Письмо Полномочного Представителя СССР в Германии Народному Комиссару Иностранных Дел СССР М. М. Литвинову. 27 апреля 1937 г.

27 апреля 1937 г.

Дорогой Максим Максимович,

1. Еще не так давно можно было констатировать ряд моментов, как будто свидетельствующих об ухудшении международного положения Германии. К числу таких моментов могли быть отнесены новые демонстрации англо-французского сближения (поездка Даладье), конфликт с Польшей по вопросу о меньшинствах, некоторые германские неудачи в Скандинавии, происшедшая в начале апреля реорганизация австрийского правительства, признаки известных изменений в политике Венгрии, успехи республиканских войск в Испании. Однако последние дни принесли факты, несомненно благоприятные для Германии. К этим фактам могут быть отнесены в первую очередь результаты свидания Муссолини и Шушнига в Венеции и исход переговоров о Бельгии. Наряду с итало-югославским договором эти события говорят о значительном дальнейшем ослаблении системы французских союзов и об ослаблении фронта коллективной безопасности.

2. Относительно результатов свидания в Венеции в первый момент распространились довольно далеко идущие версии, основанием для которых послужила статья Гайды в «Джорнале д'Италиа». Однако вторая статья Гайды создала некоторое равновесие между оптимистическими и пессимистическими оценками значения встречи Муссолини с Шушнигом. Предположения, будто бы под влиянием Муссолини Шушниг резко изменит свой внутриполитический курс, оказались неоправданными. Однако тем не менее результаты встречи в Венеции являются благоприятными с точки зрения Берлина.

Хотя не приходится ожидать каких-либо непосредственных последствий переговоров в Венеции для внутренней политики Австрии и хотя официальное коммюнике не содержит прямой ссылки на ось Рим — Берлин, тем не менее на основании всех имеющихся сведений и оценок можно констатировать, что встреча Муссолини с Шушнигом привела к известному подчинению системы римских протоколов[1] политике, выраженной в оси Рим — Берлин. Австрия должна считаться с тем, что на данном этапе Италия не только не поддерживает, как прежде, идеи реставрации, но и не препятствует дальнейшему австро-германскому сближению. Австро-итальянские отношения оказываются в зависимости от сотрудничества между Италией и Германией.

Вместе с тем встреча в Венеции показала, что Муссолини из соображений, которые в данной связи трудно проанализировать, продолжает расчищать путь Германии в Центральной Европе. Наиболее ощутимо в связи с результатами свидания в Венеции проявилась эта тенденция итальянской политики в применении к Чехословакии. Много данных говорит о том, что Шушниг серьезно отнесся к заигрываниям Годжи и к его дунайским планам. Направляясь в Венецию, Шушниг, несомненно, стремился получить санкцию Италии на более тесный контакт между Веной и Прагой. Он этой санкции не получил. Наоборот, исход свидания в Венеции как бы подчеркивает согласное стремление Рима и Берлина добиваться изоляции Чехословакии. В этом, быть может, заключается наиболее конкретный результат свидания в Венеции.

В этой связи следует еще отметить настойчивые слухи о скором заключении соглашения между Италией и Румынией. Это соглашение вместе с итало-югославским соглашением свело бы к минимуму еще существующие слабые связи малоантантовских стран. Однако эта проблема приобретает более широкое значение в связи с теми надеждами, которые Германия возлагает на тенденции, получившие свое проявление в вопросе о Бельгии.

3. Берлин до самого последнего времени относился с большой настороженностью к переговорам, подготовлявшим освобождение Бельгии от ее обязательств по Локарнскому договору.

Надо иметь в виду, что до поражения Дегреля[2] в Брюсселе Берлин питал большие, конечно еще не оставленные, надежды на переход Бельгии в лагерь германских союзников и полусоюзников. Во всяком случае, Берлин желал бы, чтобы Бельгия объявила о своем полном нейтралитете, т. е. о своем освобождении и от обязательств по ст. 16 Устава Лиги наций. С другой стороны, немцы чрезвычайно опасались, как бы под флагом освобождения Бельгии от ее обязательств по Локарнскому договору не были сформулированы какие-либо иные обязательства, вытекающие из переговоров между генеральными штабами. Результаты переговоров как будто в общем успокоили Берлин и даже его обрадовали. Германская печать приветствует освобождение Бельгии от всяких обязательств в отношении Франции и Англии. Вместе с тем немцы полагают, что Бельгия намерена весьма расплывчато толковать свои обязательства по Уставу Лиги наций и, таким образом, фактически выходит из системы коллективной безопасности.

Если Германия имеет основания выражать свое удовлетворение «достижениями» Бельгии, то с тем большей охотой это обстоятельство подчеркивается с германской стороны уже по чисто тактическим соображениям. Расширительное толкование изменений в позиции Бельгии, зафиксированных во франко-английской ноте[3], укрепляет международное положение Германии и дает новый толчок ее борьбе против других элементов коллективной безопасности. Следует предполагать, что эта борьба пойдет по двум линиям.

Одно направление — это нажим на Румынию, о чем только что упомянуто в связи со свиданием в Венеции. Многие коллеги придают большое значение поездке Бека, напоминая при этом, что Бек побывал в Брюсселе как раз незадолго перед тем, как Бельгия начала свою акцию. Предполагают, что Бек явился и в данном случае посредником или толкачом, побуждающим Румынию ускорить заключение соглашения с Италией, тем более что отпали препятствия, существовавшие до итало-югославского соглашения.

Другая, более существенная линия предположительной новой германской активности связана с вопросом о Чехословакии. Чехословацкий посланник в Берлине считает, что прецедент с Бельгией может вызвать активизацию германской борьбы против франко-советского договора и советско-чехословацкого пакта. Если даже предполагать, что подобная аргументация может служить и оправданием для большей уступчивости Чехословакии в отношении Германии, то тем не менее бесспорно, что оба важнейших международных события последних дней — свидание в Венеции и исход переговоров о Бельгии — так или иначе отрицательно сказываются на положении Чехословакии и ее внешней политике.

Ко всему изложенному надо еще прибавить, что последние события как на Балканах, так и в западной части Европы вновь свидетельствуют о слабости и пассивности французской дипломатии.

4. Для характеристики международного положения Германии в настоящий момент следует также отметить еще не проявившиеся вовне переговоры в связи с поручением, данным Ван-Зееланду. Вполне вероятно, что Ван-Зееланд или его представители сыграют роль посредников между Германией и международными финансовыми кругами. Во всяком случае, шаги, предпринимаемые Ван-Зееландом, значительно облегчают маневры, уже давно начатые Шахтом. Шахт, несомненно, стремится найти выход из тяжелого экономического положения Германии на путях больших международных экономических и финансовых переговоров. Известный успех в таких переговорах Шахт, вероятно, попытался бы использовать для того, чтобы навязать своим противникам в германских правящих кругах намеченные им решения хозяйственных вопросов.

Несомненно, что эта проблема тесно связана с вопросом о дальнейшей экономической политике германского правительства. Трудности в осуществлении так называемого четырехлетнего плана, по-видимому, приближаются к своему критическому моменту. Все чаще приходится слышать о том, что в германской правящей верхушке серьезно обсуждается вопрос о фактическом пересмотре политики, начатой осенью 1936 г., о стимулировании экспорта, о некотором сокращении затрат на вооружение (требование Шахта) и т. п. Не преувеличивая значения этих тенденций, следует все же обратить на них внимание, так как разрешение германских внутрихозяйственных вопросов связано и с ее позицией в международных экономических переговорах.

5. Несомненно, что вокруг основных проблем внутренней и внешней экономической политики в германском правящем лагере развивается острая борьба. Эта борьба получила свое очередное отражение и в советско-германских отношениях. Отказ в поставке «Цейсом» по договору заказанных и изготовленных приборов послужил проявлением агрессивных и авантюристических тенденций в германской экономической политике. Тем больший интерес представляет позиция, занятая Шахтом. В беседе с т. Фридрихсоном[4] он не сделал ни малейшей попытки защищать решение об отказе выполнить договор с нами и встретил сообщение о возможных наших контррепрессиях не только без протеста, но даже с видимым удовлетворением. Исход этого дела еще не известен. Как бы то ни было, оно свидетельствует о неустойчивости и непоследовательности германской экономической политики.

С товарищеским приветом

Я. Суриц