Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Телеграмма тов. Эйхе» (о предоставлении тройке ПП ОГПУ Западно-Сибирского края права применения высшей меры наказания в отношении «бандитских элементов»). Из протокола заседания Политбюро № 141, п. 62/53 от 15 июля 1933

196-117

Строго Секретно

(Из О[собой] Папки)

Опросом членов ПБ от 11 .VII.33 г.

62/53. Телеграмма тов. Эйхе.

1.    Предоставить тройке ПП ОГПУ Западно-Сибирского края под личным председательством полномочного представителя право применения высшей меры социальной защиты в отношении бандитских элементов, терроризирующих местное население и уже осевших трудпоселенцев.

2.    Считать возможным направление в трудпоселки Александроваховского^а района Западной Сибири деклассированных элементов⁷¹.

СЕКРЕТАРЬ ЦК

-   Вверху напечатан адрес рассылки: «Т.т. Эйхе, Ягоде, Прокофьеву». Число «62» в номере пункта от руки.

-    РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 985. Л. 210. «Подлинный» протокол заседания Политбюро. Рукописный подлинник чернилами на листе простой бумаги. Внизу записано: «Выписки: Эйхе (шифром). Ягоде, Прокофьеву», справа сведения о принадлежности документа к делопроизводству заседания Политбюро, протокол № 141, п. 62/53 опр. с датой «от 11. VII. 33 г.».

- Там же. Оп. 166. Д. 500. Л. 49. «Особая папка» протокола заседания Политбюро. Машинописный черновой подлинник. Номер пункта протокола отсутствует. Фраза «под личным председательством полномочного представителя» вписана карандашом над строкой. Первоначально ошибочно напечатанное «Александровахского» исправлено чернилами на «Александроваховского». Вверху по центру в первоначально напечатанном «ПРОЕКТ ПОСТАНОВЛЕНИЯ» зачеркнуто чернилами первое слово. Вверху справа машинописью: «Совершенно секретно». чуть ниже карандашная помета: «О[собая] п[апка]». В нижнем правом углу столбцом запись о рассылке: «Выписки Эйхе (шифр)[,] Ягоде[,] Прокофьеву». Внизу по центру подписи-автографы лиц, знакомившихся с документом: «за И. Ст[алин]», «Ворошилов», «Мол[отов]», «Каган[ович]», здесь же помета чернилами: «Куйбышев - за[,] т. Калинин за[,] т. Андреев за[,] Орджоникидзе - за». Внизу слева чернилами запись о принадлежности документа к делопроизводству заседания Политбюро, протокол № 141, п. 62/53 опр. (число «62» вписано карандашом над строкой), дата «от 11 /VII 33 г.». Ниже карандашом: «Дело: ОГПУ».

^а Так в документе, следует Александро-Ваховского.

⁷¹    26 июня 1933 г. на заседании бюро Западно-Сибирского крайкома партии были заслушаны сообщения секретаря Нарымского окружкома К.И. Левица и нач. СибЛАГ Л.А. Горшкова о ситуации, возникшей в Александро-Ваховской комендатуре в связи с вселением туда в конце мая 1933 г. двух партий численностью ок. 6 тыс. чел., состоящих в основном из городского «деклассированного элемента» и рецидивистов. Ввиду того, что с прибытием «нового контингента» резко участились случаи бандитизма, грабежа и воровства, крайком партии обратился в ЦК с ходатайством о применении высшей меры наказания «в отношении бандитов, взятых на месте преступления». Кроме того, бюро обратилось в ЦК с просьбой «прекратить посылку в Зап[адную] Сибирь рецидивистов-уголовников ввиду явной непригодности этих контингентов к условиям освоения Севера» (ГАНО. Ф. П-3. Оп. 1. Д. 540 а. Л. 39-40).

Озабоченность регионального руководства ситуацией с расселением в северных комендатурах «нового контингента» имела серьезные основания. Во-первых, эшелоны с выселяемыми из европейской части страны начали прибывать в сибирские пересыльные комендатуры (Омск, Томск, Ачинск) в середине апреля 1933 г., т.е. до официального утверждения этой операции правительством, а следовательно, без подкрепления соответствующими ресурсами и фондами. Последние запаздывали на месяц и более, к тому же поступали в недостаточном объеме. Во-вторых, руководство СибЛАГ и партийно-советские органы края были застигнуты врасплох массовым поступлением эшелонов с т.н. соцвредным элементом. Было решено направить основную массу «соцвредных» в самую отдаленную Александро-Ваховскую комендатуру, имевшую статус штрафной. Заботясь в первую очередь о том, чтобы быстрее «протолкнуть» социально опасный контингент на Север, карательные и партийно-советские органы не задумались о мерах его «трудового перевоспитания». Более того, в записке Н.Н. Алексеева на имя Г.Г. Ягоды выражалось неверие в конечную цель гигантской операции по переброске на Север «деклассированных» и уголовников - освоение ими необжитых территорий (годом позже вывод о бесперспективности акции, хотя и в смягченных формулировках, найдет отражение в секретном приказе ОГПУ от 16 апреля 1934 г.).

В ответной телеграмме от 27 мая 1933 г. начальник ГУЛАГ М.Д. Берман сообщал: «Дальнейшее направление Вам деклассированного элемента не предполагается, повторяю, не предполагается. С вашим предложением о расселении этого контингента в отдаленных изолированных районах согласен <...> В отношении деклассированного соцвредного элемента необходимо в ближайшее время установить лагерный режим. Организацию трудкоммун считать нецелесообразным» (ГАНО. Ф. П-7. Оп. 1. Д. 628. Л. 184). Однако «деклассированные» продолжали поступать в еще больших количествах, чем прежде (Там же. Л. 5-6).

28 июня 1933 г. Н.Н. Алексеев и Горшков вновь телеграфировали руководству ОГПУ и ГУЛАГ о том, что данные центром обещания не выполняются (Там же. Л. 103). Но и этот «сигнал» не изменил ситуацию, что подтверждает рапорт сотрудника Омского оперсектора ОГПУ в СибЛАГ от 23 июля 1933 г. В нем, в частности, отмечалось: «Из состава (в котором 16 июля 1933 г. из Москвы прибыло 1719 чел. - Сост.) имеется значительная часть инвалидов, стариков и женщин с малолетними детьми <...> По неточному определению, из всего контингента примерно 30-35 % рецидива, воров, проституток, бродяг и прочих» (Там же. Л. 11З).

В подобных условиях катастрофа, случившаяся в районе д. Назино Александровского района, была неизбежна. В конце апреля из Москвы и Ленинграда в Западную Сибирь были отправлены на поселение т.н. деклассированные элементы и часть рецидивистов, осевших в этих городах. Прибыв в Томскую пересыльную комендатуру, они находились там еще около недели. В середине мая началась «разгрузка» комендатуры: «новый контингент» погрузили на несколько барж и речным караваном в два приема отправили в штрафную Александро-Ваховскую комендатуру. 18 мая первый и 26 мая второй караваны прибыли в расположение комендатуры, и руководство последней по согласованию с районными органами приняло решение о высадке «контингента» на речной остров на Оби у устья речки Назина. Уже с первых дней дезорганизованная масса прибывших людей, ослабленных длительной дорогой (три недели) и отсутствием пищи, погрузилась в хаос; смертность приняла громадные размеры, на острове господствовали убийцы и мародеры.

Информация о событиях вблизи д. Назино поступила в соответствующие инстанции со значительным опозданием. Комендант каравана, направленного из Томска в Александро-Ваховскую комендатуру, Колубаев представил докладную записку о случившемся коменданту Томской пересыльной комендатуры Кузнецову. В этом документе, кроме сухо изложенных фактов, содержатся и эмоциональные характеристики: «...остров представлял собой что-то УЖАСНОЕ, ЖУТКОЕ» (выделено самим Колубаевым. - Сост.). Начальник отдела трудпоселений СибЛАГ И.И. Долгих узнал о происшествии на о-ве Назино только 3 июня, т.е. почти через две недели после начала событий. Информация о разыгравшейся трагедии шла и по партийным каналам. Член бюро Александровского РК ВКП(б) Власов, командированный для участия в размещении трудпоселенцев, стал непосредственным очевидцем событий. После того, как 29 мая бюро райкома заслушало доклад коменданта Александро-Ваховской комендатуры Цепкова и инцидент получил «партийную огласку», Власов направил секретарю Нарымского окружкома ВКП(б) К. Левицу докладную записку с подробным описанием случившегося на острове. Информация Власова поступила в Крайком ВКП(б), откуда была направлена для сведения руководству ОГПУ и СибЛАГ. 14 июня 1933 г. полпред ОГПУ Н.Н. Алексеев и начальник Управления СибЛАГ Л.А. Горшков на запрос крайкома ВКП(б) о событиях в Александро-Ваховской комендатуре дали следующий ответ: «Повторно затребованы объяснения от Александро-Ваховской комендатуры о допущенных случаях преступной небрежности при приеме партий деклассированных» (Там же. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 363. Л. 63 об.).

Примечательно, что И.И. Долгих, выехавший 7 июня 1933 г. с бригадой партийно-советских работников для обследования северных комендатур, находился все эти дни в спецпоселках южнее Колпашево (почти в 200 км южнее д. Назино). Только получив запрос крайкома о событиях на острове, ОГПУ приказало И.И. Долгих немедленно выехать в Александро-Ваховскую комендатуру, куда тот и прибыл 20 июня 1933 г. Документы свидетельствуют о том, что руководство СибЛАГ активно отреагировало на назинские события лишь после вмешательства партийных органов. Секретарь Нарымского окружкома партии Левиц свидетельствовал об этом: «Мы считаем, что приезд Долгих был вызван нажимом крайкома на СибЛАГ в результате наших телеграмм и докладных записок крайкому» (Там же. Ф. П-7. Оп. 1. Д. 628. Л. 166).

Формулировку «повышение смертности среди рецидивистов» можно рассматривать как свидетельство взаимного нежелания ОГПУ и краевых властей дать принципиальную оценку назинской трагедии. Иначе трудно объяснить, почему в таких неопределенных выражениях констатировалась смертность среди «нового контингента» в Александро-Ваховской комендатуре, составившая с 18 мая по 18 июня 1933 г. (по данным самой комендатуры) от 1,5 до 2 тыс. чел., или не менее ¹/₄ от вновь прибывших (6 тыс. чел.). Начальник отдела спецпоселений СибЛАГ настаивал на том, что сведения о смертности преувеличены медперсоналом и бригадирами из числа самих деклассированных «с определенными политическими целями» (Там же. Л. 94 об.).

Нарымская окружная контрольная комиссия провела свое расследование событий в Александро-Ваховской комендатуре. В принятом ею 21 июня 1933 г. постановлении «О результатах проверки состояния работ по хозяйственному устройству трудпереселенцев в Александровском районе» определялась мера наказания виновных: коменданту Цепкову был объявлен строгий выговор с предупреждением, трем работникам районного звена (пос. Александрово), ответственным за расселение трудпоселенцев, - выговор, окружному прокурору вменялось в обязанность произвести «глубокое расследование» по существу этого дела (Там же. Л. 101).

Местные власти пытались навести «порядок» в комендатурах путем применения жестких репрессий. Еще 7 марта 1933 г. в телеграмме, направленной в ЦК ВКП(б) на имя И.В. Сталина, Р.И. Эйхе высказал мнение о необходимости дать «тройке» Полномочного представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому краю право применять высшую меру наказания в отношении лиц, уличенных «в контрреволюционной деятельности». Тогда реакции Москвы не последовало. Повторная телеграмма Р.И. Эйхе, направленная в ЦК в начале июля 1933 г., достигла цели. 15 июля 1933 г. Политбюро приняло решение о предоставлении «тройке» ПП ОГПУ под личным председательством Полномочного представителя ОГПУ по Западной Сибири права «применения высшей меры социальной защиты в отношении бандитских элементов, терроризирующих местное население и уже осевших трудпоселенцев» (См. док. № 196-117). С мая по октябрь 1933 г. к судебной ответственности в Александро-Ваховской комендатуре было привлечено 84 чел., в т.ч. к высшей мере наказания - 34 чел., из них «за людоедство» - 11, за «мародерство и избиения» - 23 чел. (ГАНО. Ф. П-7. Оп. 1. Д. 628. Л. 51).

Руководство СибЛАГ рассчитывало, вероятно, исчерпать «назинский инцидент» рассмотрением вопроса на бюро крайкома партии, после чего ограничить его узковедомственными рамками. По возвращении из длительной командировки по северным комендатурам И.И. Долгих подготовил подробный доклад о положении в Александро-Ваховской комендатуре и принятых мерах по его урегулированию. Доклад со всеми материалами был представлен в полпредство ОГПУ по Запсибкраю, 11 июля 1933 г. вручен начальнику ГУЛАГ М.Д. Берману, следовавшему через Новосибирск на восток (там же. Л. 99). Было сделано все возможное, чтобы ограничить поиск виновных в трагедии на о-ве Назино служебным расследованием коллегией ОГПУ персональных дел Кузнецова и Цепкова. Однако ситуацию круто изменило письмо инструктора-пропагандиста Нарымского окружкома партии В.А. Величко партийному руководству (в ЦК и крайком партии). В начале августа 1933 г. В.А. Величко был направлен в Александро-Ваховскую комендатуру для сбора информации о положении в трудпоселках. Судя по дате письма (3-22 августа 1933 г.), он в течение длительного времени самостоятельно расследовал назинский инцидент и последовавшие за ним события. Как показало сравнение собранных им фактов с материалами официальных комиссий (И.И. Долгих от СибЛАГ, Старикова и Эйна от Нарымского окружкома партии), В.А. Величко не только достоверно воспроизвел картину случившегося (различия в деталях не существенны), но и сделал более глубокие, чему других, выводы о причинах, характере и последствиях трагических событии в Александро-Ваховской комендатуре. Во-первых, он обосновал вывод о том, что событиями на самом острове трагедия расселения «нового контингента» не исчерпывалась, она продолжалась в таежных поселках - на местах расселения высланных. Во-вторых, В.А. Величко заострил вопрос, от которого постоянно уходили работники ОГПУ, - о значительных ошибках и просчетах, допущенных в ходе операции по «очистке» городов от «деклассированного элемента» (неправомерная высылка части лиц, в т.ч. коммунистов). Главный вывод его сводился к тому, что «сорвано трудовое поселение и освоение Севера на этом участке и сорвано с таким скандалом». Наконец, В.А. Величко предал материалы своего расследования широкой (по тому времени) огласке, направив письма по трем адресам: И.В. Сталину, Р.И. Эйхе и секретарю Нарымского окружкома Девицу. Таким образом, события вышли за рамки карательного ведомства, им была придана партийно-политическая окраска. О том, что письмо дошло до И.В. Сталина, свидетельствует обсуждение изложенных в нем событий на заседании Политбюро, состоявшееся, правда, почти через полгода - в марте 1934 г. В «особой папке» Западно-Сибирского крайкома сохранился машинописный экземпляр письма с автографом автора.

Местные власти вынуждены были остро реагировать на «сигнал». 15 сентября 1933 г. специальным постановлением бюро крайкома была создана комиссия во главе с председателем краевой контрольной комиссии ВКП(6) М. Ковалевым «по заявлению т. Величко» (Там же. Ф. П-3. Оп. 1. Д. 540 а. Л. 114). Она работала почти полтора месяца и подтвердила достоверность изложенных инструктором фактов. Личность В.А. Величко и его действия неоднозначно воспринимались в партийных кругах. Преобладало стремление преуменьшить значение поступка рядового инструктора окружкома. В качестве типичной можно рассматривать реакцию секретаря Нарымского окружкома Левица, считавшего, что инструктор превысил свои должностные полномочия (Там же. Ф. П-7. Оп. 1. Д. 628. Л. 165). Естественно, что при таком отношении Величко партийной карьеры не сделал - до 1937 г. он оставался в должности инструктора окружкома, с которой был уволен по причине «неудобности». Из материалов Нарымского окружкома за 1934-1937 гг. следует, что и в эти годы В.А. Величко проявлял характер, по его докладным письмам и заявлениям о нарушениях национальной политики, разложении номенклатуры и т.д. окружком принял несколько решений. Дальнейшая его судьба была относительно благополучной. Он, дожив до глубокой старости, стал членом Союза писателей.

По докладу комиссии М. Ковалева бюро крайкома партии приняло 1    ноября 1933 г. постановление. В преамбуле документа указывалось, что приведенные в письме факты «в основном подтвердились». В постановляющей части одобрялись принятые ОГПУ репрессивные мероприятия в отношении работников среднего звена СибЛАГ, непосредственно занимавшихся расселением трудпоселенцев в Александро-Ваховской комендатуре, а также содержались достаточно жесткие определения в адрес руководства СибЛАГ. Начальнику СибЛАГ Л. А. Горшкову был объявлен строгий выговор «за отсутствие должной распорядительности в деле организации расселения деклассированного элемента». Такая оценка деятельности Л.А. Горшкова отразилась на последующей его карьере - 22 ноября 1933 г. в связи с реорганизацией управления СибЛАГ он был освобожден от занимаемой должности. Строгому взысканию также подвергся начальник ОТП СибЛАГ И.И. Долгих. Однако он пребывал в должности до 1937 г., затем был откомандирован в Красноярский край, в 1938-1939 гг. стал зам. начальника КрасЛАГ УНКВД Красноярского края, позже возглавлял ряд лагерей НКВД-МГБ на территории Кировской, Свердловской областей, в 1950 г. уволен в запас «по болезни».

Комиссия М. Ковалева пришла к заключению, что «деклассированные» в значительной массе не были приспособлены к физическому труду, не имели достаточного хозяйственного опыта, а потому не могли являться тем контингентом, который бы «крепко осел» в северных районах. Однако принципиальной оценки гулаговский «опыт» освоения Севера путем массового расселения деклассированных не получил. Обобщающих оргвыводов не последовало. В постановлении бюро крайкома предлагалось проработать лишь конкретный вопрос о целесообразности дальнейшего пребывания деклассированных трудпоселенцев нового поселения в Александровской комендатуре «на предмет вывода их оттуда и расселения по другим местам». И лишь позднее, весной 1934 г., сами чекисты признали провал своего грандиозного начинания. В приказе ОГПУ от 16 апреля 1934 г. отмечалось, что при «выселении в спецпоселки в 1933 г. кулаков, а также контрреволюционного, воровского и бродяжнического элемента» допускались нарушения, а «освоение одиночек из числа городского деклассированного элемента в условиях спецпоселков не дает должных результатов» (Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933-1938. С. 56). В решении четко проступает тень трагедии в Александре-Ваховской комендатуре.