2. Уровень жизни XVII века

2. Уровень жизни XVII века

В отношении оплаты ремесленного труда при первом царе из дома Романовых у нас имеются довольно подробные данные. В самом дворцовом ведомстве Михаила Федоровича помимо обычной дворни ежедневно эксплуатировались целые сотни вольнонаемных мастеровых: портных, скорняков, сапожников, иконописцев и т. п. ремесленников[1].

Часть из них составляла постоянный персонал царских мастерских и называлась казенными мастерами, а часть приглашалась временно, лишь в сезонный разгар работы, из торговых рядов соответствующей специальности и называлась торговыми или рядовыми мастерами. Последние получали за свою работу только поденный «корм» или при сдельной работе задельную плату, а казенные мастера кроме поденной платы получали еще и «годовое жалованье».

Подобно этому среди иконописцев постоянные работники назывались «жалованными», получая и поденный корм, и годовое или месячное жалованье, а временные — «кормовыми». Последние получали только поденный корм.

Казенные мастера-портные получали годовой оклад по 5 руб. в год и поденного корма по 6 денег, или 3 коп. в день, а казенные скорняки только по 4 руб. годового жалованья, но зато поденный их корм поднимался до 8 денег, или 4 коп. за день. Как видно из сохранившихся записей, поденный корм выдавался и за воскресные и даже за прогульные (не по вине рабочего) дни[2].

И если считать в году кормовых дней не меньше 360, то общий годовой заработок казенного портного достигал 5 + 10,8 = 15,8 руб., а казенного скорняка 4 + 14,4 = 18,4 руб., т. е. в общем работа скорняков расценивалась даже несколько выше, чем портных.

Временные работники получали поденного корма обычно больше, чем постоянные той же квалификации. Например жалованные живописцы до 1643 г. получали по 6 денег, а кормовые — по 8 денег в день; казенные скорняки и портные — по 6‑8 денег, а торговые — по 8 и 10 денег на день, чем и компенсировалось по-видимому неполучение ими годового жалованья[3]. Таким образом из расчета на 360 дней и «торговые» мастера на временной работе могли получить не менее 4‑18 рублей заработка за год.

Большой разницы в оплате рабочих различной квалификации не наблюдалось. Например на ряду с портными-«мастерами», получавшими от 4 до 5 коп. в день, к портняжной работе в горячие моменты привлекаются и стрельцы, пушкари и конюхи, и им тоже дают те же 4‑5 коп. поденного корму[4]. Даже совсем необученные «парни» и «робята», привлекаемые в портняжные мастерские, получают там по 6‑8 денег, или 3‑4 коп. поденного корма[5].

4‑5 коп. в день — это обычная для 1613/14 г. норма поденной оплаты ремесленника, и скорняка, и плотника, и сапожника, и шапочного мастера, и портного, и каменщика. «Подмастерье» каменщика получает 3 коп. в день, но и вовсе необученный — «ярыга», т. е. простой чернорабочий, помогающий каменщику, получает те же 3 коп. поденного корма.

Любопытно отметить, что и казенный писец наравне с казенный портным получал 5 руб. годового жалованья и по 3 коп. поденного корма[6].

При сдельной работе ремесленники вместо поденного денежного «корму» получали деньгами же от урока «на харчь, на квасы, на муку и на соль, и на сало»[7]. Это примерное перечисление, несмотря на его лаконичность, характеризует прожиточный стандарт русского пролетария XVII века со стороны его качества. Но, не зная тогдашних цен, мы ничего не могли бы еще сказать о его количественном значении.

В общем для 1613/14 г. по многочисленным сохранившимся записям этого года можно установить следующие нормы поденной оплаты (в Москве): для квалифицированных ремесленников от 4 до 5 коп. серебром, для чернорабочих — 3 коп. и даже для подростков — «робят» — не менее 2 коп. в день.

Этот номинальный уровень, несмотря на изменения и в весе денежной единицы и в ценах, сохранялся довольно долго. Так например каменщик получал в день по 4 коп. и в 1613, и в 1626, и в 1647 гг. т. е. за все время царствования Михаила Федоровича (1613‑1645 гг.) эта норма не подвергалась никаким изменениям[8]. Характерно лишь что последние годы и чернорабочий (ярыжка) расценивался уже 4 коп.

Первое заметное повышение норм оплаты труда в Москве можно отметить в отношении иконописцев. В 1642 г. кормовые иконописцы получали всего по 5 коп. корма на день, а с 1643 г. они получают, уже от 7 до 10 коп. в зависимости от квалификации. Сверх того, как видно из записи 1660 г., они получали «с сытного двора по 6 чарок вина дворянского, по 4 кружки меду цыженого, по ведру браги человеку; с кормового дворца по 2 ествы человеку на день, с хлебного дворца по тому ж да пироги, а городовым (провинциальным иконником против того в полы»[9].

За 1658 г. мы встречаем уже запись и об оплате каменщиков вместо 4 коп. по 2 алтына, т. е. по 6 коп. в день, а рядовых «работников» — по 10 денег (5 коп.)[10]. Но в 1658 г. в Москве началась известная финансовая операция по чеканке серебряной монеты из меди, приведшая к народному бунту в 1663 г. И потому указанное повышение номинала поденной оплаты труда нуждается в известных оговорках. Однако до конца 1658 г. медные деньги еще ходили в Москве по довольно высокому курсу (1 руб. серебра = 1 руб. 4 коп. медью), и стало быть такое обесценение денег не могло само по себе объяснить отмеченное повышение зарплаты[11].

Скорее в объяснение этого повышения можно привести другой факт. Дело в том, что с 1535 до 1612 г. из фунта лигатурного серебра чеканилось 6 рублей деньгами, с 1613 г. их стали чеканить 8 рублей, а с 1650‑х годов — 8 руб. 64 коп. Правда на рыночных ценах это снижение веса денег сказывалось всегда с порядочным запозданием, но все же сказывалось. А вслед за товарными ценами раньше или позже это отражалось и на оплате труда.

В 1662 г. во время дороговизны хлеба, вызванной большими выпусками медной монеты, на совещании торговых людей отмечалось между прочим, что «в прежних летах можно было мастерскому человеку с женою быти сыту днем алтынным хлебом»[12]. Во второй половине века даже после ликвидации медной инфляции индекс дороговизны жизни, как будет показано ниже, заметно поднялся против прежнего уровня.

Вместе с тем мы наблюдаем и соответствующее повышение оплаты ремесленного труда. Уже в 1657 г. вместо прежних 4‑5 руб. годового оклада казенных мастеровых мы встречаем новую норму в семь рублей на год, причем по такой норме оплачивается не только портной и сапожник, но и простой сторож[13]. Поденный корм с 1658 г., как уже было отмечено выше, даже для рядовых «работников» и подмастерьев поднимается до 5‑6 коп., а в 1674 г. по показанию Кильбургера каменщик зарабатывал в день уже по 8 коп.[14]. Кузнецы, токари, сторожа и конюхи в подмосковных хозяйствах Алексея Михайловича (1645‑1676 гг.) получали от 3 до 7 руб. денежного жалованья в год и сверх того от 5 до 13 четвертей ржи и овса натурой, не считая поденного корма[15].

Впрочем нужно думать, что на селе в те времена приходилось оплачивать вольнонаемный труд довольно высоко уже потому, что там его неоткуда было взять. Так например в донесении воеводы Сеитова от 1642 г. из царской экономии Яблонова (Курской губ.) читаем: «По твоему государеву указу велено, государь, мне холопу твоему в Яблонове пахать твоя государева десятинная пашня под ярь, также и под рожь... охочими наемными людьми с поденным кормом, а твоего государева жалованья, поденного корму, велено мне давать за работу пахарем и жнецом и от молотьбы по 10 денег, а бороноволокам, государь, по 6 денег на день человеку… а яблоновским, государь, служилым людям твоей государевы десятинной пашни в неволю пахать не велено. А в Яблонове, государь, охочих людей нет... И... я, холоп твой, в Яблонове велел пахать твою государеву десятинную пашню яблоновским стрельцам и казакам и пушкарям в неволю...»[16].

Как видно, хотя поденная плата сельскому батраку в 5 коп. за день равнялась высшей норме оплаты столичного мастерового-ремесленника того времени, охотников на такую оплату не легко было найти в деревне. И это понятно. Деревенская беднота к тому времени почти повсюду была основательно закабалена. Холопов или крепостных незачем было привлекать по найму, ибо их труд эксплуатировался на других основаниях. Свободных от всякого тягла «бобылей» и «сирот» было немного, да и те больше тянулись за заработком к городу или посаду. Сельского пролетариата в современном смысле этого слова не было, да и городской пролетариат находился еще только в зачаточной стадии своего становления.

Правда на окраинах государства, куда разбегались от помещиков их кабальные и всякие иные закрепощенные люди, были свободные рабочие руки. На них-то очевидно и рассчитывал царский указ воеводе Сеитову. Но при обилии никем незанятых земель на этих окраинах свободные рабочие руки находили по-видимому там себе достаточное применение и помимо царских запашек.

Возвращаясь к городскому труду и подводя итоги, отметим, что если для первой половины XVII в. нормой поденной платы ремесленника мы можем считать от 3 до 5 коп. за день, то для второй она поднимается до 5‑8 коп., а иной раз, например у иконописцев, шапочников и закройщиков, она достигала и 10 коп. в день[17].

Таковы нормы оплаты ремесленного труда. Но начиная с XVII в., в России можно наблюдать уже некоторое «разложение ремесленного строя и рост капитализма в стране»[18]. Правда, это только самые первые зачатки капитализма. Сведения о капиталистической эксплуатации наемного труда за это время крайне скудны и отрывочны. Тем не менее у нас имеются все же некоторые сведения об оплате труда на относительно крупных промышленных предприятиях бесспорно капиталистического типа. И таким образом мы можем поставить вопрос о реальном уровне оплаты промышленного труда уже на заре капитализма, за целых триста лет до пролетарской революции, и сравнить его с последним словом капитализма царской России.

Что же дали пролетариату царское самодержавие и вскормленный за 300 лет под сенью дома Романовых российский капитализм?

До XVII века в России мы не знаем крупной промышленности. Все производство носило характер мелкого, ремесленного. Раньше других в связи с интересами обороны страны характер крупного производства приняло у нас горное дело и в частности железоделательное производство. После смутного времени при первом царе из Дома Романовых Михаиле Федоровиче (1613‑1645 гг.) были у нас открыты первые чугуноплавильные и железоделательные заводы в Соликамске, Костроме, Владимире и Туле. Готовясь к войне с Польшей, правительство с охотой привлекало заграничных мастеров и инженеров. Нашлись в их числе и заводчики из иностранных капиталистов. Первым из них оказался голландец Андрей Винниус с товарищами, получивший в 1632 г. концессию на постройку в 15 верстах от Тулы завода для выделки чугуна и железа с обязательством подавлять в казну пушки, ядра, ружейные стволы и пр.

Таким образом Тульский оружейный завод можно считать первым значительным капиталистическим предприятием на русской земле. На нем имелись водяные механические двигатели, две домны в 11 арш. высотой с выплавкой по 100‑120 пудов чугуна в день и только по Добыче руды работало 50 «ровщиков». Зарабатывали они сдельно по два алтына, т. е. по 6 копеек в день (за воз в 25 пудов очищений от земли и камней руды)[19].

Эта норма оплаты по-видимому была довольно типичной для данной эпохи. Имеются сведения и о другом горном (медноплавильном) заводе в Соликамском уезде, Пермской губ. (близ Пыскорского монастыря), действовавшем с 30‑х годов XVII в. до 1657 г., где работы производились вольнонаемными людьми и оплачивались поденно: конные — по 12 коп. в день и пешие — по 6 коп.[20].

Если учесть, что поденный корм выдавался в то время не только за будние, но и за праздничные дни, то месячный «корм» заводского рабочего придется определить в 6 коп. × 30, т. е. до 1 руб. 80 коп. в месяц, даже без весьма обычных в XVII в. дополнительных выдач натурой. Годовой заработок стало быть даже при 10 месяцах работы определится в 18 рублей, а за полный год его можно считать на заводской работе до 21 руб. 60 коп. на рядового вольнонаемного работника. Это очевидно была не слишком высокая норма оплаты для заводского труда на заре российского капитализма, ибо Пыскорский завод закрылся по имеющемуся свидетельству Крамаренкова из-за недостатка рабочих рук.

Таким образом в первой половине XVII века на заводской работе рядовой пролетарий оплачивался на 20% выше квалифицированного ремесленника. Объясняется эта разница в пользу заводских рабочих очевидно все тем же недостатком «свободных» рабочих рук на заре капитализма, о котором мы уже упоминали. Заводы строились на новых местах, вдали от крупных городских центров, и туда привлекать вольнонаемный труд было тем труднее, что городские ремесленники были привязаны оседлостью к своим местам и не имели особой нужды менять свою профессию и место работы.

Во второй половине XVII в. заработок заводских рабочих повышается. Из описания Тульского завода стольника А. Д. Фон-Визина от 1663 г. видно, что на этом заводе работали 300 дней в год и зарабатывали: обученные русские мастеровые по 40 коп. медью и по 30 коп., а необученные («молотом бьют вольные люди») — по 20 коп. медных за день. Причем из сопоставлений с прежними нормами видно, что 2 алтына серебром приравнивались в это время на заводе 4 алтынам медью. Значит в переводе на серебро эти заработки колебались от 10 до 20 коп. на день. Но сверх того те же работники получали натурой хлеб до 2 четвертей и соль от 20 фунтов до 1 пуда в год[21].

По свидетельству Кильбургера (1674 г.) оплата труда на тогдашних тульских железоделательных заводах достигала таких размеров.

Молотовые мастера получали с пуда железа один алтын (3 коп.). работники — подмастерья — по 2 коп. и носильщики угля — чернорабочие — по полкопейке. При этом на одном горне можно было ежедневно вытянуть и отковать до 25 пуд. прутового железа. Отсюда получаем заработок мастера до 75 коп. в день, подмастерья — молотобойца — 50 коп. и носильщика — 12,5 коп. Но вероятно это предельные нормы заработка. Пажитнов предпочитает исходить из более умеренных норм выработки уральских заводов, где каждый мастер с подмастерьем обязывались выковывать в неделю «не менее 80 пудов железа», т. е. в среднем по 13,3 пуда в день[22]. Это несомненно уже минимальная норма. Имеется известие, что Петр Великий в одно из своих посещений Тульского завода, в 1696 г., собственноручно выковал на пробу за день 18 пуд. железа и потребовал себе уплаты по норме молотового мастера, т. е. по 3 коп. с пуда[23]. А ведь царь не был профессионалом в этом деле. Поэтому правильнее будет исходить из средней нормы выковки с горна между 13 и 25 пудами, считая за таковую пудов 19. Тогда дневной заработок мастера составит около 57 коп., подмастерья — 38 коп. и чернорабочего — 9,5 коп.

Из подробной описи наших тульских железоделательных заводов 1690 г. получаем следующие сведения. Доменные мастера получали от 100 до 150 руб. за год, другие мастера — от 35 до 70 руб., угольный подмастерье — 40 руб. в год, доменный — 15 коп. в день, другие «подмастерья» и «работники» — по 25 руб. в год, или по 8‑10 коп. в день, а сдельно молотовые мастера, как и в 1674 г., получали по 3 коп. и подмастерья — по 2 копейки с пуда выкованного железа. Ставку ниже 8 коп. в день получали по-видимому. лишь подростки до 17 лет и дети[24]. Кроме того вероятно кое-что следует к этому еще прибавить за счет натуральных доплат хлебом и солью.

Конечно заводских «мастеров» XVII в. за исключением разве доменного мастера, а тем более подмастерьев, следует относить к рядовым рабочим, а не к административно-техническому персоналу, как эго можно было думать, исходя из современной нам практики. Тогдашние «мастера» сами ковали молотом, а «подмастерья» выполняли роль молотобойцев и прочих подручных. Учитывая это при выводе средней нормы оплаты труда заводского рабочего по 3 описанным Фон-Визиным заводам, мы определили ее для второй половины XVII в. в среднем для всех рабочих, включая сюда и подростков, в 10‑12 коп. за день, или в 25‑30 руб. в год.

* * *

Номинальный уровень оплаты труда в XVII веке определяется с достаточной точностью. Но рубль XVII века как мерило валютного значения этого уровня весьма далек от того рубля, какой нам столь хорошо известен из опыта XX века. В сущности реального рубля XVII век вовсе не знал. Ходячей монетой в этом веке была лишь деньга. А рубль вплоть до XVIII в. был только счетной единицей в 200 денег московских, или в 100 новгородок, известных также под именем «копейных» денег. Однако эволюция серебряного рубля в России гораздо лучше изучена, чем история домонгольской киевской гривны. И мы можем все основные моменты этой эволюции выразить в одной сжатой табличке.

Таблица 2.

Эволюция серебряного рубля в России

Как видно из этой таблички, составленной главным образом на основе известного исследования И. И. Кауфмана, и наш рубль, как и древняя гривна, пережил довольно длинную и скорбную историю. Из века в век, из царствования в царствование он, оставаясь все тем же по имени и по числу составляющих его денег, становился реально все более тощим и легковесным. И если древняя гривна кун с X до XV века, за пять столетий, уменьшилась только в 10 раз, то рубль примерно за такой же период своей истории успел сократиться по содержанию в нем чистого серебра по меньшей мере раз в двадцать.

Систематическая порча монеты была и у нас, как и на Западе, одним из наиболее неотразимых соблазнов для властителей всех стран и эпох. Цари всех времен и народов тем более беспощадно преследовали у себя мелких фальшивомонетчиков, что считали это дело своей наиболее священной и прибыльной царственной привилегией.

В нашу задачу однако не входит углубляться в экономические причины столь существенной порчи монеты. Мы должны были отметить здесь только самый факт этой порчи, чтобы надлежащим образом учесть его при переходе от номинального к реальному уровню зарплаты XVII века. Но и порча монеты и все другие моменты, определяющие этот уровень, отражаются прежде всего в товарных ценах, а потому и нам надлежит прежде всего обратиться к сопоставлению товарных цен XVII и XX веков.

В отношении цен на хлеб в зерне за XVII в. мы можем отметить огромный диапазон колебаний от 10 коп. до 9 руб. за четверть. Но если отбросить сверхголодные цены смутного времени, войн, осадных лет и т. п. чрезвычайных обстоятельств, а также не считаться с чрезвычайно дешевыми ценами таких провинциальных хлебных районов как Казанский и Нижегородский, где рожь даже к концу XVII в. продавалась по 25 коп. за четверть, то нормальными ценами для первой его половины (1620‑1631 гг.) можно считать от 25 до 39, в среднем 32 коп., а для второй (1674 г.) — 65 коп. за четверть[25]. За 1913 г., считая на четверть 8,7 пуда, мы должны московскую цену четверти ржи определить в 7 руб. 50 коп.[26]. Таким образом индекс вздорожания ржи к XX в. с первой половины XVII в. достигает 23,5, а второй — 11,5. Ключевский в начале 80‑х годов XIX в. определял этот индекс по всем хлебам и районам для первой половины века в 12‑14, для второй — в 17[27].

Для определения уровня жизни рабочего гораздо более показательными однако будут цены на муку, мясо и прочие предметы первой необходимости. Исходя из структуры потребления, зафиксированной в современном бюджетном наборе, и пользуясь ценами всех продуктов, имевших значение в рабочем бюджете уже в XVII столетии, мы получили следующее сопоставление:

Таблица 3.

Уровень дороговизны в XVII веке

За XVII век до нас дошел довольно обильный материал по ценам. Но это относительное обилие по сравнению с более древней эпохой не следует преувеличивать. Лишь в редких случаях вошедшие в приведенную таблицу расценки опираются на довольно значительное число сравнимых показаний за ряд лет. Гораздо чаще приходится опираться на два-три показания за целое столетие. Особенно много цен дают такие первоисточники как «Торговая книга» (до 1610 г.). «Приходо-расходные книги казенного приказа» (1613/14 г.), «Расходные книги поместного приказа» (1626‑1659 гг.), «Расходная книга Никона» (1651/52 г.), «Донесения де-Родеса» (1650‑1655 гг.) и известное сочинение Кильбургера о русской торговле (1674 г.). За остальные годы мы располагаем гораздо более скудными и по общему правилу весьма случайными данными различных исторических и юридических актов XVII в. или вообще не располагаем ничем.

Большая часть собранных нами в результате весьма кропотливой работы по памятникам XVII в. цен относится к московскому рынку. А потому и за 1913 г. во всех соответствующих случаях мы пользовались столичными ценами[28]. Провинциальные цены XVII в. сопоставлялись по возможности с аналогичными провинциальными ценами 1913 г. Тем не менее полной сравнимости сопоставляемых данных мы конечно не могли достигнуть. В отдельных случаях мы вынуждены были пользоваться и довольно искусственными приемами исчисления недостающих данных. Например цены баранины XVII в. определялись у нас по индексу цен живых баранов, цены рыбы (соленая сельдь по 1913 г.) мы исчислили для XVII в. по индексу вздорожания трески и семги, квартирная плата XVII в. определена, исходя из индекса вздорожания строительства.

В случае с рыбой мы предпочли индексный расчет даже при наличности определенной цены на интересующую нас по бытовым условиям XX в. селедку. Имеется известие, что митрополит Никон Купил в 1651 г. в Валдае 3.600 сельдей за 1 руб. 8 коп., а по донесениям Де-Родеса тонна (бочка) сельдей на московском рынке в 1652 г. стоила 4 руб. 15 коп.[29]. Оптовые цены 1913/14 г. на сельдь по «Своду товарных цен» стояли за 1.000 штук не ниже 40 руб. (Царицын), а за бочку (около 9 пуд.) — не выше 40 рублей. Таким образом цена сельдей за 1.000 штук выросла по этим данным в 133 раза, а за бочку — только раз в 10. Сведения явно противоречивые. Но вес тонны де-Родеса, как и размер штуки Валдайской сельди, нам неизвестен. И потому мы предпочли исходить из индекса цен для тех видов рыбы, какие расценивались на вес.

В отношении квартирной платы нам известно, что громадное большинство ремесленников XVII века жило в собственных избах и лишь около ⅟₇ из них жило в наемных избах или даже в качестве угловых жильцов. По одной сохранившейся московской записи конца XVII в. портной-мастер Соколов снимал в доме старицы Ульяны квартиру — подклеть с сеньми — с платой по полугодиям и общей суммой годовой (?) аренды 48 алтын 4 деньги, т. е. 1 руб. 46 коп.[30]. По московской переписи 1912 г. годовая плата за самую маленькую квартиру в 1 комнату составляла в среднем по всему городу с пригородами, без отопления, 170 руб., т. е. в 116 раз дороже приведенной записи XVII в. Столь высокий индекс при одном только показании было бы рискованно принять за доказанный, и мы обратились к ценам строительства.

Стоимость рядового городского двора XVII века от 3 до 5 руб., зафиксирована в ряде источников. Между прочим такие суммы «на дворовое строение» выдавались кузнецам, стрельцам и пушкарям при посылке их на службу в окраинные города. В некоторых случаях городские дворы оцениваются всего в 2 рубля, одна ветхая изба с кирпичной печью (а «в той избе ночуют работники») оценена еще ниже — всего в 90 коп., другая «избенка» — в 87 коп., но, с другой стороны, попадаются и более дорогие дворы — в 5 руб. 50 коп. и даже в 9 руб. 30 коп.[31]. В общем мы приняли для первой половины XVII века за нормальную расценку 4 руб. 50 коп., для второй — 4 руб. 70 коп. за двор. Дворы эти небольшие конечно, но даже более мелкие из них, например новгородский «дворишко» ценою в 2 рубля (1612 г.) включал: «горницу, сени, подсенье, повалушку, сенницу, баню, избушечку-ветчану, ворота, городьбу, да в огороде печь». Заключаем отсюда, что они не меньше современных крестьянских дворов начала XX века ценою в среднем около 350 руб. с учетом износа. Отсюда получаем индекс вздорожания жилищ за исследуемый период.

Все такого рода расчеты, взятые в отдельности, несомненно далеки от точности, но тотальный индекс дороговизны жизни, полученный по всем 25 статьям, конечно гораздо точнее и достовернее, чем это возможно было бы сделать по хлебным ценам или какому-либо иному товару.

В виду изменения веса рубля большой интерес представляет выражение стоимости бюджетного набора не в номинальной денежной единице, а весом денежного металла, т. е. в фунтах чистого серебра или золота. Но и здесь правильнее будет исходить не из веса серебряного рубля в разное время, а из рыночной расценки серебра в слитках. Дело в том, что при отсутствии свободной чеканки денег цена серебра, выраженная в серебряном рубле, далеко не всегда в точности соответствует весу этой денежной единицы.

«Торговая книга» (1575‑1610 гг.) дает в этом отношении такое указание: «А чистое серебро себе гривну считай и емли без дву гривен за 3 рубля; а те 2 гривны на угар и на всякую протарь клади и от денежного дела давати»[32]. Из фунта лигатурного серебра тогда чеканили 6 рублей денег, из гривенки в 48 золотников — 3 рубля, а платили за ½ фунта чистого серебра в слитках, как видно из «Торговой книги» только 2 руб. 70 коп., т. е. 90% соответствующего веса в деньгах. Близкое к этому соотношение между ценой серебра в деньгах и в слитках можно отметить и значительно позже. После 1613 г. фунт серебра в деньгах повысился до 8 рублей, а в слитках — до 7 руб. 20 коп. (90%)[33]. С 1699 до 1711 г. фунт серебра в деньгах стоил уже 14 руб. 40 коп., а в слитках — 13 рублей, т. е. опять-таки ровно 90% цены фунта денег[34]. А вот в 1913 г. мы имеем уже другое соотношение: из фунта серебра 83,3° чеканят 19 руб. 74 коп. полноценной монеты, а фунт чистого серебра в слитках стоил только 15 руб., т. е. едва 76% названной суммы[35]. Это объясняется конечно тем, что с введением в России золотой валюты покупательное значение серебряного рубля определяется не его собственным товарным содержанием, а ценою товара-золота и установленным в законе соотношением между серебром и золотом в монетной системе. Но так или иначе при переводе стоимости бюджетного набора на серебро мы должны исходить из рыночного значения этого товара.

Как видим из нашей таблицы, стоимость бюджетного набора, выраженная в серебре, выросла за триста лет раз в девять, а в золоте — только в 2‑3 раза[36]. Это значит, что серебро за это время сильно дешевело в отношении других товаров. Но это наблюдение можно отнести не только к серебру, а и ко всем другим продуктам промышленного производства. Сельскохозяйственные товары наоборот показывают наибольшее вздорожание по сравнению со всеми другими. Конечно объяснение этому факту следует искать в различных темпах роста производительности труда в разных областях хозяйства.

Общий рост производительных сил страны за капиталистический период ее развития, судя по приведенным сдвигам цен, в различных производствах был немалый. Сколько-нибудь точное определение масштабов этого роста представляет слишком сложную задачу, для разрешения которой мы еще не располагаем достаточными данными. Но некоторое представление об этом можно получить уже из сопоставления ценовых сдвигов, выявленных в таблице. Если допустить, что в какой-либо наиболее отсталой области хозяйства, например в разведении мясного скота, за последние 300 лет не было никакого прогресса, что конечно неверно, то в других областях труда пришлось бы все же, исходя из относительного удешевления цен, исчислять достигнутое повышение уровня производительных сил в 5‑6 и более раз. Особенно велики эти сдвиги в области промышленной продукции, наиболее полно охваченной за это время процессом капиталистического развития России. Как же однако отразился этот прогресс на уровне жизни пролетариата, мозолистыми руками которого он осуществлялся?

Теперь мы уже подошли вплотную к разрешению этой проблемы. Мы уже видели выше, чему равнялся номинальный уровень зарплаты на заре капитализма в России. Теперь, зная индексы вздорожания стоимости жизни рабочего, мы можем определить и реальный уровень жизни индустриального рабочего на заре и закате капиталистического развития дореволюционной России. Вот несколько достаточно показательных в этом отношении цифр.

Годовой заработок русского фабрично-заводского пролетария, включая сюда и горнорабочих, в 1913 г. достигал по имеющимся официальным данным около 293 рублей, в том числе у текстилей он падал до 215 руб. (по обработке хлопка), а у горнорабочих возрастал до 408 руб. за год. Сопоставляя эти цифры с данными XVII века, получаем:

Уровень жизни рабочих в России в рублях за год

Несмотря на всю приблизительность использованных расчетов, мы видим, что за целые 300 лет развития капитализма под сению дома Романовых никакого прогресса в уровне жизни русского рабочего отметить невозможно. Правда отмеченное снижение среднего уровня зарплаты к 1913 г. в значительной мере объясняется вовлечением в XX веке на работу огромных кадров наиболее «дешевого» женского и детского труда. Но даже если брать такие отряды современного пролетариата как горняки и металлисты, где и ныне занят почти исключительно полноценный мужской труд, то и здесь мы лишь приближаемся к тем нормам оплаты труда, которые были обычными уже в начале XVII века.

Примечания:

[1] См. “Приходо-расходные книги казенного приказа” за 1613 г. Русск. ист. библ., изд. Археогр. комиссии, т. IX, СПБ. 1884 г. Ср. М. Довнар-Запольский, Организация московских ремесленников в XVII в., “Журнал министерства народного просвещения”, 1910 г., № 9, стр. 132‑133, где по описи 1681 г. подсчитано 260 дворцовых мастеровых (серебрянников, портных, пивоваров, винокуров, мельников, плотников, кузнецов, котельников, токарей и т. д.), сверх того сюда можно еще прибавить 182 иконописца и 276 оружейников разного рода.

[2] “Приходо-расходные книги 1613/14 г.” стр. 110, 126, 116, 131, 135, 138: скорняки, получая на день корму по 4 коп., за “неделю” получали по 28 коп., т. е. из расчета на 7 дней. Ср. “Временник”, московского общества истории, М., 1850 г., кн. 7 “Материалы для истории иконописи”, стр. 47 и кн. 6 “Записная книга 1670 г.” М., 1860 г., стр. 12, где выданный за 6 месяцев “поденный корм” по 25 коп. на день составляет 45 руб. 25 коп., т. е. оплату 181 дня.

[3] “Материалы для истории иконописи”, стр. 62; “Приходо-расходные книги 1613/14 г.”. стр. 49‑50, 64, 104.

[4] “Приходо-расходные книги 1613/14 г.”, стр. 105, 124.

[5] Там же, стр. 117, 135, 144.

[6] Там же, стр. 46, 112, 136.

[7] Там же, стр. 46, 49 и др.

[8] “Расходные книги и столпы поместного приказа” (1626‑1669 гг.), М., 1910 г., кн. I, в записи от 8/Х 1626 г. читаем: “Каменщиком Якиму Олексееву с товарищами, трем человеком, да двум человеком ярыжным, всего 5 человеком, корму на 2 дни по 8 денег на день, итого 13 алтын 2 деньги”, стр. 8 и далее в 1647 г.: “Каменщиком да ярыжком, 5 человек, корму поденного на 3 дни по 4 алтына человеку, а на день 8 денег”, стр. 120.

[9] “Материалы для истории иконописи”, стр. 62, 36‑37. Жалованные иконописцы в 1652 г. получали годовой оклад в 12‑15 руб. деньгами, хлебом по 20 четей ржи и 20 четей овса, а во время работы еще по 3 коп. (с 1667 г. по 6 и по 10 коп.) поденного корму. Лучшие мастера иностранцы получали конечно гораздо больше — по 10‑20 руб. в месяц кроме всяких натуральных выдач. Там же, стр. 15 и 89.

[10] “Расходная книга поместного приказа”, стр. 297: “Каменных дел подмастерьи Матюшке Фомину, да двум каменьщиком на 3 дни корму, по 2 алтына человеку в день Да работником... по 10 денег человеку на день“...

[11] Медные деньги Алексея Михайловича имели хождение к началу 1659 г. по 1 руб. 4 коп. за серебряный рубль, к 1660 г. — по 1 руб. 30 коп., к 1661 г. по — 2 руб., к 1662 г. — по 4 руб., к 1663 г. — по 9 руб., а к 15 июня 1663 г. — уже по 15 руб. за рубль. После бунта их прекратили чеканить, принимая в казну по цене за 2 деньги рубль медью. В одной Москве медных денег было выпущено на 620 тыс. руб. См. Н. Костомаров, “Очерк торговли московского государства в XVI и XVII ст.”, СПБ, 1862 г. Как известно мелким фальшивомонетчикам в XVII в. заливали горло кипучим оловом, а цари, проделывая эту операцию в больших масштабах, пользовались почтением и уважением.

[12] М. Довнар-Запольский. Торговля и промышленность Москвы XVI‑XVII вв., в сборнике “Москва в ее прошлом и настоящем”, ч. III, стр. 65.

[13] “Расходные книги и столпы поместного приказа”, М., 1910 г., кн. 1, стр. 251.

[14] Б. Курц. Сочинение Кильбургера, стр. 169.

[15] А. Заозерский. Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве, 1917 г., стр. 199‑207. К. А. Пажитнов. Положение рабочего класса в России, т. I, изд. 2‑е, Л., 1926 г., стр. 107.

[16] Миклашевский. К истории хозяйственного быта московского государства ч. I, М., 1894 г. Приложение (разрядка наша. — С. С.). За бороной могли ходить и подростки, отсюда пониженная для них норма оплаты — 3 коп. за день, столько же получали и женщины-жницы. Там же (1640 г.), стр. 70.

[17] Пажитнов, стр. 106.

[18] С. Архангельский. Процесс образования промпролетариата в Нижнем Новгороде (по писцовой книге 1627‑1629 гг.). “Труд в России”, 1925 г. кн. 1, стр. 49.

[19] И. Гамель. Описание тульского оружейного завода. М., 1826 г., стр. 10‑11. Юлий Гессен. История горнорабочих СССР, т. 1, М., 1926 г., стр. 22.

[20] И. Гамель. Там же. стр. 17.

[21] И. Гамель, стр. 40 и след.

[22] Б. Г. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле. Киев, 1915 г., стр. 169 и К. Пажитнов, стр. 110.

[23] Гамель, стр. 24.

[24] В. Ю. Гессен. Труд детей и подростков в России, т. I, 1927 г., стр. 168 и след.

[25] В. Ключевский. Русский рубль XVI‑XVIII вв., М., 1884 г., стр. 52 и 54 и Б. Г. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексеи Михайловича, Киев, 1915 г., стр. 177.

[26] “Ежемесячный статистический бюллетень по г. Москве”, №№ 1‑12, 1913 г.

[27] В. Ключевский. Назв. соч., стр. 51, 55 и 61. Низкий индекс для первой половины XVII в. Ключевский получил путем удвоения фактических цен того времени. Исходя из ошибочного мнения, что четверть тех лет вплоть до 50‑х годов XVII в. составляла все еще 4 меры, а не 8; на самом деле удвоение четверти произошло гораздо раньше, до 1701 г.

[28] Для 1913 г. мы пользовались помимо “Свода товарных цен” и других специальных статистических изданий (“Справочник цен довоенного времени”, ВСНХ, вып. I и II. М., 1922 г.; “Средние общероссийские цены 1912 г.”, ЦСУ, М., 1924 г.; “Ежемесячный статистический бюллетень по г. Москве” за 1913 и 1914 гг.”) и неопубликованными розничными ценами бюджетного индекса Статистики труда за 1913 г.

[29] “Расходная книга митрополита Никона 1651/52 г.”, “Временник московского общества истории”, кн. 13, М., 1852 г., стр. 2 и 6. Г. Курц. Состояние России в 1650‑1655 гг. по донесениям Родеса. М., 1914 г., стр. 120.

[30] М. В. Довнар-Запольский. Торговля и промышленность Москвы XVI-XVII вв., М., 1910 г., стр. 79.

[31] “Акты юридического быта”, т. II: “Купчие на дома и дворовые моста 1612 и 1613 гг. (в Новгороде)”, стр. 386, 388, 390 и т. III: “Ценовая книга Владимирского кружевного двора 1672 г.”, стр. 463‑465; Миклашевский. К истории хозяйственного быта московского государства, М., 1894 г. (данные 1640 г.), стр. 149; Забелин, большой боярин в своем вотчинном хозяйстве 1658/59 г.; “Вестник Европы”, 1871 г., кн. 1 и 2; “Записная книга 1670 г.”; “Временник московского общества истории”, М., 1850 г., кн. 6, стр. 11.

[32] “Торговая книга”, ред. Сахарова, СПБ, 1851 г., стр. 14.

[33] В 1643 г.:“Ковш серебрян бел, весу 3 гривенки, по 2 алтына по 3 деньги золотник, от дела 20 алтын”. “Материалы для истории иконописи”, “Временник”, М., 1850 г., кн. 7, стр. 10. Ср. еще такие же расценки в “Расходных книгах и столпах поместных приказов” (1626‑1652 гг.). М., 1910 г., стр. 13, 16, 23, 29, 38.

[34] Кауфман. Серебряный рубль, стр. 135.

[35] “Средине общероссийские цены”. ЦСУ, М., 1924 г., стр. 7, 12 —золото 525 руб., а серебро-прокат 15 руб. за 1 фунт.

[36] Золото к началу XVII в. расценивалось в Москве по “Торговой книге” (стр. 14) в 10 раз дороже серебра, в XVIII в. оно расценивается уже в 12,9 раза дороже (Кауфман. Серебряный рубль, стр. 135, 147: цены 1711 и 1723 гг.). Но мы условно здесь за весь XVII в. принимаем соотношение “Торговой книги”.