Записка Н.И. Ежова И.В. Сталину о настроениях в семье Пешковых в связи с процессом "право-троцкистского блока". 11 марта 1938 г.

11 марта 1938 г.

№ 101767[1]

Совершенно секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б)

товарищу СТАЛИНУ

Направляю агентурное сообщение о настроениях в семье ПЕШКОВЫХ[2] в связи с процессом «право-троцкистского блока».

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

ЕЖОВ

Агентурное донесение

7 марта с.г. Екатерина Павловна ПЕШКОВА во время краткого утреннего перерыва на процессе сказала: «Очень мучительно высиживать все заседания». Когда в ответ на это было сказано, что ведь всегда можно часа на 2—3 вперед предугадать, что будет, кого будут допрашивать и что ясно, что сегодня, 7 марта, дело не дойдет до допроса по поводу убийства А.М. ГОРЬКОГО и сына, Екатерина Павловна ПЕШКОВА сказала: «Но меня интересует и допрос свидетелей эсеров и дело с левыми эсерами в 1918 г.».

По поводу утреннего (до краткого перерыва) допроса товарищем ВЫШИНСКИМ БУХАРИНА, Е.П. ПЕШКОВА тогда же сказала: «Вообще было бы лучше и для процесса сильнее, если бы судебное следствие велось так все время — с возможностью для обвиняемых подавать реплики и свободно отвечать и говорить, так было бы равноправнее, а то что же, если Прокурор будет разговаривать с обвиняемыми просто как со сволочью».

«ВЫШИНСКИЙ все время подводит к тому, что БУХАРИН был непосредственно шпионом и агентом разведок. Зачем это. И так ужасно, а что же может прибавить еще это обвинение ВЫШИНСКОГО».

Во время большого дневного перерыва Екатерина Павловна ПЕШКОВА на Малой Никитской 6, за обедом говорила несколько иначе: «Сегодня утром ВЫШИНСКИЙ вел допрос очень плохо и держался непозволительно, просто неприлично. Он подавал БУХАРИНУ весьма неумные реплики, не давал ему говорить и говорил глупости. И БУХАРИН его несколько раз здорово обрезал. Например, эта история с “дворцовым переворотом” и “вооруженным восстанием”. Конечно, здесь БУХАРИН был прав. Я думаю, — сказал Е.П. ПЕШКОВА, — что УЛЬРИХ во время короткого перерыва, вероятно, указал ВЫШИНСКОМУ на его неловкость и неумность, потому что после перерыва ВЫШИНСКИЙ сидел и молчал и дал БУХАРИНУ связно говорить».

«Что же, — говорила еще Е.П. ПЕШКОВА, — теперь возвращаться к 1918 г., ведь тогда все иначе выглядело, тогда вопросы ставились по-другому, была борьба, как же можно теперь к 1918 г. применять сегодняшние мерки. Я же не знаю, ведь тогда-то суда не было, или тогда права были лучше».

«И потом, какая ужасная публика. Кто вообще сидит в зале — знакомых 5—6 лиц, а кто остальные. Правда, я вижу многих тех, кого я знаю из НКВД по своей работе. Эта публика держится ужасно некультурно, смеется на таком процессе. Ведь мне кажется это же страшно, кто сидит на скамье подсудимых — вчерашние руководители, крупные партийцы, это же вообще ужасно, и должно настроить на серьезный лад, это же нельзя не переживать и вдруг — смех. Я думаю, что после процесса нужно обратить как-то внимание на моральную сторону, потому что публика в зале наводит на грустные размышления — таких людей можно повернуть в любую сторону».

«А еще мне не верится, как и РЫКОВ, и БУХАРИН валят теперь многое на ТОМСКОГО, ЕНУКИДЗЕ и КАРАХАНА — и переговоры они вели и инициативу и от ТОМСКОГО или ЕНУКИДЗЕ, оказывается, БУХАРИН или РЫКОВ то-то и то-то слышали. Ведь ТОМСКОГО и ЕНУКИДЗЕ больше нет, защищаться или опровергать они не могут. Это значит, что РЫКОВ и БУХАРИН просто хотят свою вину переложить на других».

После обеда Надежда Алексеевна ПЕШКОВА в минутном отдельном разговоре сказала, что она по-прежнему ни о чем другом, кроме процесса, ни думать, ни говорить не может. «Я боюсь, — сказала она, — что и на процессе еще не все раскроют в убийстве Алексея Максимовича и Макса, а нужно бы, чтобы было раскрыто все».

За обедом на Малой Никитской 6 были: Надежда Алексеевна ПЕШКОВА, Екатерина Павловна ПЕШКОВА, ее муж М.К. НИКОЛАЕВ, И.Н. РАКИТСКИЙ, И.П. ЛАДЫЖНИКОВ и художник Павел КОРИН, временами раза два в столовую заходила О.Д. ЧЕРТКОВА.

НАЧ. 1 ОТД. 4 ОТДЕЛА ГУГБ

СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ РАЙХМАН