лихачев, А. Завенягин, Б. Ванников, В. Малышев, М. Хруничев и ряд других, менее известных. Пришедшие им на сме­ну, конечно, были их учениками, но менее жесткими и энергич­ными. Для подтверждения высочайшей квалификации и администра­тивных талантов большинства упомянутых хозяйственников сош­люсь на воспоминания такого противника сталинизма, как А. Са­харова, который в связи со своей научной работой тесно общался со многими из них и очень высоко о них отзывался (приложение 2). Показательно, что А. И. Микоян, много сделавший для разгрома "антипартийной группы" в 1957 г. вынужден был признать, что "в целом Политбюро до 1957 года (т. е. до разгрома "антипар­тийной группы") было более сильным по составу работников, чем после 1957 г. (21).

Процесс смены поколений и стиля хозяйственного управления за­вершился смещением руководителей Министерства финансов и Государственного Банка СССР. Эти организации играли огромную роль в поддержании товарно-денежного равновесия в экономике. Выработанные еще в начале 30-х годов методы обеспечения такого равновесия (налоговая система, кассовые планы, балансы денеж­ных доходов и расходов населения и т. д.) совершенствовались в 30-40-е годы и позволили обеспечить жесткий финансовый конт­роль за работой предприятий и поддержанием стабильности де­нежного обращения и бездефицитности бюджета в нормальные пе­риоды развития советской экономики, и их расстройство в ненор­мальные периоды в меньшей степени, чем в аналогичной ситуации в капиталистических странах. Понятно, что такая жесткость фи­нансового и денежного планирования вызывала недовольство мно­гих производственных руководителей. Но при Сталине и в первые годы после его смерти эти наскоки и нападки, как правило, от­бивались. Теперь в  менее требовательной обстановке защитить их было уже некому. В 1960 году был смещен выдающийся много­летний руководитель Министерства Финансов СССР А. Г. Зверев, а спустя некоторое время по той же причине председатель Гос­банка СССР А. Коровушкин. Ослабление контроля за денежно-фи­нансовой сферой развязала одну из самых опасных для командной экономики опасностей - бесконтрольное выделение финансовых ресурсов. Со стороны многих ученых, стали подвергаться однос­торонней критике многие оправдавшие себя в предшествующий пе­риод методы поддержания товарно-денежной сбалансированности: опора на налог с оборота как основной источник доходов госу­дарственного бюджета, кассовые планы предприятий и т. д. Эта критика сказалась и на практике финансового регулирования, ослабляя значение этих регуляторов. Понятно, что ослабление финансового контроля неизбежно должно было привести к усиле­нию товарно-денежной несбалансированности, товарного дефици­та. Ослаблению государственного руководства в конце 50-х годов способствовали и некоторые другие мероприятия, впоследствии, после смещения Н. С. Хрущева, отмененные. Так, в 1958 году было ликвидировано общесоюзное министерство торговли, играв­шее важную положительную роль в координации деятельности рес­публиканских министерств торговли, взаимосвязи с Госпланом СССР и обмене опытом организации торговли. В 1960 году было ликвидировано общесоюзное министерство внутренних дел, что резко ослабило борьбу с преступностью, которая носила общесо­юзный, а не местный только характер.

Важнейшим фактором разложения советской государственной и экономической системы явилась коррупция государственного ап­парата. Несмотря на очевидность этого обстоятельства, в пост­советский период появилось очень мало работ, где освещалась бы динамика этого процесса. Очевидно, что коррупция и расхи­щение государственной собственности носило широкий характер и в сталинский период командной экономики. Одним из немногих авторов, который добросовестно и талантливо исследовал тему экономической преступности в Советском Союзе явился Юрий Бо­карев. В его работе приведено много примеров такой преступ­ности в предвоенные годы, в годы войны и в первые послевоен­ные годы. И из других источников известно, что к этим прес­туплениям были причастны немало высших государственных чинов, в том числе такие видные военные и гэбэшные деятели как Г. Жуков, И. Серов, В. Абакумов и ряд других, обогатившихся на хищениях немецкой собственности. Вместе с тем, многие госу­дарственные деятели довольствовались теми значительными при­вилегиями, которые им предоставляло государство. Эти привиле­гии и предоставлялись, во многом, для того, чтобы предохра­нить их от соблазна коррупции и других экономических преступ­лений. Видимо большинство государственных деятелей высшего эшелона довольствовались этими привилегиями. Но, далеко, не все. Как замечает Юрий Бокарев "к середине 50-х годов предста­вители различных слоев общества были основательно подготовле­ны для объединения в такие мафиозные кланы, которые могли влиять и на государственную политику" (22). Очевидно, что в этих условиях роспуск общесоюзного Министерства внутренних дел никак не мог способствовать противодействию этой грозной опасности.

Очень точно время начала кризиса командной экономики опреде­ляет Н. Назарбаев в своей книге "Без правых и левых", вышед­шей в начале 90-х годов: "На протяжении трех десятилетий ника­кой плановой экономики или планового хозяйства у нас просто не было... А за терминами этими скрывались не просто иные ме­тоды хозяйствования, а ужасающая бесхозяйственность и безот­ветственность" (23).

Как видим, Н. Назарбаев достаточно точно определяет начало отхода от командной экономики - конец 50-х - начало 60-х годов, т. е. в те же сроки, которые и я определяю на основе анализа действий хозяйственного руководства СССР в этот период.

Для подтверждения своего вывода о том, что разложение советс­кой хозяйственной системы началось после 1953 года, сошлюсь не на сторонника коммунизма, а на его нынешнего горячего про­тивника - Егора Гайдара. Период  1929-1953 гг. - он называет «единственным периодом, когда в стране действительно торжест­вовал коммунизм» (24), а период  1953-1985 гг. - спуском с комму­нистических «зияющих вершин» (25).

Отмечу и высказывание очень оригинального, хотя несколько не­осторожного в экономических расчетах, экономиста Александра Анисимова: "Слабость системы советского типа состояла не в том, что она мало производила товары и услуги. Около 1984 года партийный аппарат, насыщавшийся до того в течение двух и даже трех де­сятилетий (т. е. после смерти Сталина - Г. Х.) неспособными к эффективной деятельности элементами, потерял даже способность принимать рациональные решения" (26).

4.4. Непосильные военные расходы,
содействие социалистическим и развивающимся странам

Проблема объективного исчисления величины военных расходов СССР и их доли в валовом национальном продукте в советской экономической литературе была поставлена открыто только в конце 80-х годов. Невелики были достижения в этой области дол­гое время и в западной экономической литературе, и в исследо­ваниях американской разведки. Сдвиги появились только в конце тех же 80-х годов благодаря исследованиям двух американцев - бывших граждан СССР - Игоря Бирмана и Дмитрия Штейнберга (безвременно скончавшегося в начале 90-х годов). Но исследова­ния И. Бирмана относятся к периоду 70-80-х годов, хотя их мето­дология может быть использована и для более раннего периода.

Расчеты Д. Штейнберга показывают высокий уровень этих расхо­дов в пятой пятилетке (соответственно 17% и 16% в начале и конце пятилетки) и 13% в 1960 году (27). И хотя эти данные и методы их исчисления намного объективнее прежних (и советских, и западных), нет уверенности, что они точно отражают динамику этого показателя, особенно, в годовом исчислении, которое не представлено в данном расчете, приводимом по публикации А. Белоусова, в отличие от оригинала, который я читал, но не имею в данное время под рукой. Очень важно также отметить, что расчеты Штейнберга, как и ряда других западных и российс­ких экономистов в последние годы, исчисляют долю военных рас­ходов в ВВП или национальном доходе в текущих ценах. Однако, цены на военную технику и НИОКР в СССР были значительно зани­жены по сравнению с ценами, в которых исчислялся фонд личного потребления населения. Следовательно, реально, в ценах едино­го уровня, их доля, по-видимому, достигала в данный период 18-20% ВВП, если не больше.

Появившиеся недавно данные о проектировках бюджета СССР на 1953 год, составленном сразу после смерти И. Сталина (но до снятия Л. Берия и заключения перемирия в Корее) дают предс­тавление о тяжести военных расходов в советской экономике в начале 50-х годов. По этим проектировкам на официальные воен­ные расходы предназначалось 24,8% расходов бюджета, а на скрытые - "около трети" (28).

При фактических расходах государственного бюджета СССР в 1953 г., равных 51,5 млрд. рублей (в деноминированных рублях) (29), это должно было составить, полагая выражение "около трети" равным 31%, примерно 56% расходов бюджета или 29,3 млрд. руб­лей. Национальный доход СССР в 1953 г. составил 81,4 млрд. руб. (30). Следовательно, если верить указанному источнику, военные расходы СССР проектировались в размере более одной трети национального дохода, видимо, более 25% его ВВП в этом году.

Более точный характер динамики военных расходов СССР в части закупки вооружения содержится в составленных Ю. В. Яременко ретроспективных расчетах межотраслевого баланса СССР за 1950-1970 годы, впервые опубликованных в отрытой печати толь­ко в 1999 году. В этом балансе имеется статья "прочее конеч­ное потребление", в которой отражены поставки отраслей народ­ного хозяйства военной техники и другого материально-техни­ческого обеспечения. Приведу данные по этой статье за 50-е - 60-ые  гг. в ценах 1958 года в погодовом выражении (31): млрд. руб.

Годы	1950	1951	1952	1953	1954	1955	1956	1957	1958	1959	1960	1961	1962	1963	1964	1965
Объем (млрд. руб.)	1,36	1,91	2,70	2,85	2,78	3,28	3,21	2,93	3.37	3,7	4,53	4,8	5,35	6,93	7,05	6,23

Как видно из приведенных данных,  военные закупки СССР по абсолютной величине четко разделяются на три периода. Первый - с 1950 по 1952 гг., когда они выросли более, чем в 2 раза, ог­ромное увеличение за столь короткий период, намного увеличив­ший их удельный вес в советском ВВП, выросшем за этот период максимум на 15-20%. Эти расходы почти не росли с 1953 года до 1957 года включительно, хотя советский ВВП в этот период вырос почти на 50%. Понятно, что такая переориентация советского экономического потенциала на гражданские нужды в столь значи­тельных масштабах не могла не сопровождаться значительным ростом уровня жизни населения и производственных капиталовло­жений, и производственного потенциала. Это и был самый успешный период развития советской экономики после войны. Новый рост закупок вооружения начинается с 1958 года. Особенно большим он оказался в 1960 году. В целом за 1957-1960 годы закупки военной техники и обеспечение вооруженных сил выросли в этот период более, чем в 1,5 раза. Этот рост продолжался и в начале 60-х годов, вплоть до 1964 года включительно, когда эти закупки снова выросли в 1,5 раза. Еще больший размер увеличения заку­пок военной техники в конце 50-х годов показывает, на основе ар­хивных данных, Николай Симонов в своей капитальной работе, посвященной развитию советского военно-промышленного комплек­са в 20-50-е годы. По этим данным, валовая продукция военного назначения выросла по промышленности за 1958-1960 гг. почти в 2 раза - с 3,88 до 7.43 млрд. руб. (32). Правда, данные за 1960 г. приводятся по ожидаемому выполнению, но, как правило, в советской промышленности планы в стоимостном выражении вы­полнялись и даже перевыполнялись.

Не менее важным, чем изменение абсолютного объема расходов на вооружение является изменение их материально-вещественного состава. По данным А. Белоусова, основанным на новейших пуб­ликациях, доля расходов на приобретение ракетной техники воз­росла с 1958 по 1960 гг. с 9% до более, чем 40% (33). Это оз­начало, что в этот период должна была в самые короткие сроки быть создана огромная новая отрасль - производство ракетного оружия, увеличившая свое производство примерно в 10 раз. Фе­номенальное техническое и производственное достижение, но оно, естественно, требовало привлечения огромных ресурсов в выпуске новейших материалов, специального топлива, электронной техники для управления полетом ракет, приборостроения и т. д. В условиях слабой развитости этих отраслей в СССР основная часть  продукции должна была использоваться для ракетной техники в ущерб мирному использованию.

Близкие к данным А. Белоусова данные о развитии ракетной тех­ники приводят И. Быстрова, Г. Рябов. "В декабре 1959 года был создан элитный вид вооруженных сил - ракетные войска страте­гического назначения. Чтобы укомплектовать их техникой, в проекте заданий на 1960 г. предусматривалось рост ракетного производства по сравнению с 1959 годом в два раза, а против контрольных цифр, утвержденных ЦК КПСС и СМ СССР на 1960 г.  – в 3,3 раза. Вместе с тем намечалось уменьшить объем капитально­го строительства на 1960 г., прежде всего за счет сокращения строительства культурно-бытовых объектов, здравоохранения и жилья." (34).

Закупки военной техники для внутренних нужд являются, хотя и важнейшим, но не единственным показателем тяжести военных расходов для экономики страны. Другой показатель, тоже исклю­чительно важный - использование научно-технического потенциа­ла. По расчетам А. Белоусова, которые нуждаются в проверке и уточнении, военные НИОКР в общих расходах на науку в 50-е годы занимали 80%, а в 1970 г. снизились до, немногим, более 50%, хотя их доля в ВВП продолжала оставаться очень высокой - 2,1% (36). Вызывает сомнение именно медленный рост НИОКР в 70-е го­ды. Очень важное значение имеет и доля капитальных вложений, используемых для сооружения военных объектов (например, аэ­родромов, военных баз, ракетных площадок и шахт и т. д.), данные о которых отсутствуют.

Понятно, что такой огромное наращивание военного потенциал СССР в конце 50-х - начале 60-х годов сыграло очень важную роль и в замедлении экономического развития СССР в этот период, и в усилении товарно-денежной несбалансированности, усилении де­фицита потребительских благ, наряду, конечно, с другими фак­торами, о которых речь шла выше.

Огромные затраты по наращиванию военных расходов были исполь­зованы достаточно эффективно. Опоздав с развертыванием исследований и разработок ядерного оружия на 4 года, СССР уже в 50-е годы произвел 354 ядерных заряда, что лишь несколько меньше, чем в США в 40-е годы, а в 60-е годы - около 2000, лишь немногим менее, чем в США в 50-е годы. Большим было отставание в произ­водстве средств доставки в 50-е годы, но в 60-е годы оно сократи­лось до минимума... Как видно из перечня, принятых на вооруже­ние Советской Армии средств военной техники в послевоенный период, была осуществлена огромная программа перевооружения Советской Армии в условиях ядерной войны.

Важнейшей задачей советской экономики в 50-е годы - было обеспечить экономические условия нормального функционирования, руководимого Советским Союзом, социалистического лагеря. Это означало:  обеспечить        потребности  европейских  социалистических стран  в  сырье  и материалах,  отсутствующих у них, машинах и оборудовании, военной технике. Взамен можно было получить не­обходимые СССР потребительские товары, некоторые виды сырья и, произведенные из советского сырья, машины, и оборудование, и потребительские товары (например, ткани и одежду). Особой за­дачей было обеспечение огромных потребностей в продукции Ки­тайской Народной Республики. Решение данных задач возлагало серьезное бремя на советскую экономику. Ввиду слабой плате­жеспособности большинства восточноевропейских стран и Китая часть поставок приходилось осуществлять на условиях кредита. Оценивая в целом результаты решения данной задачи, можно ска­зать, что она была решена. Внешнеторговые связи социалисти­ческих стран, в условиях частичной автаркии их экономики от несоциалистического мира, позволили обеспечить не только высокие  темпы экономического роста в СССР,  но и высокие темпы экономического роста со второй половины 50-х годов в других социалистических  странах.  Эти  темпы роста превосходили темпы роста экономики всего мирового хозяйства и, в отдельности, темпы роста развитых и развивающихся стран.  И в этом крупнейшем достижении важнейшую роль сыграли советские торговые поставки и предоставленные кредиты.  Немалую роль сыграла, также, и без­возмездная техническая помощь.

Немалых усилий требовало и экономическое содействие развиваю­щимся странам, начавшееся в шестой пятилетке. Стремясь уси­лить свое влияние на политику этих стран, Советский Союз на­чал осуществление, в некоторых из них, крупных инвестиционных проектов на льготных финансовых условиях. Среди наиболее крупных из них такие крупнейшие строительные проекты, требо­вавшие и высокого строительного, и проектного мастерства, и поставок современного оборудования, как Асуанская плотина и металлургический комбинат в Бхилаи.

4.5. Технический прогресс в шестой пятилетке

Изучение многочисленных публикаций в советской экономической литературе 30-50-х годов, решений КПСС и советского правитель­ства по экономическим вопросам показывает, что у советских экономистов и государственных деятелей была, в основном, яс­ность в отношении серьезного отставания СССР в эффективности производства и техническом прогрессе от развитых капиталисти­ческих стран, особенно, в гражданских отраслях. Предпринимались и большие усилия по ее преодолению. Эти усилия дали не­малый результат в пятой пятилетке. На июньском пленуме ЦК КПСС 1955 года с большой настойчивостью выдвигалось требова­ние ускорения технического прогресса, специализации и коопе­рирования, улучшения организации производства.

Вопросы технического прогресса, в котором наметилось новое серьезное отставание, были поставлены в центр деятельности хозяйственных министерств и партийных организаций. Намного выросли ассигнования на научно-технические исследования, вы­росло число научных организаций и конструкторских бюро, число занятых в НИОКР. Эти усилия дали значительный эффект именно во второй половине 50-х годов. Тогда СССР буквально потряс ка­питалистический мир многими своими научно-техническими дости­жениями в области авиации, космических исследований, ядерной энергетике. Эти результаты показали огромный научно-технический потенциал СССР, достигнутый в кратчайший срок и при очень сложных условиях. Но не менее важными, хотя и не столь оше­ломляющими, были достижения в области научно-технического прогресса во многих отраслях гражданской промышленности. Чис­ло внедренных видов машин и оборудования выросло за годы шестой пя­тилетки в несколько раз, а в ряде отраслей - в 5-10 раз. Это значит, что было налажено производство тысяч наименований ма­шин и приборов, которые ранее не производились вообще. В ряде отраслей промышленности технический уровень советской промыш­ленности в этот период уже не уступал техническому уровню в самых развитых капиталистических странах (черная металлургия, электроэнергетика), а кое в чем и превосходил - более мощные электростанции, мощные сети передач электроэнергии, металлур­гические заводы очень высокого технического уровня. В других отраслях отставание сохранялось, но оно заметно уменьшилось. Правда, отсутствуют сводные данные о размере отставания в на­учно-техническом прогрессе. В силу сложности исчисления дан­ного показателя и его неоднозначности (появление опытных об­разцов, массовое производство) вряд ли вообще его можно ис­числить. Поэтому высказанное соображение может показаться не­доказанным. К тому же, другие показатели эффективности произ­водства (себестоимость продукции, производительность труда и т. д.), как будет показано ниже, стали относительно (по тем­пам) ухудшаться. Но это противоречие может быть объяснено ухудшением использования достижений научно-технического прог­ресса, ухудшением организации производства и рядом других.

Единственным известным мне исследованием соотношения техни­ческого уровня советской и западной экономики являются работы Сергея Глазьева конца 80-х - начала 90-х годов. В этих работах С. Глазьев производит сопоставление отставания СССР от некоторых эталонных государств по отдельным техническим уровням разви­тия экономики. Из представленных расчетов следует, что, начи­ная с 1950 года (год начала расчетов) разрыв между техничес­ким уровнем советской экономики и экономики ведущих западных стран неуклонно увеличивался. Более внимательное ознакомление с исходными данными этих расчетов позволяет усомниться в пол­ной их убедительности и обоснованности. Дело в том, что в ка­честве показателей для сравнения С. Глазьев отобрал очень уз­кий круг, безусловно, важных, но далеко не полных показателей. Кроме того, сравнение ведется только по показателям двух тех­нологических уровней. Опущены более традиционный уровень и новейший (пятый) технологический уровень. С. Глазьев сам подт­верждает, что по этому пятому уровню в 50-е и последующие годы СССР не отставал от США. Как минимум можно утверждать, что данная проблема не нашла еще научного решения. В порядке ги­потезы выскажу предположение, что в 50-е годы по гражданской технике и технологии отставание от США не увеличивалось, а в отдельные периоды и сокращалось. Что касается военной техни­ки, на которую в СССР приходилось более половины продукции машиностроения, то здесь отставание было минимальным, а в ря­де областей СССР даже несколько опережал США (создание зенит­ных ракет, водородного оружия, баллистических ракет, стрелко­вого и артиллерийского оружия, танков). Конечно, с точки зре­ния развития экономики, столь стремительное развитие военной техники было скорее минусом, чем плюсом. Оно отвлекало огром­ные и лучшие технические силы от развития гражданской техни­ки. Но для полной оценки технического прогресса и потенциала советской науки и техники, надо обязательно включать военную технику в общий расчет и в этом случае предположение о сокра­щении разрыва с США в области техники окажется почти очевид­ным.

В качестве примеров быстрого сокращения расстояния между уровнем техники и технологии в СССР и США в данный период укажу на три отрасли промышленности: черную металлургию, электроэнергетику, станкостроение. По таким основным характе­ристикам развития черной металлургии и электроэнергетике как  мощность агрегатов (доменных и мартеновских печей, турбин и генераторов) в конце войны СССР отставал от США довольно зна­чительно, лет на 10-15, как минимум. К середине 50-х годов раз­меры вновь производимых и строящихся агрегатов в этих двух отраслях практически совпадали, а частично СССР даже опережал США в этом отношении. Некоторые строящиеся в СССР объекты черной металлургии и электроэнергетики не имели себе равных по мощности в США. Очень значительное сближение в техническом уровне произошло в такой, исключительно сложной и требующей высокой культуры производства, отрасли как станкостроение. В конце войны СССР не производил очень многие самые сложные ви­ды металлорежущих станков и кузнечно-прессового оборудования и вынужден был импортировать их из-за границы. В течение первых 10 послевоенных лет в СССР было налажено производство практи­чески всех видов и типоразмеров необходимых машиностроению видов металлорежущих станков, кузнечно-прессового и литейного оборудования. В связи с этим импорт этих видов оборудования из капиталистических стран был почти полностью прекращен и начался довольно значительный экспорт советского станкострои­тельного оборудования в несоциалистические страны. Разрыв в техническом уровне выпускаемого станкостроительного оборудо­вания, составлявший в начале послевоенного периода - 15-20 лет, сократился до нескольких лет. Очень сильно сблизилось и соот­ношение между выпуском металлорежущего и, более эффективного, кузнечно-прессового оборудования, которое было слабо развито в довоенный период и очень сильно развилось в послевоенный период. За годы пятой пятилетки выпуск металлорежущих станков вырос более, чем на 60% и по количеству почти сравнялся с выпуском металлорежущих станков в США в этот период. В то же время средняя мощность одного станка выросла на 4,9% и сред­ний вес - на 10,2%. Производство самых сложных прецизионных и крупных тяжелых, и уникальных станков выросло более, чем в два раза. Более, чем в два раза выросло и число специальных, спе­циализированных и агрегатных станков, в 2-3 раза число типо­размеров станков (37).

Значительные усилия в 50-е годы предпринимались по преодолению отставания от США в области, где оно было наиболее значитель­ное и которое приобретало все большее, можно сказать, решаю­щее значение и в обеспечении обороноспособности, и в развитии экономики в целом, и в повышении уровня жизни населения. Речь идет об электронной промышленности. До второй мировой войны и, естественно, в годы второй мировой войны радиотехника и электронная промышленность были наиболее отстающими отраслями советской промышленности. Свидетельством тому было крайне слабое обеспечение населения радиотехнической продукцией и, что было для СССР в то время особенно важно для обороны страны, средствами связи. Число радиолокационных станций было мизер­ным, а их технический уровень крайне низким. В годы войны вследствие этого пришлось ввезти из США огромное количество средств связи и радиолокационных установок. Уже в ходе войны для преодоления отставания в области радиолокации был создан Комитет по радиолокации, а после войны специальное Министерс­тво средств связи. Был построен ряд радиотехнических заводов по выпуску электронных компонентов. Крупным достиже­нием советских радиотехников и электронщиков явилось обеспечение выпуска радиолокационной аппаратуры для военно-морского флота и авиации, и, особенно, для ракетной техники при созда­нии системы ПВО Москвы. Сложнейшие научно-технические пробле­мы были решены (в том числе и благодаря шпионажу) в области создания элекронно-вычислительной техники для научных, управ­ленческих и, особенно, военных нужд. Указанные достижения со­ветской электронной промышленности с большим знанием дела и весьма подробно изложены в книге сына первого советского ми­нистра электронной промышленности А. А. Шокина «Министр неве­роятной промышленности СССР», вышедшей в 1999 году, к сожале­нию, крайне небольшим тиражом. Крупным достижением радиотех­нической и электронной промышленности явилось создание круп­номасштабного производства телевизоров в СССР в 50-е годы. Крупные достижения советской электронной промышленности в 50-е годы получили высокое признание иностранных специалистов на международной выставке в Брюсселе в 1958 году (38).

Сводные данные о развитии радиоэлектронной промышленности по­казывают ее значительный рост в 50-е годы. Так, в пятой пяти­летке число заводов этой отрасли выросло с 98 до 156, число занятых - с 250 тысяч человек до 470 тысяч, т. е. почти в два раза (!). Общий объем продукции вырос в стоимостном выражении в неизменных ценах почти в 4 раза. Поскольку может возникнуть сомнение в достоверности этого показателя, ввиду возможного скрытого роста цен, приведу данные в натуральном выражении. Производство электровакуумных приборов выросло более, чем в 3 раза, в том числе электронно-лучевых трубок более, чем в 15 раз, полупроводниковых приборов более, чем в 30 раз (39). Очевидно, что такой огромный рост электронно-лучевых трубок и полупроводниковых приборов определяется их низким абсолютным уровнем в начале периода. При этом, основная часть товарной продукции этой отрасли использовалась для военных нужд. В мо­ем распоряжении отсутствуют сквозные данные о динамике произ­водства полупроводниковых приборов в СССР в 50-е годы. Сошлюсь поэтому на данные за более длинный период. Так, с 1957 года по 1967 годы производство транзисторов в СССР выросло с 2,7 млн. штук до 134 миллионов штук, т. е. более, чем в 50 раз. Быстро росло производство транзисторов, конечно, и в США. Но отставание от США относительно в этот период сократилось. Ес­ли в 1957 году оно составляло примерно 10 раз, то в 1965 году - менее 7 раз. То же, конечно, очень много, но все же меньше, чем в 1957 году. При этом, американский уровень 1957 году по производству транзисторов был в СССР в 1967 году превзойден почти в 5 раз.

Большой прогресс был достигнут и в производстве, и использова­нии вычислительной техники, и в военных, и в мирных целях. Ра­боты в области электронно-вычислительной техники в СССР нача­лись на несколько лет позже, чем в США. Но по техническому уровню созданные тогда образцы электронно-вычислительной тех­ники не уступали западным. Огромный вклад в развитие вычисли­тельной техники внесли такие выдающиеся ученые как С. Лебе­дев, И. Брук, целый ряд других (40). Правда, в отличие от США, электронно-вычислительные машины преимущественно исполь­зовались в военном деле и в создании военной техники. Но как раз начало шестой пятилетки ознаменовалось началом широкого использования ЭВМ в планировании и управлении экономикой, на­учных исследованиях в этой области. Вопросы лучшего использо­вания ЭВМ в управлении народным хозяйством стали широко об­суждаться, начиная примерно с 1958 года.

Нет необходимости доказывать, что внешняя торговля является зеркалом экономики страны. Если оценить прогресс в экономике СССР в шестой пятилетке через призму этого зеркала, то обна­ружится, что доля экспорта машин и оборудования в экспорте на наиболее требовательном рынке несоциалистических стран вырос­ла, в общем объеме их экспорта, с ничтожной величины в 5% в 1955 г. до 17%  в 1960 г., а в абсолютном выражении в 7 раз (41).

4.6. Улучшение организации производства

Существенный прогресс в организации производства в шестой пя­тилетке был связан с растущей механизацией труда во вспомога­тельных цехах промышленных предприятий. Традиционно эти цеха характеризовались в советской промышленности преобладанием ручного труда, поскольку механизация здесь связана с наиболь­шими трудностями. Особенно плохо организован был труд по транспортировке и перемещению грузов на предприятиях. С 1954 по 1959 годы доля занятых в этой, крайне малопроизводительной, сфере в результате механизации ее сократилась с 23,5% до 16,9%, в том числе доля рабочих, занятых механизированным транспортом выросла с 26% до 32,3%  от общего числа транспорт­ных рабочих. Оба эти явления, достигнутые за столь короткий

срок, следует считать не только крупным экономическим достиже­нием, но и важным шагом в повышении уровня организации произ­водства, приближении его к западным стандартам организации. Предпосылки для такого быстрого роста механизации транспорт­ных процессов на предприятиях были заложены огромным ростом производства транспортно-перемещающихся механизмов, которые почти отсутствовали в довоенный период, в 50-е годы.

В начале и середине 50-х годов, аналогично предвоенному перио­ду, произошли прорывы в организации производства, позволявшие при их широком распространении на порядок поднять экономи­ческие показатели работы ряда отраслей промышленностей. Сош­люсь при этом на, одного из самых квалифицированных и добросо­вестных, специалиста в области экономической эффективности технического прогресса в СССР - Константина Ивановича Климен­ко. При переходе к крупносерийному производству на основе комплексной перестройки и совершенствования производства, при том же самом парке оборудования и количестве работающих, были многократно повышены объемы производства и показатели эффек­тивности. Так, на Невском насосном заводе в начале 50-х годов выпуск насосов увеличился в 6 раз (с учетом сокращения смен­ности с 2 до 1,25 - почти в 10 раз), трудоемкость изделий сократилась в 2,5 раза и себестоимость более, чем в 2 раза. Этот метод был применен позднее на некоторых других машиност­роительных заводах, например, при совершенствовании произ­водства вихревых насосов в 1953-1956 годах. Это дало увеличе­ние выпуска насосов за 4 года в 10 раз, снижение нормирован­ной трудоемкости насосов за три года в 2-3 раза, а их себестоимости - в 1,9-2,8 раза. Экономия от снижения себестоимости обеспечила покрытие затрат на совершенствование производства менее, чем за год. Метод комплексного совершенствования техно­логии и организации производства позволил станкостроительным заводам перейти на поточные методы производства. В 1958 году эти методы были внедрены на 14 станкостроительных заводах с охватом свыше 40% всего производства станков в СССР. С 1955 по 1958 годы выпуск станков поточным методом увеличился в 3 раза (42). В результате внедрения поточных линий на ряде станкостроительных заводов резко (от 41% до 239%) выросла фондоотдача (43), что следует признать крупнейшим достижени­ем. Приведенные данные могут вызвать известное недоверие. Я не исключаю, что в ряде случаев они преувеличены предприятия­ми, желавшими продемонстрировать свои успехи. Однако, К. И. Клименок и С. А. Хейнман были слишком опытными экономистами, чтобы попасться на крупных искажениях. И, самое главное, эти данные корреспондировали с данными о повышении эффективности производства в данный период в машиностроении, с учетом доли названных предприятий в общем объеме продукции отрасли.

Много поразительных примеров, огромного экономического эффекта перехода на поточное производство на ряде предприятий маши­ностроения и приборостроения, приведено в замечательной работе С. А. Хейнмана "Организация производства и производительности труда", вышедшей в 1960 году. Вместе с тем, автор отмечает, что даже в передовой ленинградской промышленности, на поточ­ных линиях было занято всего несколько процентов работающих в машиностроении и приборостроении Ленинграда в 1959 г. (44).

4.7.  Итоги первых трех лет шестой пятилетки

Происшедшие в конце пятой и начале шестой пятилеток изменения в общественной и экономической системе негативно сказались на экономическом развитии СССР уже в первые три года шестой пя­тилетки. Темпы экономического развития страны в этот период, по-прежнему, оставались высокими. Продолжался быстрый рост уровня жизни населения, впервые в советский период разверну­лось массовое жилищное строительство. Продолжался быстрый ко­личественный и качественный рост просвещения и здравоохране­ния. Укреплялась военная мощь страны. Но экономические дости­жения уже не были столь впечатляющими, как в пятую пятилетку. И, что самое главное, прервался переход к интенсивной эконо­мике, начавшийся в пятой пятилетке.

Период шестой пятилетки характеризовался значительным ростом уровня жизни населения. Правда, прирост производства предме­тов потребления, и их потребление был меньше относительно, а иногда и абсолютно, чем в пятой. Огромный размах приобрело жилищное строительство. Если в пятой пятилетке его абсолютный прирост по сравнению с четвертой в стоимостном выражении сос­тавил 7 миллиардов рублей, то в шестой по сравнению с пятой он составил девятнадцать миллиардов и ежегодный объем жилищного строительства вырос почти в два раза. Вместо 5-6 миллионов человек в пятой пятилетке, что лишь немного превосходило ес­тественный прирост населения, в шестой пятилетке ежегодно но­вое жилье получало 10-11 миллионов человек. Это означает, что значительно улучшили жилищные условия за пятилетку почти чет­верть жителей страны - огромное достижение по любым меркам. Значительно выросло также и строительство объектов социаль­но-культурной сферы (почти в два раза в стоимостном выраже­нии). Заметно, на 15-20% и более на душу населения выросло производство чулочно-носочных изделий, бельевого и верхнего трикотажа, обуви кожаной (почти на 40%), часов бытовых. Еще больше, нередко в 1,5-2 раза, выросло промышленное производс­тво продовольственных товаров (например, сахара-песка почти на две трети, цельномолочной продукции более, чем в три ра­за). При значительном относительном росте оставался весьма скромным объем производства товаров долговременного пользова­ния.

Уже в  первые три года шестой пятилетки наметились и серьез­ные сбои в развитии экономики. Так, резко замедлился ввод мощностей в машиностроении. Об этом говорит резкое замедление роста парка металлорежущего и кузнечно-прессового оборудования по сравнению с предшествующим периодом. Так, если в пятой пя­тилетке ежегодно этот парк увеличивался на 125 тысяч штук по металлорежущим станкам, то за три года шестой пятилетки толь­ко - на 70 тысяч, соответственно по кузнечно-прессовому обору­дованию - на  16 тысяч.

Происшедшие в конце пятой и начале шестой пятилеток изменения в общественной и экономической системе негативно сказались на экономическом развитии СССР уже в первые три года шестой пя­тилетки. Темпы экономического развития страны в этот период, по-прежнему, оставались высокими. Продолжался быстрый рост уровня жизни населения, впервые в советский период разверну­лось массовое жилищное строительство. Продолжался быстрый ко­личественный и качественный рост просвещения и здравоохране­ния. Укреплялась военная мощь страны. Но экономические дости­жения уже не были столь впечатляющими, как в пятую пятилетку.

Наиболее заметным оказался спад в темпах роста производитель­ности труда в промышленности. Для оценки темпов роста промыш­ленного производства воспользуюсь, хотя и не свободными от недостатков, но наиболее точными из имеющихся погодовых оце­нок, оценками американского экономиста Г.Натера. Согласно его подсчетам, среднегодовые темпы роста гражданской советской промышленности уменьшились с 9,6% в пятой пятилетке до 7,1% в 1956-1958 гг. (45). Это очень заметное падение темпов роста за такой короткий период времени. Однако, самым тревожным бы­ло драматическое падение темпов роста производительности тру­да в два раза: с 6% в пятой пятилетке до 3% в 1956-1958 гг. Если в пятой пятилетке темпы роста производительности труда в советской промышленности не уступали японским и западногер­манским, то впервые в годы шестой пятилетки, если верить оценкам Г.Наттера, они уже намного им уступали и соответс­твовали росту производительности труда в экономике, намного, менее быстро, развивающимся странам Западной Европы и США. В отличие от пятой пятилетки, в начале шестой пятилетки большая часть прироста промышленной продукции осуществлялась не за счет роста производительности труда, а за счет роста числен­ности работающих, что говорило о переходе к экстенсивному ти­пу развития промышленности. Об ухудшении положения с эффек­тивностью производства свидетельствовало и резкое замедление снижения себестоимости промышленной продукции. Уже в 1956 го­ду себестоимость промышленной продукции снизилась на 2,8%, вместо 4-5% в годы пятой пятилетки. В последующие годы темпы снижения себестоимости промышленной продукции продолжали сок­ращаться. При всей неточности этого показателя, как измерите­ля эффективности производства, тенденции в эффективности он все же отражал. При этом, ежегодное падение себестоимости продукции почти на 3%, если оно не сопровождалось ухудшением качества продукции, было достаточно высоким.

По сравнению с пятой пятилеткой изменилось в худшую сторону положение с такими обобщающими показателями эффективности производства как материалоемкость продукции и фондоотдача. Если в пятой пятилетке, по официальным данным, фондоотдача росла и в целом по народному хозяйству, и по промышленности, то в первые годы шестой пятилетки она заметно упала и в целом по народному хозяйству, и в промышленности (46). Отражением снижения эффективности производства (доля военных расходов не выросла в этот период) явилось резкое увеличение разрыва меж­ду темпами роста группы "А" и "Б" промышленности. Если в пя­той пятилетке темпы роста группы "А" лишь в 1,1 раза превыша­ли темпы роста группы "Б", то в первые три года шестой пяти­летки этот разрыв вырос до 1,4 раза. Производство все боль­ше стало работать само на себя.

Принципиальное отличие характера изменения материалоемкости продукции в период пятой и шестой пятилеток обнаруживается при сопоставлении ее изменения в лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности по данным, составленных Ю. В. Яременко межотраслевых балансов за 50-60-е годы. Эта от­расль выбрана потому, что из всех отраслей экономики она в наименьшей степени зависит от изменения ценностных сдвигов в экономике. Так вот, коэффициент прямых материальных затрат (затраты материалов, производимых в данной отрасли на один рубль ее валовой продукции) снизился в период 1950-1955 годов с 0,47 до 0,38 - огромное сокращение. В то же время с 1955 по 1960 годы сокращение составило лишь полтора процентных пункта - с 0,382 до 0,366, причем в 1958-1960 годах вообще не проис­ходило сокращение этого показателя (47).

Сноски:
(к гл. IV)

1.  КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и плену­мов ЦК КПСС. Т. 9. М. 1986. С. 33.
2. Там же. С. 40.
3. Там же.

4. Там же. С. 46.
5. Там же. С. 51.
6. Гавриил Попов. Снова в оппозиции. М. 1994 . С. 18.
7. Александр  Орлов.  Тайная история сталинских преступлений. М. 1991 . С. 248.
8. Экономика материально-технического снабжения М. 1960 . С. 94.
9. Хлудов. Ук. соч. С. 35.
10. В. А. Крючков. "Личное дело". Т. 1. М. 1996 . С. 31.
11. Хлудов. Ук. соч. Там же.
12. Павлов Д. В. Стойкость. М. 1979. С. 212.
13. Правда. 25.10.1953. С. 3.
14. Русский эксперимент. М. 1995. С. 64-65.
15. Г.  М. Сорокин. Планирование народного хозяйства СССР. М. 1960. С. 234.
16. Б.  И. Брагинский, Н. С. Коваль. Планирование и организа­ция народного хозяйства СССР. М. 1954 . С. 164-165.
17. Г. А. Явлинский. Экономика России: наследство и возможнос­ти. Октябрь 1995. № 7 С. 163.
18. Там же. С. 166.
19. В годы руководства Н.  С.  Хрущева. Вопросы истории. 1989 . № 1 .С. 106.
20. Сто сорок бесед с В.  Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М. 1991. С. 312.
21. Анастас Микоян. Так было. М. 1999. С. 604.
22. Юрий Бокарев. Власть и преступность в России. Россия - ХХI. № 3. С. 94.
23. Цитируется по: Дмитрий Валовой. Кремлевский тупики Назар­баев. М. 1993. С. 53.
24. Егор Гайдар. Государство и эволюция. Спб. 1997. С. 113.
25. Там же.
26. Александр Анисимов.  Мировой конфликтный потенциал и Рос­сия. ХХI век и Россия. 1994. N 1-2. С. 5.
27. Приводится по: Андрей Белоусов. Становление советской ин­дустриальной системы. Россия – ХХI. 2000. N 3. С. 49.
28. Жуков Ю.  Н.  Борьба за власть в партийно-государственных верхах весной 1953 г. Вопросы истории. N 5-6. 1996 . С. 50.
29. Б.  П.  Плышевский. Национальный доход СССР за 20 лет. М. 1964. С. 103.
30. Народный доход России и СССР. М. 1969. С. 161.
31. Ю.  В.  Яременко.  Приоритеты структурной политики и опыт реформ. М. 1999.  С. 270-353.
32. Николай Симонов. Ук. соч. С. 283.
33. Андрей Белоусов. Ук. соч. С. 55.
34. И. В. Быстрова, Г. Е. Рябов. Военно-промышленный комплекс СССР. В: Советское  общество: возникновение, развитие, истори­ческий финал. Т. 2. М. 1997 . С. 194.
35. Андрей Белоусов. Ук. соч. N 3. С. 34.
36. Там же. С. 34.
37. Л. А. Айзеншад, С. А. Чихачев. Ук. соч. С. 467-468, 518.
38. А. А. Шокин. Ук. соч. С. 166.
39. Николай Симонов. Ук. соч. С. 260. Из этого источника за­имствованы все данные по развитию электронной промышленности.
40. В. Пржиялковский и др. Зачем же подтасовывать факты? PC-week. N 19. 2000. С. 26-27.
41. Внешняя торговля СССР. Статистический сборник. М. 1966. С. 116-118.
42. К. И. Клименко. Экономические проблемы технического прог­ресса в машиностроении СССР. М. 1965. С. 163-165.
43. С. А. Хейнман. Экономические проблемы организации промыш­ленного производства М. 1961. С. 152.
44. С.  А. Хейнман. Организация производства и производитель­ности труда. М. 1960. С. 158.
45. Цитируется по: С. А. Хейнман. Советская экономика в пре­зентации Г. Наттера. Вопросы экономики. N 9. 1962. С. 98.
46. Г.  М. Сорокин. Планирование народного хозяйства СССР. М. 1961. С. 327.
47. Рассчитано по: Ю. В. Яременко. Ук. соч. С. 270-353.

Приложение к главе 4.

Портреты хозяйственных руководителей "атомного проекта"

 (по книге Станислава Пестова "Бомба" и воспоминаниям Андрея Сахарова)

Для того, чтобы дать более наглядную характеристику хозяйственного руководства сталинского периода командной экономики я воспользовался двумя первоклассными литературными источниками. Один из них,  бестселлер середины 90-х годов - книга Станислава Пестова "Бомба". Другой,  воспоминания Андрея Сахарова. Обе книги посвящены (книга А. Сахарова частично) созданию ядерного оружия в СССР. Особенностью этих книг является не только высокая достоверность приводимых в них сведений, но и (что, во многом, определило мой выбор) ярко выраженная негативная оценка авторами сталинской политической и экономической системы. Тем ценнее высокая оценка, даваемая ими хозяйственным руководителям того периода, которые возглавляли атомный проект. Следует, конечно, иметь в виду, что в этот проект привлекались лучшие руководители того времени, учитывая его колоссальное значение для судеб СССР. Однако, определенное представление о характере хозяйственного руководства в сталинский период эти портреты могут дать.

При чтении книги Станислава Пестова бросается в глаза следующее обстоятельство. Автор с отвращением и презрением отзывается о сталинской политической и экономической системе. Но как только он переходит к рассказу об истории атомного проекта, основанного на рассказах его участников, обнаруживается "удивительное" обстоятельство: бездарный, по мнению автора, Сталин нашел для этого проекта как раз очень способных ученых и хозяйственных руководителей. И советские разведчики действовали весьма эффективно и профессионально.

Очень неохотно С.Пестов отзывается одобрительно о руководителе  атомного  проекта Л.  Берии.  Но удачный подбор научных и технических руководителей атомного проекта,  осуществлявшийся Л.Берием, говорит сам за себя. При всей неприязни к Л.Берии, С.Пестов вынужден признать, что избранный им путь осуществления строительства без смет и проектов, чертежей и массе других бумаг оказался самым эффективным и коротким путем (С. 271). Л. Берия защищает "диссидента" Льва Альтшуллера, осмелившегося публично критиковать Т. Лысенко (С. 235). Даже замахнувшегося на него пепельницей П. Зернова, он, вопреки, мнению автора, представляет к званию Героя Социалистического труда и тот его получает, что нетрудно проверить по указу, опубликованному в книге документов по истории атомного проекта.

В книге приводится мнение о Л.Берии   научного руководителя атомного проекта Ю.Харитона: "Берия, надо сказать, действовал с размахом, энергично, напористо. Часто выезжал на объекты, разбирался на месте, и все задуманное обязательно доводилось до конца. Никогда не стеснявшийся нахамить и оскорбить человека, Берия был с нами терпим, и, трудно даже сказать, крайне вежлив. Если интересы дела требовали пойти на конфликт с какими-либо идеологическими моментами, он, не задумываясь, шел на такой конфликт" (С. 146). Такого же мнения был и профессор Головин - один из заместителей И. Курчатова: "Берия был прекрасным организатором - энергичным и въедливым.  Если он, например, брал на ночь бумаги, то к утру документы возвращались с резонными  замечаниями  и  дельными предложениями.  Он хорошо разбирался в людях, все проверял лично, и скрыть от него промахи было невозможно" (Там же). С восхищением отзывается С.Пестов о директоре КБ-11, осуществлявшем научно-исследовательские работы по атомной бомбе и ее окончательной сборке, Павле Михайловиче Зернове. "Он, говорил потом Ю.Харитон, - мог видеть одновременно крупное и мелочи". В самом начале войны его посылают на завод стрелкового оружия с заданием увеличить в десять раз выпуск крупнокалиберных пулеметов. Через месяц Павел Михайлович с этим заданием справился. После он налаживает выпуск легких танков в Харькове, организует новый танковый завод на верфях Сталинграда, отправляет танки из проходной на близкий тогда фронт. Случилось однажды, что в кабинете секретаря ЦК ВКП (б) Зернов потерял сознание - он не спал перед этим семь суток подряд.

Всему делу очень повезло, когда встретились вместе два выдающихся деятеля - Зернов и Ю.Харитон, каждый из них стоил много, но вместе они составляли то золотое целое, то единство научной мысли и крупномасштабной инженерной практики, которое всегда обеспечивает успех научному поиску" (С. 222-223).

Ссылаясь на профессора Альтгаузена,  С.Пестов высоко отзывается о замнаркоме НКВД А.  Завенягине,  ставшем руководителем  комиссии по атомному сырью, запасы которого к началу атомного проекта в СССР были открыты в ничтожном размере. "Исключительно деловой и талантливый организатор. Благодаря ему, освоение атомного сырья пошло бешеными темпами" (С. 245).

А вот что пишет С.Пестов о директоре комбината в Челябинске Борисе Глебовиче Музрукове: "Бывший детдомовец Борис Глебович Музруков был известным металлургом на Путиловском заводе. Там он участвовал в создании новой брони для Т-28. Главного металлурга вскоре назначают директором "Уралмаша", на этом гиганте директора менялись как перчатки - он был почти неуправляемым. "Укротить" его первым смог Музруков, а впервые же дни войны он сумел, в немыслимо короткие сроки, наладить выпуск корпусов тяжелых танков, а потом и массовый выпуск Т-34, ре­шивших исход главной переломной битвы под Курском" (С. 269). На заводе "Маяк" "Борис Глебович был в числе самых первых, которые тогда еще не знали, как надо делать, но отлично понимали, что надо как можно быстрее. Нужны были богатый опыт инженера, твердая рука и умная голова, чтобы все это превратить в стройное предприятие и огромный целеустремленный коллектив. Как и на "Уралмаше" Музруков сумел поднять эту работу, причем без истерик, разносов, выкручивания рук" (С. 270).

О главном инженере комбината в Челябинске, производившем исходный полуфабрикат для изготовления атомного оружия - будущем министре Средмаша Ефиме Славском, его заместитель по строительству Филиппов отзывается так: "Славский обладал исключительной эрудицией, удивительной способностью предвидения и принимал решения не в угоду ведомственным интересам, а иногда и вопреки им" (С. 260).

С.Пестов показывает и присущую многим из этой плеяды руководителей жестокость, и, зачастую, самодурство. По воспоминаниям того же Филиппова, которые, конечно же, нуждаются в проверке, Ванников проводил производственные совещания о ходе строительства следующим образом: "Ванников выходил из кабинета к столу, снимал пиджак и аккуратно вешал на стул. Из заднего кармана вынимал пистолет и клал его на стол. Открывая совещание, он провозглашал: "Ну... мать... докладывайте"! Вел оперативку напористо, с большим высокомерием, в выражениях не стеснялся... У таких руководителей, как Ванников и Завенягин, требовательность всегда сопровождалась угрозами, это передавалось от старшего начальства, для которого мат и оскорбление подчиненных были нормой" (С. 264). Считали ли эти руководители, что с нашими тогдашними строителями, в отличие от ученых, только в таком тоне и можно говорить, чтобы добиться успеха?

Перейду к воспоминаниям Андрея Сахарова. Он описывает свои впечатления о Ванникове: "Ванников был... очень колоритной личностью. В 30-е годы ...он приобрел большой опыт в руководстве военной промышленностью, военно-конструкторскими и военно-научными разработками... Он был крайне осторожен, умен (и циничен) (1). О таких руководителях атомного проекта, как В. Малышев и А. Завенягин, А. Сахаров отзывается без восхищения,  но и без сомнений в их компетентности. Вот как он отзывается о Ефиме Славском - министре среднего машиностроения, начиная с 1957 г.: "Человек, несомненно, больших способностей и работоспособности, решительный и смелый, достаточно вдумчивый, умный и стремящийся составить себе четкое мнение по любому предмету, в то же время упрямый, часто нетерпимый к чужому мнению, (2). О Музрукове: "Музруков был очень колоритной и значительной фигурой - одним из наиболее крупных организаторов промышленности, с которыми я сталкивался... Во время войны он стал директором «Уралмаша»... эта работа требовала величайшей самоотдачи и огромных организаторских и технических талантов от руководителей. Музруков кончил войну с первой звездой Героя Социалистического труда и без одного легкого. Затем он начальник комбинатов МСМ, что было не легче..." (3). О руководителях советского военно-промышленного комплекса Д. Устинове и Л. Смирнове: "Оба они - очень деловые, знающие и талантливые, энергичные люди, с большими организаторскими способностями, всецело преданные своему делу, ставшее самоцелью, подчиняющимися без колебаний все этой задаче" (4).

Сноски:
(к приложению гл.IV)

1. Знамя N 11 1990. С. 135.
2. Знамя N 12 1990. С. 68.
3. Там же. С. 50.
4. Там же. С. 67.