Письмо советника Полномочного Представительства СССР в США Народному Комиссару Иностранных Дел СССР М. М. Литвинову. 14 декабря 1937 г.

14 декабря 1937 г.

Многоуважаемый Максим Максимович,

1. Недавно я присутствовал на двух банкетах, на которых Рузвельт произнес не подлежавшие опубликованию (и действительно не проникшие в печать) речи, интересные тем, что он — впервые со времени своей повисшей в воздухе чикагской речи — выступил с внешнеполитическими заявлениями, идущими по той же линии. 13 ноября он выступил на годичном банкете членов национального пресс-клуба (в котором я состою) и, воспользовавшись присутствием Сесиля[1], ясно обращаясь через него к англичанам, стремился дать понять, что остается на позициях своей речи в Чикаго. Он долго говорил о нерушимости англо-американской дружбы, как оси мира, и привел, в частности, следующий несколько двусмысленный эпизод (цитирую по своей записи на память):

«Между нами бывали конфликты, но все дело в том, чтобы понимать их второстепенность по сравнению с общностью важнейших интересов. В 90-х годах мой старший брат был первым секретарем американского посольства в Лондоне, По тогдашним нравам (штаты были не столь роскошные, как сейчас) он же был шифровальщиком. Ему пришлось расшифровать историческую депешу президента Кливленда по венесуэльскому вопросу, фактически означавшую угрозу объявления нами войны Англии. Когда он дал дешифрант американскому послу, последний спросил, когда уходит ближайший поезд в Шотландию, и уклонился от выполнения поручения своего правительства. Моему брату пришлось пойти к отцу присутствующего здесь лорда Сесиля, тогдашнему секретарю по иностранным делам лорду Солсбери, но вместо того, чтобы истолковать эту депешу в духе данных в ней инструкции, он сказал ему: «Вы прочтете эту ноту и поймете ее как объявление войны. Вы прочтете ее вторично и поймете ее так же. Читайте ее столько раз, чтобы понять, что это не входит в намерения моего правительства и что между США и Англией войны быть не может...[2]»

Двусмысленным этот эпизод я называю потому, что, как справедливо замечали затем некоторые из присутствовавших, нравы американской дипломатии остались поныне теми же, что были в 90-х годах: послы, каждый по-своему толкуют линию внешней политики своего правительства и указания последнего в соответствии, со своими личными симпатиями и антипатиями, а еще чаще в связи со своими личными интересами и считают возможным не выполнять или искажать даваемые ему поручения.

Однако более интересной была та часть речи, в которой Рузвельт апеллировал к «международному сознанию» присутствовавших журналистов. Цитирую по памяти:

«Современная цивилизация не может примириться с состоянием беззакония в международных отношениях. Нет оснований капитулировать перед этим беззаконием. Страны, выступающие против него, находятся в подавляющем большинстве. Достаточно объединить усилия таких стран, как Соединенные Штаты, Англия, Франция, Чехословацкая республика и другие великие государства, заинтересованные в мире, чтобы покончить с беззаконием. Я твердо рассчитываю, что общая угроза будет встречена общими усилиями. Я надеюсь, что, когда я выступлю на вашем банкете в будущем году, я смогу доложить вам об этих совместных усилиях как о совершившемся факте. Вам, возможно, ряд внутренних вопросов представляются гораздо более важными, но я хотел бы, чтобы вы все нашли в вашем мозгу одну ячейку, в которой вы всегда хранили бы заботу о мире, и чтобы было понято, насколько внутренние вопросы будут выглядеть иначе, если изменится международная обстановка. Всегда помните о мире, не пренебрегайте миром...»

На состоявшемся 11 декабря традиционном банкете «Гридайрон клуба» (где, как обычно, администрация была подвергнута всяческому издевательству в остроумных, но глубоко реакционных скетчах, песнях к пр.) Рузвельт заявил в своей речи примерно следующее:

«Сознаюсь, что ненавижу три категории людей: во-первых, тех, кто смеется над стремлением поднять жизненный уровень населения; во-вторых, тех, кто смеется над правительством, не предлагая никакой альтернативной программы; в-третьих, тех, кто смеется над делом мира и выдумывает всякие жупелы, чтобы отпугивать людей, ищущих правильные пути обеспечения мира».

О Чехословакии в данном контексте Рузвельт заговорил впервые, что было всеми замечено. Несколько изменив своему обычаю, Рузвельт, нападая на Гитлера и Муссолини, называя их по имени и всячески над ними издеваясь, оставил нас в покое (обычно он не считает возможным критиковать фашизм, не делая тут же выпада против «коммунистической диктатуры»). Но столь же характерно, как для него, так и для настроения администрации и прессы, что он не решился назвать нас по имени, перечисляя факторы мира, хотя всеми было понято, что имел нас в виду.

2. Председатель Форин полиси ассошиэйшн[3] Бюэлл, беседовавший с Рузвельтом во второй половине октября (что мною было проверено), рассказывал мне, что он задал Рузвельту вопрос о реальности сообщений о наличии схемы и практических переговоров с англичанами о совместном кольце морской блокады Японии по линии Алеутские острова — Гавайи — Филиппины — Гонконг. Рузвельт якобы шутливо ответил, что это «не вторая, а двести двадцать вторая страница книги, которая будет написана». По сведениям Бюэлла, американцы в конце сентября запрашивали англичан, могут ли они в случае усиления американского флота в китайских водах послать туда шесть линкоров, и получили от англичан отрицательный ответ со ссылкой на положение в Средиземном море. Разговоры якобы происходили непосредственно между британским адмиралтейством и американским морским департаментом. Почти то же самое говорил мне китайский посол Ван (у которого, кстати говоря, было в недавнем прошлом много преувеличенных иллюзий об американской политике в Китае) с той разницей, что, по его сведениям, речь шла не о 6 линкорах, а о 60 единицах (одно не противоречит другому, так как, по наведенной справке, эскадра, включающая 6 линкоров, составляет вместе со всеми вспомогательными и мелкими судами около 50—60 единиц). На основании разговора с Рузвельтом у Бюэлла составилось впечатление (тем временем опровергнутое ходом событий), что Рузвельт собирается вносить на чрезвычайную сессию конгресса изменение акта нейтралитета в сторону предоставления ему широких полномочий прекращать вывоз сырья в воюющие страны даже в порядке «кэш энд кэри»[4]. Не исключено, впрочем, что, созывая сессию, Рузвельт имел в виду продемонстрировать англичанам, что законодательный аппарат находится в неурочное время в распоряжении президента и, в случае конкретной договоренности с англичанами, последний может провести изменения к закону о нейтралитете.

3. Генеральный секретарь американского института тихоокеанских отношений проф. Картер (вынесший, кстати говоря, наилучшие впечатления из своей недавней поездки по Союзу и уже выступавший в дружественном нам духе) излагал мне на основании своей информации следующую версию происхождения чикагской речи: последняя явилась шахматным ходом Рузвельта в итоге переговоров государственного департамента с англичанами — в ответ на американский зондаж о возможных антияпонских мерах англичане якобы сослались на невозможность предпринять что-либо конкретное, пока США находятся во власти изоляционизма и связаны законодательством о нейтралитете. Рузвельт выступил с двойной целью — снять ответственность с США за пассивность по отношению к японцам и лишить в будущем англичан повода оправдывать свое попустительство японской агрессии ссылками на американцев, а во-вторых, начать «воспитывать» американское общественное мнение в духе принципов коллективной безопасности и разоблачить тщетность изоляционистских иллюзий. Картер (как и другие) передает, что текст речи был составлен государственным департаментом, но усилен Рузвельтом, приготовившим госдепартаменту сюрприз своей фразой о «карантине для агрессоров». О Нормане Дэвисе Картер правильно говорит как о неисправимом англофиле, человеке с ограниченными международными познаниями, весьма консервативном в вопросах внутренней политики, типичном «корпорейшн лойер»[5], но рекомендует не недооценивать его тесной личной дружбы с Хэллом.

4. Корреспондент Гаваса Бобе передавал мне, что решению французов о закрытии индокитайской границы для транспортов оружия в Юньнань предшествовала прямая японская угроза бомбардировать пролегающую по китайской территории часть железной дороги с предварительной оккупацией о. Хайнань для создания там авиабазы. Французы якобы зондировали госдепартамент по вопросу о заинтересованности американцев в сохранении данного пути доставки американской амуниции в Китай и о возможности рассчитывать на американскую помощь в случае военных событий на границе. Получив со ссылкой на английскую позицию отрицательный ответ от американцев, французы приняли свое решение (имеющее силу в отношении оружия, закупленного до 15 октября).

5. Изложенное выше, конечно, отчасти древняя история, отчасти музыка будущего (заявления Рузвельта). Разрешите изложить некоторые свежие впечатления о нынешних настроениях, почерпнутые не столько из вашингтонских и нью-йоркских разговоров, сколько из весьма интересной поездки в Миссури и Колорадо, откуда я на днях вернулся (ездил по приглашению Денверского университета, выступал с докладами о нашей внешней политике в трех университетах, двух видных клубах, видел ряд влиятельных общественных деятелей, банкиров, интеллигентов разных мастей и т. д. в Денвере, Боулдере, Сент-Луисе, Колорадо-Спрингсе и пр.). Очень богатые и противоречивые впечатления я мог бы резюмировать следующим образом.

Страх перед новым кризисом доминирует над всеми остальными интересами и охватывает все круги. Уверенности в том, что резкое снижение конъюнктуры неизбежно означает начало нового экономического цикла, нет, многие рассчитывают, что после нескольких месяцев дальнейшего снижения наступит новое оживление (возможно, предкризисное), но пока что все показатели падают, а безработица увеличивается (по неофициальным данным министерства труда, о которых говорил мне заведующий отделом статистики труда д-р Любин, с которым, по его словам, Вы встретились в Женеве, с 15 сентября по 1 декабря безработица увеличилась почти на один миллион человек). «Заминка» в конъюнктуре самым отрицательным образом отражается на популярности Рузвельта среди фермеров, для которых пока что Рузвельт был синонимом повышательной конъюнктуры, а также среди тех средних и мелких промышленников, которые не прочь были поддерживать Рузвельта, надеются сейчас получить от него налоговые облегчения, но все более сплачиваются с реакционными крупнокапиталистическими элементами по основному вопросу — по вопросу о «потворствовании» Рузвельта организации рабочих в профсоюзы, «сидячим забастовкам», т. е. по вопросу о необходимости приостановить разворачивание кризиса путем похода на жизненный стандарт рабочего класса. Этот вопрос более чем когда-либо в центре всей американской жизни. Кроме Рузвельта только Джон Люис, лидер производственных профсоюзов, объединяет вокруг себя столько же ненависти и симпатий. Ненависть к Рузвельту в правых кругах неописуема. Организационно не охваченных в единое русло фашистских и полуфашистских настроений в этих кругах заметно все больше. Популярность Рузвельта в рабочих кругах пока не поколеблена. Однако коррупция и реакционность местного аппарата правящей демократической партии приносит Рузвельту много вреда и ловко демагогически используется республиканской и прочей фашиствующей оппозицией.

Ухудшение экономической конъюнктуры, безусловно, несколько вытеснило интерес к международным делам, достигший апогея к моменту чикагской речи Рузвельта. Провал Брюсселя, военные успехи японцев, оживление деятельности изоляционистов в конгрессе действуют в том же направлении. Однако на основании ряда наблюдений прихожу к твердому выводу, что даже, в таких традиционно изоляционистских штатах, как посещенные мною, уже нельзя найти примитивного провинциального изоляционизма прежнего типа. Японская агрессия всколыхнула общественность гораздо больше, чем интервенции в Испании. Потенциальные антияпонские настроения чувствуются везде. Без всякой организации, при полном равнодушии прессы к вопросу о бойкоте японских товаров этот бойкот развивается стихийно и повсеместно (я был тому личным свидетелем в магазинах). В характерном среднезападном штате Миссури, в Колорадо и пр. я не встретил таких настроений, которые оправдывали бы ультраизоляционистскую, фактически прояпонскую линию клики лжепацифистов типа сенатора Ная.

Настроение можно лучше всего определить, сказав, что все слои населения находятся в состоянии действительного беспокойства и брожения, разуверились в возможности оградить США от внешних событий законодательным путем, надеются, что Япония сама обессилит себя внедрением в Китай, что СССР воспользуется обстановкой для удара по Японии (это настроение можно назвать почти всенародным, очень определенно выраженным), глубоко не доверяют Англии и возлагают на нее ответственность за ход событий. От этих настроений до осознания принципов коллективной безопасности как метода сохранения мира — дистанции громадного размера; говорить о том, что страна разделяет положения чикагской речи, пока не приходится; однако после весьма многообразных личных контактов мне стадо яснее, почему Рузвельт считал, что уже не встретит прежней сплоченной оппозиции, если выступит так, как он это сделал в Чикаго. Инциденты типа потопления американской канонерской лодки близ Нанкина усиливают активные антияпонские настроения в гораздо большей степени, чем — одновременно — настроения изоляционистские. Субъективно антияпонскую позицию занимают некоторые крайне реакционные круги, которые не прочь дать Японии мандат на наведение порядка в Китае, объективно японцам помогают изоляционисты-пацифисты (среди которых, возможно, немало и платных агентов). Мне, однако, не пришлось встретиться в среде интеллигенции с настроениями, характеризующими линию вроде [линии] журнала «Нью рипаблик», по-прежнему требующего немедленного введения в действие акта о нейтралитете независимо от последствий для Китая.

Симпатии и тяга к нам в либеральных интеллигентских кругах велики. Оглашение фактов нашего строительства, разоблачение всякого рода клеветы, подчеркивание нашей силы встречаются с подлинным сочувствием, Для подобной работы по нейтрализации эффекта враждебной нам информации и пропаганды в прессе — непочатый край и большие возможности. Разъяснение нашей внешней политики, нашего горького опыта с некоторыми «старыми демократиями» и нашего законного недоверия к ним действует отрезвляюще на тех, кто искренне надеется, что силами одного Советского Союза японская агрессия будет приостановлена, но этот холодный душ полезен, так как заставляет людей задумываться над внешней политикой своей страны.

Общий вывод: события, последовавшие за чикагской речью, привели к рецидиву изоляционистской пропаганды; экономический упадок вытесняет несколько интерес к международным делам; общественное мнение, однако, не вернулось в исходное положение, вера в фетиши изоляционистских законов подорвана, широкие антияпонские настроения налицо, отождествлять настроения в стране с выступлениями изоляционистов нельзя.

6. Испанский посол де лос Риос ознакомил меня с текстом ноты, которую он вручил Хэллу 22 ноября. Нота эта является первым официальным протестом испанского правительства против принятия конгрессом 7 января с. г. акта об эмбарго на вывоз оружия в Испанию. Посол аргументирует столь поздний протест тем, что: а) с момента принятия акта Хэлл сформулировал свои июльские тезисы об основах международных отношений, противоречащие акту; б) Рузвельт выступил с речью в Чикаго против агрессоров, — речью, несовместимой с сохранением этого эмбарго; в) правительство США, справедливо опасаясь ущерба для Китая — жертвы агрессии — в случае применения акта о нейтралитете и эмбарго, не ввело в силу закон на Дальнем Востоке; г) испано-американский договор 1902 г. о дружбе предусматривает ничем не ограниченную свободу торговли и судоходства между обеими странами. В ответ на эту ноту (кстати говоря, составленную неудачно, так как содержит слишком много комментариев к чисто внутриамериканским делам) помощник госсекретаря Хью Вильсон 10-го сего месяца вызвал посла и сообщил ему, что «хотя правительство США целиком симпатизирует усилиям республиканского правительства восстановить порядок в стране» (первое заявление подобного рода), однако не может отменить акта и заготовило материал, доказующий совместимость последнего с испано-американским договором. Де лос Риос заявил, что не интересуется юридической аргументацией, а просит дать ему политическое истолкование совместимости эмбарго с принципами, публично провозглашенными Рузвельтом и Хэллом. Вильсон сослался на «особенность» положения в Испании, в отношении которой США лишь следуют примеру европейских стран. В ответ на это посол указал, что Испания поныне вольна закупать оружие и во Франции, и в Чехословакии, и в других странах, что, далее, «французская граница иногда по ночам открывается» (?) и что ни одна демократическая страна не применяет столь жесткой линии к Испании — жертве агрессии, как клеймящие агрессоров США. Разговор, конечно, ни к чему не привел, Вильсон обещал снова снестись с президентом.

Де лос Риос законно гордится тем, что уже год назад предупреждал несколько раз и Рузвельта, и Хэлла, что попустительство фашистской агрессии в Испании нанесет ущерб жизненным интересам США в Южной Америке и в Мексике, где оживятся местные и внешние фашистские влияния. События в Бразилии, угроза фашистского переворота в Мексике действительно подтвердили правильность прогноза. По сведениям де лос Риоса, в данный момент итальянские и германские посланники в Чили, Перу, Уругвае и ряде мелких центральноамериканских республик добиваются их присоединения к римскому пакту. По его же сведениям, около месяца тому назад диктатор Кубы Батиста подготовлял пронунциаменто того же типа, как и Варгас в Бразилии, с целью полной ликвидации остатков парламентаризма и провозглашения себя президентом (формально Батиста военный министр), однако в последний момент по требованию американского посланника Батиста, уже приготовивший военные силы для переворота, заготовивший манифест и т. д., отказался от своего намерения.

Советник Полпредства СССР в США

К. Уманский