Протокол допроса командующего соединением групп УПА Ю.А. Стельмащука о подготовке украинских националистов в немецкой разведывательной школе для использования их против СССР
8 февраля 1945 г.
Протокол допроса обвиняемого Стельмащука Юрия Александровича
Стельмащук Ю.А., 1920 года рождения, уроженец села Коршев Сенкевичевского района Волынской области, украинец, гражданин СССР, образование законченное среднее, холост. Родители в 1941 г. репрессированы органами советской власти.
Член ОУН и агент германской разведки с 1940 г., бывш. командующий соединением групп УПА ЗАВИХОСТ, под псевдонимом «Рудый» и «Кайдаш».
От 8 февраля 1945 г.
(Допрос начат в 9 ч. 40 мин.)
Вопрос: Изложите историю вашего вступления на путь борьбы против советской власти и украинского народа.
Ответ: Сначала я коротко остановлюсь на своем прошлом. Родился я 17 октября 1920 г. в с. Коршев Сенкевичевского района Волынской области в селе крестьянина-середняка СТЕЛЬМАЩУКА Александра Петровича. Мать моя - русская, ее девичья фамилия ЮРЬЕВА, зовут Пелагеей (отчества не знаю), происходит она из крестьян с. Коренная Пустынь, бывш. Курской губернии. Отец на ней женился в 1915 г., когда отбывал воинскую повинность где-то вблизи села, в котором она проживала и по окончании срока службы привез ее с собой в с. Коршев.
До четырнадцатилетнего возраста я жил при родителях, учась в сельской школе, затем, по ее окончании, в течение года помогал отцу по сельскому хозяйству. В 1935 г. я поступил в мужскую украинскую гимназию в г. Луцке, где проучился до мая 1939 г., после чего был арестован польскими властями по подозрению в принадлежности к оуновскому подполью. Однако, спустя два дня я был освобожден из-под стражи за недоказанностью обвинения.
Вопрос: А в действительности к организации украинских националистов вы тогда принадлежали?
Ответ: Нет, в то время ни членом ОУН, ни «симпатиком» я еще не являлся. В эту организацию я вступил позже, в г. Холм, о чем покажу отдельно. Арестован же я был, по всей видимости, в связи с тем, что незадолго перед этим дефензивой был арестован мой двоюродный брат - СТЕЛЬМАЩУК Степан Михайлович, ученик последнего класса той же гимназии, с которым вместе я жил на одной квартире.
СТЕЛЬМАЩУК Степан из-под стражи был освобожден в один день со мной. Он мне рассказал, что состоит членом ОУН, но ему удалось ввести следствие в заблуждение и выпутаться из беды.
Вопрос: Изложите вашу деятельность после мая 1939 г.
Ответ: По выходе из польской тюрьмы, я выехал к родителям и до середины сентября, т.е. до освобождения Красной Армией Западной Украины от панского гнета, отдыхал в селе, намереваясь с началом нового учебного года возобновить учебу.
В связи с военной обстановкой занятия в школах начались поздно, в конце октября, поэтому чтобы чем-нибудь заняться, я устроился на должность секретаря сельсовета и на этой должности проработал в течение полутора месяцев, после чего уехал обратно в Луцк для продолжения учебы.
В гимназии в тот период образовался националистический кружок учащихся, который, устраивая нелегальные сборища, читали на них оуновскую литературу и обсуждали вопросы, связанные с отторжением Украины от СССР и превращением ее в «самостоятельное» государство под протекторатом фашистской Германии.
В этом кружке я принимал активное участие, также выступая с украинских националистических позиций.
Именно к этому периоду относится зарождение и оформление моих антисоветских националистических убеждений.
В последних числах декабря 1939 г. я был вызван в УНКВД Волынской области и подвергнут устному опросу относительно моей принадлежности к оуновскому подполью и связей среди националистических кругов в Луцке. На все поставленные мне вопросы я дал отрицательные ответы.
Вместе со мной в УНКВД вызывалась моя сестра Анна, 1918 года рождения, которая допрашивалась обо мне. Она также ничего не рассказала, и нас отпустили домой. Заключив, что органы НКВД подготовляют мой арест, я решил бежать в Генерал-губернаторство, а именно — на Холмщину, где живет много украинцев.
Я поехал к родным, заручился их согласием и в январе 1940 г., при помощи одного жителя с. Городок Сенкевичевского района (фамилии его не помню), который только недавно вернулся нелегально из Холмщины — перешел государственную границу. Благополучно миновав немецкие пограничные посты, я добрался до г. Грубешув, где прожил в частной квартире две недели, после чего вернулся таким же путем в свое село, чтобы взять побольше денег, так как в оккупированной Польше была большая дороговизна и мои наличные средства быстро иссякли, а также с тем, чтобы позвать с собой туда Степана СТЕЛЬМАЩУКА, о котором я выше упоминал.
Денег я взял, но Степан со мной идти отказался, и границу мне вновь пришлось пересекать одному. Дорогой я случайно ранил себя в ногу из маленького «браунинга», который я выпросил у Степана СТЕЛЬМАЩУКА, и, хромая, достиг опять г. Грубешув. Там я лег в платную больницу, где мне произвели операцию и извлекли застрявшую в ноге пулю.
По выздоровлении я прожил еще две недели в г. Грубешув и, так как там не смог устроиться на работу, то уехал в г. Холм, где обратился в местный магистрат с заявлением о том, что я перебежчик из СССР и прошу мены трудоустроить. Магистратом я был направлен в так называемый «Украинский комитет» Холмского уезда, где мне выдали «аусвайс» (временный вид на жительство), но в предоставлении работы отказали. Тогда я решил поступить в Холмскую гимназию и, закончив ее, получить среднее образование.
В поступлении на учебу мне помог «Украинский комитет» и, проучившись в гимназии до декабря 1940 г., одновременно готовясь на дому, я сдал экстерном экзамены, получив свидетельство об окончании гимназии. Учась в этой гимназии, в мае 1940 г. я вступил в существующую там организацию украинских националистов, которую возглавлял ученик 8 класса ОНУФЕРКО Марьян (псевдонима не помню).
По поручению организации я вовлек в ее ряды учеников 6 класса братьев ВАРВАРОВЫХ, оба уроженцы восточных областей Украины, отец их бывш. священник, служил у Петлюры и бежал в бывш. Польшу после разгрома националистической контрреволюции на Украине. Одновременно я распространял среди учащихся гимназии устную и печатную оуновскую пропаганду.
Когда осенью 1940 г. организация украинских националистов разделилась на два враждебных друг другу лагеря — мельниковцев и бандеровцев, я сначала не знал, к какому из этих течений примкнуть, но потом под влиянием одного из активнейших членов нашей организации ПЕЛЕНСКОГО примкнул в бандеровскому течению.
В новой организации я развернул вербовочную работу по вовлечению в ее ряды учащейся молодежи и в сравнительно короткое время подготовил и завербовал несколько человек.
По окончании гимназии по поручению городской подпольной организации ОУН я поехал в Собиборскую гмину (волость) и обосновался в с. Вилька Угруй-ска, где, устроившись по рекомендательному письму к членам организации на должность секретаря тминного управления, имел намерение приступить к организационной работе по созданию оуновского подполья, но отморозив себе в дороге ноги, вынужден был бездействовать.
Спустя месяц, поправившись после болезни, я возвратился в г. Холм, где попросил в организации направить меня для подпольной работы на Волынь. Мне обещали при первой же возможности выполнить мою просьбу, но предложили сначала выехать в Краков для выполнения одного задания, характер которого мне не сказали.
Получив явку к члену ОУН по фамилии ФЕДАКI, который работал в студенческом ресторане в г. Кракове, и пароль для установления связи с ним (пароля не помню), я выехал туда, не зная цели своей поездки. Прибыв в г. Краков (это было в конце марта 1941 г.), я связался с ФЕДАКОМ, который в свою очередь связал меня с «КАЛЫНОЙ» (фамилии не знаю).
Этот «КАЛЫНА» оказался работником военной референтуры Центрального провода ОУН, бывш. поручиком польской армии.
Он мне заявил, что подбирает кадры националистов, знающих немецкий язык, для направления в немецкую военную школу и что мне, поскольку я говорю на этом языке, придется ехать в г. Бранденбург, где имеется такая школа, и пройти там курс обучения.
Прибыв в указанную школу в числе 128 членов ОУН, знающих немецкий язык, я узнал, что она готовит командные кадры для специальных украинских «национальных» частей, которые немецкое командование намечает влить в ряды своей армии для участия в грядущей войне с Советским Союзом.
В этой школе нам преподавали стрелковое дело, тактику, топографию и материальную часть оружия, также проводили с нами занятия по строевой подготовке.
В двадцатых числах мая 1941 г. школа внезапно закрылась, у слушателей наспех приняли зачеты, выдав всем им свидетельства о пройденном сроке обучения, и, за исключением 25 человек, направили их в г. Нойгаммер, где формировались «украинские легионы».
Среди оставшихся 25 бывш. слушателей школы был и я.
На следующий день после роспуска школы и отъезда ее слушателей нас собрал обер-лейтенант АРНИМ, бывш. начальник учебной части школы, и заявил, что мы зачислены слушателями вновь организованных разведывательным отделом штаба Верховного командования вооруженными силами Германии курсов по подготовке кадров диверсантов и разведчиков. Как заявил далее АРНИМ, по окончании этих курсов мы будем переброшены для подрывной работы в Советский Союз, войну против которого Германия начнет в ближайшее время.
Эти курсы, на которых нам преподавали топографическую запись изученной местности, подрывное дело, приемы внезапного нападения на дозорные и охранные посты и владение всеми видами карманного оружия (револьверами, пистолетами и ручными гранатами) мы закончили 6 июня 1941 г.
Усвояемость прослушанных нами лекций и результаты пройденных практических занятий проверял специально приезжавший для этой цели к нам из Берлина инспектор разведывательного отдела штаба немецкого верховного командования в чине майора, фамилии которого не помню.
Вопрос: Сообщите подробные данные о немецкой военной школе и разведывательных курсах, где вы обучались: об их местонахождении, начальствующем и преподавательском составе и методике преподавания.
Ответ: Школа и курсы представляют собой целый лагерь, расположенный не в самом Бранденбурге, а в пяти километрах южнее города, на берегу озера Квенцзее. Севернее в нескольких километрах от лагеря протекает река Хавель, впадающая в указанное выше озеро. В полутора километрах от лагеря по дороге в город, находится большой многокорпусный завод авиационного мотостроения «Миттельдойчештальверке».
Лагерь состоит из одного двухэтажного белого каменного здания, в котором проживал начальствующий и преподавательский состав школы и курсов; шести фанерных бараков, в которых проживали обучавшиеся; одноэтажного кирпичного дома, где находился лекционный зал, одноэтажного деревянного дома, где проживал обслуживающий персонал и высокого деревянного помещения, где находился спортивно-гимнастический зал.
Школа и курсы, зашифрованные названием «Арбайтсдинст» (служба труда, т.е. лагерь в Германии, где по законам того времени отбывало трудовую повинность каждое лицо, достигшее восемнадцатилетнего возраста), тщательно охранялся снаружи. Нам, слушателям, выход из зоны лагеря был строжайше запрещен.
Кроме обер-лейтенанта АРНИМА, о котором я уже упоминал, и который после закрытия военной школы возглавил разведывательные курсы, я могу назвать из начальствующего и преподавательского состава этих курсов и школы следующих лиц:
1) фельдфебель БРЕННЕР, лет 27-28, преподаватель тактики в военной школе;
2) унтер-офицер ВИЛБТШИЦ, уроженец Н[ижней] Силезии. Лет 25, также преподаватель тактики;
3) фельдфебель КРОЙТЕР, лет 40, судетский немец, преподаватель топографии в военной школе и подрывного дела на разведывательных курсах;
4) унтер-офицер БЛЯЙБТРОЙ, лет 23-24, преподаватель стрелкового дела в школе;
5) обер-ефрейтор ШТЕЛЬ, лет 25—26, преподаватель строевой подготовки в школе.
Было еще два младших офицера, один из которых преподавал приемы внезапного нападения на часовых, охранявших объекты, а другой владение револьверами, пистолетами и ручными гранатами, но я их уже не помню.
Что касается самого АРНИМА, то о нем я могу только сообщить, что ему сейчас 29-30 лет и что в г. Бранденбурге он имеет квартиру.
Касаясь методики преподавания, как в военной школе, так и на разведывательных курсах, я должен сказать, что занятия с нами проводились на немецком языке по специальным учебным пособиям военных издательств. В школе по каждой прослушанной лекции нами составлялись конспекты, тогда как лекции на разведывательных курсах мы не записывали, так как это категорически было запрещено.
В школе равно и на разведывательных курсах, занятия начинались в 7 часов утра и продолжались до 12 часов дня, затем следовал полуторачасовый перерыв на обед, после чего занятия возобновлялись и заканчивались в 6 часов вечера.
Практические занятия по ружейно-пулеметной, пистолетной стрельбе проходили на специальном стрельбище, расположенном на территории лагеря.
Режим содержания и бытовые условия в лагере были очень тяжелые: отвратительное питание, беспрестанная изнурительная муштровка, грубое издевательское отношение к нам со стороны администрации, постоянные унижения и оскорбления, которые нам приходилось терпеть от АРНИМА и его помощников за малейшее нарушение правил внутреннего распорядка, вплоть до избиений и т.д. и т.п.
Вопрос: изложите последующие события.
Ответ: По окончании разведывательных курсов в числе 25 бывших их слушателей я получил двухдневный отпуск для отдыха, но без права отлучки из зоны лагеря.
Спустя два дня — это было 8 июня 1941 г. — всеми мы были усажены в автобус и в сопровождении ШТЕЛЯ выехали в Краков, где он нас поместил в пустую квартиру на первом этаже дома № 11 по ул. Вжеснева.
До 13 июня 1941 г. мы там отдыхали, не выходя наружу, так как строго об этом были предупреждены ШТЕЛЕМ, а потом нас посетил один из членов бандеровского центрального провода ОУН, не назвавший ни своего псевдонима, ни своей фамилии.
Он заявил нам, что в ближайшие дни осуществится военное нападение на Советский Союз со стороны Германии, к которому последняя тщательно подготовилась, имея целью в результате «блицкрига» покончить с большевиками в течение 3—4 недель и что «цель эта, безусловно, будет достигнута».
Мы же, националисты, — продолжал член провода ОУН, — кровно заинтересованы в успехе запланированного Гитлером предприятия, так как он обещал нашему проводнику Степану Бандере отторгнуть Украину от СССР и предоставить ей «полную государственную самостоятельность».
Далее этот член провода заявил, что на следующий день все мы немецкой разведкой будем переправлены через государственную границу на советскую территорию с конкретными заданиями подрывного порядка, но что каждому из нас в отдельности он даст поручение по линии закордонной оуновской работы и явки к проводникам соответствующих оуновских организаций, действующих в западных областях УССР.
Тогда же всем нам он раздал по одной брошюре «Постановления 2-го чрезвычайного большого собрания ОУН» и, что удивительнее всего (так как это было за девять дней до возникновения войны и за две недели до взятия немцами Львова), — по одному экземпляру пресловутого манифеста организации украинских националистов (обнародованного 30 июня 1941 г. во Львове) о провозглашении «Самостоятельной украинской соборной державы», но без указания даты.
Уже позже, когда раскрылись немецкий обман, вероломство в отношении бандеровцев, последние поняли, что заблаговременное составление этого манифеста, воспринятое ими тогда с чувством горячей благодарности к Гитлеру, как акт его искренной дружбы к украинским националистам и гарантийный документ о предоставлении Украине, после ее оккупации немецкими войсками, «самостоятельности», — являлось очередным политическим трюком гитлеровской клики, рассчитанным на усыпление бдительности оуновцев и эффективное их использование в качестве шпионско-диверсионной агентуры германского командования в тылу Красной Армии в начальной стадии войны.
Впрочем, это не помешало оуновцам ранней весной 1944 г., когда почти вся Волынь и Полесье были освобождены Красной Армией, еще раз в истории своего позорного существования проявить лакейскую услужливость к немцам, живо откликнувшись на их предложение заключить соглашение о совместных боевых действиях против СССР.
Вопрос: По этому вопросу вы будете допрошены позже, а сейчас продолжайте показывать о вашей подготовке к переходу советской границы для подрывной работы в тылу Красной Армии.
Ответ: Раздав нам по одному экземпляру «Постановления 2-го чрезвычайного большого собрания ОУН» и манифеста о «самостийнизации» Украины, член Центрального провода дал нам указание размножить «Постановление» и распространить среди населения западных областей Украины — как только мы очутимся там. Что касается манифеста, то он заявил, что его также нужно будет немедленно размножить там для указанных целей, но приступить к его распространению следует только на второй или третий день войны, когда «доблестная германская армия вторгнется достаточно глубоко на территорию Украины».
Вечером член Центрального провода вновь явился к нам, но уже в сопровождении двух лиц.
Они стали вызывать каждого из нас в отдельности и давать конкретные поручения и явки к оуновским проводникам в областях Западной Украины.
Я лично получил явку к Волынскому областному проводнику ОУН ^ВАСИЛИЮ» (по фамилии ЗАКОШТУЙ, убит в конце 1943 г. советскими партизанами), которого должен был разыскать по связям в районе г. Луцка.
Согласно полученному заданию я должен был совместно с «ВАСИЛИЕМ» разработать план диверсионной работы подполья ОУН в Волынской области (по взрыву и поджогу различных стратегических объектов, по организации крушений поездов, следуемых на фронт и т.д.), приступив к его реализации немедленно с возникновением войны.
Кроме того, как уточнили беседовавшие со мной лица, мне надлежит передать «ВАСИЛИЮ» указание Центрального провода ОУН обеспечить размножение «Постановлений» и манифеста в подпольной типографии областного провода и ему же приступить к их распространению среди населения в сроки, предусмотренные данными мне инструкциями.
По выполнении всей порученной мне работы я должен был остаться в ставке Волынского областного провода ОУН и возглавить одну из референтур — по усмотрению «ВАСИЛИЯ».
Утром 14 июня 1941 г. мы все получили параллельные задания по линии работы немецкой военной разведки, которые нам дали посетивший нас в квартире офицер разведывательного отдела штаба верховного командования германских вооруженных сил в чине майора (фамилии не знаю) и привезший нас в Краков ШТЕЛ Ь.
При этом они нас предупредили, что мы должны сначала выполнить их задания. А потом уже приступить к осуществлению преподанной нам программы действий по линии оуновской работы.
Вопрос: Перечислите всех немецких агентов из числа оуновцев, совместно с вами окончивших разведывательные курсы в г. Бранденбурге.
Ответ: Их всего, как я уже показывал, было 24 чел., но из них сейчас я помню только следующих:
1) ГРИЦЫНА, в то время лет 29-30, уроженец Рава-Русского района Львовской области, имеет среднее образование, окончил учительскую семинарию, кадровый член ОУН, в 1933 или 1934 г. был осужден польскими властями к длительному тюремному заключению, в 1939 г. был выпущен из тюрьмы немцами;
2) ГИРКА, в то время лет 27—28, уроженец Тернопольщины, имеет среднее образование, окончил гимназию;
3) ФИТЬЕ, в то время 22—23 лет, уроженец Дрогобычской области, сын дьяка, имеет законченное среднее образование, позднее - в 1942-1943 гг. служил в немецкой полиции во Львове;
4) КОВАЛЬ, в то время лет 35, уроженец Радзеховского района Львовской области, сын кулака, образование в объеме сельской школы;
5) ИВАНЧУК, в то время около 30 лет, уроженец Львовской области, образование высшее (окончил юридический факультет Львовского университета), по профессии адвокат;
6) САВЧУК Мыкола, 1922 года рождения, уроженец Залещинского района Тернопольской области, из крестьян-середняков, окончил 6 классов сельской школы;
7) ЛИВЫЙ Владимир, 1920 года рождения, уроженец Калушского района Станиславской области, из крестьян, образование незаконченное среднее, в начале 1939 г. польской жандармерией был арестован за националистическую деятельность и заключен в тюрьму, откуда выпущен немцами в первые же дни германо-польской войны;
8) ЩИРБА, в то время лет 24, также галичанин, по профессии служащий.
Остальных лиц, окончивших со мной курсы разведчиков в г. Бранденбурге, я успел позабыть.
Имена и другие объективные данные перечисленных выше немецких агентов (за исключением САВЧУКА и ЛИВОГО, о которых я эти данные сообщил) мне не известны.
ВОПРОС: Сообщите их клички по линии ОУН и немецкой разведки.
ОТВЕТ: Оуновских кличек их я не помню, а на разведывательных курсах в г. Бранденбурге им были присвоены такие клички:
ГИРКА - ІІІ-НОРД
ГРИЦЫНА - ІІІ-ЗЮД
ЩИРБА — ІІІ-ОСТ
ФИТЬЕ - ІV-ЗЮД
КОВАЛЬ - ІV-ОСТ
Какие клички немцы дали САВЧУКУ, ИВАНЧУКУ и ЛИВОМУ - я не знаю.
Вопрос: Какие клички имели вы лично?
Ответ: Моя оуновская кличка тогда была «ГРИМ», а немецкая разведка мне присвоила кличку ІV-НОРД.
Вопрос: Конкретизируйте полученные вами и остальными окончившими с вами разведывательные курсы немецкими агентами задания по подрывной работе в тылу Красной Армии.
Ответ: Вся наша группа в числе 25 чел. в Кракове была разбита на семь или восемь частей и каждая из вновь образованных мелких групп получила самостоятельные задания. В одну из групп, которую по указанию немцев, возглавил КОВАЛЬ, вошли, кроме него, ФИТЬЕ и я.
Другая группа состояла из ГИРКА, ГРИЦЫНА и ЩИРБА. Руководителем ее был назначен ГИРКА. Состава остальных групп я не помню.
Суть поставленной перед нашей группой немцами задачи состояла в следующем: получив непосредственно на месте переправы на советскую сторону взрывчатый материал мы, по переходе границы, должны пробираться пешком проселочными дорогами к Львову. Достигнув Львова, сесть там в поезд и отправиться в г. Сарны, где находиться до возникновения военных действий между Германией и СССР, которые, как нам заявили указанные выше майор и ШТЕЛЬ, не заставят себя долго ждать. В первый же день войны мы должны, с наступлением темноты, взорвать железнодорожные стрелки и пути Сарненского узла, после чего, дождавшись прихода немецких войск, явиться в штаб ближайшего соединения или части, представиться офицеру 1Ц (разведки) и подробно проинформировать его об осуществленных диверсионных актах.
Последний обязан личным посещением и осмотром мест разрушения проверить правильность нашей информации, составив акт с нашим участием о результатах осмотра, и выдать нам денежную награду. Лишь после этого мы можем считать себя свободными от дальнейшего выполнения обязанностей агентов-подрывников и действовать согласно указаниям, полученным нами от Центрального провода ОУН.
Если выполнение этих указаний будет связано с переходом линии фронта, то мы должны попросить офицера 1 Ц оказать нам содействие в этом.
Аналогичные задания от немецкой разведки получила диверсионная группа, возглавлявшаяся ГИРКА, которая должна была действовать на ст. Здолбунов.
Вопрос: Какие задания шпионского порядка получили ваша и остальные диверсионные группы?
Ответ: Как наша, а равно и, насколько мне известно, все остальные диверсионные группы заданий по шпионской работе никаких не получали.
Вопрос: Как немцы обусловили зафронтовую связь с вашей и остальными диверсионными группами?
Ответ: Связь эту с группой КОВАЛЯ они не обуславливали. Почти безошибочно могу то же самое сказать в отношении всех остальных диверсионных групп.
Дело в том, что, как мы поняли из инструктивной беседы, которую с нами вели в Кракове офицеры разведки, германское командование, уверенное перед войной в том, что гитлеровским войскам удастся очень быстро — в течение десяти-пятнадцати дней - оккупировать всю Украину, считало совершенно излишним обуславливать связь со своей агентурой, забрасываемой в шпионско-диверсионных целях в ее ближайшие тылы.
Вопрос: Что, практически, проделали в разрезе полученных от немцев заданий ваша и остальные диверсионные группы?
Ответ: Я могу только сказать о двух диверсионных группах — КОВАЛЯ и ГИРКА, так как ни с кем из участников остальных диверсионных групп, за исключением ИВАНЧУКА, в дальнейшем мне не приходилось встречаться. Последнего же, которого я видел в конце 1941 г. в оккупированном Ровно, я не спрашивал об этом и он мне ничего по этому поводу не сказал. Диверсионные же группы КОВАЛЯ и ГИРКА постигла полная неудача.
Дело обстояло так. 14 июня 1941 г. примерно в 1 час дня майор разведки, о котором я уже упоминал, отобрал из окончивших разведывательные курсы лиц
12 чел., среди которых оказался и я, и повез нас в автобусе на венгерскую границу. Остальные 13 диверсантов должны были следовать на другой машине и по другому маршруту.
Поздно вечером того же дня мы прибыли на пограничную заставу, где расположились на ночлег. Наутро нас усадили в четыре легковых автомобиля и повезли в г. Ужгород; майор сам ехал в штабной машине. В Ужгороде была короткая стоянка, после которой мы поехали в г. Мукачев, куда прибыли через несколько часов и расквартировались в помещении немецкой начальной школы.
16 июня 1941 г. с наступлением темноты майор повез на двух машинах к советской границе участников диверсионных групп, возглавлявшихся КОВАЛЕМ и ГИРКА, всего 6 чел., остальные 6 диверсантов, составлявшие также две группы, должны были следовать вскоре после нас, но в сопровождении другого офицера и на другой переправочный пункт.
Ехали мы в северо-восточном направлении, вдоль железной дороги, идущей из Мукачева в Стрый. Проехав с.с. Свалява и Волове, мы часа через два достигли границы, которая проходила через лесистую местность.
Тут же майор и его шофер слезли с машины, сказав нам, чтобы мы их ждали, а сами зашли в помещение пограничной заставы. Вскоре они вышли оттуда и принесли нам по два портативных герметически закрытых ящика с взрывчатым веществом (ящик этот, весящий 1 кг, по-немецки называется «шпренгбюксе»), бикфордовы шнуры к ним, по одному пистолету «Ческа Зброевка» калибра 9 мм, по 100 штук боепатронов, по одному компасу на каждую группу и по 600 руб. советских денег.
Вопрос: Какими документами немецкая разведка снабдила вас и остальных диверсантов?
Ответ: Всех нас непосредственно перед нашим выездом из Кракова ШТЕЛЬ сфотографировал и выдал нам фиктивные советские паспорта, вклеив туда наши фотокарточки. Лично я получил паспорт на имя ГРИЦОВКА Григория Николаевича, 1914 года рождения, уроженца какого-то села (названия не помню),
Скольского района Дрогобычской области, по профессии хлебороба. В моем «паспорте» было указано, что он выдан в 1940 г. Скольской районной милицией и стояло несколько оттисков явно поддельной печати, так что потом, когда я очутился с ним на советской территории, мне пришлось просто выбросить его.
Какие фамилии были проставлены в «паспортах» моих спутников — мне неизвестно.
Вопрос: Как была осуществлена выброска за кордон диверсионных групп КОВАЛЯ и ГИРКА?
Ответ: Выдав нам взрывчатый материал, оружие, компасы и деньги, прибывший с нами из Кракова майор повел нас пешком в сопровождении двух младших офицеров венгерской пограничной охраны в северо-западном направлении. Вскоре мы пришли в густую лесную чащу, которая находилась примерно на расстоянии 1—1,5 км от заставы и там нас встретил пограничный пикет в составе трех солдат, который, по всем признакам, был предупрежден о нашем прибытии. Один из пришедших с нами младших офицеров что-то шепнул солдатам и они нас одного за другим переправили через кордон. Шли мы почти всю ночь по территории Славского района Дрогобычской области на северо-восток в направлении г. Стрый, а под утро расположились в лесу.
Таким образом, находясь ночью в пути, а днем отдыхая где-нибудь вдали от людских взоров, мы на шестой день достигли района с. Труханов Скольского района. Там нас застало возникновение войны между Германией и СССР, о чем мы сразу догадались по тому, что с самого утра 22 июня 1941 г. с венгерской стороны над нами пролетали в северном и северо-восточном направлении группы тяжело груженных немецких бомбардировщиков, которые тем же рейсом на больших скоростях возвращались обратно.
В том же районе по неосторожности одного из участников нашей группы, вышедшего из леса на дорогу понаблюдать за летящими самолетами, мы были замечены колонной советских войск, следовавшей на фронт, и обстреляны. Мы побросали весь свой груз и разбежались в разные стороны".
С большим трудом спустя несколько часов четверым из нас, а именно: КОВАЛЮ, ФИТЬЕ, ГРИЦЫНА и мне удалось разыскать друг друга и вновь соединиться. ГИРКА и ЩИРБА мы так и не нашли. Таким образом, из диверсионной группы ГИРКА, маршрут которой лежал также через Львов, остался только один участник — ГРИЦЫНА.
Оказалось, что КОВАЛЬ, ФИТЬЕ и ГРИЦЫНА с перепугу побросали на бегу не только свои ящики с взрывчатым веществом, но даже пистолеты и паспорта (свой паспорт я предусмотрительно уничтожил ранее). Только у одного меня оставался пистолет.
Искать брошенные в лесу ящики с взрывчатым материалом отняло бы много времени и вообще было бы бессмысленно, так как лес был большой, и никто из нас не помнил, в каком месте их бросил. К тому же на нас подавляюще подействовал обстрел, которому наша группа подверглась со стороны красноармейцев. Учитывая, что в довершение всего ни у кого из нас не осталось документов, и мы каждую минуту рискуем быть задержаны и разоблачены, мы примирились с той мыслью, что задания немцев нам так и не удастся выполнить. Поэтому мы приняли решение с наступлением темноты зайти в с. Труханов, попытаться связаться с местной оуновской организацией и просить ее укрыть нас в селе до прихода немецко-венгерских войск.
Нам это удалось. В первой же хате, куда мы попросились на ночлег, мы в очень осторожной беседе с хозяевами, быстро расположив их к себе, выяснили фамилию станичного коменданта ОУН (я ее уже забыл, звали его Михайло). Наутро мы связались с Михайло и до занятия с. Труханов оккупантами, которое произошло 2 июля 1941 г., он нас скрывал у себя дома.
4 июля 1941 г. мы отправились пешком во Львов с тем, чтобы, прежде чем идти по полученным нами в Кракове явкам, побывать в Центральном проводе ОУН, который, как нам сообщил Михайло, уже находится во главе со Степаном БАНДЕРОЙ во Львове.
По дороге в с. Сыновидзько Выжня Скольского района мы нагнали ГИРКА и ЩИРБА, которые также шли во Львов. До г. Стрый мы шли пешком, там сели в поводу, на которой доехали до м. Николаев на Днестре, а оттуда добрались до Львова на попутной машине. Это было 7 июля 1941 г.
Еще в дороге мы советовались между собой, стоит ли нам представляться офицеру 1 Ц какого-либо немецкого соединения или части и информировать его о том, что мы не выполнили и по какой причине полученного в Кракове задания от германской разведки, но потом решили, что благоразумнее будет не делать этого, так как нас могут наказать за трусость, и мы этого не сделали.
Во Львове мы разыскали Центральный провод ОУН, который помещался в доме № 20 по Русской улице, и в этот же день были приняты «Максимом Рубаном» (Лебидь Михайло), являвшийся в то время референтом СБ указанного провода и ответственным за подготовку кадров шпионов и диверсантов для германского командования из числа членов организации.
Мы подробно проинформировали «Максима Рубана» о заданиях, полученных от немцев, о постигшей нас неудаче, а также о явках, которые нам дал в Кракове представитель Центрального провода ОУН, и просили его указаний.
Он нам сказал, что нам необходимо немедленно ехать в назначенные места, активно включаться в работу своих организаций и тесно сотрудничать с немецкими властями. На том мы и ушли.
Из Львова все мы разъехались по разным местам, ГИРКА и ЩИРБА поехали на Тарнополыцину, куда они имели явки, КОВАЛЬ — в Радзеховский район Львовской области, ГРИЦЫНА — в Рава-Русский район Львовской области, а я поехал в Волынскую область для установления связи с «ВАСИЛИЕМ». Что касается ФИТЬЕ, то он остался зачем-то во Львове.
Вопрос: Что вам известно о местонахождении перечисленных лиц, а также ранее названных вами САВЧУКА, ЛИВОГО и ИВАНЧУКА в настоящее время?
Ответ: Таких сведений я сообщить не могу. Знаю только, что ЩИРБА в 1942 г. был арестован гестапо в Киеве и убит. Об этом я сам читал официальное сообщение Центрального провода ОУН в одном из оуновских периодических изданий (в каком именно - не помню). ИВАНЧУКА, как я уже показывал, я видел в ноябре 1941 г. в Ровно, куда он приезжал из Львова с какими-то поручениями от организации. Что конкретно он делал тогда в организации — ИВАНЧУК не сказал. После этого встречаться с ним мне не приходилось. 22 декабря 1941 г. в Луцке я случайно в столовой встретил Л ИВОГО; он мне сообщил, что выполняет обязанности курьера Центрального провода ОУН и часто бывает в Киеве.
Протокол записан с моих слов правильно, мною лично прочитан, в чем и расписываюсь.
Стельмащук
(Допрос прерван в 23 час. 30 мин.)
Допросили:
Заместитель народного комиссара внутренних дел УССР
генерал-лейтенант
Т. Строкач
Зам. начальника След[ственного] отдела Управления НКВД УССР по ББ
капитан госбезопасности
Арутюнов
________________________
I Слова «по фамилии ФЕДАК» подчеркнуты черным карандашом, на полях черным карандашом помета: [...]ршляев! Это родственник или однофамилец известного Вам агента «82-го», по делу «Разлом».