1. Эпоха “Русской правды”

1. Эпоха “Русской правды”

В X‑XII веках на Руси господствующим был конечно натуральный уклад хозяйства. Все производилось для себя и лишь избытки поступали на продажу. Однако в городах мы уже в эти века наблюдаем широкое развитие торговли и ремесла. Некоторые виды ремесленного труда, например строителей, мы находим уже в XI веке организованными в производственные артели. В «Сказании о Борисе и Глебе» кн. Изяслав (1054‑1078 гг.), желая построить церковь, призывает для этого «старейшину древоделям», а старейшина, договорившись с князем, «собра вся сущая под ним древоделя» и строит с ними заказанную церковь[1]. Эти ремесленники (древяные здатели, древодели, плотники, городники, мостники и т. п.) уже в то время работали по найму. И до нас дошли вполне определенные указания о нормах оплаты их труда.

По сохранившемуся историческому преданию, когда Ярослав Мудрый (жил до 1054 г.) решил строить Георгиевскую церковь в Киеве (около 1051 г.), то вначале не нашел достаточно строителей. Князь спросил: от чего мало делателей? Ему ответили: люди боятся, что лишены будут платы. Тогда князь приказал возить куны на телегах к месту стройки и объявить на торгу, что каждый получит за труд по ногате на день[2].

Этот рассказ не оставляет сомнений, что дело здесь шло о вольном поденном найме.

Известны однако тому же веку были и сдельные формы оплаты наемного труда.

В «Русской правде», открытой под 1016 г., мы находим такое место. За статьей «О поконе вирном», определяющей, сколько вирнику следовало взять деньгами и натурой при исполнении своих обязанностей, следует ссылка «То ти урок Ярославль». А за ней читаем: «А сей урок мостником: аще помостивше мост, взяти от дела ногата, а от городници ногата»[3].

За крайней лаконичностью этой древнейшей редакции не сразу ясно, что здесь дело идет о норме оплаты дневного урока мостника. Но в сопоставлении с вышеприведенным распоряжением того же Ярослава об оплате строителей Георгиевской церкви в Киеве и по ногате в день видно, что это отнюдь не случайная для того времени норма.

В другой более пространной редакции «Русской правды» определяется и самый размер сдельного урока мостника: «Мостнику, поместившему мост, взяти ему от дела, от 10 локоть, по ногате»[4]. Таким образом за одну ногату в день нужно было замостить 10 локтей, т. е. примерно около 6,35 аршина помоста[5]. Такая часть или звено помоста называлась также по-видимому городней. В связи с этим еще в одной редакции той же статьи читаем:

«А се мостнику уроци: помостивше мост, взяти от 10 локоть по ногате; аже починить моста ветхого, то колико городень починить, то взяти ему по куне от городне, а мостнику ехати самому с отроком на дву коню, взяти 10 лукна овса на неделю, а ести, что можета» (синодальный список).

Если стало-быть за новый мост платили по ногате от каждой городни, то за починку старого — только по куне, т. е. по 0,4 ногаты. Очевидно за день починить можно было 2‑3 городни. Здесь важно однако отметить, что на эту работу приходилось выходить конному и что сверх денежной платы мостнику и его лошади в этом случае полагался бесплатный прокорм в течение всей работы. О том, что именно входило в содержание кормовой доли ремесленника тех времен, можно судить по следующей статье «Русской правды» того же синодального списка.

«А се уроци городнику: закладаюче городьня, куна взяти, а кончавши ногата; а за корм и за вологу, и за мясо, и за рыбы — 7 кун на неделю, 7 хлебов, 7 убороков пшена, 7 лукон овса на 4 кони; имати же ему донеле город срубить; а солоду дадят ему едину 10 лукон».

Городник выезжал на работу, судя по числу коней по-видимому сам-четверт. За каждую городню (или звено) деньгами он получал 1 ногату и 1 куну, т. е. по 3,5 куны, а сверх того на прокорм деньгами или натурой: хлеб, мясо, рыбу, пшено и солод (на пиво или брагу). Паек — довольно обильный.

Для оценки простого сельского труда в «Русской правде» имеется только одно указание в статье «О сиротьем вырядке» по карамзинскому списку[6]. Из этой статьи явствует, что батрачка в деревне получала в XII веке по гривне на лето, на хозяйских харчах и прочем содержании, разумеется.

Все эти скудные сведения не говорят нам еще ровно ничего об уровне жизни наемника той эпохи, пока нам неизвестна покупательная сила денежной единицы времен «Русской правды».

* * *

В древней Руси понятие гривна употреблялось в качестве названия единицы веса (гривна золота, гривна серебра) и в качестве денежной единицы (гривна кунами). До сих пор среди исследователей нет полного единства в определении точного значения этой единицы.

В качестве единицы веса, по Кауфману, наша гривна ведет свое начало через арабский восток от древневавилонской мины[7]. Эта единица монетного веса, т. е. древняя мина, а затем иракский ротль определяется ныне в 409,32 г, т. е. почти в точности равняется современному русскому фунту (409,51 г). Кроме того мы знаем, что из ротля чеканилось 96 арабских золотых динаров, которые, как видно из содержания многих южнорусских кладов, хорошо были известны нашей домонгольской Руси. Вместе с тем известно, что сохранившиеся русские золотые монеты Владимира и Ярослава Мудрого (до 1054 г.) по своему весу не отличаются от арабских динаров. От этих золотых или «златниц» очевидно и ведет свое начало наш золотник, составляющий ⅟₉₆ фунта. В связи с этим Кауфман полагает, что древняя гривна в качестве весовой единицы уже в домонгольский период равнялась нынешним 96 золотникам и стало-быть является прямой родоначальницей современного русского фунта.

Однако не следует забывать, что древняя мина в 96 золотников, или динаров, употреблялась только для взвешивания золота. Для взвешивания более дешевого серебра на Востоке употреблялась более крупная мина в 128 золотников, из которой чеканилось 192 серебряных диргема в ⅔ золотника каждый. К этому можно добавить, что и на Руси серебро Владимира «Святого» и Святополка Окаянного (умер в 1112 г.) чеканилось по образцу диргем в ⅔ золотника[8]. А значительно позже из «Торговой книги» (1575‑1610 гг.) узнаем кстати, что у нас на Руси имели хождение тоже две различные единицы веса: «старый, бухарский ансырь» в ⁴⁄₃ фунта, или 128 золотников, и «нынешний», равный современному фунту в 96 зол., или 409,5 г.

Восточное происхождение этих единиц веса ясно уже из их названия, а весовое выражение (96 и 128 золотников) вполне тождественно с тем, что нам известно о весе различных разновидностей древней мины. Весьма вероятно поэтому, что и в домонгольской Руси были известны одновременно две гривны: гривна серебра — в 192 серебреника (диргемы) и гривна золота в 96 златниц (динаров), отнюдь не равные, несмотря на их одноименность, друг другу. А затем одна из них постепенно вышла из употребления (“старый ансырь” «Торговой книги»), а другая дошла до наших дней под немецким названием фунта[9].

В денежном значении гривна по-видимому всегда была только cчетной единицей, ибо столь крупных монет ни в золоте, ни в серебре до нас не дошло. В качестве же счетной единицы домонгольская гривна кунной системы определяется нами на основе следующих фактов. В эпоху «Русской правды» фактическое обращение в роли ходячей монеты имели по-видимому только ногата, куна и резана. На одну гривну кунами считалось 20 ногат, или 50 резан. Меновое значение гривны кун и в наиболее ранних и в позднейших списках «Русской правды» по-видимому везде одно и то же. Во всех исправных ее списках гривна приравнивается по таксе 1 волу, или 10 телятам, или 20 баранам и т. д. Точно так же постоянной величиной по всем спискам является и стоимость ногаты («а за боран ногата»). Что же касается куны, то в более древних списках (акад. и археогр.) куна фигурирует на ряду с резаной, но расценивается вдвое выше, а в новейших (синодальный, троицкий, карамзинский, Оболенского и т. п.) куна обесценивается вдвое и повсюду замещает собою резану, которая, как известно из других источников, начиная с XIII в., вовсе выходит из употребления. Отсюда заключаем, что вначале гривна делилась на 25 кун и лишь вследствие обесценения последней вдвое стала к XIII в. равняться 50 кунам[10].

Таким образом в Х‑ХI веках гривна-куна равнялась 20 ногатам, 25 кунам, или 50 резанам. Куны, как явствует уже из их названия, представляли по-видимому первоначально шкурки куниц, выполнявшие в древности назначение ходячей монеты. Но со временем слово «куна» стало употребляться в более общем смысле денежной единицы, и в качестве таковой могла выражаться и в шкурках разных зверей и в серебре. В отношении происхождения слов «ногата» и «резана» до сих пор нет общепринятого объяснения. Однако мне кажется, что достаточно оба эти термина сопоставить друг с другом, чтобы найти искомое объяснение. И ногата и резана на мой взгляд выполняли свою роль денежных единиц в качестве звериных шкурок различной ценности. Причем «резаной» называлась неполноценная шкурка с обрезанными лапками, а «ногатой» в противоположность этому — цельная шкурка со всеми ее конечностями. Один исследователь отверг последнюю догадку на том основании, что у соболей, куний или белок конечности называются лапками, а не ногами, Я предпочел на этом основании рассматривать слово «ногата», как иностранное, заимствованное с Востока. Однако наши предки были не столь уж строги в области филологических тонrостей[11]. Лапки соболиные и прочие они с совершенно спокойной совестью называли «ногами» и обрезали их обычно, искусно сшивая из лапок и т. п. обрезков целые меха для менее притязательных покупателей[12]. Но именно поэтому отличать «резаную» шкуру от «ногатой» у них были все основания.

На ряду с пушниной однако уже с X века у нас появляется в денежном обороте и серебряная монета. Спрашивается, какую же из вышеназванных денежных единиц представляли дошедшие до нас серебреники Владимира и Святополка, весившие около ⅔ золотника. Мы принимаем их за резану, т. е. ⅟₅₀ долю гривны кун, откуда эта последняя определяется в 32 золотника, т. е. в ⅓ нового, или ¼ «старого» монетного фунта, известного еще в XVI в. под именем бухарского ансыря.

Это допущение вполне подтверждается следующим свидетельством памятников того времени. В договорах русских с греками, Олега от 911 г. (ст. 5) и Игоря от 945 г. (ст. 14), установлен тариф за побои или рану в 5 литр сребра «по закону русскому». Соответствующая статья «Русской правды» (ст. 3, акад. списка) определяет этот штраф в русской валюте в 12 гривен. По вполне удостоверенным данным нумизматики византийская литра и соответствующая ей римская либра тех времен равны 327,4 г, или ⅘ фунта, т. е. 77 наших золотников[13]. Отсюда 5 литр = 385 золотникам; а 1 гривна кун X века = 385 : 12 = 32 золотника, т. е. ровно ⅓ нынешнего фунта, или ¼ старого ансыря[14].

Сопоставляя «Русскую правду» с мирной новгородской грамотой 1195 г. и договором г. Смоленска с немецкими городами от 1229 г., мы можем установить далее следующие факты. Виры и продажи, известные нам по «Русской правде», в договоре 1229 г. выражены в гривнах серебра, т. е. весом, а не монетою. При этом двойная вира «Русской правды» за голову в 80 гривен кунами в договоре 1229 г. выражается суммой в 20 «гривен серебра», простая вира — в 40 гривен кун приравнивается 10 гривнам серебра, штраф за побои в 3 гривны кун оценивается здесь в «три четверти серебра» или по другой редакции «без четверти гривна серебра» и т. д. Вполне понятно, что в торговых сношениях с иностранцами весовая гривна серебра была более подходящей единицей счета, чем любая монетная, ибо в связи с широко распространенной порчей монеты в международных отношениях ее все равно принимали в уплату обычно только на вес. Но для нас важно установить из этих соотношений, что гривна серебра 1229 г. равнялась ровно четырем гривнам кун «Русской правды»[15]. Это соотношение подтверждается и вирами мирной новгородской грамоты 1195 г. Здесь тоже двойная вира выражается суммой в 20, а простая — в 10 гривен серебра, но на ряду с этим в других статьях мы встречаемся здесь также с вирой в «40 гривен ветхими кунами»[16]. Отсюда заключаем, что к концу XII в. денежный счет «Русской правды» хотя и выходил из употребления, но отнюдь еще не был забыт.

Таким образом можно считать, что в X—XII веках гривна кун «Русской правды» в 32 золотника составляла не ⅓, а ¼ весовой гривны серебра, и стало-быть тогдашняя гривна серебра весила на нашу нынешнюю меру не 96, а 128 золотников, или 545,7 г.

В XIII в. старая гривна кун в 32 золотника по-видимому уже вышла из употребления. В договоре Новгорода с немецкими городами 1270 г., дошедшем до нас только в древненемецком переводе, гривны именуются «марками» серебра и марками кун. Но из сопоставления с договорами 1195 и 1229 гг. легко установить, что весовая марка серебра 1270 г. во всех вирах и продажах, известных нам по другим памятникам древнерусского права, в точности соответствует по значению гривне серебра 1195 и 1229 гг. Что же касается денежной марки 1270 г., или гривны кун, то она, судя по договору 1270 г., уже значительно легче древнейшей гривны кун и содержит в себе вместо 50 только 30 кун[17]. Из анализа разных статей этого договора можно вывести, что гривна чистого серебра в расчетах Новгорода с немцами приравнивалась в это время примерно 8 гривнам кун[18]. Но нужно учесть, что серебро принималось при этом на вес за скидкой на лигатуру[19]. Достоинство тогдашних слитков было не выше 90‑й пробы, и значит на гривну серебра в монете по весу шло не более 7,5 гривен кун. Именно такое определение мы и находим в одной позднейшей приписке к «Русской правде» о штрафе за бесчестие: «А за бещестную гривну золота... взять ему 50 гривен, а за гривну сребра пол-осмы гривны»[20].

Эта приписка относится исследователями к XIII в. И стало-быть с XIII в. гривна серебра (в 128 зол.) содержала уже не 4, а 7,5 гривен кун. Вес такой гривны с лигатурой можно определить в 128:7,5 = 17,1 золотника[21]. Ногат, почти не изменивших своей ценности вплоть до XV в., эта гривна кун содержала в XIII в. только десять, а кун, как уже было указано выше, тридцать[22].

В XIV веке гривна кун терпит дальнейшее резкое снижение своего веса и значения. Под 1305 г. в Ипатьевской летописи значится: «сице лях един по гривне, се есть по десяти грошей литовских». Таким образом гривна кун к этому времени равнялась уже ⅟₁₀ литовского рубля, который определяется Прозоровским в 82,5 золотника[23]. Откуда гривна кун весила уже только 8¼ зол. и содержала не более 5 ногат, или 15 кун.

В XV в. кунная система денежного счета уже отмирает. По летописному известию, псковитяне в 1409 г., а новгородцы в 1410 г. «куны отложиша» и перешли к счету сначала на немецкие артуги, а с 1420 г. — на серебряные деньги собственной чеканки[24]. В Москве эти деньги вошли в употребление еще раньше, примерно с 1381 г., причем новая денежная система базировалась уже и на новой единице «низовского» веса, а именно на «рублевой гривенке» в 48 золотников[25]. А соотношение между единицами той и другой системы к моменту их смены по «Памети» 1494 г. о том, «как торговали доселе новгородцы», определяется так: новая гривенка серебра в 48 зол. = рублю = 15³⁄₇ гривен кун = 30⁶⁄₇ ногат = 108 кун = 216 денег[26]. Отсюда гривна кун начала XV века = 2 ногаты = 7 кун = 14 денег = 3,1 золотника серебра. Ногата в 3,5 куны, или 1,55 зол. серебра, по своему значению в переводе на серебро почти не изменилась по сравнению с X‑XII вв., когда она равнялась 1,6 золотника серебра. А куна, равная 2 деньгам, сравнялась по цене с белкой, т. е. заметно понизилась в своем значении со времен «Русской правды».

* * *

Определив валютное значение различных денежных единиц древней Руси, перейдем теперь к установлению их покупательной силы в товарном выражении.

Обычно для учета покупательной силы денежной единицы в разное время наши историки хозяйства (Ключевский, Туган-Барановский и др.) довольствуются сопоставлением хлебных цен. К сожалению хлебные цены подвержены наибольшим колебаниям, в связи с колебаниями урожайности и целым рядом иных привходящих обстоятельств. В частности, если речь идет о больших промежутках времени, то шаткость выводов получается в этой области уже по причине неустойчивости единицы измерения хлебов во времени и пространстве. Встарину хлеба продавались не на вес, а на меру, причем эта мера (четверть) до XVII века в Москве составляла всего около 4 нынешних четвериков, а в XVII века она уже удвоилась: в Новгороде она была в полтора раза больше, чем в Москве, четверть в «приимочную меру» — 8 четвериков с верхом, а «в отдаточную меру» — 6 четвериков под гребло и т. д., — в каждой области, каждом городе своя мера или свои особенные способы измерения. Поэтому хлебными ценами вообще приходится пользоваться с большой осмотрительностью, проверяя хлебный индекс динамикой цен скота и других сродных товаров. Если же речь идет об уровне жизни, то хлебные цены в отрыве от других и подавно не могут служить сколько-нибудь точным мерилом его.

Хлебные цены в древнейших записях летописца мало показательны уже потому, что в летопись заносились по общему правилу исключительные цены особо голодных лет[27]. Кроме того почти все записи этого рода относятся к Новгородской области, где обычно не хватало своего хлеба и расценивался он по ненормально высоким ценам. Наиболее умеренная из них от 1137 г. составляет 7 резан за осмину новгородскую (около 3 пудов), или около 0,47 гривны за берковец. За другие годы цены еще более исключительные. Ими мы и вовсе не могли бы воспользоваться для характеристики нормального уровня жизни тех времен. И потому в поисках за более нормальными ценами хлеба мы принуждены обращаться к гораздо более поздним свидетельствам.

Особенно пригодными для нашей цели получить ясное представление о нормальном уровне цен на те или иные продукты являются те урочные таксы, какие содержатся в древнейшем законодательстве для определения цены гражданского иска при покупке или уплате налога натурой и т. п. случаях. Такие нормативные цены в отличие от рыночных не подвержены случайностям конъюнктуры и могут заменить собой средние цены фактических сделок за соответствующий момент. Эти оценки, конечно, легко могут устареть, если их долго не пересматривают, но для момента издания данного закона они достаточно показательны.

Для хлеба в зерне мы могли бы, например, привести определения Писцовых книг 1498‑1524 гг., из которых явствует, что коробья ржи в Новгородской области стоила нормально 10 новгородских денег[28].

Новгородская коробья XV века содержала две четверти по 6,15 пуда, т. е. около 12,3 пуда, а 10 денег тогдашних весили ⅟₆₀ фунта, или 1,6 зол., т. е. коробья ржи оценивалась здесь в одну древнюю ногату, а за берковец надо считать около 0,047 древней гривны, т. е. раз в десять дешевле голодной цены 1137 г. Если эту цену признать даже слишком низкой для XII века с его архипримитивными условиями земледелия, то все же ясно, что нормальная цена ржи в X‑XII в. колебалась где-то между указанными пределами (0,47 и 0,047), т. е. примерно около 0,26 древней гривны за берковец, или 5,2 ногаты (8,3 золотника серебром).

В печеном виде хлеб расценивался в голодные годы не ниже 2 кун за ковригу по летописному новгородскому известию 1129 г.[29]. Указные же цены печеного хлеба, начиная с XIV в., не превышают даже в Новгородской области деньги за ковригу[30]. Исходя из соотношения цен на печеный хлеб и зерно, мы определяем средний вес ковриги хлеба ХII‑ХIII вв. не ниже 20 фунтов[31]. Одна новгородская серебряная деньга с 1447 до 1535 г. весила ⅟₆₀₀ фунта. Отсюда коврига хлеба в XV в. оценивалась нормально около 0,16 золотника в серебряной монете, т. е. в 0,1 ногаты. Таким образом 1 пуд печеного хлеба для времен «Русской правды» стоил по-видимому от 0,2 ногаты до 4 кун, т. е. в среднем около 0,9 ногаты.

Цена пшеницы в отношении к ценам ржи в ХІІ‑ХІІІ вв., по Аристову, стояла выше на 60‑70%; цены пшена стояли выше пшеницы на 25‑40%.

Для расценки животных продуктов той же эпохи у нас имеется довольно указаний в самой «Русской правде». Причем и здесь имеются двоякого рода расценки: во-первых, указные таксы или урочные нормы стоимости скота на случай его покражи и, во-вторых, в одном из списков «Правды» частнохозяйственные инвентарные оценки имущества некоего ростовского князя или боярина. Этот инвентарь карамзинского списка «Русской правды» представляет в нем явно инородное, но тем не менее чрезвычайно любопытное включение. Составлен он очевидно не позже начала XII века, так как денежный счет в нем ведется на резаны, которые позже 1137 г. в летописях уже не встречаются, заменяясь кунами. Тем не менее инвентарные оценки скота по карамзинскому списку значительно выше урочных цен того же и всех других списков. Очевидно урочные цены еще более древнего происхождения, а может быть отчасти тут причиной и качество скота. «Княжий» конь и в урочной расценке в 1,5 раза дороже «смердьего». По той же причине и боярский скот ростовского поместья может быть значительно дороже средних расценок более худосочных — «смердьих» коров, свиней, баранов и прочей домашней скотины.

Сопоставляя урочные и инвентарные цены «Русской правды» на скот, имеем для вола расценки от 1 до 3 гривен, в среднем 2 гривны, для коровы — от 0,8 до 2, в среднем 1,4 гривны, для свиньи — от 0,1 до 0,5, в среднем 0,3 гривны, и для овцы — от 0,1 до 0,3 и в среднем 0,2 гривны кун. В 1913 г. вол стоил в среднем по 50 губ. Европейской России 85 руб., корова — 59 руб., свинья — 17 руб. 90 коп. и овца — 6 руб. 40 коп. Из этих соотношений не трудно вывести средний индекс вздорожания мясного скота с X‑XII века[32]. Для первого приближения допускаем, что вес и качество крестьянского скота в среднем не очень заметно прогрессировали со времен Ярослава Мудрого. А в таком случае можно бы считать, что и цены на битое мясо возросли в том же отношении, как и цены живого скота.

Имеется впрочем в «Русской правде» одно прямое указание на цены битого мяса со ссылкой на «урок Ярославль», т. е. восходящее к началу XI века. Этот урок определяет цену за овна или полоть мяса в 2 ногаты (ст. 42, акад.). Однако за отсутствием весового значения этой единицы использовать его для нашей цели едва ли возможно.

Из молочных продуктов «Русская правда» дает нам только цену коровьего масла: за «горнець» — 10 резан, или 0,2 гривны кун, и цену сыра: резана за штуку (ст. 56, карамз. список)[33]. Но размер сыра нам неизвестен. А горнець, т. е. горшок масла, судя по практике XVII в., весил не менее 10 фунтов[34] и, зная это, мы получаем возможность хотя бы приблизительного сопоставления с нынешними ценами. Нужно только помнить, что указанная цена масла относится к повышенным расценкам ростовского имения, где корова по той же статье 56 «метана по две гривны», в то время как урочная ее цена по ст. 42 того же списка в 2,5 раза дешевле. Очевидно и цену масла в 10 резан за горнець надо считать высшей для эпохи «Русской правды», а низшей — применительно к ценам ст. 42, была бы цена около 4 резан за 10 фунтов.

Из других пищевых продуктов мы можем еще установить расценки на мед, заменявший в старину нынешний сахар, и соль. Мед продавался в Новгороде в 1170 г. по 10 кун за пуд и в этой цене весьма устойчиво держался вплоть до XIII в. (1269 г.)[35]. В наше время пуд меда (1913 г.) стоил бы не менее 10 руб., а сахар — не свыше 5‑6 руб., а потому мы в индекс уровня жизни считаем более правильным вводить сахар. В отношении соли имеется довольно темное указание Патерика Печерского от XI в., по которому дорогой ценой в Киеве считалось, когда на куну давали 2 головажи соли, а дешевой — 10 головажей за куну[36]. Если вслед за Аристовым приравнять головажу ведру, то, считая в нем около 20 фунтов соли, придется берковец соли оценить от 2 до 10 кун; а в среднем по 6 кун, или 1,5 ногаты за 10 пуд. соли. Но Аристов совершенно произволен в своей догадке. Из «Русской правды» известно, что вирник с отроками, сам четверт (а кони 4), получал на неделю корму: «7 ведер солоду, а хлебов 7... а соли 7 головажень» (стр. 7, карамзинского списка). Из структуры бюджетов видно, что на 100 фунтов хлеба расходуется в городах обычно не свыше 3‑4 фунтов соли. И если каравай хлеба весил не больше 20‑30 фунтов, то «головажня» соли очевидно не ведро, а раз в 20 меньшая мера (кружка?). А соль — очень дорогой товар по сравнению с нынешними ценами.

Обращаясь к более поздним источникам, приведем только два указания. В 1232 г. в Новгороде и Пскове из-за войны и недостатка подвоза соль продавалась дорого. «Купляху соль по 7 гривен бьрковьск» (1‑я Новгородская летопись, стр. 240). Гривна XIII в. содержала 10 ногат, 3начит за пуд соли платили по 7 ногат, или 0,35 старой гривны. В 1407 г. в Пскове при дешевых ценах пуд соли продавался по гривне (1‑я Псковская). Гривна кун начала XV в. содержала только 2 ногаты, или 0,1 старой гривны. В среднем стало-быть пуд соли по древнейшим летописным известиям стоил около 4,5 ногаты за пуд[37].

Из предметов, пригодных для оценки одежды, мы располагаем лишь ценой овечьей шерсти. По «Русской правде» руно овечье, т. е. около 2,5 ф. грубой овечьей шерсти в ростовском именьи «чтено по резане» (ст. 49, карамзинский список). Кроме того из того же источника известна еще урочная расценка дров: за воз, т. е. пудов за 25, по зимней дороге по 2 ногаты (стр. 96, карамзнский список).

Наиболее дешевым однако в древней Руси было жилище.

Древнейшее известие по этому вопросу относится к XIV в. В Новгородской области изба, клеть и овин оценивались в ХIV‑ХV вв. всего в 10 бел, или 20 денег, Аристов, приводя это известие, называет такую цену «неимоверно дешевой»[38]. И действительно трудно допустить, чтобы крестьянский двор стоил дешевле барана (15 бел по оценке тех же источников). Но от XVI века у нас сохранилось следующее более достоверное известие. В Пскове для приезжих торговцев содержался гостиный двор с 69 «амбарами». С амбара, в каждом из которых было по 2 избы с сенями, т. е. целая квартирка, взималось «за тепло и за стряпню, и за соль, и за капусту, и за скатерть, и за квас, и за утиральники» по 4 деньги в неделю[39]. За 52 недели это составит 208 денег, т. е. ²⁰⁸⁄₁₂₀₀ фунта серебряной монетой, или 0,52 древней гривны. А в 1910 г. годовая плата за квартиру в 1‑3 комнаты в среднем по всем городам и поселкам России, в границах нынешнего СССР, составляла 208 руб. вместо прежних 208 денег[40]. Отношение тоже чрезвычайно высокое. Впрочем высота этого отношения объясняется не столько дешевизной строительства в древнее время, сколько высотой лесной и в особенности земельной ренты в городских поселениях капиталистической России.

Пользуясь приведенными оценками и взвешивая их по структуре рабочего бюджета XX века, мы получим такое соотношение:

Уровень цен X—XII веков

Примечание к таблице:

¹ Цена золота для древнейшего периода выведена из приведенного выше указания XIII в., что гривна золота = 50 гривнам кун. Считая в гривне кун XIII в. по 16 золотников чистого серебра, а в гривне золота — 96 золотников, получаем отношение 800 : 96 = 8,33.

Использованный здесь бюджетный набор далеко не полон и в некоторых звеньях опирается на довольно шаткие основания, но в общем дает все же вполне достаточную ориентировку в направлении и масштабах интересующих нас ценовых сдвигов.

Эти сдвиги весьма показательны, особенно, если все цены выразить не в меняющейся во времени денежной единице, а в фунтах или г денежного металла — серебра и золота. Как видим, в серебре все цены выросли раз в семь, а в золоте — только на 75%. Это означает конечно относительное удешевление серебра по сравнению с золотом и другими товарами. Иначе говоря, затраты труда на добычу г серебра падали за исследуемую эпоху быстрее, чем в земледелии, животноводстве и других смежных областях производства. Наибольшее вздорожание в серебре обнаруживают продукты животноводства и лесоводства (шерсть в 5,6 раза, мясо в 5,2 раза, дрова в 5,1 раз, масло в 4,3 раза), а затем продукты растениеводства (в 4,0 раза). Отсюда включаем, что наименьшие сдвиги в производительности труда за последние 8‑10 столетий можно отметить в лесных разработках и мясном животноводстве.

Если условно допустить, что движение цен в этих отраслях шло пропорционально трудовым затратам, и прирост производительности труда в разведении мясного скота принять за отправную норму, то в производстве молочных продуктов мы можем отметить дополнительный против этой нормы прирост производительности труда, равный отношению 38 : 31,8, т. е. процентов на 20, в производстве зерновых хлебов (38 : 29,1) — на 30% и т. д. Особенно велики эти сдвиги однако лишь в отношении серебра и соли, т. е. продуктов промышленного труда. В добыче серебра по отношению к тому же уровню мы должны констатировать относительный прирост производительности труда в 5,2 раза, а в добыче соли (38 : 1,4) — раз в 27. Впрочем, в отношении соли столь резкое удешевление следует объяснять не столько условиями добычи, сколько условиями перевозки соли. Железнодорожный транспорт по сравнению с гужевым дает колоссальное удешевление перевозок, а в цене соли на месте потребления издержки транспорта играют решающую роль.

В отношении уровня жизни и реальной оплаты наемного труда в эпоху Ярослава Мудрого мы можем, пользуясь исчисленным индексом, прийти к следующим выводам. Гривна Ярослава, как видим, стоила в предметах первой необходимости не менее 36 рублей 1913 г. Поденная плата плотнику в 1 ногату, стало-быть, составляла около 1 руб. 80 коп. довоенных, а годовая за 250‑300 дней — не менее 450 руб. в год.

Перед началом империалистической войны, в июне 1914 года, средний поденный заработок взрослых рабочих мужского пола по всей фабрично-заводской промышленности России достигал только 1 руб. 41 коп. Специально у деревообделочников, чтобы лучше сравнить их с древоделами XI в., средний поденный заработок по всем группам в июне 1914 г. составлял едва 1 руб. 28 коп., а у взрослых мужчин поднимался до 1 руб. 49 коп. И даже у наиболее высокооплачиваемых столичных плотников по справочным ценам Московской городской управы поденная плата в среднем за 1913 г. составляла только 1 руб. 73 коп. Таким образом, в лучшем случае можно считать, что на вершине капиталистического развития в царской России наш рабочий стоял по реальной оплате своего труда едва на том же нищенском уровне, что и 900 лет тому назад на заре российской государственности при неизмеримо более низком уровне производительных сил страны и, стало-быть, при неизмеримо более низком уровне народного дохода.

На первый взгляд этот вывод может показаться довольно неожиданным. Но, тем не менее, он совершенно верен. И мы будем иметь еще не один случай подтвердить его на историческом опыте различных эпох и народов.

Примечания:

[1] Н. Аристов, Промышленность древней Руси. СПБ, 1866 г., стр. 87.

[2] Макарий. История русской церкви. СПБ, 1857 г., т. І, гл. II, стр. 45.

[3] См. В. Сергеевич, Русская правда в 4 редакциях. СПБ, 1904 г., ст. 7, стр. 25 по археографическому списку.

[4] Карамзинский список, ст. 109.

[5] Старинный русский локоть = около 10⅔ вершков, см. “Торговую книгу” (1575‑1610 гг.) СПБ, 1851 г., стр. 12. 2 аршина будет 3 локтя.

[6] “А жонка с дчерью, тем страды на 12 лет, по гривне за лето, 20 гривен а 4 гривны кунами”.

[7] И. И. Кауфман, Русский вес, его развитие и происхождение в связи с историей русских денежных систем с древнейших времен, СПБ, 1906 г.

[8] Там же, стр. 86: 103 серебренника Владимира весят 6.525 долей, по 63,35 долей каждый, 28 монет Святополка дают средний вес 63,5 доли, т. е. почти ⅔ золотника.

[9] Мнение Прозоровского, Ключевского и др., которые определяют фунт XVI‑XVII веков в 112 нынешних золотников, мы считаем опровергнутым позднейшей работой И. И. Кауфмана.

[10] Впрочем у Аристова (“Промышленность древней Руси”. СПБ, 1866 г., стр. 233) есть указание, что и в XIII в. новгородские куны были вдвое меньше смоленских; таким образом возможно, что различная расценка кун в разных списках объясняется различным их географическим происхождением, а не большей или меньшей древностью.

[11] Так например Иван III в конце XV в. сообщал своей дочери Елене в Литву: “Приказывала ты еще, чтобы прислать тебе соболя черного с ногами передними и задними и с когтями; но смерды, которые соболей ловят, ноги у них отрезывают...” С. Соловьев. История России, т. I‑V, СПБ, Изд. 3‑е, стр. 1479.

[12] Кроме лапчатых на древнерусском рынке обращались также составные меха пупковые, черевьи, хребтовые и т. д. — А. И. Никитский. История экономического быта Великого Новгорода, М., 1893 г., стр. 165.

[13] И. И. Кауфман, Русский вес..., стр. 71.

[14] Ср. у П. Мрочек-Дроздовского, Опыт исследования источников по вопросу о деньгах Русской правды, след. догадку: “Найденные в 1826 г. в Киеве слитки в ⅓ (почти) фунта суть киевские гривны кун”. (Ученые записки московского университета. М., 1881 г., вып. II, стр. 80).

[15] См. М. Владимирский-Буданов. Христоматия по истории русского права, вып. I, изд. 6‑е, 1908 г., стр. 97 и след.

[16] Там же, стр. 93‑96. Первые указания на появление в обороте “новых кун” относятся еще к 1137 и 1224 гг. (см. П. Мрочек-Дроздовский. Опыт исследования источников по вопросу о деньгах Русской правды, — Ученые записки московского университета, изд. юрид., вып. II, М, 1881 г., стр. 24. Но возможно, что эти указания отмечают лишь время перехода от более крупной куны в ⅟₂₅ счетной гривны к более мелкой в ⅟₅₀ той же гривны.

[17] См. напр. ст. IX договора 1270 г. и проекта, где доставка товаров от берега до немецкого двора расценивается в 15 кун, а от двора до берега в половину марки, или гривны кун. Ив. Андреевский. О договоре Новгорода с немецк. город. и Готландом, закл. в 1270 г. СПБ, 1855 г., стр. 26 и 27. Ср. также одно место из “Вопросов Кирика” (1130‑1156) в списке XIII в., где одна служба за упокой оценивается в 6 кун, две — в 12 кун, а 5 — в целую гривну. “Памятники древнерусского кафолич. права”, ч. I, изд. 2‑е. СПБ, 1908 г., стр. 24.

[18] Из ст. XXIV и XXV договора 1270 г. видно, что за рану продажа составляла 1,5 марки серебра, а за побои 3 фердинга. По договору 1229 г. штраф за синюю, или кровавую рану составлял 1,5 гривны серебра, а за побои ¾ гривны серебра. Отсюда 1 фердинг = ¼ марки серебра. Из ст. 22 и 23 “Правды немецкого двора” XIII в. (“Новгородские скры”) видим, что летние гости платили “дань” вдвое ниже зимних, откуда, сопоставляя ставки этой “дани”, можно заключить, что один фердинг = 2 маркам кун. Значит — гривна (марка) серебра = 4 фердингам = 8 гривнам (маркам) кун. (См. Андреевский, назв. соч., стр. 34 и 53. На стр. 45 Андреевский приравнивает 1 марку серебра 16 маркам кун, но ничем этого не подтверждает).

[19] В Смоленском договоре 1229 г. имелась об этом специальная оговорка: (“точное серебро без 10 золотник., а взяти с веса”) при весе гривны в 128 зол. 10 зол. лигатуры определяют 88,6 пробу. По анализам старых слитков серебра новгородских кладов эта проба определялась по-разному, но в средних пределах около 90‑й пробы.

[20] Новгородская летопись по синод. харат. списку, изд. Археогр. ком. СПБ, 1888 г., стр. 475.

[21] С этим выводом любопытно сопоставить следующее известие от 1652 г.: “По приказу диаков Серебренного ряду у Ивашки Максимова выменено пречистые богородицы Казанские серебрянная чеканная гривна, что в Поместном приказе в киоте за решеткою, на прикладные старые малые гривенки, а весом в старых гривенках было семнадцать золотников, да прибавлено вновь серебра к той же гривенке четыре золотника, по 2 алтына 3 деньги за золотник”. “Расходные книги и столпы поместного приказа”. М., 1910 г., стр. 297. По-видимому старые гривенки в 17 зол., о которых здесь вдет речь, это случайно уцелевшие древние гривны кун XIII в.; по сравнению с более древними гривнами в 32 зол. они конечно “малые”.

[22] См. А. И. Никитский История экономического быта Великого Новгорода. М., 1893 г., стр. 103. При этом Никитский, считая в ногате по-старому 2,5 куны, насчитывает их в гривне 25, но страницей ниже (стр. 104) сам приводит ссылку на договор с немцами 1269 г., где 15 кун приравнивается ½ гривны, откуда денежная гривна XIII в. = 30 кунам, а весовая 30 × 7,5 = 225 кун.

[23] “Полное собрание русских летописей”, т. II, стр. 227, и Д. И. Прозоровский, Монета и вес в России до конца XVIII ст. СПБ, 1865 г., стр. 291.

[24] И. И. Кауфман, Серебряный рубль, стр. 29; “ПСРЛ.”, III, стр. 104; Новгор. синод., стр. 398.

[25] И. И. Кауфман, Серебряный рубль, стр. 3, 13, 14, 19, 36. На ряду о рублевой гривенкой в 48 золотников существовала по-видимому уже с начала XIV в., если не раньше, и рублевая гривна в 96 золотников. О рублевой единице веса впервые упоминается уже под 1316 г. Быть может именно на этой единице низовского веса базировались и те особые “волжьские” гривны, о которых упоминается в Уставе новгородского князя Святослава (1137 г.) и которые собирались от вир и продаж в Рыбаньске (Рыбинске) и других местах Поволжья. На этой же новой базе строились по-видимому с XIV в. и литовско-русские рубли в 100 грошей. Псковская летопись (“ПСРЛ”, IV, стр. 199, V, стр. 20), упоминая под 1407 г. о полтине серебра в 15 гривен кун, когда гривна кун равнялась уже только 2 ногатам по 1,6 золотн., тоже предполагает рубль серебра в 96 золотников.

[26] Прозоровский, стр. 174; И. И. Кауфман, Серебряный рубль, стр. 20, 25, 51.

[27] См. Аристов, Промышленность древней Руси, СПб, 1866 г., и Лешков, О народном продовольствии в древней Руси. М., 1854 г.

[28] Новгородские писцовые книги, том IV, СПБ., 1906 г., стр. 227, том V, стр. 387.

[29] Аристов, назв. соч., приложение. Та же голодная цена отмечена для Новгорода и в 1228 г. в связи с военными сборами — “от стечения народа”.

[30] Там же, XIV в. и 1455‑1462 гг., ср. Уставную белозерскую грамоту 1488 г., Уставную — 1537 г. бобровникам Владимирокого уезда и др., Турчинович. История сельского хозяйства России. СПБ, 1854 г., стр. 11‑12.

[31] Этот вес подтверждается и прямыми данными “Указа о хлебном и калачном весе” 1626 г., “Временник московского общества истории”. М., 1849 г., кн. 4.

[32] Для рогатого скота он выводится нами в 42 раза, для овец — в 32, в среднем около 38 раз.

[33] В ст. 42 кар. списка имеется еще в расценках краденого такое место: “а за корову 40 кун... а за теля 5 кун... а за коровье млеко 6 ногат”. По-видимому за дойную корову можно было взыскивать на 6 ногат или 15 кун больше, чем за яловую.

[34] Расходная книга м. Никона, 1652 г., “Временник московского общества истории”. М., 1852 г., стр. 11, 24 и 26, где горшок масла стоит 10 алтын при цене масла в 1 алтын за фунт.

[35] См. Аристов, назв. соч., стр. 39 и Новгородская летопись (1‑я) под 1170 г.

[36] Аристов, стр. 69 и 284.

[37] Конечно на местах добычи соль была во много раз дешевле. Так в 1253 г. в Крыму русские платили, по Аристову, за соль тканями на сумму до полугривны за воз т. е. по 5 ногат пудов за 25; за пуд — 0,2 ногаты. Подобно этому в Перми Великой в 1674 г. по Кильбургеру, соль продавалась по 1,6 коп. за пуд, в то время как Москве она стоила тогда 20 коп. пуд.

[38] Аристов, назв. соч., прилож., “Ср. Акты Западной России”, I, № 2, стр. 131, А. Ю., № 7, XXII.

[39] Кулишер, История русской торговли, 1923 г., стр. 174.

[40] С. Струмилин, Очерки советской экономики, изд. 2‑е, стр. 52.