Письмо Заместителя Народного Комиссара Иностранных Дел СССР Полномочному Представителю СССР в Польше Я. X. Давтяну. 28 апреля 1937 г.
28 апреля 1937 г.
Уважаемый товарищ,
1. С этой почтой Вы получите запись беседы т. Литвинова с Гжибовским. По вопросу о консульствах Гжибовский, так же как Янковский в беседе с т. Карским, предложил перенести переговоры в Варшаву. У нас нет оснований спорить с поляками относительно места переговоров. В соответствии с этим Вам следует заявить Беку или Шембеку[1], что Вы ждете польского ответа на предложение, сделанное т. Карским Янковскому.
Я полагаю, что ни в каких новых инструкциях Вы не нуждаетесь, так как по этому вопросу Вы имели совещание в Москве, а кроме того, Вы располагаете записями бесед тт. Литвинова и Карского[2].
2. Экономические вопросы будем обсуждать после приезда т. Титова[3]. Можно, однако, заранее сказать, что польские предложения[4] для нас неприемлемы, и мы не можем согласиться с маневром поляков заставить нас без соответствующих компенсаций предоставить транзит на восток.
3. По сведениям, полученным нами от т. Островского[5], поездка Бека в Бухарест не была столь успешной, как это изображает польская пресса. В частности, в отношении Чехословакии румыны не согласились последовать польской политике и изменить характер нынешних румыно-чехословацких отношений. Не встретила якобы поддержки также линия Бека на изоляцию СССР. Что касается румыно-итальянского сближения, то в этом вопросе румынское правительство вынуждено весьма считаться с позицией Англии. Все эти данные нуждаются в проверке. Просим Вас со своей стороны постараться получить максимально подробные информации. Во всяком случае, визит Бека в Бухарест является продолжением того ярко антисоветского и антифранцузского курса, который особо чувствуется после возвращения Бека из отпуска. Если действительно Беку удалось добиться возобновления контакта генеральных штабов, то это должно быть расценено как определенный успех польской дипломатии.
4. Ввиду того значительного интереса, который представляет для нас внутреннее положение в Польше, ждем по этому вопросу Ваших обстоятельных информаций.
С товарищеским приветом
Потемкин
[1] Заместитель министра иностранных дел Польши.
[2] 16 апреля 1937 г, заведующий I Западным отделом НКИД СССР М. А. Карский поставил в беседе с советником посольства Польши в СССР Янковским вопрос об уравнении числа консульств в обеих странах (Польша имела 5 консульств, Советский Союз — 2). Янковский ответил, что передаст сообщение послу и в МИД Польши, но считает со своей стороны предпочтительным, чтобы переговоры по этому вопросу велись в Варшаве.
22 апреля состоялась беседа народного комиссара иностранных дел СССР с послом Польши в СССР Гжибовским, в которой посол также высказался за перенесение переговоров в Варшаву. Как отражено в записи беседы, М. М. Литвинов ответил: «Мы полагали, что польское посольство, знающее даже лучше Варшавы, где и для каких нужд требуются консульства в Союзе, вполне компетентно заниматься этим вопросом. Если же я ошибаюсь, то я готов, конечно, поручить нашему полпредству в Варшаве продолжить переговоры, которые я считаю начатыми с момента заявления т. Карского».
[3] Торгпред СССР в Польше.
[4] 23 апреля 1937 г. Я. X. Давтян телеграфировал в НКИД и НКВТ СССР: «В результате переговоров с поляками о контингентном соглашении сегодня МИД предложил нам текст обмена нотами, значительно отличающийся от прошлогоднего. В проекте имеется новый пункт следующего содержания: «Настоящее соглашение рассматривается в качестве договора в понимании ст. ХШ п. 3 советско-иранского трактата от 27 августа 1935 года». Таким образам, поляки этим пунктом хотят добиться предоставления им транзита в Иран. Второе нововведение заключается в том, что проект нот предусматривает ратификацию соглашения и обмен грамотами в Москве, причем соглашение входит в силу на тридцатый день после обмена ратификациями. В крайнем случае МИД согласен путем обмена нотами ввести соглашение в силу досрочно (оставив в тексте клаузулу о ратификации). Считаю, что ссылка на иранский договор для нас неприемлема. Кроме того, клаузула о ратификации, несомненно, имеет целью придать соглашению характер торгового договора».
[5] Имеется в виду телеграмма полпреда СССР в Румынии М. С. Островского в НКИД СССР от 26 апреля 1937 г., в которой он анализировал содержание официального коммюнике о визите Бека и отклики румынской прессы.