Нота Правительства Дальневосточной Республики Правительству Японии.

21 апреля 1921 г.

1. 21 марта 1921 г. Главнокомандующий Экспедиционной армией в Сахалинской области генерал-лейтенант Козима, ссылаясь на декларацию Японского Правительства от 3 июля 1920 года, объявил населению этой области о предполагаю­щемся занятии Николаевска, Де-Кастри, Маго, Софийска и других пунктов и о введении в них гражданского управления «для водворения спокойствия и порядка».

II. После ночи с 30 на 31 марта, когда вооруженные пре­ступные контрреволюционные банды выступили во Влади­востоке против законной власти и Учредительного Собрания, японское командование, допустившее продолжавшиеся всю ночь бесчинства преступников, обезоружило милицию, испол­нявшую свой долг по охране личной и имущественной без­опасности русских и иностранных граждан.

III.12 апреля по предписанию Японского Правительства Японское Генеральное Консульство во Владивостоке объ­явило, что начальник военно-административного отдела япон­ского командования на Сахалине опубликовал объявление от 19 февраля 1921 г. о сдаче с торгов в аренду русских рыбо­ловных и рыбообделочных участков, причем местом торгов назначена канцелярия военно-административного управле­ния командования на Сахалине Александровой; в том же объявлении указывается, что «лица, желающие ознакомиться с вышеупомянутым списком, постановлениями и правилами, могут ознакомиться с таковыми на японском языке в Кон­сульстве».

IV. В течение последних дней во Владивосток стали при­бывать свежие японские войска.

V. 19 апреля в Де-Кастри прибыл японский транспорт и высадил войска; установлено японское радио, а на русском телеграфе введена японская цензура и запрещено сноситься с высшими русскими властями без разрешения японцев.

Ввод войск и японского гражданского управления спустя свыше 9 месяцев после декларации от 3 июля 1920 г., когда мир и спокойствие ни разу не нарушались в этих местах и никакой опасности не грозило ни немногочисленным там японским гражданам, ни их интересам, обезоружение пра­вительственной милиции и покровительство контрреволю­ционным преступникам, самовольное устройство торгов на русские рыбные участки с предоставлением претендентам, вероятно русским, права рассматривать японские правила на «японском языке в Консульстве» и ввод свежих войск во Владивосток — все это в тот момент, когда Учредительное Собрание заканчивает свою работу по окончательному оформлению молодой дальневосточной демократической го­сударственности, не может не укреплять в умах населения мысли не только о тайных, но и явных захватных стремле­ниях Японского Правительства, на этот раз уже без всяких предлогов, вроде «угрозы чехословакам, Корее, Маньчжу­рии» и т. д.

Если в своей декларации от 3 июля 1920 г. Японское Пра­вительство было искрение и действительно считало принятые им меры временными «до организации законного правитель­ства», то сейчас, когда работает полномочный хозяин рус­ского Дальнего Востока, законная власть, этот момент для восстановления прав русского народа и возвращения к нор­мальному положению настал.

Решительно протестуя против всех вышеуказанных нару­шений суверенных прав русского народа, Правительство Дальневосточной Республики считает себя снова вынужден­ным подчеркнуть, что настойчивое проведение подобной по­литики вразрез со всеми торжественными декларациями и заверениями Японского Правительства не может служить делу укрепления дружественных отношений между народами русским и японским.

Не посягательством на верховные права русского народа, а искренними дружескими переговорами о взаимных нуждах и интересах может быть создано то устойчивое и нормальное положение, в котором так нуждается не только население русское и японское, но и весь мир, и о стремлении к которому Японское Правительство так много раз всем заявляло.

Тов. Министра Иностранных Дел

Б. Сквирский

21 апреля 1921 года, г. Чита.

Печат. по арх. Опубл. в сборн.  “Japanese Intervention In the Russian Far East», pp. 143-144.