Глава 4. «Большая правда, чем фотография»: Визуальные образы войны в советской карикатуре

Карикатура обладает несомненной ценностью как исторический источник, хотя лишь в самые последние годы в российской историографии появились работы, где она предстает именно в этом качестве[1]. Изучение советской политической сатиры (карикатуры в том числе), представлявшей собой «своеобразное сочетание политики, идеологии и собственно популярной литературы»[2], особенно на протяжении относительно долгого периода, скажем, двух десятилетий, позволяет проследить все зигзаги, повороты, нюансы официальной пропаганды. При этом карикатура выступает одновременно и как содержательный источник, и как яркая иллюстрация, дополняющая исторический анализ.

Но есть и другой пласт исторической реальности, раскрыть который также можно через анализ политической карикатуры. Речь идет о тех образах внешнего мира, которые формируются в массовом сознании.

Информация о внешнем мире, доступная подавляющему большинству советских граждан, была ограничена, каналы ее поступления практически полностью контролировались властями. Тем более это относится к информации визуальной. Помимо немногочисленных и зачастую некачественных фотографий в газетах и журналах, источником ее могла служить лишь кинохроника, которую более или менее регулярно смотрело лишь меньшинство населения, преимущественно в крупных городах. По мнению В. А. Токарева, в межвоенный период «подавляющая часть советского общества, особенно сельские жители, обогащала свой багаж визуальных образов о мире и внутрисоюзных событиях исключительно благодаря фотографам и фотографии». Однако тут же он отмечает, что фотоиллюстрации становятся привычным атрибутом советских периодических изданий лишь со второй половины 1920-х гг.[3] К тому времени политическая карикатура давно уже превратилась в часть привычной повседневности.

Более того, если фотографии количественно несомненно преобладали в визуальном ряду, связанном с внешним миром, можно предположить, что карикатуры были более важны с качественной точки зрения. Обычная фотография (за исключением художественной) обычно представляет собой всего лишь материал для формирования образа. Карикатура же, как правило — это уже готовый образ, который легко усваивается и не требует почти никаких усилий для восприятия.

Показательно, что в ходе одного из обследований летом 1923 г. «некоторые из опрошенных крестьян высказывали пожелание, чтобы в газетах побольше было карикатур». Конечно, были и другие примеры — так, автор безуспешно попытался познакомить с образцами политической сатиры некую крестьянку: «Показываю ей “Крокодил”, карикатуры. Смотрит с любопытством, но ни одного рисунка не понимает». Понятно, что фотографии в газетах для этой категории крестьян оказались бы еще более сложным материалом[4].

И поэтому любые официальные сообщения, газетные статьи или радиопередачи о современной жизни за рубежом очень часто вызывали зрительные ассоциации именно с карикатурами, которые публиковались в прессе и, что немаловажно, с точки зрения содержания практически повторяли основные темы и сюжеты советской пропаганды. Образ мира, в первую очередь Запада, для значительной части советского общества приобретал явно выраженные карикатурные, гротескные черты. Конечно, это в полной мере осознавалось и использовалось теми, кто занимался формированием у советских людей соответствующей картины мира. Более того, гротеск рассматривался как наиболее адекватное отражение внешнего мира. « В этой борьбе смехом мы имеем право изображать врага карикатурно. Ведь никто не удивляется, когда Ефимов или кто-нибудь другой из карикатуристов ставит Макдональда[5] в самые неожиданные положения, в которых тот в действительности никогда не был. Мы очень хорошо знаем, что это большая правда, чем лучшая фотография Макдональда, потому что этим искусственным положением, неправдоподобным положением карикатуры выясняет внутреннюю правду ярче и острее, чем какой бы то ни было другой прием», — говорил А. В. Луначарский[6].

В образном ряду, формирующем представления о внешнем мире, политическая карикатура занимает особое место. С одной стороны, она отличается, как правило, особой емкостью образа, явной эмоциональностью (с ироническим или саркастическим оттенком), и, в ее советском варианте, абсолютной идеологизированностыо. «В листовках ли, плакатах, лубочных картинках на печатном поле газетных полос, карикатура всегда четко и ясно разрешала тот или иной политический момент даже перед теми, кто менее всего посвящен в события политического дня. Масса знакомится с политическим моментом еще до прочтения передовицы, до отдельных статей на определенную тему», — подчеркивалось в одной из брошюр того времени[7]. С другой стороны, карикатура — часть повседневности, которая не всегда воспринималась читателями как пропаганда, выступая порой под маской «развлечения», но из-за своей распространенности и особенностей восприятия запоминалась и накладывала несомненный отпечаток на формирование образа иной страны или культуры в целом. «В отличие от западного элитарного подхода к карикатуре, в России она использовалась как особая коммуникация властей с широкими массами населения. Ее злость и простота были достаточно понятны для любого читателя и зрителя», — отмечает современный исследователь[8]. Оставляя в стороне многие нюансы, карикатура формирует упрощенную картину реальности, в свою очередь опираясь при этом на уже существующие установки, представления, стереотипы.

Видный коминтерновец Ф. Кон во введении к одному из альбомов, изданному в 1931 г., так характеризовал советскую карикатуру: «Часовой, вооруженный карандашом и зорко наблюдающий за готовящим новую интервенцию классовым врагом и разоблачающим его приемы»[9]. Необходимо отметить, что термин «политическая карикатура» в СССР межвоенного периода применялся исключительно к карикатуре на международные темы. Карикатуры, посвященные внутренней жизни СССР, независимо от темы и сюжета, таковыми не считались. Порой подобная практика вызывала обоснованные возражения, однако продолжала оставаться общепринятой. В данном очерке мы будем пользоваться именно этой терминологией.

По мнению Б. Ефимова, уже к началу 1920-х гг. карикатура заняла в советской печати такое место, какого она никогда и нигде не имела на Западе, где, по его словам, карикатуры носили по преимуществу развлекательно-бытовой характер и появлялись главным образом в воскресных, спортивных или юмористических выпусках. «Неудивительно, что буржуазная пресса была определенно озадачена активностью советской сатиры, когда “Правда” — газета мирового значения, а вслед за ней “Известия” и другие советские газеты придали карикатуре значение важного и ответственного политического материала, используя ее как острое и сильное агитационное оружие», — писал в своих воспоминаниях Б. Ефимов[10]. Тут же он приводит ряд примеров перепечатки советских (в частности, своих собственных) карикатур западными изданиями. По мнению художника, это говорило о «небывалом внутреннем и международном резонансе», который получала советская карикатура.

Вышедшая в 1930 г. брошюра так определяла задачи советской политической карикатуры: «Существует ходкое суждение о том, что карикатура является всемирной историей в эпиграммах. Это несомненно. Но советская политическая карикатура может к этому присоединить и то, что является отличительным для характеристики рабочей карикатуры, это —- обличительный жар, который вскрывает и разит капиталистический мир... Комическое в этой сатире не служит развлечением для читателя нашей прессы, а служит разоблачением, где едким смехом уничтожается притязание врага и открывается путь к постижению истинного смысла политического события»[11].

Не случайно вводные статьи (иногда весьма развернутые) к альбомам карикатур, выходившим в 1920-1930-е гг., в ряде случаев писали видные политические деятели, такие как А. В. Луначарский или Феликс Кон. Автором предисловий к двум изданиям карикатур Б. Ефимова, опубликованным в 1932 и 1938 гг., был Е. А. Гнедин[12]. «Если бы можно было развернуть рисунки Ефимова в виде фильмы, то перед нами открылось бы чудовищное зрелище кризиса капиталистической системы, лицемерной комедии буржуазной дипломатии, зловещей трагедии подготовки империалистической войны», — писал Гнедин в 1932 г.[13] В предисловии к альбому 1938 г. он особо подчеркивал роль включенных в него рисунков как «политического разоблачения фашистских агрессоров и их пособников» и определял альбом как «своеобразный политический памфлет»[14].

Особенно важна была пропагандистская функция карикатуры в кризисных ситуациях. В 1934 г. в журнале «Крокодил» была опубликована подборка карикатур времен Первой мировой войны (английских, немецких, русских). В редакционном комментарии подчеркивалось: в случае новой войны этой «буржуазной отраве» будет «противопоставлено разящее оружие большевистской сатиры»[15].

Сатирическая печать неоднократно становилась объектом пристального внимания высшего партийного руководства. Так, в мае 1927 г. было принято постановление отдела печати ЦК ВКП(б) «О сатирико-юмористических журналах», опубликованное в журнале «Красная печать». В постановлении констатировалось: «Наличие у семи основных сатирико-юмористических журналов[16] полумиллионного тиража свидетельствует о наличии широкого интереса к литературе этого рода и выдвигает необходимость большего, чем до сих пор, использования ее партией в целях культурного воспитания широких слоев рабочих и крестьян и как оружие критики и борьбы с недостатками и болезненными явлениями во всех областях нашего строительства». Однако, по мнению авторов постановления, задачи, стоявшие перед сатирическими журналами, решались ими неудовлетворительно. Завершалось постановление призывом к существующим журналам стать «органами бичующей политической сатиры», нацеленной «против классовых врагов внутри и за пределами СССР и против враждебной пролетариату (в частности, социал-демократической) идеологии»[17].

В августе 1928 г. последовало постановление секретариата ЦК ВКП(б) «О сатирических журналах», в котором газетному сектору Агитпропотдела ЦК и его заведующему С.Б. Ингулову поручалось не реже, чем раз в два месяца, проводить специальные совещания редакторов сатирических журналов с целью их инструктирования. Одновременно было решено некоторые журналы закрыть, а другим предлагалось перестроить свою работу[18]. Речь в первую очередь шла, как подчеркивалось в записке С. Б. Ингулова (которая и явилась поводом для обсуждения вопроса на секретариате), о том, что журналы начали «конкурируя друг с другом, все больше и больше приспосабливаться к своей служилой и интеллигентской аудитории, сбиваться на обывательщину и мещанское зубоскальство и отходить от основных задач советской бичующей сатиры, назначением которой является борьба против проникновения в нашу жизнь, быт и строительство явлений классового перерождения, бюрократизма, идеологической пошлости и стихии нэпа». Характерно, что один из журналов, «Лапоть», рассчитанный прежде всего на крестьянскую аудиторию, критиковался в записке за то, что «вместо активного проведения классовой политики в деревне поверхностно и беззубо острит на международные темы»[19].

И впоследствии (в частности, в 1940-1950-е гг.) принимались специальные постановления ЦК на эту тему, в том числе посвященные работе журнала «Крокодил»[20].

Темы карикатур для газеты «Правда» (реже «Известий») иногда задавались «сверху», что же касается журналов, если верить воспоминаниям Б. Ефимова, темы рисунков определялись редакционной коллегией. Их обычно предлагали сатирики-«темисты», темы обсуждались редакцией и только после этого за нее брался кто-то из карикатуристов. Готовая карикатура обсуждалась вновь и после необходимой доработки шла в печать. Этот процесс занимал в среднем две недели[21]. Конечно, иногда публиковались карикатуры, полученные в готовом виде от карикатуристов, не работающих в данном журнале, или даже от читателей (в «Крокодиле», например, время от времени появлялись подборки читательских карикатур), порой перепечатывались рисунки из иностранных журналов.

Для советской политической карикатуры было характерно обилие деталей и многочисленных подписей различного уровня — эпиграфа (часто в виде цитаты), определяющего конкретный повод для появления данной карикатуры; названия карикатуры; подписи под рисунком, чаще всего в виде прямой речи действующих лиц; поясняющие надписи на тех или иных элементах рисунка. Не случайно читатели того времени часто в своих письмах подчеркивали, что «лю-бят читать карикатуры»[22].

Изучение политической карикатуры позволит лучше понять и проанализировать все зигзаги советской пропаганды в 20—30-е годы, вплоть до начала Второй мировой войны, представить их в виде сменявших друг друга образов, которые пропаганда пыталась закрепить в массовом сознании. Характерной особенностью политической карикатуры являлась повторяемость и узнаваемость нескольких «масок» — империалист (цилиндр, монокль, мешок с деньгами), как правило лишенный национальных примет, но иногда — с явным намеком на английское происхождение; военные (чаще других в форме Франции, Японии, Польши); социал-демократ; полицейский. Вот как, например, характеризует советский искусствовед типичный образ капиталиста в рисунках одного из видных карикатуристов того времени: «Тип капиталистов в плакатах и журнальных рисунках Черемныха двадцатых и начала тридцатых годов, хотя и имел несколько особый оттенок, в целом мало отличался от изображения капиталиста в работах Моора, Дени и других художников. Это — жирное, хищное лицо с оскаленными клыками, толстая фигура, одетая в черный фрак и белую манишку, это — лоснящийся черный цилиндр на голове, золотые кольца на руках с отточенными, как когти зверей, ногтями. Именно таким долгое время изображали художники капиталиста, как образ хищничества, беспощадности, наглости и чревоугодия»[23].

В подобной роли выступали и наиболее одиозные для советской пропаганды политические деятели. Вскоре искушенный читатель уже безо всяких подписей узнавал тех или иных персонажей, ориентируясь на привычные детали — подбородок Муссолини, монокль Остина Чемберлена, конфедератка и усы Пилсудского, пилотка с кисточкой и характерный профиль Франко.

Говоря о советской политической карикатуре, как и вообще сатире на международную тему, нельзя не отметить еще один важный нюанс. Сатириков нередко критиковали за «копание в мелочах», требовали поднимать принципиальные вопросы общественной жизни, однако здесь любого автора частушек, фельетонов, карикатур подстерегали различные, иногда весьма существенные, неприятные последствия. «Выход был найден. Сатира и юмор взялись за иностранный капитал. Здесь и критика, здесь и мировой масштаб. Да и вся страна жила мировыми проблемами. Слова: Лига наций, Чемберлен, Чичерин, ультиматум и другие — не сходили со страниц газет...» — подчеркивает в своем исследовании советской повседневной жизни 1920-1930-х гг. Г. В. Андреевский[24]. Но и здесь легко было вызвать неудовольствие соответствующих инстанций, о чем говорит карикатура И. А. Малютина с красноречивым названием «Зачемберленились», опубликованная в «Крокодиле» в январе 1926 г. Речь шла о том, что многие сатирики и карикатуристы занимались только внешнеполитическими сюжетами и не беспокоили «внутреннего врага»[25]. Это понимали и сами карикатуристы: Б. Ефимов вспоминает, что один из крупнейших карикатуристов написал шарж на самого себя с красноречивой подписью: «Вяжите меня, братцы, я опять Чемберлена нарисовал». А самого Ефимова коллеги Кукрыниксы изобразили скачущим на любимой (деревянной) лошадке с головой все того же злосчастного Чемберлена...[26]

В результате в конце 1926 г. на карикатуре Ю. Ганфа «лекарь Крокодил» предлагал Чемберлену: заходите в следующий номер, сейчас я занят внутренними болезнями...[27]

Политическая карикатура публиковалась в газетах, журналах, в том числе специальных (сатирических или юмористических). Расцвет ее приходится на 20-е годы, когда работали наиболее интересные советские карикатуристы, сложившиеся как мастера еще до революции (в основном вокруг журнала «Новый Сатирикон» — Дени, Моор, Черемных и д.р.), выходило множество сатирических журналов как в столице, так и в провинции, вплоть до уездных городов. Большинство из них, однако, существовали лишь несколько месяцев. Более или менее стабильными оказались (среди столичных) московские журналы «Смехач» (1924— 1928) и сменивший его «Чудак» (1928-1930), ленинградские «Бегемот» (1924-1928), «Пушка» (1926-1929) и «Ревизор» (1929-1930). Однако с 1930 г. количество журналов резко сокращается, вновь возникающие существуют лишь несколько месяцев. В Ленинграде с 1930 г. сатирических журналов практически не издавалось; было два или три журнала в республиках, на языках титульных наций, сохранившиеся до войны. Особняком стоят специализированные журналы «Лапоть» (1924-1933), предназначенный для крестьян, и «Безбожник» (1923-1941)[28]. Политические карикатуры регулярно печатались также в «Правде», «Известиях», «Труде» (в последнем случае, однако, в основном с 1939 г.), выходили в виде альбомов видных карикатуристов. Но, конечно, наиболее стабильным, популярным и многотиражным среди советских сатирических журналов был «Крокодил», который издавался в Москве с 1922 по 2000 г. с периодичностью в среднем три раза в месяц. Весьма значительным был и тираж издания — 150 тыс. экз. в 1923 г., 500 тыс. в 1933 г., 275 тыс. в 1939 г. Именно материалы «Крокодила», позволяющие проследить динамику развития советской карикатуры по любым параметрам, положены в основу данной главы.

Внимание советской сатиры к международной тематике то заметно увеличивалось, то снижалось. Это было связано со множеством причин, в первую очередь, конечно, с ситуацией внутри страны и с той оценкой международной обстановки, которая давалась политическим руководством.

Так, если посмотреть материалы «Крокодила» с 1922 по 1939 г., окажется, что наибольшее количество карикатур на международную тематику (180 карикатур в 48 номерах) было опубликовано в 1923 г., когда в СССР всерьез ожидали начало мировой революции. На втором месте — 1936 (обострение международной ситуации, война в Испании) и 1939 (международный кризис, начало Второй мировой войны, советско-финская кампания) годы, когда в годовом комплекте из 36 журналов появилось соответственно 145 и 148 карикатур. На третьем месте — 1932 г., канун прихода Гитлера к власти в Германии (131 карикатура в 36 номерах). А меньше всего внимания внешнему миру «Крокодил» уделял в 1927-1928 гг. — годах завершения нэпа и начала индустриализации (соответственно 26 и 12 карикатур в 48 номерах журнала за год). Даже знаменитая «военная тревога» 1927 г. не изменила ситуации[29].

Какие же страны в большей степени привлекали внимание советских карикатуристов? Первое место, безусловно, принадлежало Германии. Из общего числа примерно 1600 политических карикатур, опубликованных в «Крокодиле», более 550 (свыше 30%) так или иначе затрагивают связанные с ней сюжеты.

Великобритания занимает почетное второе место (свыше 300 карикатур или чуть меньше 20%). На третьем месте Франция (более 250 карикатур, примерно 15%), на четвертом Польша (170 карикатур), на пятом и шестом соответственно Япония и США (166 и 160 карикатур), а затем вновь европейские страны — Италия (130) и, с большим отрывом, Финляндия (около 30 карикатур, причем большая часть — в период советско-финской войны).

* * *

У гроза новой войны всегда была одной из ведущих тем, особенно для политических карикатуристов. То Чемберлен, то Пуанкаре, то «дядя Сэм»[30] спускали с поводка огромное бронированное чудище — войну — огромную, страшную, в противогазе, ощетинившуюся пушками, на танковых гусеницах... Даже, казалось бы, шаг, определенно ведущий к ук-реплению мира — подписание пакта Бриана — Келлога и присоединение к нему СССР в августе 1928 г.[31] — так отразился в «Крокодиле»: западные дипломаты на рисунке подписывают пакт, приговаривая: «С удовольствием подписали бы и двумя руками». Но свободна только одна — каждый из них держит за спиной пистолет или бомбу. А на карикатуре М. М. Черемных, появившейся на обложке журнала в начале 1929 г., пакт обсуждали красноармейцы. Один говорил: «С буржуями подписали мирный пакт, значит нам домой». Второй довольно остроумно (хотя и чисто по-советски) отвечал: «С ними, как в загсе — сегодня расписались, завтра драка, буржуйской подписи не верь...»[32]. Впрочем, карикатуристы лишь следовали общему курсу советской политики — так, нарком иностранных дел Г. В. Чичерин в августе 1928 г., незадолго до того, как СССР присоединился к пакту Бриана —Келлога, подчеркивал в интервью «Известиям», что «в действительные цели инициаторов этого пакта, очевидно, входило и входит стремление сделать из него орудие изоляции и борьбы против СССР... пакт Келлога есть составная часть подготовки войны против СССР». А «всесоюзный староста» М. И. Калинин в марте 1929 г., уже после присоединения СССР к пакту, в публичном выступлении заявил, что пакт «рассчитан на завуалирование перед широкими массами опасности будущей войны»[33].

Не случайно на рубеже 20-30-х годов в «Крокодиле» неоднократно появлялись карикатуры на обывателя, который, сидя в своем уютном домике, не видит и не желает видеть ничего вокруг — а за стенами его дома оскаленные рожи империалистов, рабочие со скованными руками, расстрелянные индусы и китайцы, до зубов вооруженные поляки или французы, пушки, танки, отравляющие газы...[34] Ожидали не только войны империалистов против республики Советов; постоянно возникала тема и новой мировой войны, главными участниками которой должны были стать великие державы в самых неожиданных комбинациях — США против Англии, Англия против Франции и т. д.

Как ни странно, в начале 1920-х гг. отнюдь не самый активный участник гонки вооружений, США, становится одной из основных мишеней советских сатириков, клеймивших эту гонку. Так, только в 1923 г. в «Крокодиле» из шести карикатур, посвященных этой теме, пять относились именно к Америке[35] (шестая затрагивала Францию и Англию). При этом главный мотив всех опубликованных карикатур отражал даже не столько гонку вооружений как таковую, сколько лицемерие американской внешней политики. Так, провозглашая «мир на земле», американское правительство одновременно наращивало производство боевых самолетов и военных кораблей. По авторитетному свидетельству карикатуриста М. Черемных, госсекретарь США Юз, употребивший это выражение, оказывается, попросту «предал мир земле», содействуя при этом гонке вооружений на море и в воздухе...[36]

«Виновники» будущей войны уже в конце 20-х годов были названы советскими карикатуристами поименно. В конце 1927 г. появилось произведение Ю. Ганфа «Парад- алле», где на арене играли мускулами чемпионы — причем не чемпионы мира, как подчеркивала подпись, а чемпионы войны. Англию на «чемпионате» представляли О. Чемберлен и С. Болдуин, Францию — Р. Пуанкаре, Италию — Муссолини, Испанию — Примо де Ривера, Польшу — маршал Пилсудский... Германия в этом первенстве участия не принимала[37]. Прошло два года, и в журнале появилась подборка шаржей, объединенная безапелляционным названием «Виновники будущей войны». Любопытно сравнить персональный состав персонажей двух публикаций. Сохранили свое место в этом не слишком почетном ряду Пуанкаре, Муссолини, Пилсудский, Примо де Ривера. После прихода к власти лейбористского правительства английские консерваторы Чемберлен и Болдуин практически исчезли со страниц «Крокодила». Англию на данной карикатуре представлял бывший министр финансов У. Черчилль, сыгравший определенную роль в разрыве англо-советских отношений в 1927 г. На карикатуре также появились папа римский Пий XI, регент Венгрии М. Хорти, бывшие президент Франции А. Мильеран и премьер-министр Болгарии А. Цанков. Но самое интересное, что в числе виновников будущей войны и при том — впервые на страницах «Крокодила» появился глава национал-социалистической рабочей партии Германии А. Гитлер. Правда, его внешность была еще не слишком известка. Гитлера без подписи узнать на карикатуре невозможно — лицо испуганное, довольно молодое, модные усики с острыми кончиками и модная тирольская шляпа[38].

О том, как отзывалась советская карикатура на конкретную международную ситуацию, можно проследить на примере знаменитой «военной тревоги» 1927 г.

В течение первой половины 1927 г. напряженность в отношениях с Англией росла, что вскоре закончилось разрывом дипломатических отношений. Однако, как отмечалось выше, в 1927 г. интерес советских карикатуристов к внешнему миру резко снизился (в 48 номерах журнала «Крокодил» за этот год было опубликовано всего 26 карикатур на международную тематику, и 9 из них как раз откликались на советско-английские отношения).

Впервые темы, связанной с ожиданием войны и советско-английскими отношениями «Крокодил» коснулся в апреле, причем дважды: на карикатуре, многозначительно озаглавленной «Рука английского пролетариата остановит руку хищника» страшного вида «буржуй» тянулся к фитилю бомбы с надписью «война», а через несколько страниц в том же номере на карикатуре «Силы небесные» читатель видел О. Чемберлена[39], который, глядя на небо, покрытое боевыми самолетами, меланхолически произносил: «Небеса свидетель, я думаю только о мире»[40].

Слухи о войне тем временем распространялись по стране, обыватели скупали сахар и керосин, все чаще встречались разговоры о том, что война уже началась, но коммунисты это скрывают... Но, видимо, этого показалось недостаточно, и в мае в «Крокодиле» появилась карикатура «В норе за самоварчиком», где высмеивался обыватель, не желающий ничего знать о приближающейся войне[41].

Пик интереса сатириков к «военной тревоге» приходится на июль-август. На одной из обложек Крокодил с винтовкой, в военной форме, в противогазе уверенно заявлял: «Воевать не собираюсь, но и другим не советую». На обложке следующего номера все тот же Чемберлен, отпирая замок на цепи, удерживающей чудовище-войну, в каске, в противогазе, на танковых гусеницах, провозглашал: «Я против цепей и насилия. Надо пустить этого зверя на свободу!»

И три следующие карикатуры не обошлись без Чемберлена — на одной он проигрывал красноармейцам партию в шахматы, на другой разглядывал заполнившие небо советские самолеты («Наш ответ Чемберлену»), на третьей — советские рабочие писали письмо Чемберлену (карикатура, конечно же, воспроизводила знаменитую репинскую композицию)[42].

Последняя карикатура, связанная с темой «военной тревоги», появилась в середине августа. Рабочие на собрании упрекнули оратора: «Что ты все о войне — мы за мир». Оратор же «находчиво» ответил: «Если война, всем миром пойдем». Этим сомнительным каламбуром, по крайней мере для «Крокодила», и завершилась «военная тревога» 1927 г., сыгравшая, кстати, весьма существенную роль в определении и внутренней, и внешней политики СССР на ближайшую перспективу.

Конечно, не только «Крокодил» откликнулся на «военную тревогу». На обложке журнала «Смехач» появилась карикатура «Худой мир», на которой О. Чемберлен, обращаясь к донельзя изможденному ангелу мира, давал ему такой совет: «Вам, дорогой Мир, нужно будет отдохнуть годика два-три. Вы переутомились»[43]. А в одном из июльских номеров Чемберлен направлялся в Женеву, оседлав измученного голубя мира. В следующем номере карикатурист изобразил обывателей, запасающихся провизией на случай войны[44].

Необходимо отметить важную черту, характерную для советской карикатуры, проявившуюся при освещении «военной тревоги». Политику Великобритании в отношении СССР определял не только Чемберлен. Премьер-министром в эти годы был С. Болдуин; многие видные консерваторы, например министр финансов У. Черчилль и министр по делам Индии лорд Биркенхед, активно участвовали в антисоветской кампании; знаменитый обыск советских учреждений в 1927 г. организовал министр внутренних дел Дж. Хикс, и т. д. Сам же Чемберлен в отношениях с СССР был сторонником более сдержанной политики[45]. Но в советской карикатуре однозначно доминировала одна знаковая личность — Остин Чемберлен, ставший, как ранее лорд Керзон, олицетворением «британского империализма». Искушенный читатель узнавал его с первого взгляда (в «Крокодиле» за весь период 1924—1929 гг. Чемберлен фигурировал примерно в четырех десятках карикатур, в то время как премьер-министр Болдуин появился лишь 10 раз, да и то, как правило, в многофигурных композициях, часто в компании с тем же Чемберленом, а Черчилль — лишь однажды).

* * *

Опубликованная в первом номере «Крокодила» за 1929 г. карикатура Ю. Ганфа «Буржуазная Европа вкушает мир» как бы подводила итог всей европейской дипломатии 20-х годов. Несмотря на название, картина на рисунке представала отнюдь не идиллическая. Вечерний европейский город; в окнах военные, склонившиеся над картами, и фашисты, собравшиеся вокруг стола со свастикой; буржуа внимательно слушают кюре и генерала; обыватели тем временем развлекаются, наблюдая канкан и стриптиз. А на улице — рабочая демонстрация, в порту военные корабли с флагами США, Франции, Англии, Японии. И над всем этим нависает огромная фигура в форме, противогазе, с винтовкой[46].

Новая программа вооружений, принятая тем или иным государством, иногда просто очередной бюджет, предусматривающий рост военных расходов, хотя бы в рамках инфляции — все вызывало у карикатуриста и, соответственно, читателя, образ «безумной Европы», увешивающей себя оружием. Уже в 1922-1923 гг. понятие «гонка вооружений» прочно обосновалось среди основных стереотипов, внедрявшихся советской пропагандой, в том числе и средствами политической сатиры[47]. Время от времени появлялись карикатуры, на которой небо покрывали боевые самолеты, а море — боевые корабли, так, что даже акулам некуда было деться[48].

Любые, достаточно, впрочем, робкие и безрезультатные, попытки западной дипломатии ограничить гонку вооружений заранее вызывали скептическое отношение советских сатириков. Идеи демократического пацифизма, достаточно актуально звучащие и сегодня призывы воспитывать отвращение к войне и насилию, начиная со школы и т. п. — все это являлось лишь благодатным материалом для карикатуристов[49].

В 1931 г. была опубликована карикатура под несколько неожиданным названием: «В школе Лиги наций». Ангел мира входил в школу Лиги наций ребенком с оливковой ветвью в руках, а выходил в виде здоровенного детины в военной форме, вооруженного до зубов, держащего в руках баллон с отравляющим газом и план нападения на СССР. За плечами у бедного ангела появились крылья от бомбардировщика со свастикой. Автор особо подчеркивал, что учителями в этой школе были О. Чемберлен и А. Бриан[50].

Надо сказать, что ангел мира, несмотря на подчеркнутый антиклерикализм советской пропаганды, появлялся на страницах «Крокодила» довольно часто. Иногда он представлял собой лишь украшение, ширму, за которой скрывалась война со всеми своими атрибутами. Но порой он представал и в военной форме, с винтовкой. Его давили танками, протыкали штыками, резали на куски буржуазные дипломаты... Если же автор карикатуры был в хорошем настроении, он заставлял очередного ангелочка просто поиграть с оружием[51].

Логичное завершение эти сюжеты нашли в карикатуре, появившейся уже в 1940 г., после начала Второй мировой войны, на которой у закрытых дверей Лиги наций тощий, оборванный ангел мира просил подать ему на вооружение[52].

Конечно, угроза новой войны СССР с «капиталистическим окружением» была постоянной темой карикатуристов в эти годы. Надо сказать, что советские сатирики демонстрировали уверенность в нерушимости «священных рубежей социалистического отечества», уверенность, которую в общем-то не разделяли ни советское руководство, ни, особенно в 1920-х гг. — подавляющее большинство населения страны[53]. Время от времени появлялись сюжеты, намекавшие на помощь западного пролетариата в войне против СССР. Так, на рисунке «Небывалая стратегия» два французских военных обсуждали стратегию Красной армии, новизна которой заключалась в следующем: «Авангард у нее в Москве, а тыл в каждой стране»[54].

В 1930 г. появились две карикатуры со сходным сюжетом. На одной из них, принадлежащей М. Черемных и помещенной на обложке «Крокодила», огромный, краснощекий красноармеец с винтовкой в руке иронически поглядывал на хищную «империалистическую» руку, тянущуюся к карте пятилетки. Характерна запонка на белоснежном манжете империалиста — на ней совмещены английский и американский флаги, буквы СД (то есть социал-демократы) и свастика. А с одного из когтей капала кровь, и надпись поясняла — «КВДЖ» (имелся в виду, конечно, известный конфликт 1929 г.)[55]. Изучив карикатуру, внимательный читатель мог сделать вывод о том, кто считался главным противником СССР.

Вторая карикатура поразительно совпадает по сюжету с первой[56]. Б. Ефимов также изобразил улыбающегося красноармейца с винтовкой на фоне знамени с надписью «Пятилетку в 4 года!» Перед ним бессильной злобой исходили на сей раз уже семь голов (не рук!) на преувеличенно длинных шеях (намек на «гидру империализма»?). Перечень почти совпадал. Как бы в порядке значимости, сверху вниз, шли: британский империалист (цилиндр одновременно напоминал имперскую корону), немецкий фашист в каске со свастикой, социал-демократ, папа римский Пий XI, китайский военный, французский военный, и, наконец, маршал Пилсудский. Таким образом, появились четыре новых персонажа и исчез американский империализм. Но относительно трех «главных» врагов (фашист, социал-демократ, Великобритания) расхождений не было[57].

На протяжении 20-х и начала 30-х годов тема будущей войны, при всей ее важности, все же оставалась на втором плане по сравнению с внутриполитическими сюжетами европейской жизни — кризисы, революционное движение, репрессии, тяжелое положение трудящихся и т. д. Да и «виновники будущей войны» иногда подбирались по очевидно случайному принципу.

В 1933 г. к власти в Германии приходит Гитлер, и постепенно тема фашистской агрессии выходит на первый план. Только в «Крокодиле» за 1933-1939 гг. этой теме было посвящено более 200 карикатур, кроме того, они регулярно публиковались в других журналах и газетах, в альбомах известных карикатуристов, например, Б. Ефимова или Кукрыниксов.

На первых порах преобладала тема перевооружения Германии. Немецкие дипломаты изображались на фоне пушек, генералы просили разрешения построить уже готовые к полету бомбовозы, голубь мира в немецком варианте был приспособлен для фотографирования неприятельских позиций и разбрасывания бактерий[58]. Выход Германии из Лиги наций в октябре 1933 г. был расценен карикатуристами как первый шаг к войне — вслед за немецким дипломатом двинулся в путь скелет в противогазе, с винтовкой в руке[59]. Не обошлось, конечно, и без выпадов в адрес мирового империализма: в полном соответствии с официальной советской пропагандой уже в 1933 г. «добрыми феями» Адольфа Гитлера были объявлены магнаты Уолл-стрита, Англии, Франции и Рура[60].

Вскоре появились сюжеты, связанные уже с конкретными территориальными претензиями Германии — относительно Австрии или Саарского бассейна. Что же касается антисоветских заявлений гитлеровского руководства, они были прокомментированы следующим образом. Стоящий перед картой пятилетки огромный симпатичный тевтон с мечом предостерегал противного штурмовика с дубиной: «У них есть кое-что, чего не было даже у Рима»[61].

Ряд карикатур отражал наметившееся сближение Германии и Японии. «Брак по любви... к чужим территориям» — так называлась карикатура Б. Ефимова 1936 г., на которой японец, с вожделением рассматривавший глобус, покрытый немецкими и японскими флажками, сжимал в объятиях огромную Германию в тевтонском рогатом шлеме, с длинной белокурой косой и с неизбежными усиками[62].

Особый сюжет этих лет — германо-итальянское сближение, ось «Берлин — Рим». Муссолини и Гитлер фигурируют в целом ряде карикатур. На одной из них тевтон Гитлер и римлянин Муссолини «на потребу богу войны» куют ось для колесницы Марса. На другой — проект статуи германо-итальянской дружбы, изображающей Гитлера в роли всадника, а Муссолини, соответственно, лошади. И наконец, оба союзника изображены голодными волками на европейской дороге (Муссолини, впрочем, опять не повезло — ему, по аналогии с античной легендой, досталась роль волчицы, хотя бы и капитолийской)[63].

Однако настоящей темой дня стала, конечно, немецко-итальянская интервенция в Испании. Только в «Крокодиле» появилось свыше 30 карикатур на эту тему. Вышел и специальный альбом Б. Ефимова[64].

Немецкие «добровольцы» в Испании на фоне трупов и руин, гитлеровские генералы в штабе Франко, жертвы немецкой авиации — все эти сюжеты постоянно повторялись в советской карикатуре в 1936-1938 гг. В этой серии карикатур Гитлер и его союзник Муссолини выглядели опасными и могущественными злодеями, зато генерала Франко авторы карикатур то загоняли под стол, за которым сидели немецкие «советники», то заставляли чистить сапоги Гитлеру и Муссолини, а на одном из рисунков Франко — в роли туземца в юбочке из листьев — целовал ноги немцу-колонизатору[65].

Почти столь же презрительно изображались в карикатурах на испанскую тему Великобритания, Франция и их политика невмешательства: немцы и итальянцы стригли когти британскому льву, наступали ему на хвост, а тот предлагал им одну уступку за другой.

Если Гитлер и его союзники на фоне своих испанских сателлитов или западноевропейских дипломатических партнеров выглядели весьма грозно, то на фоне СССР они же становились подчеркнуто жалкими, уродливыми, бессильными. Подобные карикатуры с соответствующими надписями, например, «Видит око, да зуб неймет», регулярно появлялись в «Крокодиле». У Гитлера были «коротки руки», чтобы схватить глобус с изображенным на нем СССР; фашистская свинья беспомощно ковырялась у высокого советского забора; немецкий фашист за школьной партой учит уроки истории (Ледовое побоище), географии (где находится озеро Хасан), арифметики (рост производства в СССР)[66].

Оккупация Австрии, ввод войск в Рейнскую демилитаризованную зону, угрозы в адрес Чехословакии и Польши — все отражалось в материалах советской сатиры. Если на карикатурах 1925 г. Германия выступала в качестве приживалки в «польском коридоре», то на рисунке 1937 г. лакеем в Данцигском коридоре оказывался уже поляк, зато в комнатах уютно устроились хозяева-нацисты[67]. А польский министр иностранных дел Ю. Бек, изображенный в виде собачонки, униженно ждал подачек с немецкого стола[68].

Германия предстает то в образе свирепого кабана (1936), то в образе паука, подбирающегося к нейтральным странам (Голландия, Бельгия, Швейцария, 1937), то в образе волка из сказки о Красной шапочке — только Красных шапочек на рисунке четыре, это Австрия, Венгрия, Румыния, Югославия (1937)[69].

И все более жалко и беспомощно выглядят перед лицом агрессора «умиротворители» — и британский лев, и Джон Буль, и француженка Марианна, и их восточноевропейские союзники.

Время от времени к ним присоединялся и дядя Сэм. Так, на одной из карикатур 1938 г. с красноречивым названием «Кто как борется за мир» Америка, глядя на заполонивших международную арену многочисленных хищников (кобра со свастикой, тигр, волк) и парочку грабителей (фюрер и дуче), а также частокол японских штыков на восходящем солнце, заявляет: «Мой небоскреб с краю, ничего не знаю»[70].

Конечно, в карикатурах отражалась и такая тема, как стремление Запада повернуть агрессию Германии на восток. На рисунке Б. Ефимова (1938) несколько европейских политиков (в том числе Чемберлен и Даладье) заклинали духа, выпущенного из бутылки — в тевтонском шлеме со свастикой, с мечом, с челкой и квадратными усиками на черепе, призывая его повернуть на Восток[71].

В новой международной ситуации по новому переосмысливаются привычные сюжеты, связанные с образом Европы-«дома» и Европы-«оркестра»[72]. На двух композициях, принадлежавших кисти Ю. Ганфа, предстает Европа, разделенная на несколько достаточно определившихся групп. Это — государства агрессивные, государства нейтральные, государства, проводившие «политику умиротворения».

Первая из карикатур, появившаяся в конце 1937 г., воспроизводила сюжеты пьесы М. Горького «На дне». В переполненной ночлежке Франко и японский офицер нанимали нищих белогвардейцев, журналист из «Фелькише Беобахтер» торговал тухлыми утками, немецкий фашист жарил пушки вместо масла, помешанный чиновник немецкого общества любителей чужих колоний грыз карту мира, немец и итальянец играли в карты на Австрию, Муссолини штопал тогу, побитый самурай считал шанхайские убытки, гестаповец платил «троцкистам», в форточку лезла ученица гестаповца, Польша, и, глядя на все это, кричал, сидя на жердочке, попугай из Лиги наций[73].

Уже накануне Второй мировой войны получила свое логичное завершение и тема «Европа-оркестр» в многофигурной карикатуре с красноречивым названием «Ансамбль международной свистопляски». Эту карикатуру, как и предыдущую, можно долго «читать» и подробно пересказывать. На сей раз Европа предстает в виде не столько ансамбля, сколько сборного эстрадного представления, организованного не слишком разборчивым импресарио. Муссолини поливает водой Джона Буля; Италия режет на куски Албанию; британскому льву в хвост забили ось «Берлин — Рим»; Джон Буль и Марианна держат перед фашистом бумажный обруч; Германия крадет у Румынии нефть; нейтралы поют: «А мы просо сеяли», агрессоры же (Япония, Германия, Италия) отвечают им: «А мы просо вытопчем»; итальянские финансы поют романсы; Франко слушает японца, немца, итальянца; немецкий фашист дирижирует Румынией...[74]

В 1938-1939 гг. появляется ряд карикатур, посвященных агрессивным намерениям Германии относительно Чехословакии, как до, так и после подписания Мюнхенских соглашений, и Польши. Однако уже в июне 1939 г. рисунков на международные, особенно европейские темы становится все меньше.

В первые месяцы Второй мировой войны советская пропаганда находится в состоянии полной неопределенности[75]. Неожиданный для абсолютного большинства поворот во внешней политике СССР, обозначенный пактом Риббентропа-Молотова, привел к растерянности в обществе, в том числе и среди карикатуристов. Мгновенно (и уже до 22 июня 1941 г.) исчезают все карикатуры, изображающие Германию. Тема Англии и Франции во второй половине 1939 г. возникает лишь несколько раз, в связи с тяготами войны для рядовых европейцев. Доминирует сначала польская тема (поражение Польши и «освободительный поход» Красной армии, ликование польского народа, преобразования на бывших польских территориях), позднее — финская, связанная с советско-финской войной.

В 1940 и первой половине 1941 г. карикатуры на европейские темы вновь возвращаются на страницы «Крокодила» и других изданий. Их основные герои — Англия, Франция, польские эмигранты, финны. Время от времени достается Рулении м Швеции. Большая часть карикатур посвящена международной тематике[76], ходу войны и тяготам военного быта в воюющих странах (Италия и Германия в этом ряду, конечно, отсутствуют). А дядя Сэм занялся любимым делом, бизнесом: продавал оружие и считал барыши, заработанные на войне...

Пройдет еще полгода, и начнется Великая Отечественная война. Германия, Италия и их сателлиты теперь предстанут перед читателем в «образе врага», в то время как США и Англия, а также Франция и Польша, пусть и оккупированные, будут рассматриваться в качестве союзников.

* * *

Фактически единственным сатирическим изданием в годы войны был «Крокодил», выходивший с периодичностью в среднем 4 раза в месяц (хотя карикатуры регулярно появлялись и в других изданиях — «Правде», «Известиях», «Огоньке» и пр.)

С июня 1941 по май 1945 г. вышло 180 номеров «Крокодила», в которых союзникам было посвящено около 50 карикатур, причем публиковались они крайне неравномерно.

Так, в июле-декабре 1941 г. появились лишь две карикатуры, посвященные этой теме. В частности, на рисунке Б. Ефимова «Сквозняк» из дверей с надписями «Запад» и «Восток» в кабинет Гитлера влетали бомбы, самого Гитлера сдувало сквозняком (на столе лежал лист с текстом: «Благодаря моему гению Германия избавлена от войны на два фронта»). А на карикатуре Ю. Ганфа «Охота на льва в ливийской пустыне», помещенной на обложке последнего за год номера журнала, Гитлер и Муссолини бегали по кругу, а за ними следом крался симпатичный британский лев[77].

Далее по годам карикатуры, связанные с образом союзника, распределялись так — 11 в 1942,4 в 1943,21 в 1944,19 в первые месяцы 1945 г. Другими словами, в 1942 г. эта тема представлялась значимой, хотя и второстепенной, в 1943-м ее значение падает почти до нулевой отметки, в 1944-м — явный пик интереса (причем большинство карикатур появилось после высадки союзных войск в Нормандии). Что касается 1945 г., то динамика выглядит следующим образом — если до конца войны на 17 номеров журнала, как уже отмечалось, пришлось 9 карикатур, то на первые послевоенные месяцы вышло 26 карикатур в 23 номерах. Конечно, в значительной степени это объясняется прекращением потока антинемецких карикатур, переполнявших страницы «Крокодила» в дни войны, и, тем не менее, несомненен интерес к проблемам послевоенного сотрудничества со странами антигитлеровской коалиции.

Советская пропаганда тщательно дозировала позитивные и критические публикации, посвященные союзникам. И поэтому карикатуры, затрагивающие проблемы антигитлеровской коалиции, делились на две большие группы.

Первую группу составляли карикатуры, острием своим направленные против фашистской Германии и, соответственно, подчеркивающие единство антифашистской коалиции. Примером могут служить рисунки Н. Долгорукова «Подписано... так и будет!», на котором штык с изображением советского, английского, американского флагов срубал голову Гитлеру, и Б. Ефимова «Двусторонний салют», где был изображен все тот же Гитлер, которого с двух сторон добивали прикладами, опять же с изображением соответствующих флагов (оба рисунка относятся к 1945 г.). Характерно, однако, что в этой группе карикатур практически не встречаются изображения союзников как таковых (ни рядовых солдат, ни политических или военных лидеров). Союзники представлены либо государственными символами (обычно флагами), либо в виде некоей стихийной силы (исключение составляют лишь карикатуры, посвященные боям в Нормандии). В этом отношении возникает странный контраст — изображения фашистских лидеров, солдат и офицеров, а также союзников Германии постоянно встречаются на страницах «Крокодила» и других изданий. Да и в западной пропаганде, как упоминалось выше, образы советских солдат нередко встречались.

Объяснение этому найти нелегко, тем более, что до войны в советской политической карикатуре присутствовали, причем в большом количестве, изображенные с откровенным сочувствием западные трудящиеся, рабочие и крестьяне, революционеры, угнетенные народы колониальных стран... Может быть, существовали опасения, что именно в годы войны, в условиях существования антигитлеровской коалиции, симпатии к «простым людям» (в том числе солдатам и рабочим) на Западе будут распространяться на Запад в целом?[78]

Значительная часть карикатур демонстрировала согласованность действий, единство союзников в боях на суше и на море, а также обреченность фашистской Германии.

Например, на рисунке Б. Ефимова «Тучи сгущаются», опубликованном в мае 1942 г., фашистские лидеры затаились в окопе в форме свастики; с востока летел орудийный дым, с запада — огромная туча самолетов[79].

Один из повторяющихся сюжетов — Гитлер, слушающий тревожные звонки с востока, юга, запада; гадающий по трем картам, откуда ударят союзники; советующийся о том же с золотым петушком... Второй сюжет — фашисты, которым с двух сторон угрожают то клещи, то штыки союзников[80].

Другая часть карикатур была посвящена теме бомбежек немецкой территории союзной авиацией.

Так, на карикатуре «Посылка из Лондона» немецкий офицер посылал жене посылки из Варшава, Парижа, Белграда, все время обещал посылку из Лондона, и, наконец, оттуда прилетает бомба[81].

Обыгрывалось словосочетание «английская соль», немецкие представления о «порядке» и т. д. — все это увязывалось с бомбежками. Одна из карикатур представляет собой редкое исключение — на ней появляются реальные, живые союзники, причем не политики, не генералы, а трое кокетливых, симпатичных работниц, одетых в комбинезоны, береты, на высоких каблучках, снаряжающие очередную авиабомбу[82].

Следующий сюжет, нашедший отражение в «Крокодиле» в 1941-1943 гг. — война в Африке. В частности, в конце ноября 1942 г. появилась целая подборка, связанная с переломом в ходе африканской кампании (в конце октября 1942 г. англичане разбили армию Роммеля у Эль-Аламейна, в начале ноября в Марокко высадились американские войска). Основные сюжеты — немцы и итальянцы, убегающие по пустыне, сдающиеся в панике кактусу, Муссолини, пытающийся потушить Средиземное море...[83] Но и здесь нет ни одной фигуры английского или американского солдата, летчика, моряка.

Летом 1944 г. несколько карикатур были посвящены высадке союзных войск в Нормандии (фактически речь идет о двух сдвоенных номерах, 23—24 и 25—26, охватывающих вторую половину июня и первую половину июля).

Так, на одной из карикатур с многозначительным названием «Суд идет», помещенной на обложке номера, был изображен скорчившийся Гитлер, которому справа угрожал штыком советский солдат, а с запада — два солдата союзников (оба почему-то в английской форме). Помимо того, что впервые в «Крокодиле» появились фигуры союзных солдат, карикатура (ее автором был К. Елисеев) характерна еще и цветовым решением. Прежде всего бросается в глаза яркий, темно-красный советский солдат. Гитлер нарисован желтым и тоже довольно заметен. А вот союзники... они изображены бледно-зеленой краской и производят впечатление бесплотных теней. Трудно предположить, что подобный выбор красок случаен[84].

И прочие карикатуры из этой серии персонифицированы — парашютисты высаживаются на пейзаже Милле, симпатичный американский пятизвездный генерал[85] ищет и не находит пресловутого «Восточного вала», английские солдаты в окопе обсуждают отступление немцев.

Что касается боевых действий в Италии и на Тихом океане, они не нашли никакого отражения в советской карикатуре, по крайней мере, в «Крокодиле». В отношении Дальнего Востока это легко объяснить — СССР старательно подчеркивал свой нейтралитет, опасаясь раздражать Японию. Что^ке касается Италии, можно лишь предположить, что эта кампания (в отличие от африканской) не вызывала никакого сочувствия у советского руководства и рассматривалась одновременно и как отвлечение сил от главной задачи — открытия второго фронта во Франции, тем более, что боевые действия в Италии велись довольно вяло, и как попытка союзников (в частности, Черчилля) опередить Красную армию на Балканах и вообще в Восточной Европе.

Любые осложнения в отношениях с союзниками вызывали изменение тона советской прессы, в том числе появление критических карикатур. Особенно «благодарной» для официальных карикатуристов оказалась тема задержки «второго фронта». Так, в 1942 г. в «Известиях» было опубликовано несколько карикатур Б. Ефимова на эту тему, в частности «Гитлер собирает [войска на Восточный фронт — авт.], Черчилль наблюдает», «Пришивание последней пуговицы» (Черчилль и Эйзенхауэр неторопливо пришивают пуговицы к мундирам)[86]. Особое раздражение союзников вызвала карикатура «Совещание военных экспертов», на которой были изображены английские генералы «Авдруг побьют»,«Стоит ли рисковать», «Не надо спешить», «Давай- теподождем», «Какбычегоневышло». Впрочем, там же присутствовали генералы «Смелость» и «Решимость», которые настаивали на открытии «второго фронта»[87].

Начиная с конца 1943 г. выходит целая серия карикатур, посвященная профашистским настроениям в США. Герои этой серии не только узнаваемы, но, как правило, названы по имени. Большинство карикатур обличают небезызвестного газетного магната У. Р. Херста, который, по мнению авторов, «продался» Геббельсу, вещает с его голоса и т. п. Одна из карикатур от имени Колумба даже предлагала закрыть для Херста и его единомышленников Америку[88].

Если с Херстом все было ясно (его правые взгляды никогда не являлись секретом), то выбор второго персонажа для данной серии объяснить труднее. Им оказался известный журналист и дипломат У. К. Буллит. Известна «миссия Буллита» в Советскую Россию в 1919 г.; позднее он сыграл видную роль в установлении дипломатических отношений между СССР и США, в 1934—1936 гг. был первым американским послом в Москве. В годы войны Буллит занимал должность посла по особым поручениям, являлся личным представителем Рузвельта на Ближнем Востоке, позднее специальным помощником морского министра, в 1944-1945 гг. был одним из представителей США во французской армии. Казалось бы, нет никаких оснований причислять доверенного сотрудника Рузвельта к сторонникам Гитлера и врагам СССР; тем не менее, дважды Буллит предстает на страницах «Крокодила» именно в этой роли[89]. Объяснением может служить сюжет второй карикатуры, на которой Буллит торгует клеветой на СССР — очевидно, его критические высказывания вызвали раздражение в Москве[90]. А любая критика в адрес СССР автоматически рассматривалась советской пропагандой как играющая на руку Гитлеру.

Еще один повторяющийся сюжет — эмигрантское польское правительство в Лондоне. Главная мысль нескольких карикатур на эту тему — «реакционное» правительство никого в Польше не представляет. Хотя именно польский вопрос был, может быть, самым болезненным в межсоюзнических отношениях, позиция британского, тем более американского правительства в этой связи никак не затрагивается.

В конце 1944 — начале 1945 г. несколько карикатур затронули тему освобождения Франции, которая, таким образом, возвращалась в число союзников. Главным персонажем этой серии была Марианна, символ Франции, которая выгоняла из своей квартиры непрошеных гостей, присутствовала на казни Лаваля и т. п.[91] Англо-американские союзники в этой связи не упоминались; нельзя не вспомнить саркастическое замечание Баргхорна о том, что в советской прессе тех дней освобождение Парижа было приписано французским партизанам и победам Красной армии[92].

В карикатурах, посвященных освобождению Франции, возник еще один сюжет, связанный с перспективами послевоенного развития. На рисунке буржуа, возвращающийся в освобожденную Францию осведомляется у встречающих его франтиреров относительно немцев. Уверившись в их изгнании, он удовлетворенно замечает: «Я отдохнул, теперь начну наводить порядок»[93].

Карикатуры, которые публиковались в «Крокодиле» в первые месяцы 1945 г., были посвящены большей частью послевоенным проблемам и при этом отличались откровенно критическим настроем. Главная мишенью являлись «примиренческие» настроения на Западе, прежде всего в Англии. Особый сарказм вызвали высказывания по этому поводу небезызвестной леди Астор, ставшей героиней четырех карикатур; на одной из них она подводит к женщине с убитым ребенком на руках немецкого солдата с автоматом, с окровавленными руками, и предлагает помириться[94]. Другие британские «миротворцы» жалели немцев — им так жарко было работать у печей крематория, их бросили вывезенные из Восточной Европы работники (кстати, именно сюжет о работниках завершает ряд карикатур военных лет).

И первые послевоенные карикатуры летом 1945 г. во многом продолжали уже наметившиеся линии — они разоблачали клевещущих на СССР реакционных журналистов; леди Астор и ее единомышленников, призывающих к примирению с немцами; эмигрантское польское правительство. Некоторые карикатуры, впрочем, выпадали из этого ряда — они были посвящены Потсдамской конференции и победе над Японией.

Очевидно, что в целом советская карикатура в годы войны повторяла основные линии официальной пропаганды. Вместе с тем, абстрактные политические характеристики и оценки приобретали на страницах «Крокодила» и других изданий эмоциональный, образный характер, что облегчало их восприятие и усвоение. Как отмечает А. В. Дмитриев, «из-за использования визуального канала воздействия или критически нацеленного на отдельную важную тему символа политическая карикатура становится действенным средством формирования общественного мнения. Ее апелляции к эмоциям вообще трудно противостоять»[95]. Именно поэтому не стоит недооценивать роль политической карикатуры в формировании образа союзников в годы войны.

* * *

В своих воспоминаниях старейший советский карикатурист Б. Е. Ефимов со знанием дела утверждает: «Образная форма карикатуры понятнее, эмоциональнее и, главное, нагляднее любой литературной формы, так как сатирический рисунок конкретизирует явления и ситуации, приближает их к глазу читателя, переводит факты с языка логических понятий на язык зрительных образов»[96].

С этим согласно и большинство исследователей, Как отмечает А. В. Дмитриев, «из-за использования визуального канала воздействия или критически нацеленного на отдельную важную тему символа политическая карикатура становится действенным средством формирования общественного мнения. Ее апелляции к эмоциям вообще трудно противостоять, и ее воздействие довольно заметно до нашего времени [курсив мой — авт.]»[97].

К сожалению, имеющиеся источники не позволяют проиллюстрировать эти положения конкретными примерами.

Упоминания о политических карикатурах в мемуарах или дневниках современников встречаются крайне редко; никаких материалов, фиксирующих визуальные образы мира в массовом сознании советского общества в межвоенный и даже военный период, не существует. И тем не менее можно предположить, что образы внешнего мира, созданные советской карикатурой 20-30-х годов (в гораздо меньшей степени — в годы войны), во многом определили внешнеполитические стереотипы значительной части советского общества тех лет.