Глава 3. Научно-технический прогресс в СССР.

3.1. УРОВЕНЬ РАЗВИТИЯ СОВЕТСКОЙ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ НАУКИ

Двумя важнейшими особенностями научно-технического прогресса в этот период являлись: начавшаяся смена поколений в связи со смертью или с прекращением активной научной деятельности из-за возраста и болезней старых ученых и инженеров, воспитанных в царское время или в 20-е годы и сохранявших, в своем большинстве, высокие профессиональные и моральные качества, и исчерпание запаса научно-технических знаний, полученных в результате репараций, ленд-лиза, промышленного шпионажа в 30-40-е годы, использования опыта и знаний немецких специалистов, вывезенных из Германии после войны и возвращенных туда после 1955 года. Дальнейшее развитие отечественной науки и техники зависело от способности советской системы воспитать новое поколение высокопрофессиональных и нравственных ученых и инженеров и создать условия для их творческой и результативной работы. В то же время и в науке происходил постепенный переход от классической модели командной экономики, характеризовавшейся высокой требовательностью к исполнителям, к либеральной модели с ослабленной ответственностью и требовательностью к работникам и учреждениям («не война»).

Советское руководство и прежде всего Н.С. Хрущев в этот период были поистине одержимы научно-техническим прогрессом. Вдохновленные успехами в космосе они ждали от советской науки таких же блистательных успехов и в других областях жизни. Однако особенности научного творчества и условия его эффективности многие из них понимали плохо. Они зачастую переносили в эту сферу представления из области промышленности и военного дела, где решающую роль в успехе часто играло количество использованных для решения поставленных задач ресурсов. И денег на науку, преимущественно, конечно, военно-ориентированную, но и не только, они не жалели. Так, бюджетные ассигнования на науку, бывшие тогда основными, выросли в номи-нальном выражении с 1960 по 1965 год почти в 2 раза - с 2,1 млрд р. до 4,1 млрд - значительно больше, чем за предыдущие 10 лет [1]. Даже в реальном выражении, с учетом ежегодного роста цен в этот период в 2-3 %, этот рост ассигнований на науку следует признать феноменальным.

Благодаря росту ассигнований на науку стремительно росло число научных работников: с 354 тыс. человек в начале периода до 664 тыс. в конце периода [2], опять-таки намного больше, чем в предыдущие 10 лет. Впечатлял и рост подготовки аспирантов - будущих научных и педагогических работников, их число выросло с 36 тыс. в начале периода до 91 тыс. в конце периода - рост чуть ли не в 3 раза! [3]. С количественной точки зрения, по числу занятых в науке специалистов советская наука в начале 60-х годов почти сравнялась с американской, о чем с гордостью сообщали советские руководители, умалчивая при этом о сводных и объективных результатах научной деятельности. Гораздо реже говорилось об ассигнованиях на науку, по которым СССР заметно уступал США (там ассигнования на науку составили в 1965 году 21 млрд долларов, в то время как в СССР - 6,9 млрд. р., т.е. примерно в 3 раза меньше) [4], занимая, однако, по ассигнованиям второе место в мире, преимущественно за счет средств, выделенных на научные исследования военного назначения.

Впрочем, сравнение ассигнований на науку по валютному курсу или общему паритету покупательной способности может ввести в заблуждение ввиду того, что большая часть расходов на науку приходится на заработную плату и высокая заработная плата американских ученых завышала сопоставимые расходы США.

Высоким оставался престиж научного работника. Для молодых людей заниматься наукой считалось и престижным, и увлекательным, и денежным делом, поскольку все еще оплата научных работников была намного выше, чем средняя по стране. Огромными тиражами издавалась научная и научно-популярная литература, миллионными тиражами выходили научно-популярные и технические журналы, научная фантастика. Большой популярностью пользовалось и научно-популярное кино. Что очень важно, неплохой была политическая атмосфера в стране. Политические репрессии ушли в прошлое, и можно было относительно свободно обсуждать многие острые политические проблемы, не опасаясь, что за неосторожные слова придется отвечать перед органами государственной власти. Особенно благодатная морально-политическая атмосфера была в сильных научных коллективах, например, в Новосибирском Академгородке, чему я был непосредственным свидетелем. И по этой причине тоже в науку охотно шли мыслящие и умные молодые люди.

В советской науке и технике нередко вложение средств и полученный результат не совпадали в гораздо большей степени, чем в западной науке и технике. Результаты научно-технического прогресса целесообразно рассмотреть по трем сферам: фундаментальная наука, прикладная наука, разработки, при всей условности данной классификации и возможности пересечения отдельных сфер. Следует иметь в виду огромные трудности получения данных о результатах научно-технического прогресса и с методологической стороны, и с точки зрения наличия достоверных данных.

Относительно наиболее благоприятные условия в СССР имелись для развития фундаментальных исследований в области естественных наук. В эту сферу охотнее всего шла талантливая молодежь, здесь в ряде направлений традиционно были сильные научные школы, здесь меньше всего было вмешательство в научный процесс по идеологическим мотивам. Наконец, после войны основной центр исследований в области фундаментальной науки - Академия наук СССР - возглавлялся действительно выдающимися учеными: С.И. Вавиловым, А.Н. Несмеяновым, М.В. Келдышем, Сибирское отделение Академии наук СССР - М.А. Лаврентьевым. Эти люди умели по достоинству оценивать результативность научных исследований. Гораздо меньшая часть фундаментальных исследований выполнялась в нескольких университетах (Московском, Ленинградском и др.).

Если к занятым в фундаментальных науках отнести научных работников АН СССР и АН союзных республик, а также отраслевых академий (кроме Академии коммунального хозяйства и Академии педагогических наук), то окажется, что в них в конце 1967 года было занято 69,2 тыс. человек из общего количества научных работников, равного 770 тыс. [5] или 8,9 %. Вместе с занятыми научной работой в ведущих университетах страны эта доля, видимо, вырастет до 10-12 %, т.е. примерно столько же, сколько в США в это время.

Долгое время в СССР не предпринималось усилий для сопоставления результативности фундаментальных научных исследований из опасения принизить роль отечественной науки, которая являлась гордостью советского руководства. Первым за эту проблему не побоялся взяться П.Л. Капица. Он взял за основу такой оценки количество публикаций в ведущих областях естественных и технических наук в главных научных журналах. По такому критерию Советский Союз, занимая почетное второе место в середине 60-х годов, уступал США в 2 раза, что при равенстве числа научных работников означало отставание по производительности труда тоже примерно в 2 раза [6], гораздо в меньшей степени, однако, чем по ВВП и продукции промышленности, по подсчетам западных и объективных советских ученых. Есть много оснований думать, что такая оценка значительно преувеличивает результативность советской фундаментальной науки в этот период. Требования к качеству публикаций в советских научных журналах были ниже, чем в западных. К тому же публикация - публикации рознь. Если взять до настоящего времени самый объективный показатель в этой области (кроме математики) - число Нобелевских премий, то доля советской науки была значительно меньше. Нобелевскими лауреатами в этот период стали лишь трое советских ученых: физики А.А. Прохоров и Н.Г. Басов (одна на двоих), химик Н.Н. Семенов. Учитывая, что ежегодно за достижения в естественных науках присваивается шесть Нобелевских премий, получается, что на долю советских ученых выпало лишь 7 % - примерно такова была доля СССР в численности населения мира в то время. Тем не менее это наилучший результат за все годы советской власти, что дает основание полагать, что данный период был самым успешным для отечественной науки. Следует обратить внимание на то, что за работы, выполненные в конце 50-х годов, присуждены Нобелевские премии в начале XXI века российским физикам Ж.И. Алферову, В.Я. Гинзбургу и В.А. Александрову. Обоснованность полученного соотношения подтверждается долей советских ученых среди иностранных членов самого старого и авторитетного научного общества мира - Лондонского Королевского научного общества. Среди более чем 70 иностранных членов этого общества было пять советских ученых: астрофизик В.А. Амбарцумян, химики Н.Н. Семенов и А.Н. Несмеянов, математики А.Н. Колмогоров и И.М. Виноградов [7].

Получаются те же 7 % с включением в этот перечень и математиков, которым Нобелевские премии не присваивались. Здесь не учтен П.Л. Капица - он был принят в Лондонское Королевское научное общество, когда работал в Великобритании, и поэтому не считался иностранным членом этого общества.

Такие результаты были значительно выше, чем в дореволюционной России, - тогда среди российских ученых было только два лауреата Нобелевской премии (И.П. Павлов и И.И. Мечников) и, насколько мне известно, ни одного члена Лондонского Королевского научного общества. Заметен рост СССР по этому показателю и по сравнению с довоенным периодом, когда среди иностранных членов Лондонского Королевского научного общества советских ученых не было (эмигрант В.Н. Ипатьев, видимо, не в счет). Вместе с тем обращает на себя внимание тот факт, что указанные члены Лондонского Королевского научного общества стали ими в основном в 50-е годы, а в анализируемый период их число не увеличилось. Бесспорно, что в этот период СССР вошел в число крупнейших держав мира по развитию науки. Тем не менее этот рост был несоизмерим с ростом затрат на науку. Ее производительность по этому показателю уступала американской уже, по-видимому, в 8-10 раз, если учесть, что американцы обычно получали две трети Нобелевских премий. Таким образом, производительность труда в отечественной науке оказывалась намного хуже, чем этот показатель в материальном производстве. Здесь, правда, следует учесть большую милитаризованность советской науки, где возможности обнародования научных результатов были меньше, чем в других странах. В итоге в высшей, интеллектуальной сфере Советский Союз демонстрировал огромное отставание от США, лишь частично, хотя и в немалой степени, объясняемое его отставанием в прошлом и притоком иностранных ученых в США в 30-40-е годы. К сожалению, за этот период отсутствуют данные об индексе цитируемости советских ученых (поскольку этот показатель начал исчисляться позднее), что позволило бы более точно определить место советской науки в мировой науке.

Поскольку в нашей стране нередко подвергается сомнению объективность Нобелевского комитета (которое я не разделяю), приведу мнение об уровне советской фундаментальной науки в одной из двух самых престижных и успешных областей отечественной науки - физике (вторая - математика) крупнейшего советского физика, автора университетского учебника по физике С.Э. Фриша, высказанное в конце 60-х годов: «Надо признать, что за все годы развития советской физики новых, в полном смысле этого слова, открытий сделано мало. Во всяком случае, гораздо меньше, чем могло бы быть сделано при имеющемся объеме научных учреждений и существующих кадрах» [8].

3.2. УРОВЕНЬ РАЗВИТИЯ СОВЕТСКОЙ ПРИКЛАДНОЙ НАУКИ И РАЗРАБОТОК

Самой значительной по численности занятых в ней и по расходам частью советского НИОКР была прикладная наука. Здесь функционировали тысячи научно-исследовательских институтов, подчиненных отраслевым министерствам и госкомитетам, сотни вузовских лабораторий. Она питалась результатами отечественных фундаментальных и, в еще большей степени, зарубежных исследований, получаемых из зарубежной научной литературы и других зарубежных источников (выставки, научные конференции, промышленный шпионаж). Последний источник, очевидно, преобладал, так как вклад советской науки в мировую в то время был невелик.

Определение результативности советской прикладной науки сопряжено, пожалуй, с еще большими трудностями, чем фундаментальной. В странах с рыночной экономикой прикладная наука чаще всего объединена с разработками в рамках концернов. В СССР они были разъединены. Фактически единственными критериями результативности прикладной гражданской науки были авторские свидетельства на изобретения и проданные лицензии. По первому показателю результаты выглядели весьма внушительными, число авторских свидетельств быстро росло и оказывалось близким числу выданных патентов в США. Однако условия получения авторских свидетельств в СССР были несравненно легче, чем патентов в США. Так что сравнение по этим показателям весьма сомнительно. Что касается проданных лицензий, то их статистика в те годы была засекречена и не опубликована и впоследствии за этот период, насколько мне известно. Приходится пользоваться подсчетами известного американского исследователя влияния западной технологии на советскую экономику Энтони Сэттона, согласно которым проданных лицензий на начало 1967 года было 61. Учитывая, что лицензии начали продаваться с 1962 года, когда был создан «Лицензинторг», ежегодно за весь этот период продавалось  лишь 10 лицензий - совершенно ничтожная величина. Данные о стои-мости экспорта лицензий не публиковались ни в то время, ни впоследствии, но если судить по средней стоимости одной лицензии, закупленной в 1961-1964 годах в Японии [9], в размере 0,35 млн долларов, то ежегодная выручка составила всего 3,5 млн долларов, в то время как в США в тот же период она исчислялась несколькими миллиардами долларов. По этому показателю СССР, следовательно, в прикладной науке отставал еще больше, чем в фундаментальных исследованиях. Вместе с тем положительные сдвиги были и в этой сфере науки. Как уже упоминалось, в 1962 году в СССР было впервые образовано внешнеторговое объединение «Лицензинторг», которое и реализовывало советские лицензии. Некоторые из них охотно покупались в самых развитых капиталистических странах, как, например, лицензии на процесс непрерывной разливки стали, на установку плазменной дуговой сварки, на сварочные электроды и на ряд других технологий видов оборудования [10], созданных в том числе и в первой половине 60-х годов.

Уровень последней стадии технического прогресса - выпуск современной техники целесообразно будет рассмотреть отдельно по военной и гражданской продукции.

О наличии в СССР в это время конкурентоспособных видов машиностроительной продукции свидетельствует экспорт в ряд развитых капиталистических стран часов, вертолетов, энергетического оборудования, легковых автомашин. Хотя общие размеры машинного экспорта в эти страны, наиболее требовательного к качеству продукции и его техническому обслуживанию, были все еще невелики. Так, экспорт машин и оборудования в Японию вырос со смешной цифры в 189 тыс. р. в 1960 году до 1984 тыс. р. в 1965 году, т. е. более чем в 10 раз, но все еще был ничтожного размера, в Бельгию - соответственно 455 тыс. и 2184 тыс. р., в Швецию - 143 тыс. и 640 тыс. р. (в 1964 году - 1354 тыс. р.) [11]. Прогресс, но ничтожный. Вместе с тем следует отметить довольно значительный экспорт таких весьма сложных видов продукции машиностроения, как часов и автомобилей. Так, только часы Первого часового завода экспортировались в 60 стран мира, в том числе в Великобританию, Канаду и Францию, а довольно простые легковые автомобили завода АЗЛК («Москвичи») - почти в 80 стран мира и на экспорт шло 60 % автомобилей этого завода [12]. Понятно, что эти часы и легковые автомобили ценились прежде всего за их дешевизну, но и минимальный уровень качества продукции тоже обеспечивался. По широко распространенному мнению, советские часы в то время были высокого качества.

Что касается военной техники, то здесь отставание от западной, прежде всего американской, все же чаще всего составляло несколько лет. Ряд образцов советской военной техники, видимо, не уступал западной. Притом речь идет о весьма сложных образцах, таких как атомные бомбы, ракеты, самолеты, вертолеты. Нет необходимости приводить по данному факту многочисленные свидетельства, они хорошо известны и по российской, и, что более важно и объективно, по западной литературе, освещающей историю военной техники. Это говорит о высоком уровне советских прикладных исследований и разработок в такой области, где были сосредоточены лучшие отечественные научно-технические силы. Уместно в этой связи напомнить не только о запусках советских баллистических ракет и спутников, которые до середины 60-х годов опережали по своим техническим данным американские, но и об испытании первой системы противоракетной обороны под руководством Г.В. Кисунько - она произошла на полтора года раньше американской [13]. Однако эти успехи касались узкоограниченной группы направлений. Правда, для их реализации требовались усилия многих отраслей и предприятий смежных отраслей, которые, однако, были на значительно более низком уровне. Так, конструкторы ракет и спутников непрерывно жаловались на низкий уровень электронной техники. В то же время многие изделия в этой отрасли создавались позднее, чем в США, и под влиянием американских достижений в этой области. Об этом весьма убедительно на примере прежде всего военной электроники писал хорошо знавший процесс научных исследований крупный специалист в этой области А. Федосеев. По его наблюдениям, относящимся к 60-м годам, большая часть разработок военной техники укладывалась в следующую схему:

1) сегодня появляются сведения или образец новой техники из-за рубежа;

2) два-три года военные и партийные организации осознают зна-чение этого факта;

3) год-два занимает «организация» правительственного решения и «втыкание» разработки в соответствующий институт или конструкторское бюро (КБ);

4) год-два - разработка;

5) два-три года - пуск в производство;

6) год-два - принятие на вооружение.

Естественно, к моменту принятия на вооружение изделие безнадежно устаревает, и все начинается сначала. В подтверждение А. Федосеев приводит многочисленные примеры заимствований из области военной электроники [14].

3.3. ВЛИЯНИЕ НАУКИ НА ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ СССР

Было бы соблазнительно получить сводный показатель развития научно-технических исследований в СССР по отношению к другим крупным странам мира, да еще и в динамике. Такой общий показатель для прикладных исследований был предложен японскими учеными в виде двух показателей: технического уровня и потенциала технических разработок. Показатель технического уровня представляет собой удельный вес среднеарифметического числа патентных регистраций, объема патентно-лицензионной работы, объема экспорта техноемких товаров, объема вновь созданной стоимости в обрабатывающей промышленности в суммарном объеме показателей для пяти стран (США, ФРГ, Японии, Великобритании, Франции). Потенциал технических разработок представляет собой удельный вес среднеарифметического технического уровня, объема затрат ресурсов на научные исследования, результатов научных исследований (среднеарифметического числа зарегистрированных за рубежом патентов и объем патентно-лицензионного экспорта) в соответствующем суммарном показателе для тех же пяти стран [15]. При определенных усилиях такой показатель может быть исчислен и для СССР (для ряда лет), что позволило бы произвести динамические и пространственные сопоставления. Априори можно сказать, что соответствующие показатели для СССР оказались бы очень низкими из-за низких показателей патентно-лицензионной деятельности и экспорта техноемкой продукции. Этот показатель недооценивал бы все же реальный научно-технический уровень советской экономики из- за ее гипертрофированной милитаризации и замкнутости. Но он выявил бы ее реальное сильное отставание от ведущих капиталистических стран вследствие недостатков в развитии науки и во внедрении собственных и иностранных достижений в экономику.

Из имеющихся в советской и российской экономической литературе оценок уровня и особенно динамики научно-технического прогресса в седьмой пятилетке наиболее обоснованной, как мне представляется, выглядит оценка С.И. Голосовского и Б.М. Гринчеля, данная еще в 1981 году. Она, правда, не касается непосредственно фундаментальной науки и ограничивается гражданским сектором НИОКР, что несколько занижает динамику в этот период, хотя, скорее всего, тенденции научно-технического прогресса в обоих секторах были те же самые. Голосовский и Гринчель рассчитали сводный показатель динамики технических показателей основных видов гражданской техники. Этот показатель за пятую и шестую пятилетки, по их расчетам, увеличивался соответственно на 19,0 и 19,9 %, а за седьмую пятилетку - лишь на 12,15 % [16]. Заметно вырос и средний период производства одних и тех же моделей оборудо-вания: с 9,6 лет в 1958-1960 годах до 11 лет в 1961-1965 годах [17]. И наконец рассчитанн^хй ими вклад научно-технического прогресса в рост национального дохода в части качества техники и технологии оказался минимальным за все периоды и почти в 2 раза меньшим, чем в предыдущую пятилетку (соответственно 28,6 и 54,2 %) [18]. К другим выводам пришли западные экономисты, проделавшие скрупулезный анализ технического прогресса в СССР. Так, по расчетам Р. Дэвиса в 19561960 годах из 15 сравнений технического прогресса СССР опережал по темпам роста четыре самые технически развитые страны Запада (США, ФРГ, Великобританию, Японию) по 6 позициям, отставал тоже по 6, был на одном уровне по 3 позициям. Таким образом, в рассматриваемый период СССР шел по этой оценке на одном уровне с западными странами. В 1961-1965 годах из 23 сравнений технического прогресса СССР опережал эти же страны по 11 позициям, отставал по 8, по 4 позициям был на том же уровне [19]. Следовательно, в этот период СССР уже опережал западные страны. Однако, как мне представляется, этот вывод делается все же по весьма ограниченному кругу направлений технического прогресса (для данного периода - душевое потребление электроэнергии, доля электропередач напряжением более 300 кВ, доля производства электроэнергии на атомных электростанциях, доля производства стали с обогащением кислородом, доля кузнечнопрессовых машин в производстве металлообрабатывающего оборудования, доля станков с программным управлением, душевое производство синтетической резины, химических и синтетических волокон, синтетического каучука, телефонов на душу населения), чтобы считать его достаточно убедительным.

3.4. ВНУТРЕНЯЯ ЖИЗНЬ СОВЕТСКОЙ НАУКИ

В качестве иллюстрации сходства процессов, происходивших в обоих - гражданском и военном - секторах советских НИОКР, приведу пример, взятый из воспоминаний сотрудника знаменитого закрытого городка Красноярск-26 - Якова Ладыженского, работавшего в тоже знаменитом ОКБ-10, которое занималось конструированием спутников связи. Автор вспоминает, что, когда он в 1963 году пришел в этот научный центр, в его отделе работало 12 человек, а через три года сотрудников было уже 120. «Что интересно - объем и тематика работ практически не выросли, ну, может, чуть-чуть. Еще более интересно - практически всю нагрузку несли те же двенадцать “стариков”. Новички же старательно имитировали трудовую деятельность, пробивали себе жилье, активничали на профсоюзных и комсомольских собраниях» [20]. Вот еще когда, оказывается, начался застой.

Явное несоответствие между огромными усилиями по развитию науки и слабой отдачей от этих усилий вызвало в этот период, как никогда раньше, когда этих усилий было меньше, большую озабоченность государственного и партийного руководства (по крайней мере части его) и наиболее творческой части научного сообщества и советской интеллигенции.

Начну с партийного руководства. Несомненно, Н.С. Хрущев чем дальше, тем больше понимал глубину отставания советской науки и техники. Именно этим, по моему мнению, объясняются резкие нападки Н.С. Хрущева на Академию наук СССР, которые долгое время, вплоть до наших дней, расцениваются как признак его невежественности и сумасбродства. В беседе с историком Н.А. Барсуковым В.Е. Семичастный, бывший в то время председателем КГБ СССР, кажется, впервые привел доводы Н.С. Хрущева в пользу разгона (а точнее, коренной реорганизации) Академии наук СССР, которые он приводил на пленуме ЦК КПСС в июле 1964 года, незадолго до своего смещения. «Он сравнивал положение Академии наук СССР с положением ее в царской России («Она там деньги приносила государству, а не брала у него, как наша»), ссылался на Великобританию, где вообще нет никакой Академии, а наука развивается гораздо лучше, чем у нас» [21].

Среди видных советских ученых наиболее резким и последовательным критиком положения в советской науке был П.Л. Капица, хорошо знакомый с деятельностью английской науки (скорее всего он и подсказал сравнение положения именно в ней с советской наукой Н.С. Хрущеву). Выступая на общем собрании Академии наук СССР в конце 1965 года, когда и проводятся ежегодные общие собрания, П.Л. Капица, кажется, единственный из ученых, прямо сказал (хотя и не привел количественных данных, необходимых для такого утверждения), что «надо не бояться сказать, что за последние несколько лет разрыв в науке между нашей страной и Америкой не только не перестал сокращаться, но увеличился, мы срочно должны искать путь наверстать происшедшее отставание» [22]. П.Л. Капица в 50-х - первой половине 60-х годов выдвигал целый ряд объяснений этому отставанию. Не вдаваясь в науковедческие тонкости, отмечу, что главными из них он считал слабость международных контактов, забюрократизированность научных учреждений, неумение и нежелание ценить настоящих научных работников, излишнюю численность работников, слабую связь с производством [23]. Он противопоставлял бюрократическую деятельность Академии наук СССР деятельности Лондонского Королевского научного общества, предлагал освободить Президиум Академии наук СССР от административных дел, сосредоточив его деятельность на идейном руководстве наукой [24]. Капица предлагал коренным образом изменить порядок финансирования науки, перейдя от финансирования научных учреждений к финансированию ученых и проектов, к чему в российской науке только начинают переходить в начале XXI века. Следует отметить, что уже в 1956 году он говорил о том, что «еще очень мало областей в науке, в которых мы занимаем ведущее место», и сравнивал наше положение по отношению к передовым в науке государствам с положением корабля, идущего вслед за ледоколом [25], что очень похоже на высказывание А.Д. Сахарова более чем через десять лет по тому же поводу о лыжнике, идущем по проторенной колее.

Относительно мало в этот период П.Л. Капица писал о неудовлетворительной системе выборов в Академию наук СССР, о чем он много писал в 30-е годы, впервые столкнувшись с системой Академии наук СССР. Об этой стороне проблемы отставания советской науки высказывался не кто иной, как сам президент Академии наук СССР в начале 60-х годов М.В. Келдыш. По воспоминаниям члена-корреспондента Академии наук СССР С.Э. Фриша, выступая на отделении физико-математических наук Академии, М.В. Келдыш сказал, видимо, в середине 60-х годов (не для протокола): «На днях мы с Петром Леонидовичем Капицей, взяв список всех членов Академии, попробовали разбить его на три группы: группу таких, которых по научным заслугам надо было обязательно выбрать в Академию; таких, которых можно было выбрать, а можно было и не выбрать; наконец, таких, которых, безусловно, не следовало выбирать. И знаете, что получилось? Примерно на каждую группу пришлось по одной трети» [26]. Следовательно, в самый лучший период для советской науки академиков, действительно отвечавших предъявляемым Уставом Академии требованиям, была только одна треть.

Ни критика П.Л. Капицы, ни скептицизм М.В. Келдыша о качестве академиков никак не сказались на характере деятельности Академии наук СССР. Сами академики, в большинстве своем при таком их качестве, естественно, не собирались менять порядки в этой системе. А Хрущев, собиравшийся ее реорганизовать, был, к радости для большинства руководителей и членов Академии наук СССР, смещен и осужден в подготовленном для обоснования его смещения докладе Полянского за попытки реорганизовать Академию наук СССР. Консервативная политическая система встала на защиту консервативной научной системы.

По наиболее важным для экономики, особенно для обороны, направлениям научных исследований советское руководство принимало достаточно энергичные меры. Так, крупнейшим событием в этой сфере стало создание Зеленограда - центра научных исследований опытного производства в области электроники. Решение об этом было принято Н.С. Хрущевым летом 1962 года, после посещения им в Ленинграде знаменитого КБ-2 - научного центра в области микроэлектроники, возглавлявшегося двумя эмигрировавшими из США учеными Ф.Г. Старосом и И.В. Бергом. Активную роль в создании этого центра в Зеленограде играл председатель Госкомитета по радиоэлектронной технике А.И. Шокин.

Впоследствии советские и российские ученые неоднократно сетовали, что крупнейшим промахом советского руководства, в отличие от сталинского, не жалевшего средств для развития атомной энергии и ракетной техники, было недостаточное внимание развитию электронной промышленности. В этом, по их мнению, была чуть ли не основная причина проигрыша в экономическом и военно-техническом соревновании с США. По-видимому, в этих рассуждениях немало справедливого. Но необходимо иметь в виду, что у хрущевского руководства, как и у сталинского, не было ресурсов для одновременного развития всех отраслей научно-технического прогресса, и к тому же еще и военно-промышленного комплекса. Чем-то надо было жертвовать. При всем том, как раз в данный период усилия по развитию электронной промышленности были весьма значительные, хотя их нелегко сравнить с усилиями по атомной и ракетной проблеме ввиду разнородности технологии этих отраслей и их направленности. По крайней мере, в кратчайший срок, в течение буквально нескольких лет на месте небольшого городка Крюково, рядом с Москвой, был построен научнопроизводственный город Зеленоград, с пятью крупнейшими институтами по электронной технике (вместо двух, существовавших в отрасли до 1962 года), двумя крупнейшими производственными предприятиями отрасли, вузом по электронной промышленности и всей необходимой для жизни ученых и производственников жилой и социальнобытовой инфраструктурой [27]. Это был аналог закрытых научных городков атомной промышленности и Новосибирского Академгородка, строившегося почти одновременно. По весьма компетентной оценке академика Ж.И. Алферова, Зеленоград «создавался как мощнейший центр микроэлектроники. В то время - в конце 60-х - начале 70-х годов - Зеленоград вообще соответствовал уровню мировых стандартов» [28].

В отношении прикладных научных исследований и разработок в этот период характер дискуссий и принимаемых решений был ограниченным. Редки были даже предложения о создании научнопроизводственных объединений или переводе на хозрасчет научноприкладных организаций. Наиболее заметным решением в этой области было создание госкомитетов по отраслям промышленности, которые призваны были централизовать техническую политику и руководить НИОКР в соответствующих отраслях. Удалось ли им достигнуть чего-то существенного в этой области, сказать трудно. Помимо того, что у исследователей не хватает данных по этому вопросу, слишком мало прошло времени с момента их создания до их преобразования в отраслевые министерства в конце 1965 года, чтобы делать определенные выводы. В «докладе Полянского» их деятельность подверглась сокрушительной критике в разделе, посвященном как раз техническому прогрессу: «Были созданы многочисленные Государственные технические комитеты, но у них нет прав, они оторваны от производства, их планы внедрения новой техники для предприятий не обязательны.

В результате решение важнейших технических проблем серьезно замедлилось, еще больше стало параллелизма и дублирования, осуществление единой технической политики стало практически невозможным» [29].

Пожалуй, наиболее энергичные усилия по ускорению научно - технического прогресса в СССР предпринимались в это время председателем президиума недавно созданного Сибирского отделения Академии наук СССР М.А. Лаврентьевым. Он достаточно критически относился к состоянию научных исследований в СССР и особенно - к их внедрению в производство. Его авторитет в глазах Н.С. Хрущева был чрезвычайно велик по-видимому, выше, чем М.В. Келдыша, о чем говорит назначение М.А. Лаврентьева председателем Научного комитета при Совете министров СССР осенью 1963 года, призванного стать коллективным научным советником советского государственного руководства. Этот орган был распущен на следующий день после отставки Н.С. Хрущева, а его сотрудники немедленно выселены из Кремля, где они размещались.

Летом 1962 года известный советский журналист Анатолий Аграновский в Новосибирском Академгородке имел откровенную беседу с М.А. Лаврентьевым, в которой последний весьма критически отозвался об общем положении в науке, прежде всего академической, о состоянии многих академических институтов и известных ученых. Сложившееся положение в академической науке М.А. Лаврентьев считал феодализмом в науке, он назвал богадельнями такие известные академические институты, как Институт механики и Энергетический институт АН СССР. В этих и других академических институтах их руководители окружали себя подхалимами и не давали ходу молодым талантливым ученым. Лаврентьев говорил о вреде, который приносили переставшие работать ученые, и призывал к систематической перетряске научных учреждений, чтобы дать дорогу работающим ученым [30].

О вреде существовавшей системы защиты диссертаций еще за два года до этого высказывался в беседе с Анатолием Аграновским крупный физик в области ядерной энергии, член-корреспондент АН СССР М.Т. Мещеряков. Он также сетовал на низкую требовательность экспертных комиссий Всесоюзной аттестационной комиссии при присуждении ученых степеней (и это в физике - самой, наряду с математикой, эффективной в СССР области фундаментальной науки). Он же говорил о важности повышения КПД использования талантов в СССР [31].

Оценивая на основе приведенных данных, состояние научно-технического прогресса в первой половине 60-х годов, следует сделать вывод, что, в отличие от 50-х годов, когда СССР в целом сокращал отставание от передовых капиталистических стран, в данный период это решающее для развития экономики страны направление, хотя и развивалось и в него вкладывались большие и растущие средства, вследствие крупнейших институциональных слабостей, за исключением, возможно, военно-научного направления, развивалось медленнее, чем в развитых капиталистических странах. Тем самым, в сущности, предопределялось поражение СССР и мирового социализма в решающей сфере экономического и научно-технического соревнования с капитализмом. Это обстоятельство был вынужден, хотя и с оговорками и косвенно, признать Президиум ЦК КПСС в так называемом «докладе Полянского» в связи с предстоящим смещением Н.С. Хрущева. В докладе говорилось об этой проблеме следующее: «Даже в вопросах технического прогресса - развитие и внедрение в производство новейших завоеваний науки и техники - у нас делается далеко не так и не все, что можно было делать. Мы законно гордимся достижениями нашей науки, они поистине велики. Но не следует закрывать глаза на то, что в ряде отраслей производства наш технический прогресс далеко отстал от уровня развитых капиталистических стран. И в отдельных случаях отставание не уменьшается, а увеличивается» [32].

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

1. Народное хозяйство СССР в 1967 году. - М., 1968. - С. 889.

2. Там же. - С. 812.

3. Там же. - С. 814.

4. История социалистической экономики СССР. - М., 1978. - Т. 6. - С. 589.

5. Народное хозяйство СССР в 1967 году. - М., 1968. - С. 810-811.

6. Капица П. Л. Эксперимент, теория, практика / П. Л. Капица. - М., 1981. - С. 205.

7. БСЭ. 3-е изд. - Т. 15. - С. 46.

8. Фриш С. Э. Сквозь призму времени / С. Э. Фриш. - М., 1990. - С. 194195.

9. Industrial lnnоvation in Soviet Economy // ed. : А. Amann, D. Cooper. - L., 1982. - P. 52.

10. Ильин В. А. Сделано в СССР / В. А. Ильин. - М., 1976. - С. 37-43.

11. Внешняя торговля СССР. Статистический сборник 1918-1966 гг. - М., 1967. - С. 119.

12. Лебедев Б. Зачем порушили? / Б. Лебедев // Советская Россия. - 2003. - 11 января.

13. КисунькоГ. Секретн^1й полигон / Г. Кисунько. - М., 1996. - С. 4-6, 412.

14. Федосеев А. Западня? / А. Федосеев. - Л., 1980. - С. 117.

15. Хисао Каамори. Япония - мировая экономическая держава / Хисао Каамори, Дзюн Вада. - М., 1986. - С. 165.

16. Голосовский С. И. Измерение влияния научно-технического прогресса на эффективность общественного производства / С. И. Голосовский, Б. М. Гринчель. - М., 1981. - С. 101.

17. Там же. - С. 111.

18. Там же. - С. 153.

19. Industrial 1ппоуа11оп in Soviet Economy // ed. : А. Amann, D. Cooper. - L., 1982. - P. 52.

20. Ладыженский Я. Красноярск-26 / Я. Ладыженский // Дружба народов. - 1996. - № 8. - С. 142.

21. Неизвестная Россия. - М., 1992. - Т. 1. - С. 278.

22. Капица П. Л. Эксперимент, теория, практика / П. Л. Капица. - М., 1981. - С. 208.

23. Там же. - С. 176-238. Об огромных ограничениях в области международных связей советских ученых в этот период много пишет выдающийся советский астрофизик И. Шкловский, который впервые получил возможность выехать за границу только в 1967 году (Шкловский И. Эшелон. - М., 1991. - С. 60, 89). В то же время намного более посредственные ученые такую возможность имели, как и представители, как его называет Шкловский, «Министерства любви», т.е. КГБ.

24. Там же. - С. 180-182. Эти высказывания относятся к 1956 году.

25. Там же. - С. 177.

26. Фриш С. Э. Сквозь призму времени / С. Э. Фриш. - М., 1990. - С. 334.

27. Шохин А. А. Министр невероятной промышленности / А. А. Шохин. - М., 1999. - С. 215-126.

28. В Силиконовой тени // Эксперт. - 2000. - № 30.

29. Источник. - 1998. - № 2. - С. 106.

30. Аграновский А. Избранное. В 2 т. / А. Аграновский. - М., 1987. - Т. 2. - С. 197-199.

31. Там же. - С. 182.

32. Источник. - 1998. - № 2. - С. 106.