Глава 3. Пятая пятилетка: экзамен на зрелость, наконец, сдан

3.1. Анализ плана пятой пятилетки

На развитие советской экономики в пятую пятилетку оказывали влияние как позитивные, так и негативные объективные экономические факторы. К позитивным следует отнести, прежде всего, качественно выросший уровень квалификации рабочих, инженерно-технических и руководящих хозяйственных кадров (хотя в отношении последних наблюдались и факторы ухудшения). Созданная в предыдущий период индустриальная, строительная и научно-техническая база позволяла быстро наращивать объем достаточно технически совершенных для своего времени производственных фондов. Методы централизованного планирования и хозяйственного руководства в результате уже описанных выше изменений значительно усовершенствовались и позволяли обеспечить повышение эффективности использования ресурсов. С другой стороны, происходили и негативные изменения. Прежде всего, качественно ухудшились международная обстановка в результате начала корейской войны, превратившись, в сущности, в предвоенную. Опасность начала новой мировой войны стала реальностью. Известно, что в это время в США были очень популярны планы превентивной войны против СССР, опираясь на безусловное превосходство США в то время в ядерном оружии и средствах его доставки. Опасность новой мировой войны заставила СССР на порядок нарастить военные расходы, увеличив примерно в 2 раза численность вооруженных сил, сравнявшуюся с предвоенным уровнем 1941 года, и организовать массовое производство ядерного оружия, ракетной и реактивной техники, обычного оружия для вооружения своей армии, армий восточноевропейских стран, Китая и воюющей Кореи. Ресурсы советской экономики стали в намного большей доле использоваться для военных целей, что, конечно, сильно осложняло экономическое развитие и особенно дальнейшее повышение уровня жизни населения. Одновременно, все большие перебои стала давать система государственного руководства -  вначале из-за резкого снижения государственной активности Сталина, а после его смерти из-за борьбы за власть в послесталинском руководстве и значительных изменений в структуре органов хозяйственного руководства, ослаблявших его эффективность.

Начну с влияния повышения квалификационного состава хозяйственных кадров. Именно в период пятой пятилетки в полной мере сказались те огромные усилия, которые предпринимались за последние 20-25 лет по количественному, а начиная с середины 30-х годов и по качественному совершенствованию образовательного и профессионального уровня населения. Обобщающим показателем этих усилий явилась доля расходов на образование в национальном доходе. Уже в 1950 году она почти достигла 8% (1). Эта доля была в два раза больше доли расходов на образование в США в тот период (2). В результате этих усилий число лиц, имеющих образование, особенно среднее, среднетехническое и высшее выросло на порядок за период после 1928 года. Наиболее концентрированное выражение  этих усилий выразилось  в том, что уже в 1940 году число дипломированных инженеров в СССР превзошло уровень США и это опережение сохранялось в 50-60-е годы. А ведь еще в конце 20–х годов инженеров хронически не хватало. К этому количественному росту добавился качественный рост. С середины 30-х годов требования к подготовке специалистов резко возросли. И если подготовленных в 30-е годы специалистов в подавляющем большинстве можно было считать полуспециалистами, то выпускаемые в послевоенный период, а они и стали преобладать среди хозяйственных руководителей именно в 50-е годы, уже были полноценными специалистами, зачастую не уступавшими по уровню общей инженерной и специальной подготовке уровню американских и западноевропейских. И если еще в период четвертой пятилетки практики преобладали среди инже­нерно-технических работников непосредственно на производстве, то с начала 50-х годов положение коренным образом изменилось. Таким образом, если во второй половине 30-х годов высококвалифицированные и талантливые руководители стали преобладать на самом верхнем уровне хозяйственного руководства, а на среднем уровне преобладали плохо образованные практики, то с начала 50-х годов дипломированные и хорошо обученные специалисты стали преобладать и на среднем, и даже на нижнем уровне (мастера). Одновременно качественно вырос уровень подготовки рабочих кадров (3). Качественное улучшение состава кадров в народном хозяйстве (за исключением сельского хозяйства, где положение было хуже) явилось, на мой взгляд, главной причиной огромных успехов советской экономики в пятой пятилетке.

Утвержденные на XIX съезде партии директивы по пятому пятилетнему плану были сориентированы на решающую роль интенсивных факторов в развитии советской экономики. Это выражалось в том, что основной прирост продукции во всех отраслях народного хозяйства предполагалось получить за счет производительности труда. В абсолютном выражении предполагалось обеспечить ежегодный прирост производительности труда в основных отраслях производственной сферы примерно на 8-10%, что являлось огромной величиной. Такой прирост обеспечивался за счет роста фондовооруженности (предполагалось значительно увеличить производственные капиталовложения) и лучшего использования имеющихся производственных фондов. Большое значение придавалось такому интенсивному фактору как реконструкция промышленных предприятий. Концентрированное выражение «курс на интенсификацию экономики» нашел в заданиях по снижению себестоимости промышленной, строительной и сельскохозяйственной продукции примерно на 4% ежегодно, что с учетом уже достигнутого значительного снижения себестоимости продукции в последние годы четвертой пятилетки следует считать достаточно напряженным заданием, предполагающим существенное повышение эффективности использования всех видов ресурсов. Другим очень важным проявлением курса на интенсификацию экономики явилось намеченное небывалое ранее (кроме второй пятилетки) сближение роста продукции группы "А" и группы "Б", а также рост розничного товарооборота государственной и кооперативной торговли в размере, превышающем намеченный рост национального дохода (соответственно 70 и 60 процентов) и значительное увеличение жилищного строительства. Намерение осуществить столь значительный рост уровня жизни населения тем более примечательно, что этот пятилетний план составлялся в условиях резкого обострения международной напряженности, и было бы естественно ожидать резкого сокращения заданий по уровню жизни населения, если не полного прекращения роста этого уровня. То обстоятельство, что это не предусматривалось, (и не осуществлялось), говорит о больших возможностях советской экономики в то время  -  одновременно наращивать производственные возможности экономики, военные расходы и уровень жизни населения, в основном, правда, городского.

Особого внимания заслуживает обоснованность намеченных в пя­тилетке заданий по сельскому хозяйству. Вследствие неудач в развитии сельского хозяйства в первые годы пятой пятилетке в экономической литературе часто делают вывод об ошибочности принятой при разработке пятилетнего плана стратегии развития сельского хозяйства. Иной точки зрения придерживался такой квалифицированный советский экономист, как Д. Шепилов. В вы­шедших посмертно мемуарах он пишет: "В ряде важнейших решений и начатых крупных мероприятий партия и ее Центральный Комитет приняли целостную генеральную программу дальнейшего мощного подъема сельского хозяйства. Ее важнейшими составными частями были:

·         Комплексная механизация  и электрификация сельского хозяйства на основе мощного развития тракторостроения и  сельскохозяйственного  машиностроения, а  также грандиозного плана строительства гидро- и тепловых электростанций.

• Орошение и обводнение  обширных территорий путем использования дешевой гидроэнергии каскада строящихся гидростанций на основных реках, а также путем строительства каналов и оросительных систем.
• Соз­дание грандиозных полезащитных полос и другие мероприятия по борьбе с засухой.
• Перевод всего земледелия и животноводства на научную базу современной агротехники и зоотехники: повсе­местное внедрение правильных севооборотов, селекция и семено­водство, породное районирование скота и т. д.

Главную идею этой разносторонней генеральной программы, ее, так сказать, философию можно было бы определить одним терми­ном: интенсификация сельского хозяйства. Не идти по пути рас­ширения посевных площадей, а вести курс на неуклонное повыше­ние урожайности полей и продуктивности животноводства" (4).

Шепилову легко возразить: почему же эта замечательная прог­рамма не привела к подъему сельского хозяйства в начале пятой пятилетки. Это возражение только частично обоснованно. Уже после разработки этой программы произошли события, которые серьезно помешали ее осуществлению. Я имею в виду корейскую войну и вызванный ею значительный рост военных расходов в СССР, и пересмотр всех народнохозяйственных пропорций. Вместе с тем, достаточно очевидно, что на развитии сельского хозяйс­тва крайне негативно сказывались слабая материальная заинте­ресованность работников сельского хозяйства в развитии об­щественного хозяйства, ограничения на развитие личного под­собного хозяйства (хотя и эти препятствия частично были свя­заны с уровнем военных расходов). Вместе с тем, в настоящее время в печати все чаще с сожалением отмечаются ошибочность прекращения усилий по развитию полезащитных лесонасаждений после смерти Сталина. Многие намеченные проекты должны были дать результат на рубеже пятой и шестой пятилеток. По-видимому, в намеченной программе было сочетание многих обоснованных сторон, от которых потом при Хрущеве ошибочно отказались, и упущений. Взятый же курс на интенсификацию сельского хозяйс­тва был, конечно, правильным и шел в русле остальных меропри­ятий, проводившихся в этом направлении во всех отраслях эко­номики.

Реальность плана пятой пятилетки может быть оценена по сопос­тавлению намеченного роста основных фондов и национального дохода. Правда, в самом плане заданий по росту основных фон­дов не было, как не опубликованы и данные об объеме основных фондов в начале пятилетки. Но эти показатели могут быть при­мерно рассчитаны, исходя из других показателей. Так, показа­тель объема основных фондов в СССР может быть исчислен, исхо­дя из объема основных фондов на 1 января 1968г. и роста ос­новных фондов за 1950-1967гг. (соответственно 594 млрд. рублей и 4,3 раза). Хотя индекс роста основных фондов исчис­лен в сопоставимых, а не текущих ценах, учитывая малый рост цен на инвестиционные товары в 50-е годы и отсутствие переоцен­ки основных фондов по восстановительной стоимости, такой рас­чет может дать примерное представление об объеме основных фондов по балансовой стоимости в 1950 г., который оказывается равным 138,4 млрд. руб., деноминированных после 1 января 1961 года. Абсолютные данные по объему капиталовложений в плане также не приводились, однако, намечалось увеличение го­сударственных капиталовложений по сравнению с 4-ой пятилеткой на 90% (5). Предполагая такой же объем всех капиталовложений и равенств ввода в действие основных фондов и капитальных вложений, и зная объем капиталовложений в четвертой пятилетке в размере 41,2 млрд. руб. получаем (без выбытия) объем основных фондов на конец пятилетки равным 216,7 млрд. рублей, а с учетом выбытия в размере 3% ежегодно на 20 миллиардов меньше, т. е. 196 млрд. рублей, с приростом фондов на 41,6%., т. е. значительно меньше предполагаемого роста национального до­хода. Разница должна была обеспечиваться за счет роста фондо­отдачи, что выглядело реальным, учитывая ее низкий уровень в начале периода, и вписывалось в курс на интенсификацию эконо­мики.

Однако, советское руководство, при составлении этого, как и других планов, пало жертвой собственной недостоверной статис­тики. Дело в том, что восстановительная стоимость основных фондов в СССР была намного больше балансовой вследствие серь­езной инфляции в сфере инвестиций в 30-40-е годы. Примерный ее размер для середины 50-х годов оценивался крупнейшим специалис­том в этой области Я. Б. Квашой в 1,5 раза. Если предположить (для чего есть основания), что такое же соотношение было в 1950 году, то восстановительная стоимость основных фондов составила 207,4 млрд. рублей, и тогда намечавшийся объем капиталовложений в размере 74 миллиардов рублей обеспечивал (с учетом выбытия основных фондов в размере 30 миллиардов руб­лей) прирост основных фондов всего лишь на 20%. С учетом это­го намечавшийся рост национального дохода выглядел совершенно нереальным. Приведенный расчет, однако, по-видимому, переоце­нивает размеры выбытия основных фондов вследствие износа. Взятые из норм амортизации основных фондов эти нормы, скорее всего, значительно переоценивают реальные размеры износа и нуждаются в серьезном уточнении. Я счел необходимым привести данный расчет для иллюстрации сложных проблем, возникающих при анализе реальности долгосрочных планов на основе макроэ­кономических показателей, даже весьма, как будто, надежных. Использование для оценки реальности пятого пятилетнего плана заданий по вводу производственных мощностей в промышленности дают лучшие результаты по обоснованности заданий пятой пяти­летки, чем указанный выше расчет, но тоже очень напряженный, т. к. предусматривалось очень значительное улучшение исполь­зования производственных мощностей.

Возникает и вопрос о реальности намеченного огромного роста капитальных вложений. Очевидно, что он требовал радикального технического переоснащения строительства, которое к началу пятой пятилетки было еще царством ручного труда. Об этой проблеме в самих директивах нет ни слова. Однако, практически именно это и произошло. Механовооруженность труда в строи­тельстве в пятой пятилетке выросла по официальным, мало иска­женным в данный период данным, в 2 раза (6), что и заложило материальные основы для значительного роста производительнос­ти труда в строительстве в этой пятилетке.

Для обеспечения намеченного роста капитальных вложений требо­вался также и огромный рост продукции инвестиционного маши­ностроения. В пятилетнем плане намечался огромный рост про­дукции машиностроения - в 2 раза, без разбивки, естественно, по отдельным видам машиностроения, которое включало также и военную продукцию, и потребительские товары долговременного пользования, последнее, впрочем, тогда в незначительном объ­еме. Однако, задания по выпуску отдельных видов продукции ма­шиностроения позволяют сделать вывод, что примерно в таком же объеме планировался и рост инвестиционного машиностроения, за исключением сельскохозяйственного и автомобилестроения, рост которого планировался в размере лишь 20%. Встает, однако, тот же вопрос о реальности намеченного плана. Ведь он предусмат­ривал ежегодный рост продукции машиностроения почти на 20% и немногим меньший рост производительности труда, чего никогда раннее в машиностроении не было. К тому же, в отличие от строительства, здесь не шла речь о замене преимущественно ручного труда на механизированный, а о замене одного уровня механизации на другой, за исключением вспомогательных и пог­рузочно-разгрузочных работ, в которых, правда, была занята значительная часть работающих, чуть ли не половина.

В тексте директив по составлению пятого пятилетнего плана ни­какого, даже качественного обоснования таких огромных заданий не приводилось. Неясна была и реальность обеспечения этого роста производственными мощностями. Ведь речь шла либо об увеличении мощности в два раза, либо о качественном улучшении использовании существующих мощностей. В директивах отсутство­вали, видимо, впервые задания по производству металлорежущих станков и кузнечно-прессового оборудования, определяющих рост производственных мощностей в машиностроении. А ведь речь должна была идти чуть ли не об удвоении их парка за пятилетку. Ретроспективный анализ показывает, что и в этой пятилетке значительную роль в приросте парка металлорежущих станков иг­рали репарации, что кажется совершенно неожиданным, ибо пик изъятий репарационного оборудования пришелся на начало после­военного периода. Парк металлорежущего оборудования вырос за четыре года пятилетки с 1,2 до 1,7 млн. штук, т. е. на 500 тысяч штук, притом, что за этот период было произведено лишь 340 тысяч металлорежущих станков (7). К тому же, за этот период должно было выбыть, минимум, 200 тысяч этих станков. Следова­тельно, отечественный выпуск обеспечивал лишь половину требу­емого количества для прироста парка и возмещения выбытия. Со­вершенно неожиданно эта доля оказывалась такой же, как в годы четвертой пятилетки (8).

Роль внешней торговли в этом изменении парка была ничтожной, так как импорт станков был примерно равен экспорту. Очевидное объяснение состоит в том, что в четвертую пятилетку была ус­тановлена лишь половина, полученных по репарациям, металлорежу­щих станков, но тогда их объем выглядит совершенно фантасти­ческим: чуть ли не в размере 800 тысяч штук. Однако, и такой большой рост парка металлорежущих станков был недостаточен для прироста мощностей в два раза. Следовательно, имелось в виду значительное улучшение их использования.

Имелось в виду также столь же значительное снижение материа­лоемкости продукции машиностроения. Об этом говорит сравнение намеченного удвоения продукции машиностроения с намеченным ростом производства проката черных металлов, главным тогда конструкционным материалом в машиностроении, лишь на 64%. Судя по соотношению, рассчитанному мною с использованием аль­тернативной оценки динамики продукции машиностроения за шес­тую пятилетку (9), этот прирост не мог обеспечить намеченный рост продукции машиностроения и, следовательно, это задание было нереальным, что ставило под сомнение и реальность всего плана капитального строительства. Конечно, для окончательного вывода следует учесть намечаемое изменение структуры продук­ции машиностроения в пятой пятилетке, но вряд ли оно коренным образом отличалось от ее изменения в шестой пятилетке.

В целом, на основе приведенных данных можно считать, что план пятой пятилетки был более обоснованным, чем предыдущие пяти­летние планы, но все же недостаточно обоснованным, страдавшим традиционной, для советского планирования, переоценкой возмож­ностей советской экономики. Что касается структурных характе­ристик плана, то они намечались в правильном направлении.

3.2. Выполнение плана пятой пятилетки

Если судить по данным о вводе в действие производственных мощностей по ряду видов промышленной продукции за счет капи­тального строительства (10), так и случилось. По основным ка­питалоемким продуктам (черной металлургии, угольной промыш­ленности) прирост ввода в действие производственных мощностей по сравнению с четвертой пятилеткой оказался совершенно нез­начительным и только в  электроэнергетике он превысил два раза. Тем не менее, планы по выпуску соответствующих видов продукции были выполнены и даже перевыполнены. Очевидно, что это обеспечивалось за счет значительного улучшения использо­вания действующих производственных мощностей (а также других источников их расширения помимо капитального строительства, например, модернизации оборудования). В качестве примера зна­чительного улучшения использования мощностей можно привести производство проката черных металлов, производство которого выросло на 14,4 млн.т при вводе в действие производственных мощностей только на 5,6 млн. т (по другим видам продукции черной металлургии улучшение было меньшим).

Тем не менее, рост производственных мощностей и основных фон­дов в пятой пятилетки был весьма значительным. Так, в промыш­ленности рост мощности электромоторов, который достаточно точно характеризует рост активной части основных производс­твенных фондов, составил 75% (11). При этом в ряде отраслей мощности электромоторов выросли более, чем в два раза (уголь­ная промышленность, нефтеперерабатывающая) (12). Следует, од­нако, иметь в виду, что в пятой пятилетке несколько выросла доля промышленности в капиталовложениях в народное хозяйство. Таким образом, достаточно тщательный анализ заданий пятой пя­тилетки по промышленности показывает, что они были достаточно реальными, возможно, самыми реальными с начала советского долгосрочного планирования. Это говорит о значительно вырос­шей квалификации плановых работников и высшего политического руководства в экономической области.

Крупнейшим достижением советской экономики, позволившим обеспечить огромный рост производительности труда в различных от­раслях экономики, прежде всего в промышленности, было очень быстрое развитие электроэнергетики. В этот период были введе­ны в действие строившиеся ускоренными темпами крупнейшие гид­роэлектростанции и ряд теплоэлектростанций. В результате, мощность электростанций выросла почти в два раза - с 19,6 млн. квт в 1950 г. до 37,2 млн. квт в 1955 г. Таким образом, за одну пятилетку были введены мощности, равные тем, которые были введены за все годы советской власти!

Для обеспечения выполнения заданий пятилетки по столь резкому сокращению материалоемкости продукции в 1952 году было приня­то постановление правительства о мероприятиях по снижению ве­са оборудования и машин (13). Оно констатировало излишний вес многих машин, выпускаемых промышленностью, и намечало много мер по линии конструирования машин и контроля за качеством технической документации, которые позволили бы снизить вес машин. Одновременно, в постановлении были даны задания по вы­пуску облегченных видов металлопроката и, что особенно инте­ресно, пластмасс, производство которых было в то время в СССР весьма незначительным. К этой проблеме снова вернулись уже в 1958 году. Почти одновременно с этим постановлением было при­нято постановление о мерах по борьбе с выпуском некачествен­ной и некомплектной продукции, и о мерах по дальнейшему улуч­шению качества промышленной продукции. В нем констатировалось неудовлетворительное положение  качеством гражданской про­мышленной продукции практически во всех отраслях гражданской промышленности и предусматривался ряд, традиционных в советской экономике, мер по повышению качества продукции (усиление наказаний за низкое качество, повышение роли отделов техни­ческого контроля, стандартов и т. д.). Новым в этом постанов­лении по сравнению с предыдущими было значение, которое при­давалось усилению влияния потребителей на качестве, хотя фор­мы этого усиления были указаны весьма невразумительно.

Принято считать, что как раз в отношении качества принимавши­еся меры были наименее результативными. К сожалению, трудно представить обобщающий показатель динамики качества продук­ции: удовлетворительного обобщающего измерителя не было при­думано, да и вряд ли он был возможен. Поэтому приходится при­бегнуть к оценкам очевидцев. Приведу свидетельство академика А. Аганбегяна, в то время, когда он об этом говорил, ярого противника командной экономики, что делает его еще более цен­ным. "Вспомним, хотя бы пятидесятые годы. Да, наши вещи были не такими красивыми и не такими модными, как зарубежные, но зато любая из них была более долговечной. Неказистые отечест­венные радиоприемники работали десятилетиями. Наша автомашина "Победа" (сейчас увидишь на улицах - волнуешься), даже для своего времени, была не такой уж модной или быстроходной, но отличалась прочностью, надежностью. В середине пятидесятых годов, сразу после окончания института, я в ГУМе купил маме телевизор. Он проработал лет двадцать - и ничего в нем не ло­малось. А наши первые холодильники "Саратов" и "ЗИЛ"? Ведь раньше мы вообще не знали, что такое мастер по ремонту быто­вой техники. Мы их никогда не вызывали, потому что она не ло­малась (14)."

Обращает на себя внимание и поставленная в пятилетнем плане задача увеличения в 2 раза материальных и продовольственных резервов, что напоминает аналогичную задачу в третьей пяти­летке, накануне второй мировой войны. Эта задача характеризо­вала значительный упор в этой пятилетке на подготовку к воз­можной войне. Другими показателями в этом же направлении, но также и направленными на ускорение научно-технического прог­ресса были высокие задания по росту производства цветных ме­таллов (например, алюминия в 2,6 раза, свинца в 2,7 раза).

Другим важным фактором быстрого экономического роста явился огромный ввод в действие новых производственных мощностей и рост парка оборудования в важнейших отраслях экономики. В от­личие от предыдущего периода, когда значительным было восста­новление старых производственных мощностей, зачастую со ста­рым парком оборудования и старой технологией, в этот период огромные новые производственные мощности вводились, как прави­ло, на технически более совершенном оборудовании и по более совершенной технологии. Такой огромный ввод новых мощностей стал возможным благодаря значительному увеличению производс­твенных капиталовложений, осуществленному одновременно с ме­роприятиями по заметному повышению уровня жизни населения и укреплению обороноспособности страны.

Вследствие значительных и технически эффективных капиталовло­жений в этот период, как и в предыдущий, заметно выросла электровооруженность занятых в промышленности (преимущественно в интервале 20-40%). Особенно быстро росла электровоору­женность в тех отраслях, где уровень механизации был относи­тельно низок в предыдущий период: в угольной промышленности - на 65%, в лесной и деревообрабатывающей - на 89%.

Наряду с увеличением ввода производственных мощностей большую роль в ускорении темпов экономического развития в конце четвертой - начале пятой пятилеток сыграла деятельность Госплана СССР по улучшению использования производственных мощностей. Истинные размеры производственных мощностей скрывались предприятиями для получения более легкого плана. Созданная Госпланом СССР специальная инспекция по производственным мощностям проделала большую работу по выявлению их истинной величины в ряде от­раслей промышленности и на этой основе  были установлены более высокие задания, которые приходилось выполнять на имею­щихся мощностях (15).

3.3. Вторая индустриализация начинается

Принципиально новым явлением, ставшим возможным благодаря ка­чественному улучшению состава кадров и методам управления производством стало резкое ускорение роста производительности труда и превращение этого фактора в основной фактор роста производства. Такое положение было ранее только во второй пя­тилетке, но тогда оно лишь компенсировало снижение производи­тельности труда в первой пятилетке. В период пятой пятилетки при высоких темпах роста производства примерно две трети при­роста обеспечивалось за счет роста производительности труда.

При этом, в этот период прирост производительности труда стал главным фактором роста производства практически во всех от­раслях экономики, включая сельское хозяйство, угольную и лес­ную промышленность, где в предыдущий период производитель­ность труда не росла. Таким огромным ростом производительнос­ти труда в этот период объясняется тот примечательный факт, что достаточно чувствительные мероприятия, как прекращение использования военнопленных и резкое сокращение использования заключенных в ряде отраслей экономики, осуществленные соот­ветственно в начале и конце пятилетки, не оказали существен­ного влияния на рост производства, хотя и тогда, и впоследс­твии использование труда заключенных рассматривалось многими экономистами, как чуть ли не важнейший фактор экономического развития СССР. Заметное влияние - сокращение использования тру­да заключенных, оказало, по-видимому, только на развитие золотодобывающей промышленности, но точные данные на этот счет от­сутствуют в моем распоряжении.

Результатом энергично проводимой механизации ручного труда явилось такое крупнейшее достижение, как строительство Вол­го-Донского канала в кратчайший срок (2,5 года вместо первона­чально намечавшихся 5 лет) с использованием 200 тысяч работ­ников вместо 500 тысяч по первоначальному плану (16). Благо­даря переходу выпуска судов на конвейер, с широкой специали­зацией и кооперированием удалось значительно снизить трудоем­кость их строительства и ускорить его сроки, в результате че­го в 1950 году судостроительная промышленность произвела су­дов в несколько раз больше, чем в 1941 году (17).

Эти мероприятия связаны с деятельностью В. А. Малышева, одно­го из самых талантливых советских хозяйственников этого пери­ода. Он сыграл огромную роль в создании очень мощной танковой промышленности в годы войны, а после войны, возглавив Госко­митет по науке и технике, вынашивал планы по полному техни­ческому перевооружению и организационной перестройке советс­кой экономики. В то время она носила с точки зрения техники и организации весьма разношерстный характер. В ней сочетались предприятия дореволюционные, построенные в 30-е годы, но расс­читанные на натуральное хозяйство, самообеспечение, и столь же, в сущности, организованные хозяйства военного времени. Судя по отдельным высказываниям и действиям В. А. Малышева на посту председателя Госкомтехники и министра судостроительной промышленности он вынашивал план полной технической и органи­зационной перестройки промышленности, строительства и транс­порта на новейшей и технической, и организационной основе (18). Немало ему удалось в этом направлении. Но многое не удалось осуществить. И в силу того, что его возможности были ограничены в административном плане, и в силу того, что такая перестройка требовала колоссальных капиталовложений (вторая индустриализация), для которой не было достаточных ресурсов, отвлекаемых на колоссальные военные расходы.

Вторая индустриализация значительно отличалась от первой. Она опиралась на несравненно более подготовленную армию рабочих и инженерно-технических работников, мощный научно-технический потенциал. Можно было использовать на этот раз, в основном, собственную машиностроительную базу. Основным направлением ее проведения было не новое строительство, а реконструкция ста­рых предприятий, которая требовала меньших капиталовложений. Новое строительство требовалось, в основном, в создание новых отраслей промышленности. Упор на этот раз делался на органи­зационные факторы, более совершенную организацию производс­тва, использовавшиеся в довоенный и, особенно, в военный период в военной промышленности, а также на изменение типа организа­ции производства на основе специализации и кооперирования производства, внутриотраслевого и межотраслевого. Большее внимание уделялось качеству продукции. Одним словом, она но­сила интенсивный, а не экстенсивный характер, как первая. Но она имела и свои специфические проблемы и трудности. Она на­талкивалась на слабые места традиционной командной экономики: неудовлетворительное материально-техническое снабжение, упор на количественные показатели, ведомственность, слабую нацеленность экономических показателей на новые потребности. Частично эти проблемы решались, о чем говорили огромные про­изводственные успехи 50-х годов. Но многое не удалось решить, ибо целый ряд экономических проблем не нашли своего решения и в теоретическом, и в практическом плане, при реализации верных теоретических разработок.

Ярким отражение нового этапа развития советской промышленнос­ти явилась книга Г. Николаевой "Битва в пути", в которой на примере тракторного завода в середине 50-х годов показана борь­ба старого мышления и методов, представленных его директором и нового, интенсивного, нацеленного на новую организацию производства и новую технику, представленную, пришедшим из танко­вой промышленности, главным инженером.

Вторая индустриализация требовала финансовых ресурсов, по-ви­димому, сопоставимых по своей доле в ВВП как первая, осу­ществленная до войны. Однако, она на этот раз не могла осу­ществляться за счет снижения уровня жизни населения или рез­кого сокращения военных расходов, не совместимого с обеспече­нием военного паритета с огромной военной машиной Запада. Точнее, для такого резкого сокращения требовались очень серь­езные внешнеполитические уступки. На них был готов идти Л. Берия, предлагавший уступить ГДР взамен на нейтрализацию Гер­мании и разрядку военной напряженности. Видимо, Л. Берия по­нимал несовместимость второй индустриализации с чрезмерными военными расходами.

Уже первая попытка форсированно осуществить вторую индустриа­лизацию в 1956 году провалилась в силу нехватки ресурсов. Тогда, в декабре 1956 года было указано в решениях де­кабрьского пленума ЦК КПСС на чрезмерный, непосильный объем капитальных вложений. Впоследствии она осуществлялась гораздо медленнее и непоследовательно. В 1956 году не были выполнены годовые задания по ведущим показателям промышленности того времени: углю, металлу, цементу и лесу. Последние три продук­та определили развитие капитального строительства. В связи с этим в решении Пленума ЦК КПСС в декабре 1956 года предлага­лось сократить задания по капитальному строительству и от­дельным отраслям промышленности (19).

Так, амбициозная шестая пятилетка, призванная дать старт эко­номической гонке с США стала буксовать с первого года.

Наряду с ростом производительности труда, в пятой пятилетке происходило улучшение всех остальных показателей эффективнос­ти использования ресурсов. Об улучшении использования основ­ных производственных фондов говорят как повышение фондоотдачи (первый и последний раз в послевоенный период), так и, практи­чески всех натуральных показателей, эффективность использова­ния оборудования в отдельных отраслях и, обобщенно, электри­ческой нагрузки электромоторов (20). Чрезвычайно важно отме­тить резкое улучшение использования оборотных фондов. Излиш­ние запасы традиционно были ахиллесовой пятой советской эко­номики, вызванной неудовлетворительной организацией произ­водства, как на предприятиях, так и во всем народном хозяйс­тве. В пятую пятилетку темпы роста промышленности, по офици­альной оценке, росли почти в два раза быстрее, чем оборотные средства в запасах товарно-материальных ценностей. Особенно сильным было это превышение по незавершенному производству и готовой продукции, что говорило о качественном улучшении ор­ганизации производства на уровне предприятий и народного хо­зяйства (21). Обобщающим показателем повышения эффективности производства в этот период явилось значительное снижение се­бестоимости промышленной продукции в этот период в ценах со­поставимых с предыдущим периодом. При всей неточности этого показателя он все же характеризует тенденцию изменения уровня затрат. В среднегодовом исчислении себестоимость продукции снижалась в это период более, чем на 4% (22). Благодаря такому быстрому снижению затрат прибыль в народном хозяйстве за годы пятой пятилетки выросла, при почти неизменных ценах, почти в два раза.

Вследствие быстрого повышения эффективности производства в начале 50-х годов удалось обеспечить резкое повышение военных расходов и продолжение повышения реальных доходов населения, развертывание ряда крупных строек народнохозяйственного зна­чения. Такое сочетание не удавалось обеспечить перед второй мировой войной, при гораздо более низком уровне эффективности производства. Это действительно очень крупное экономическое достижение было использовано И. Сталиным для доказательства того, что СССР не осуществляет наращивание военного потенциа­ла (его последнее интервью в декабре 1952 года).

3.4. Огромное улучшение уровня жизни населения в пятой пяти­летке

Резкое повышение эффективности производства и определенное сокращение военных расходов, и использование части очень круп­ных к 1953 году золотых резервов для закупки предметов пот­ребления и сырья для его производства, позволили в этот пери­од, прежде всего, начиная с 1953 года, качественно поднять производство предметов потребления и потребления населением. В первые годы пятилетки в связи с застоем сельскохозяйственного производства и крупным ростом военных расходов после начала войны в Корее росло преимущественно производство и потребление непродовольственных товаров, что, кстати, при этих усло­виях тоже можно считать немалым достижением. После смерти Сталина и целого ряда мер по сокращению военных и других, свя­занных с ними, расходов (например, строительства ряда железно­дорожных линий стратегического значения) производство и пот­ребление  продовольственных и непродовольственных товаров возросло, можно сказать, на порядок. Наряду с очень заметным ростом производства традиционных предметов потребления (мяса, молочных продуктов, тканей, обуви и т. д.) в этот период впервые в массовом масштабе было развернуто производство мно­гих товаров культурно-бытового назначения долговременного пользования (производство наручных часов выросло более, чем в 5 раз и достигло 8 млн. штук; более, чем в 3 раза выросло про­изводство радиоприемников; началось массовое производство те­левизоров, бытовой мебели). СССР с большим опозданием по сравнению с западными странами в этот период вступил в эру общества благосостояния. Все еще ничтожным оставалось произ­водство легковых автомобилей, холодильников и стиральных ма­шин. Заметно расширилось жилищное строительство, но этот рост еще не смог заметно повлиять на обеспеченность населения жильем. Уровень жизни населения, по западным стандартам, все еще оставался низким, но приближение к этим стандартам уже началось, и для советского населения этот период (автор хорошо это помнит по своим юношеским впечатлениям) представлялся пе­риодом небывалого расцвета благосостояния и уменьшения товар­ного дефицита, по крайней мере, в крупных городах.

Принятые осенью 1953 года серия постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР о развитии сельского хозяйства, увеличении производства предметов потребления и расширении розничного товарооборота намечали огромный рост производства и потребле­ния потребительских благ в 1955-1956 годах. Размеры этого увеличения были значительно большими, чем совсем немалый рост, намечавшийся по пятилетнему плану. Однако, для квалифи­цированного экономиста очевидно, что новые задания предпола­гали такой колоссальный рост сельскохозяйственного производс­тва и капиталовложений в сельское хозяйство и группу "Б", что достичь его было невозможно. Повышение производства и потреб­ления потребительских благ в 2-2,5 раза за 5-6 лет, как пре­дусматривалось этими постановлениями, требовало либо фантас­тического роста эффективности производства во всей экономики, либо полного сворачивание военных расходов, что не предусмат­ривалось. Этот нереальный план ставился в 1955 году в вину Г. Маленкову и принятому курсу на недооценку опережающего роста группы "А". В свете сказанного выше такой упрек выглядит оп­равданным.

Принятие этих постановлений было одним из ранних симптомов того, что ставшее более реальным в послевоенный период плани­рование советской экономики снова становится менее реальным. Тем не менее, усилия, прилагавшиеся по выполнению этих поста­новлений, действительно привели к значительному расширению производства потребительских товаров, хотя и в гораздо мень­ших размерах, чем там планировалось.

3.5. Экономика СССР выигрывает экономическое соревнование
 с капиталистическими странами

Достигнутые в пятой пятилетке темпы роста советской экономики намного превышали темпы роста в США, Англии и целом ряде дру­гих, относительно медленно растущих в этот период, капиталисти­ческих стран. Но они также часто превышали и темпы роста японской и западногерманской экономик, которые считали эконо­мическим чудом. Так, производство электроэнергии, самое кон­центрированное выражение уровня экономического развития стра­ны, в 1950 году в СССР превышало уровень ФРГ в 2 раза, а в 1955 году уже в 2,2 раза. По прокату черных металлов опереже­ние в 1950 году было в 2,55 раза, а в 1955 году - в 2,48 раза. По производству цемента в 1950 году СССР несколько отставал, а в 1955 году заметно опережал ФРГ. Рост производства хлопча­тобумажных тканей, кожаной обуви и радиоприемников в СССР был выше, чем в ФРГ. По производству электроэнергии СССР опережал Японию в 1950 году в 2,03 раза, в 1955 году - в 2,61 раза, по производству проката опережение сократилось с 5,1 раза до 4,25 раза, по цементу опережение составило в 1950 году 2,26 раза, в 1955 году - 2,12 раза. Грузооборот государственных же­лезных дорог вырос в Японии за этот период в 1,28 раза, в СССР - 1,61 раза. Таким образом, и Японию, если судить по наи­более надежным натуральным показателям, по темпам роста про­мышленности СССР скорее опережал. То же самое можно сказать и в отношении производительности труда. И в ФРГ, и в Японии в этот период значительная часть прироста промышленной продук­ции обеспечивалось за счет роста численности работающих в промышленности, в то время как в СССР преобладающее значение имел рост производительности труда. В отношении Японии следу­ет иметь в виду, что быстрый рост производства в этот период происходил при крайне низком уровне жизни населения, которое еще более ухудшилось по сравнению с, и без того низким, довоен­ным уровнем. Прирост производства был сориентирован на наращи­вание производственного потенциала и стремительный рост экс­порта, а не на повышение внутреннего потребления. При наличии массовой безработицы  миллионы рабочих работали по 10-14 ча­сов в день (как в советских лагерях). Продажа детей в рабс­тво, дочерей в дома терпимости - были повседневным явлением в Японии начала 50-х годов. Сотни тысяч детей в возрасте 10-12 лет работали на японских фабриках с утра до поздней ночи (23). Крайне тяжелыми были жилищные условия трудящихся. Как видим, очень многое в условиях жизни населения Японии в этот период напоминало тяжелейшие условия жизни населения СССР в период индустриализации - 30-е годы, а немалое (применение детского труда, продолжительность рабочего дня, продажа детей в рабство) было еще хуже.

3.6. Подъем сельского хозяйства

Крупнейшим хозяйственным достижением 50-х годов явился гранди­озный (не побоюсь этого слова) подъем сельского хозяйства. Подъем сельского хозяйства являлся важнейшим условием повыше­ния уровня жизни населения, подъема легкой и пищевой промыш­ленности. Именно в этой области достижения советской экономи­ки были наименее значительными, и многие специалисты внутри страны  и  за рубежом считали,  что крупных достижений в этой области ждать невозможно из-за органических дефектов  колхозного  строя и вообще общественного хозяйства,  особенно явных именно в этой отрасли экономики. Однако, как только советское государственное руководство поставило задачу подъема сельско­го хозяйства в качестве своей первоочередной задачи (начиная с 1953 года) - достижения не замедлили появиться. В целом, за 1952-1958 годы продукция сельского хозяйства СССР выросла примерно в 1,5 раза, т. е. почти на 10% ежегодно. Таких колос­сальных темпов роста в нормальный (а не восстановительный) пе­риод не знало, сколько мне известно, сельское хозяйство ни в одной стране капиталистического мира, даже США в 60-70-е годы XIX века. Другой особенностью роста сельскохозяйственного про­изводства явилось то, что оно происходило преимущественно на интенсивной основе. За указанный период численность занятых в сельском хозяйстве практически не изменилась. Это означает, что производительность труда в сельском хозяйстве росла еже­годно на те же почти 10 процентов. И это совершенно небывалый рост производительности труда в сельском хозяйстве, практи­чески равный росту производительности труда в промышленности в этот же период.

Если сопоставить рост урожайности и посевных площадей, пого­ловья скота и продуктивности животных, то при существенном росте посевных площадей и поголовья скота, все же большая часть прироста сельскохозяйственной продукции обеспечивалась за счет роста урожайности и повышении продуктивности животно­водства. Таким образом, и в сельском хозяйстве преобладали интенсивные методы, как и предлагалось Директивами XIX съезда КПСС.

Решающим фактором роста сельскохозяйственного производства явилось огромное увеличение материально-технической оснащен­ности сельского хозяйства и качества руководства сельским хо­зяйством. Парк важнейших сельскохозяйственных машин и орудий в этот период вырос в 1,5-2 раза на основе огромного роста сельскохозяйственного машиностроения. Значительно выросли поставки сельскому хозяйству минеральных удобрений.

Сельское хозяйство было значительно укреплено квалифицирован­ными специалистами - механизаторами, руководителями сельско­хозяйственных предприятий, направленных из промышленности, управленческого аппарата, партийных органов. Если до сен­тябрьского пленума ЦК КПСС большинство руководителей сельско­го хозяйства имели начальное образование, то в этот период произошла массовая замена руководителей на лиц, имеющих сред­нее специальное и высшее образование. Резко вырос квалифика­ционный уровень механизаторов сельского хозяйства, также по­полнявшийся работниками промышленности и вновь обученными ме­ханизаторами.

Наконец, (но отнюдь не в последней степени) огромный подъем сельского хозяйства в этот период обеспечивался целой серией мероприятий по повышению уровня жизни работников сельского хозяйства и их большей заинтересованностью в результатах сель­скохозяйственного производства: повышением заготовительных и закупочных цен, уменьшением налогового бремени, поощрением личного подсобного хозяйства, более высокими ставками оплаты труда работников МТС и совхозов.

В целом, указанный период показал, что колхозы и совхозы при обоснованной экономической политике и помощи в их деятельнос­ти могут быть достаточно эффективными хозяйственными предпри­ятиями.

Были ли чудодейственные проектные методы?

Сравнение действительно крупнейших успехов советской экономи­ки в первый послевоенный период с огромным падением российс­кой экономики в 90-е годы побудило немалое число российских экономистов заново прочесть (как и автора) весь период разви­тия советской экономики. При этом, в процессе этого оправдан­ного пересмотра появляются утверждения, которые не подтверж­дены фактическими данными, указанием на источники, архивные или литературные данные. Так, в одном из номеров еженедельни­ка "Завтра" появилась статья Георгия Гарина "Время контрпро­екта", в которой автор утверждает о разработке в советский период выдающихся организационных идей, которые принесли ей в свое время огромные успехи, а потом были преданы забвению. Предоставлю слово автору, чтобы не исказить своим пересказом его рассказ. "В 1940-1947 годах были разработаны и успешно применялись в народном хозяйстве СССР так называемые проект­ные методы управления, которые оптимально учитывали все фак­торы, влияющие на достижение высоких конечных итогов труда, создавали всем звеньям производства равные условия, заменяли от 2000 до 2 миллиардов (! - Г. Х.) их второстепенных показа­телей одним - паспортом комплексного проекта их социально-эко­номического развития. Инженеры-практики, применявшие эти ме­тоды, подтвердили их правильность многолетними итогами успеш­ного исправления аварийно-кризисных ситуаций общества, госу­дарства, их звеньев, а также перепроектирования проектов их разрушения (? - Г. Х.).

Блестящим примером применения проектного метода в промышлен­ности стало системное инженерное решение перестройки всего Минавиапрома в 1939 году. На авиационных заводах в кратчайшие сроки была разработана подробная рациональная технология на изготовление каждой детали серийного самолета с разбивкой ее на простейшие операции. Проектные инженеры создали и обеспе­чили рабочих совершенными инструментами, штампами и пр., а также прогрессивными формами (нормами? - Г. Х.) трудозатрат и других нормативов, увязали и доработали их с учетом требова­ния рынка (? - Х.) и научно-технического прогресса в единый комплексный проект каждого предприятия отрасли всю разрабо­танную раннее документацию на строительство и нужды коллекти­ва (?). В паспортных данных предприятия указали итоговые дан­ные об этом. Требуемые расчетные обоснования паспортных дан­ных давались в проекте, причем качество паспортов и проектов этих звеньев определялось эффективностью решения всех (? -Х.) проблем, которые должны (? - Х.) были возникнуть перед каждым коллективом в течение всего функционирования предприя­тия. Каждый уровень предприятия получал из этих документов одному ему необходимую информацию. Паспорта получали единс­твенный плановый показатель (какой - Г. Х.) этих звеньев от­расли вместо многих тысяч плановых показателей, что решало задачу сбалансирования звеньев и упрощало обеспечения их всем необходимым.

В результате полное обеспечение всего проекта упростилось в 40 миллионов (! - Г. Гарин) раз: пирамида решения задач была поставлена с "головы" в самое оптимальное положение - на ос­нование. Тогда, в 1939 году от безответственного "базового планирования" специалисты-проектировщики перешли к созданию целостного противозатратного самосовершенствующегося механиз­ма отраслей, общества и всей страны. Была создана первая в мире теория управления эффективностью, качеством и безаварий­ностью работы. Благодаря точному соблюдению этого комплексно­го проекта, был осуществлен переход отрасли на ритмичную ра­боту по минутному (? - Х.) графику, что вывело ее на высочай­ший уровень интеграции.

Использование и дальнейшее развитие этого опыта позволило, например, Минавиапрому за полгода втрое (- Г. Гарин) увели­чить выпуск самолетов с заменой их устаревших конструкций на современные. Внедрение его во всех отраслях народного хозяйс­тва обеспечило народам СССР победу над фашизмом и создание экономики, в основном отвечающей в 1953 году требованиям XXI века (?! - Х.)". И далее автор рассказывает о многочисленных случаях применения проектного метода в различных отраслях экономики уже после войны, которые дали исключительно высокие результаты. К эффективности проектных методов он относит даже известный эксперимент Худенко.

"Россия - утверждает автор, допустила уничтожение методов (и специалистов их создавших), которые спасли ее и весь мир."

Из чтения этого отрывка из статьи создается впечатление, что автор действительно осведомлен об опыте организации планиро­вания в Минавиапроме накануне войны. Можно согласиться с тем, что это Министерство по многим показателям было одним из луч­ших в стране, в том, числе, вполне вероятно, и по организации производства. Успехи этого министерства в этом отношении, по-видимому, забыты или недооцениваются. И этот пробел исто­рикам предстоит устранить. Возможно, что этот опыт Минавиап­рома действительно широко использовался в промышленности СССР. Однако, само описание метода дано крайне невразуми­тельно, а подчас и путано. Автор явно не в ладах с русским языком, что, впрочем, бывает и с выдающимися людьми. Многие утверждения автора либо нельзя проверить, либо просто неверны. Ничто не говорит, например, о росте продукции Минавиапрома в 3 раза во вторую половину 1940 года, хотя значительное улуч­шение тогда имело место. О чудодейственных свойствах проект­ного метода не упоминает ни министр авиационной промышленнос­ти того периода А. И. Шахурин в своих воспоминаниях, ни пред­седатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский в своей книге об экономике СССР в годы Отечественной войны. Многие ссылки на успехи в экономике СССР, как представляются, искусственно привязываются к проектному методу, как он описан в статье. Не  следует забывать, что действительно крупные количественные успехи Минавиапрома в 1940 году в немалой степени сопровожда­лись ухудшением качества продукции. Недаром начальник ВВС СССР Рычагов заявлял в 1941 году, что наши самолеты являются гробами, чем вызвал свой арест и последующий расстрел. Траге­дия советской авиации в 1941 году, вероятно, в немалой степе­ни была связана и с недостатками в качестве самолетов и мото­ров. Вот что пишет об этом историк советской авиации в книге, выпущенной в 1986 году, когда о недостатках в работе нашей оборонной промышленности еще не было принято писать: "Форси­рованный запуск новых самолетов в серийное производство при­вел к тому, что среди выпущенных экземпляров встречалось мно­го неисправных. В общей сложности заводские дефекты и недо­делки имели 11,5% машин" (25).

Кроме того, следует иметь в виду, что рост производства в авиационной промышленности в 1940-1941 годах в большей степе­ни был связан с расширением мощностей авиационной промышлен­ности за счет передачи Минавиапрому многих предприятий других министерств и громадным строительством в этой отрасли (26).

Далеко не соответствуют действительности и приводимые Гариным данные о росте производства самолетов. Производство истреби­телей и бомбардировщиков в 1939 году составило 6476, а в 1940 г. -  8712 (из них только 86 новых машин). К 22 июню 1941 года было произведено бомбардировщиков и истребителей 3950 штук, но из них новых машин уже 2653 шт. (27). Как видим, в 1940 г. рост составил по сравнению с предыдущим годом менее 40%, и  ни о каком росте в 3 раза во 2-ом полугодии 1940 года при таком положении не может быть и речи. Исходя из уровня 1-го полугодия, производство в 1941 году не должно было превысить уровня 1940 года в штуках, но значительно вырасти по мощности моторов, т. к. новые машины были намного мощнее старых, удвоение произ­водства могло быть достигнуто лишь во втором полугодии 1941 года, поскольку в июне авиапромышленность вышла на уровень среднесуточного производства в 50 самолетов.

Тем не менее, несмотря на все эти ошибки, надо быть призна­тельным Георгию Гарину, что он привлек внимание к, по-видимо­му, важному и ценному опыту советской экономики в предвоенный период, который, возможно, действительно был забыт и не оценен по достоинству. И особенно ценен был опыт военного времени, о котором говорилось выше.

Что не получилось в пятой пятилетке

Впечатляющие достижения советской экономики в пятой пятилетке не должны заслонять многие хронические ее недостатки, которые в этот период только уменьшились. Качество многих изделий ос­тавалось низким. Это относится, прежде всего, к потребительским товарам (особенно к их внешнему виду)  и средствам произ­водства, особенно оборудованию. Сошлюсь на книгу О. Антонова "Для всех и для себя", вышедшую, правда, в середине 60-х годов, но приводящую многочисленные факты низкого качества изделий, характерные в определенной степени, и для середины 50-х годов. Многочисленные постановления о повышении качества продукции давали ограниченный результат. Хотя в связи с большей товар­но-денежной сбалансированностью и усилением внимания к производству потребительских товаров именно в середине 50-х годов дефицит потребительских товаров уменьшился, он все еще оста­вался значительным, поскольку торговля имела ограниченные возможности воздействия на структуру промышленного производс­тва, да и стимулы для такого воздействия у самой торговли бы­ли ограниченные. Для выполнения плана товарооборота хватало и выделяемых ресурсов. К сожалению, именно по проблеме измене­ния степени дефицитности на потребительском рынке мы практи­чески не имеем надежных данных. Это связано с тем, что в ста­тистике розничной торговли в то время дефицитность продукции или иначе обеспеченность спроса населения практически не от­ражалась. Изменение уровня запасов по ограниченному кругу ук­рупненных товарных групп могла характеризовать этот процесс только очень грубо. Здесь уместно отметить, что советское ру­ководство деятельности Министерства торговли уделяло, в от­личие, скажем, от министерств, занимающихся тяжелой промыш­ленностью весьма малое внимание (хотя и большее, чем в преды­дущие периоды). Даже не попытались установить такие показате­ли его деятельности или методов стимулирования, которые по­буждали бы торговые организации и министерства, производящие потребительские товары добиваться лучшего удовлетворения спроса населения, в отличие от некоторых стран Восточной Ев­ропы, таких как ГДР или Чехословакия, где эта линия и тогда и в 60-е годы проводилась более активно и результативно. Истори­кам предстоит еще серьезно вникнуть в деятельность и этого министерства, и Госкомитета по материально-техническому снабжению, чтобы выявить и реальный механизм советской эконо­мики в этот период, и его реальные результаты. Эта сфера советской экономики (сфера обращения) до сих пор остается мало­исследованной. Определенным шагом в ее лучшем исследовании являются работы Елены Осокиной, но они относятся к довоенному периоду и, к сожалению, при всей их информативности и правди­вости носят все-таки более разоблачительный уклон, чем анали­тический.

Крупнейшие достижения советской науки в середине 50-х годов не должны создавать впечатление полного благополучия в этой сфе­ре. Успехи в ряде областей науки и техники скрывают крупные провалы в других областях. Конечно, дефекты советской системы организации научных исследований и отсутствие свободы публич­ного обсуждения конкретных недостатков в научных исследовани­ях приводили к образованию многих зон бедствия в научно-тех­нических исследованиях и разработках. Очень точно об этих провалах и их причинах говорил в середине 50-х годов крупнейший советский ученый в области механики академик Л.Седов в статье, опубликованной в 1955 г. в газете "Известия". Ввиду ее важности приведу из нее значительные выдержки. Автор под­вергает критике деятельность многих отраслевых институтов, которые превращаются в "резерв квалифицированной рабочей си­лы, которая используется различными конструкторскими бюро для ликвидации всякого рода прорывов. В лучшем случае, на отрас­левые институты возлагается еще оценка различных предложений и составление экспертиз, необходимых для подготовки докумен­тации в министерствах" (28).

Уничтожающей критике  подвергает Л.  Седов профессиональный и моральный уровень значительной части научных работников того периода. "В настоящее время практически невозможно произво­дить замену научных руководителей или исполнителей в институ­тах и в вузах без вскрытия и фиксации особых, вопиющих прег­решений" (29).

На этом можно было бы и поставить точку, так как уже сказан­ное Л. Седовым говорит об удручающем положении в этой сфере. Но продолжу. "Показной энтузиазм, внешние признаки большой загрузки и сверхдолгое сидение в кабинетах зачастую служат основанием для положительной характеристики научных работни­ков, несмотря на то, что их отдача, связанная с настоящими знаниями и творческой деятельностью явно недостаточна. Бывают случаи, когда отдельные известные профессора оказывают под­держку и окружают себя малоквалифицированными, посредственны­ми научными работниками, главная заслуга которых состоит в слепой преданности и в восхвалении своего патрона. В резуль­тате на нездоровой почве возникает сплоченная клика, которая захватывает командные и руководящие посты, однако, ее общий низкий уровень приводит к снижению уровня целой отрасли нау­ки, служит тормозом в деле выдвижения действительно даровитых молодых кадров... Еще очень часто (! - Г. Х.) неверные или слабые работы не получают ясной и должной квалификации. Кри­тические замечания сплошь и рядом проходят бесследно как для виновников низкого качества работ, так и для организаций, в которых эти работы произведены. Либеральное отношение к неос­поримому научному браку достигает иногда совершенно порази­тельных размеров" (30). Какое же лечение предлагал Л.Седов от этих пороков советской науки? "Надо создать обстановку, при которой фиксирование ошибок в научных работах и искорене­ние различного рода халтуры встречало бы всемерную обществен­ную поддержку и рассматривалось бы как дело чести, как дело государственной важности, как забота о повышении производи­тельности труда в науке" (31). Вот этой "всемерной обществен­ной поддержки", и прежде всего государственной, впоследствии остро не хватало в советской науке, как и в других областях жизни. И поэтому загнивание должно было в этих условиях охва­тывать все новые и новые области науки и техники.

Кстати, в этой замечательной статье Л. Седов сетует на то, что "замечательный производственный опыт, накопленный, напри­мер, в авиационной промышленности, еще слабо используется в других отраслях производства" (32), о чем я уже писал.

Отступление 1.
Политический фон экономического развития конца 40-х - начала 50-х годов

Для лучшего понимания событий экономической жизни первой по­ловины 50-х годов необходимо, хотя бы вкратце, попытаться вос­создать их политический фон и оценку его Сталиным, который определял характер социально-экономического развития партии и страны. При этом следует учитывать, что как раз в начале 50-х годов вследствие ухудшения здоровья и возраста, политическая активность Сталина резко снизилась, все большее влияние на повседневный ход политической и хозяйственной жизни стали оказывать его ближайшие соратники. На этот счет имеется достаточное количество свидетельств из ближайшего окружения Ста­лина (например, в воспоминаниях Н. Хрущева, беседах В. Моло­това с Ф.Чуевым). Приведу наиболее пространное изложение этого обстоятельства из воспоминания Н. Кузнецова, бывшего в то время министром Военно-Морского Флота. "Когда я снова вер­нулся на работу в Москву в 1951 году, я заметил крупные изме­нения в руководстве страной. Сталин, возведенный в ранг не­погрешимого, уже редко появлялся на сцене, но именем его прикрывались те, кто фактически стоял у власти. На XIX съезде партии и знаменитом после него Пленуме ЦК уже все видели, что происходит что-то неладное, что Сталин только подмахивает пе­речни постановлений правительства. "Тройки" и "пятерки" уже полностью заменили его в практической работе, не решая острых вопросов. В этом "окружении" не было слаженности. Мне прихо­дилось наблюдать работу "тройки": Берия, Маленкова и Булганина. Чувствовалось, что каждый тянул к себе, проворачивал то, что ему ближе. Государственного подхода не было. Этим они не по­могли Сталину в конце его жизни, а, наоборот, оставили самое тягостное впечатление. Много решений было принято, исходя из субъективных потребностей членов "тройки" или "пятерки". Каж­дый старался протолкнуть дела, которыми он ведал, отталкивая того, кто послабее... Самые острые вопросы, которые выдвигала жизнь в деле руководства страной, не решались и никто не чувствовал ответственности за это" (33).

С другой стороны, конечно, никто кроме Сталина не мог решать принципиальные вопросы дальнейшего развития советского об­щества (или откладывать их решение). На основе ряда высказываний Сталина в этот период и практических шагов в деятель­ности советского государства можно попытаться воссоздать оценку Сталиным положения в стране и партии в начале 50-х го­дов. Если охарактеризовать ее кратко, то, как мне кажется, речь может идти об известной растерянности и растущей тревоге за будущее страны и социализма. На такой вывод наталкивают свидетельства двух людей, достаточно близко общавшихся со Сталиным в этот период: Д.Шепилова, назначенного незадолго до смерти Сталина председателем идеологической комиссии ЦК КПСС, и Д.Чеснокова, избранного на XIX съезде партии членом Президиума ЦК КПСС. Из воспоминаний Д.Шепилова, очевидно, что Сталин уже после XIX  съезда партии был крайне недоволен состоянием многих областей жизни советского общества, и по его указанию было создано несколько комиссий по подготовке новых решений в различных областях жизни общества. Более подробно Д.Шепилов пишет, естественно, о крайне негативной оценке Сталиным состояния идеологической работы и просто уничтожаю­щей оценке им важнейших деятелей в этой области за их догма­тизм и низкий интеллектуальный уровень. В ряде работ послед­него времени делаются ссылки на телефонный звонок Сталина Д.Чеснокову за несколько дней до смерти Сталина, в котором Ста­лин буквально умолял Чеснокова (нашел на кого надеяться!) взяться за решение теоретических проблем, без решения которых "мы погибнем". С другой стороны, работа Сталина "Экономичес­кие проблемы социализма в СССР" говорит о значительной степе­ни беспокойства Сталина за судьбы социализма в СССР в связи с сохранением товарно-денежных отношений и двух форм собствен­ности.

Очень важным мне представляется в этой связи свидетельство Л.М. Кагановича. Обращая внимание на слова И. Сталина в своем выступлении на XIX  съезде партии о том, что братским партиям надо учиться не только на наших достижениях, но и на наших ошибках, Л. Каганович полагает, что если бы Сталин жил, он бы выступил с самокритичным докладом (34). Выскажу предположение, что нежелание И. Сталина выступить с отчетным докладом на XIX  съезде объяснялось не столько его физической слабостью (он сумел в течение 1,5 часов говорить на последующем пленуме ЦК КПСС), сколько неготовностью представить программу политичес­ких и экономических изменений.

Какие основания были у Сталина для такого острого беспокойс­тва за судьбы социализма в СССР в период, казалось, его самых больших успехов, после победы революции в Китае и крупнейших экономических и военно-технических успехов СССР в конце 40-х - начале 50-х годов, о которых говорилось выше? Прежде всего, Сталин, конечно, полностью осознавал экономическое, военное и научно-техническое превосходство капиталистического лагеря над социалистическим и невозможность его преодолеть в обозри­мом будущем, несмотря на большие экономические успехи СССР и других социалистических стран. По абсолютному объему промыш­ленного и сельскохозяйственного производства в этот период капиталистический мир на порядок был сильнее социалистическо­го. По производству электроэнергии это превосходство состав­ляло не менее 8 раз, выпуску стали - в 5 раз, производству це­мента - в 5 раз и так далее. По численности населения и запасам природных ресурсов капиталистический мир также значительно превосходил социалистический. При этом, что исключительно важно, в отличие от 30-х годов, когда капиталистический мир был расколот, в начале 50-х годов, несмотря на отдельные разногла­сия между капиталистическими странами, он был достаточно сплочен под руководством США. Научно-техническое превосходс­тво капиталистического мира проявилось в том, что основные научные и технические достижения этого периода были сделаны в капиталистических странах, хотя наука в СССР и других социа­листических странах  росла и количественно, и качественно (имеется в виду, конечно, естественные науки), а в военной об­ласти в СССР были немалые собственные достижения и оригиналь­ные разработки. Наконец, в военной области превосходство США и ее союзников наиболее отчетливо выражались в огромном пре­восходстве в запасах ядерного оружия и средствах их доставки. Несомненно, на мрачную оценку Сталиным перспектив социалисти­ческого лагеря влияло и то, что имевшиеся в первый послевоен­ный период иллюзии о неизбежности сильного экономического кризиса в капиталистических странах, аналогичного периоду после первой мировой войны, не оправдались. Как раз в начале 50-х годов происходило быстрое экономическое восстановление в Западной Европе и Японии, не оправдались и надежды на значи­тельный рост левых сил в мире. После первых, довольно внуши­тельных, успехов сразу после войны, левые силы в конце 40-х - начале 50-х годов потерпели серьезные поражения в подавляющем большинстве стран Европы, Азии и Латинской Америки. Война в Корее как раз к началу 50-х годов выявила (при всех крупных не­удачах южнокорейской и американской армий в первый период войны) военное и экономическое превосходство США и их союзни­ков. Следует иметь в виду, что в США в этот период очень серьезно обсуждался план превентивного военного нападения на СССР, и возможность возникновения такой войны в связи с ка­ким-нибудь локальным конфликтом была чрезвычайно велика. Крупнейшей неудачей Сталина, имевшей далеко идущие последс­твия, была неспособность изменить избранный коммунистическим руководством Югославии независимый курс внешней и внутренней политики.

Вместе с тем, при всей внешней стабильности внутриполитичес­кого положения в СССР, и здесь далеко не все было спокойно. Прежде всего, обозначились серьезные разногласия по многим внутри и внешнеполитическим вопросам внутри советского руко­водства. Сталин имел основания опасаться, что после его смер­ти верх возьмут силы, склонные к уступкам капиталистическим странам и в области внутренней, и внешней политики, что собс­твенно и подтвердилось реальными действиями нового послеста­линского руководства. В то же время в стране исподволь нарас­тало недовольство сложившейся тоталитарной системой, о чем говорили довольно многочисленные подпольные организации моло­дых людей, создававшиеся под лозунгами демократического воз­рождения социализма. Впервые начались серьезные волнения в лагерях (уничтожение стукачей, забастовки). Сохранялось и партизанское движения на Западной Украине, хотя и в сильно ослабленном виде. Видимо, у Сталина вызывали сомнения идейная устойчивость нового правящего слоя, утвердившегося после унич­тожения ленинской партии в 1937-1938 гг. Недаром, уже тогда, в качестве превентивной меры, он сопровождал смену партийного и государственного аппарата резким усилением его политическо­го образования на основе Высших партийных школ и Академии об­щественных наук. Совсем не случайно, что чистка в партии в 1937-1938 годах сопровождалась резким усилением внимания к идейной подготовке руководящих партийных кадров и вообще по­литической учебе. Сталин имел основания полагать, что техни­ческий профессионализм и управленческие способности нового руководящего слоя не будут сочетаться с его идейной привер­женностью социализму и коммунизму, как и случилось впоследс­твии. Но политическое образование не могло заменить жизненного опы­та и социального происхождения.

Появившиеся осенью 1999 года записи выступления Сталина на пленуме ЦК КПСС после XIX  съезда партии, сделанные академиком Румянцевым, говорят о признании Сталиным раскола в Политбюро и партии. Они подтверждают догадку, высказанную за много лет до этого Авторхановым, относительно раскола в советском поли­тическом руководстве в последние годы жизни Сталина.

Сталин не мог не понимать, что сохранение тоталитарного режи­ма, после победы в войне и создания социалистического лагеря, теряло прежние оправдания. Но и не был способен на отказ или ослабление этой системы и, конечно, понимал опасность такого ослабления для режима в связи с огромным накопившемся в стра­не недовольством и неумением партии действовать демократическими методами. Именно осознанием непрочности внутреннего и, особенно, внеш­него положения СССР перед лицом превосходящего капиталисти­ческого мира диктовались, кажущиеся бессмысленными, жестокости послевоенного периода: массовое переселение народов, отправка в лагеря многих бывших заключенных гитлеровских лагерей, пов­торники 1948 года и многие другие. Когда Сталин на пленуме ЦК КПСС гневно обрушился за капитулянтские настроения против Мо­лотова и Микояна - это было не только ловко подстроенное Бе­рией и Маленковым сведение счетов с соперниками. Сталин пони­мал (хотя и ошибся в адресе), что перед лицом превосходства капиталистического мира часть советского государственного и партийного руководства предпочтет пойти по пути уступок в об­ласти внешней и внутренней политики, и это закончится крахом социализма в СССР. Он не ошибся.

Представляется весьма обоснованными и глубокими следующие оценки А. Авторханова мыслей и действий Сталина в этот пери­од: "Понять Сталина можно только, постаравшись проникнуть в его политико-психологический мир и его глазами глядя на перс­пективы развития СССР. Тогда мы увидим в действиях советского диктатора не манию преследования, не причуды и капризы стари­ка, а железную логику основателя данной системы, его обосно­ванный страх за ее интегральность, его глубочайшую озабочен­ность беспечностью его учеников и соратников, его мрачные ду­мы о завтрашнем дне... Сталин был идеален для господства над закрытым обществом - закрытым внутри, закрытым вовне. Жизнеспособность и долголетие такого общества зависели от система­тической регенерации ячеек власти сверху донизу - от постоян­ного вычищения отработанных кадров, от постоянного возобнов­ления армии бюрократов."(35). А. Авторханов с пониманием от­носится к словам Сталина о том, что без него все его соратни­ки погибнут. Так, собственно, и произошло политически. Система без него развалилась. Но хороша же система, которая не может пережить смерть своего основателя. И хорош вождь, неспособный создать более жизнеспособную систему и оставивший таких со­ратников.

Исследователи общественного развития СССР в послевоенный пе­риод, как мне кажется, не обратили внимание на очень важные положения из отчетного доклада Г. Маленкова на XIX  съезде пар­тии, которые свидетельствовали об осознании Сталиным (а толь­ко он мог взять на себя ответственность определение важных теоретических положений) необходимости глубоких изменений в характере политического устройства советского общества. В разделе о положении в партии акцентировалось внимание на че­тырех пунктах: необходимости дать больший простор самокритике и критике снизу, дисциплине, партийной и государственной, которая должна быть укреплена и стать единой для всех, руководителей и руководимых, выдвижении и подборе кадров, которые  должны проводиться более строго, не должно быть места для кумовства и личных капризов, усилении идеологической работы, для того, чтобы не допустить возрождения буржуазной идеологии и остатков антиленинских групп (36). Положения отчетных докла­дов были указанием к действию и программными документами для

партии и государства. В этих решениях не только, ука­занное впервые после 20-х годов и, кажется, еще более решитель­ное, бюрократическое перерождение государственного и партийно­го аппарата, грозящее крахом советской систем (без чего бесс­мысленно было об этом писать), но и партия нацелена на прео­доление этих явлений, которые являлись сущностью сложившейся социальной системы. Отсутствовал механизм проведения этих из­менений. Как будто бы, их инициаторами должны были стать ря­довые граждане и члены партии. Но это трудно было совместить с сохранением тоталитарного режима и отсутствием свободы вы­бора, реальной выборной системой и т. д. Во всяком случае, можно утверждать, что к концу жизни И. Сталин и часть его ок­ружения видели грозные опасности для будущего советской соци­алистической системы. При всей ограниченной возможности от­дельных граждан и членов партии влиять на положение дел в об­ществе, такая возможность все же существовала, особенно для членов партии. Речь, конечно, не шла об определении полити­ческого курса, но о критике злоупотреблений и ошибочных дейс­твий должностных лиц. Сошлюсь на такого беспощадного критика сталинского курса и сталинской политической системы, как Л.Оникова, много лет проработавшего в партийном аппарате. Вот что он пишет: "В 50-х годах мне самому, молодому партийному ра­ботнику, приходилось критиковать первого секретаря и других секретарей ЦК КП Эстонии, где я начинал свою работу. Тогда можно было критиковать любое, самое высокое должностное лицо в партии и государстве, кроме членов Политбюро, не говоря, конечно, о Сталине. Это держало в узде и, порой жестко, вер­хушку аппарата. Внутрипартийный беспредел начался позже, начиная с прихода к власти Хрущева и до Горбачева (37). Смерть Сталина закончила тот период развития социалистическо­го общества в СССР, который Лев Копелев очень удачно охарак­теризовал как "рабовладельческий период первоначального соци­алистического накопления", когда неизбежны "варварские методы преодоления варварства" (38). Самые трудные задачи социалисти­ческого строительства, казавшиеся неразрешимыми в крайне отс­талой стране в капиталистическом окружении, в значительной степени, были разрешены: создана достаточно мощная индустри­альная, научно-образовательная база, военная мощь, создано социалистическое окружение. Население страны, при всем недо­вольстве многими сторонами действительности, под влиянием пропаганды, страха и реальных достижений, в большинстве приня­ло социалистические ценности. Господство общественной собс­твенности, созданной уже при советской власти, делало немыс­лимым реставрацию капитализма уже в силу хотя бы того, что невозможно было найти ни законного правопреемника, ни продать ее отечественным собственникам.

Вместе с тем, в общественной системе оставались многочислен­ные элементы "рабовладельческого периода", азиатского способа производства и жизни, которые делали несчастными жизнь боль­шей части граждан и не позволяли обеспечить дальнейшее успеш­ное развитие советского общества. Здесь и нищенский уровень жизни большинства населения, и политическое, и правовое беспра­вие граждан, и существование гигантской системы принудительно­го труда, и многие структурные недостатки экономики. В целом,  и по уровню жизни, и по экономическому уровню, и по политичес­ким правам, и свободам граждан советская система далеко усту­пала капиталистической, которая в то время уже восприняла многие традиционно социалистические ценности (но превосходила общественные системы большинства развивающихся стран того пе­риода).

Будущее социализма и СССР зависело от того, сумеет ли послес­талинское руководство найти путь постепенного преодоления элементов "рабовладельческого периода", не разрушая социалис­тических ценностей и стабильности общественного устройства. Это была задача колоссальной сложности, ибо речь шла об изме­нении уже сложившейся и укоренившейся системы. Как и всякий глубокий общественный переход, он был сопряжен с опасностью общественной дестабилизации и дезорганизации. Его приходилось осуществлять на уже сложившемся человеческом материале, мен­тальность которого формировалась десятилетиями жизни в дес­потическом обществе и столетиями жизни в авторитарном рос­сийском обществе. Вместе с тем, за весь период советской власти не было более благоприятного периода для начала такого поворота, ибо уже сложились материальные, внешнеполитические, социальные силы для его осуществления (сложился многочислен­ный слой интеллигенции и квалифицированных рабочих, части го­сударственного и партийного аппарата, который тяготился то­талитарным строем и хотел его либерализации). Наличие значи­тельного количества квалифицированных кадров позволяло обес­печить замену еще оставшегося немалого количества малообразо­ванных и привыкших исключительно к насильственным методам кадров, более способными и демократическими, и в то же время достаточно требовательными, как это диктовалось потребностями индустриального общества и командной системы экономики. Необ­ходимые преобразования в политической жизни и стиле управле­ния в более демократическом духе должны были сопровождаться и идти синхронно с повышением уровня жизни населения, чтобы не вызывать социального взрыва из-за накопившихся социальных проблем, снижения уровня военных расходов, что требовало улучшения отношений с западными странами. Необходимое расши­рение контактов с Западом все более широких кругов советского населения также требовало синхронизации с повышением уровня жизни, ибо шок от сопоставления, со значительно, более высокого уровня жизни Запада неизбежно должен был привести к уменьше­нию привлекательности советского образа жизни и социалисти­ческих идей. Одним словом, необходимые социальные изменения требовали необыкновенно тонкой и прозорливой деятельности от руководства страны и партии. Нельзя было также не учитывать многовековых традиций русского общества, привыкшего к автори­тарным методам управления. Одним словом, решающее значение, как это всегда бывает в тоталитарной системе, имела личность и политическая линия нового лидера страны.

В коммунистических партиях сталинского типа не было условий для проявления стратегически мыслящего государственного и партийного деятеля. Вождь партии монополизировал выработку стратегии развития и функции единственного теоретика. От ос­тальных требовалась лишь высокая исполнительность и компе­тентность в рамках выработанных вождем установок. Самостоятельная теоретическая работа и мысль в партии исключались. Поэтому самостоятельный политический деятель мог появиться лишь случайно, почти нелегально. В руководстве КПСС самостоя­тельным политическим мышлением обладали только два человека:

Л. Берия и В. Молотов. Первый - благодаря большому здравому смыслу и огромному опыту хозяйственной и политической работы (НКВД). Второй -  благодаря тоже большому опыту администра­тивной работы в качестве главы правительства в течение 11 лет и  склонности к теоретическому мышлению, не поощрявшемуся, но и не пресекавшемуся Сталиным. Л. Берия был сторонником значи­тельной либерализации общества, вплоть до роспуска колхозов в отдельных регионах, ограничения роли партии в жизни общества, смягчения международной обстановки, расширения прав союзных республик, реабилитации части политических заключенных и прекращения пыток, уменьшения военных расходов на основе смягчения международной напряженности. В.Молотов, если су­дить по его практическим действиям и воспоминаниям, был не против известных корректив во внутренней и внешней политики, но, в целом, считал надолго единственно возможным и целесооб­разным способом функционирования социалистического общества уже сложившейся тип, нуждавшийся в усовершенствовании, в уст­ранении пережитков капитализма в виде товарно-денежных отно­шений и колхозов, и чрезмерных привилегий номенклатуры.

Безусловно, к концу жизни Сталина политическая и хозяйствен­ная напряженность достигла критического уровня. Речь не идет об экономическом кризисе. Росло даже производство потреби­тельских товаров. Но уровень жизни основной части населения был крайне низким, а требования к ним со стороны государства чрезмерно высокими, что ощущалось не только рядовыми гражда­нами, но и руководителями, которые, однако, щедро вознаграж­дались за те требования, которые к ним предъявлялись. Хозяйс­твенные трудности начала 50-х годов определялись колоссальными военными расходами в условиях противостояния СССР и его союз­ников, несравненно, более могущественной экономически коалицией капиталистических государств и полупараличом государственного управления в условиях резкого ослабления активности деятель­ности И. Сталина (цетростоп, по выражению адмирала Н. Кузне­цова). Определенное ухудшение качественного состава руководя­щих кадров в стране началось уже сразу после войны. Устране­ние талантливого хозяйственника Н. Вознесенского, ленинградс­кой группы государственных деятелей, более организованных и квалифицированных, пожалуй, лучшего администратора советского периода В. Молотова, ряда крупнейших хозяйственников еврейс­кой национальности в конце 40-х годов серьезно ослабило эффек­тивность хозяйственного управления командной экономикой. Та­кие выдвиженцы конца 40-х годов, как Хрущев и Булганин, значи­тельно уступали по своим деловым качествам Молотову, Возне­сенскому и Жданову. Есть много признаков того, что в послед­ние месяцы жизни Сталин испытывал большую тревогу за судьбу, созданной им, системы. Несмотря на большие материальные успе­хи, весь социалистический лагерь в экономическом, военном и научном отношении, а по сравнению с развитыми странами и по уровню жизни, намного уступал капиталистическому миру. Про­мышленный и научный прогресс Советского Союза, во многом, опирался на достижения капиталистических стран. Он не мог не понимать также и ненормальность сохранения жесточайшей дикта­туры после 45 лет советской власти.

К середине 50-х годов, после налаживания массового производства атомного и водородного оружия и средств его доставки, военная опасность для СССР серьезно уменьшилась. Было достигнуто оп­ределенное смягчение международной напряженности. Экономичес­кая мощь страны значительно укрепилась. Все эти события соз­дали благоприятные возможности для внутриполитической разряд­ки: освобождению политзаключенных, смягчению уголовного зако­нодательства, повышению уровня жизни населения, большему вни­манию к материальным и духовным нуждам советских людей. У значительной части правящего слоя появилась острое желание смягчить казавшееся чрезмерным и обременительным бремя забот и требовательности предыдущего периода. Здесь совпадали жела­ния простых людей и части руководителей, и объективные возмож­ности экономического и политического состояния общества. Воп­рос состоял в нахождении грани между возможным и невозможным, опасным для развития экономики в условиях командной экономики, степенью снижения уровня требовательности и дисциплины. Здесь требовался тщательный и объективный анализ реального состоя­ния экономики в сопоставлении с другими развитыми странами и потребностями дальнейшего экономического развития.

Сноски:
(к гл. III)

1. Альб.  Вайнштейн. Народный доход России и СССР. М. 1969. С. 161; Народное хозяйство СССР в 1967 г. М. 1968 . С. 888.
2. В. А. Мельянцев. Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и современность. М. 1995. С. 181.
3. М.  И. Хлусов. Развитие советской индустрии. 1946-1958 гг. М. 1976 . С. 105-113.
4. Дмитрий Шепилов. Непримкнувший. М. 2001. С. 286.
5. Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам. Т. 3. М. 1958. С. 670.  По этому же источнику при­водятся и другие задания пятого пятилетнего плана, установленные директивами XIX съезда КПСС.
6.  Народное хозяйство СССР в 1967 г. Ук. соч. С. 639.
7. Народное хозяйство СССР в 1958 г. М. 1959 . С. 231.
8. Г.  И. Ханин. Динамика экономического развития СССР. Ново­сибирск. 1991 . С. 265.
9. Там же. С. 164.
10. Народное хозяйство СССР в 1960 г. М. 1961. С. 605.
11. Г. И. Ханин. Ук. соч. С. 263.
12. Там же. С. 261.
13. Директивы. Ук. соч. С. 638-641.
14. А.  Г.  Аганбегян.  В первом эшелоне перестройки. Новоси­бирск. 1989. С. 22.
15. М. И. Хлусов. Ук. соч. С. 56-58.
16. В. Чалмаев. Ук. соч. С. 315.
17. Там же. С. 328.
18. Там же. С. 314-316.
19. Директивы. Ук. соч. С. 146-147.
20. Г. И. Ханин. Ук. соч. С. 263.
21. С. А. Хейнман. Проблемы интенсификации промышленного про­изводства. М. 1968 . С. 14-15.
22. Б.  П.  Плышевский. Национальный доход СССР за 20 лет. М. 1964 . С. 100.
23. Е. С. Варга. Основные вопросы экономики и политики импе­риализма. М. 1953. С. 237-238. Выдающийся советский эконо­мист Е. Варга в своих работах приводил только хорошо проверенные данные.
24. Завтра. N 258.
25. В.  С.  Шумихин. Советская военная авиация. 1917-1941 гг. М. 1986 . С. 238.
26. А. И. Шахурин. М. 1989. С. 106-109.
27. В. С. Шумихин. Ук. соч. Там же.
28. Л.  Седов.  Размышление об ученых и науке.  М. 1980. С. 341.
29. Там же. С. 342.
30. Там же. С. 343.
31. Там же.
32. Там же. С. 345.
33. Н. Г. Кузнецов. Крутые повороты. М. 1995. С. 87-88.
34. Лазарь Каганович.  Памятные записки. М. 1996. С. 498.
35. А. Авторханов. Загадка смерти Сталина. Новый мир. 1991. N 5. С. 201
36. Цитируется по: Джузеппе Боффа. История Советского Союза. Т. 2. М. 1994. С. 390.
37. Леон Оников. КПСС: анатомия распада. М. 1996. С. 34-35.
38. Лев Копелев. Утоли мои печали. Москва. 1991. С. 229.