Икрамов. На путь антисоветских действий я вступил в 1928 году. Правда, еще в сентябре 1918 года я вступил в легальную молодежную организацию националистического типа. К троцкистской оппозиции я примкнул в 1923 году.

В 1928 году я был фактически одним из руководителей контрреволюционной националистической организации, которая по существу являлась национал-фашистской. Эта организация называлась “Милли Истиклял”, что значит “национальная независимость”. Это название само за себя говорит. Какую другую независимость могут люди ожидать при Советской власти, кроме как буржуазную, реставраторскую независимость? В этой организации я принимал участие. Мы боролись за буржуазную независимость. Вчера я говорил относительно непосредственного руководства. Руководство заключалось вот в чем. Мы тогда ни к каким большим конкретным действиям приступить не могли, надо было накоплять силы, подготовить кадры; с этой целью—принимать в вузы таких людей, которые бы в будущем стали нашими верными кадрами, то есть мы набирали молодежь из среды, социально чуждой Советской власти. Подготовляя этих людей, мы рассчитывали через них захватить советский и партийный аппарат, чтобы в нужный момент этими силами можно было сделать переворот. Но непосредственно в то время ставились две эти задачи и больше никаких других задач тогда не было. Из материалов, которые я давал на предварительном следствии как в НКВД, так и в Прокуратуре, наверное видно, что организация в момент, когда она создалась, и через 2—3 года после этого не была такой, какой она есть сейчас, потому что по мере роста и укрепления Советской власти, по мере накопления кадров в этой националистической контрреволюционной организации, прибавлялись в действиях этой организации новые моменты борьбы с Советской властью.

В 1930 году, в связи с убийством Абид Саидова группой молодежи из этой организации, была арестована группа людей, человек 7—8. Я узнал об этом в Кисловодске. Приехав в Москву, я зашел в ОГПУ и узнал причины ареста. Меня информировали Кауль или Каваль, не помню, и Соболев об убийстве и об аресте. После этого я решил, что провал есть уже совершившийся факт, надо защитить оставшихся людей.

Каким образом можно было их защищать? Просто говорить о том, что они невиновны, было бы смешно, таким образом их защитить было нельзя. Поэтому мы стали проводить двурушническую линию, то есть я, Каримов, Рахими выступали в партийной организации с разоблачением этих людей. И таким образом нам удалось сохранить остальные кадры.

Однако этим я не ограничился и в 1932 году (может быть, — год, я не знаю, имеет ли значение) я начал ходатайствовать об освобождении некоторых арестованных людей из этой группы: Рамзи, Качимбека, Назирова и других.

Вышинский. А Бату?

Икрамов. Об этом непосредственном участнике я не ходатайствовал, у меня была некоторая злоба на него за то, что он стал на путь террора тогда, когда этого не нужно было делать, и это был удар по нашей организации. Я считал, что он своими действиями подрубает сучок, на котором мы сидим. Вот как я оценивал его поведение. Мне удалось добиться освобождения Рамзи.

Вышинский. Рамзи участвовал вместе с Бату в этом убийстве?

Икрамов. Нет, он в убийстве не участвовал, потому что его не было в Узбекистане.

Вышинский. А Бату участвовал?

Икрамов. Об этом я уже сказал вчера. Я могу говорить только на основании официальных материалов.

Вышинский. Но Рамзи в это время был разоблачен как член вашей организации?

Икрамов. Я не помню. Качимбек и Назиров были разоблачены.

Вышинский. А Назиров участвовал в убийстве?

Икрамов. Нет.

Вышинский. А кто из них участвовал в убийстве?

Икрамов. Я могу сказать только на основании официальных материалов. Из участников этого убийства помню: Бату, Саидова...

Вышинский. Это Насыр Саидов?

Икрамов. Да, Насыр Саидов. Кажется, участвовал Садыр Кадыров, остальных я не помню.

Вышинский. Все они члены этой организации?

Икрамов. Да.

Вышинский. Которой и вы были членом?

Икрамов. Да.

Вышинский. А вы хлопотали за них по соглашению с другими членами организации?

Икрамов. Я должен сказать, что я уже не спрашивал мнения других по вопросам, касающимся вредительских действий в пользу нашей организации. Вам известно, гражданин Прокурор, и вы сами понимаете, что мое преступление становится еще тяжелее потому, что мне как бывшему секретарю ЦК Узбекистана руководство партии и Советской власти оказывало большое доверие. Я этим воспользовался и действовал самостоятельно.

Вышинский. Вы обсуждали с другими членами вашей организации—с Каримовым, с Ширмухамедовым и другими — вопрос о терроре, о тактике и так далее?

Икрамов. После того, как я увидел, что организация разваливается, я вызвал к себе Каримова, Ширмухамедова и сказал им, что надо собирать силы и решительно действовать. Надо проводить настоящую работу.

Вышинский. А насчет террора?

Икрамов. В связи с этим обсуждали вопрос о терроре и решили, что террор сейчас нам никакой пользы не даст.

Вышинский. Пока не даст?

Икрамов. Никакой пользы не даст. Пока у нас должна быть программа накопления сил в то время, тем более, что Абид Саидов из нашей организации ни одного человека не разоблачил и, наоборот, на суде Икрамова хвалил. И его должны были убить милли-иттидихадисты. Это меня страшно возмутило — поведение в отношении Абид Саидова: мы тогда решили террором не заниматься, накопить силы и из той программы, которую я изложил, не выходить.

Вышинский. Значит, террором не заниматься по тактическим соображениям или по принципиальным?

Икрамов. И принципиально, и тактически. Принцип такой, что отдельными террористическими актами никогда цели не добьемся.

Вышинский. А как же нужно действовать?

Икрамов. Я там прямо говорил. Я здесь нарочно не хотел говорить. Я сказал, что нужно взять большевистскую тактику завоевания масс.

Вышинский. Масс? Хотите завоевать массы. Но массы-то вам завоевать не удалось.

Икрамов. Я очень прошу пожалеть мой русский язык. Я изложу сначала, чтобы потом вопросы задавали, как Шаранговичу.

Вышинский. Я постараюсь вам не мешать в изложении, а, наоборот, только помогать. Меня интересует вот что. Это общий вопрос о терроре — одно дело, а вот насчет того, что Саидов Абид делал, насчет того, применять террор по отношению к местным людям, которые шли против вашей организации, или не применять. Как этот вопрос стоял?

Икрамов. Насчет террора — ни в коем случае нельзя.

Вышинский. В данный момент, вы говорите. В то время вы считали, что это вам пользы не принесет. Значит, по тактическим соображениям?

Икрамов. Нет, и по принципиальным.

Вышинский. Пользы не приносит.

Икрамов. Да, пользы не приносит и только мешает достижению цели.

Вышинский. Какой?

Икрамов. Одного убьем, а Советская власть крепкая, раскроет всех нас.

Вышинский. Ну вот, это и есть тактические соображения.

Икрамов. И принципиальные. Мы хотели народ завоевать.

Вышинский. Принцип у вас был один, чтобы вас не разгромили?

Икрамов. Нет, кроме того, мы хотели массы завоевать.

Вышинский. Это удалось вам?

Икрамов. Я хочу еще рассказать...

Вышинский. Нет, вы ответьте сначала на вопрос: удалось вам завоевать массы?

Икрамов. Нет, не удалось.

Вышинский. И не удастся.

Икрамов. И слава тебе, господи, если не удастся.

Вышинский. Какие же вы хотели принимать меры, чтобы оградить себя от тех честных граждан, кто вас разоблачал. Абид Саидова за что убили?

Икрамов. Абид Саидов был нечестный человек, и я убежден, что он попал бы в тюрьму или убежал. Он был раньше организатор басмачества.

Вышинский. Он бы сидел, по вашему мнению, а вы уже сидите. Так что вы нам не говорите, что он нечестный. За что он был убит?

Икрамов. Я это только по официальным материалам сообщаю.

Вышинский. Как вы знаете по официальным материалам, за что убили Абид Саидова?

Икрамов. За то, что он разоблачил “Милли Истиклял”.

Вышинский. То есть вашу контрреволюционную организацию?

Икрамов. Да.

Вышинский. Значит, поступил как честный гражданин.

Икрамов. Возможно.

Вышинский. Как это “возможно”? Я думаю, что он поступил как честный человек, разоблачил контрреволюционную организацию. Ведь он погиб за это?

Икрамов. Да.

Вышинский. Погиб за Советскую власть?

Икрамов. Да.

Вышинский. Как же вы позволяете себе говорить о том, что он нечестный человек?

Икрамов. Он был одним из организаторов басмачества.

Вышинский. Кто он был — это один вопрос. А вот кем он стал? Он стал вашим разоблачителем.

Икрамов. Нет, не нашим разоблачителем.

Вышинский. Он разоблачил контрреволюционную организацию?

Икрамов. Да.

Вышинский. Но ведь вы тоже были членом контрреволюционной организации?

Икрамов. Да.

Вышинский. Значит, вашим? Вот я спрашиваю вас, вы обсуждали вопрос о том, какими мерами бороться с разоблачением вашей организации? Что вы по этому поводу решили?

Икрамов. Мы этот вопрос обсудили и приняли такое решение:

против таких людей, как людей плохих, устраивать гонения, выгонять с работы, чтобы они не могли нам мешать.

Вышинский. Объявлять их людьми антисоветскими, может быть, националистами, устраивать на них гонения, словом, действовать всякими провокационными способами. Правильно?

Икрамов. Правильно.

Вышинский. Это честно?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Вот я и напоминаю вам насчет того, что вы говорили относительно Абид Саидова, будто он нечестный человек. Вы на самом деле этим маневром хотели спрятать свое настоящее лицо? Это была ваша тактика?

Икрамов. Да, правильно.

Вышинский. И этим путем вы хотели накопить себе кадры?

Икрамов. Правильно.

Вышинский. Продолжайте.

Икрамов. По мере исчисления Советской власти и обострения классовой борьбы перед нами выдвигались новые задачи.

Вышинский. Позвольте еще один вопрос. Может быть я вам немного мешаю, но я задам вам еще один вопрос и больше постараюсь не мешать. У меня такой вопрос: когда вы пришли к этой провокаторской тактике?

Икрамов. В 1931 году.

Вышинский. Вы совещались по этому поводу со своими людьми, собирали их, дали такую директиву?

Икрамов. Да, это было, и эту директиву дал я. По мере обострения классовой борьбы в Узбекистане выдвигались новые вопросы, в частности, вопрос о коллективизации. Зеленский тут говорил относительно своего лозунга “догнать и перегнать”. Это правильно. Такой лозунг был выдвинут. Перефразировав установку Зеленского, я дал такую установку: Узбекистан — хлопковый район, сельскохозяйственный район, поэтому в деле коллективизации мы не должны отставать от передовых районов Советского Союза. В результате этого в ряде районов были массовые выступления против колхозов.

Вышинский. То есть этот лозунг был провокационным?

Икрамов. Да, этот лозунг был провокационным.

Вышинский. Что получилось на практике от этого вашего провокационного лозунга?

Икрамов. Были массовые выступления против коллективизации.

Вышинский. А раньше всего удар по хозяйству дехкан?

Икрамов. Это верно, был удар по дехканам. Был также удар по коллективизации и развал крестьянского хозяйства.

Вышинский. Потом поправилось крестьянское хозяйство?

Икрамов. Да, поправилось.

Вышинский. Этот маневр ваш был разоблачен?

Икрамов. Не дали ему ходу.

Вышинский. Не дали ходу — значит, маневр был разоблачен. Продолжайте.

Икрамов. Чтобы нарушить севооборот, мы дали такую директиву, что все поливные посевные площади должны быть засеяны хлопком. Тем самым скот оставался без корма, и дехканам не давали сеять для себя продовольственных и бахчевых культур. Я имею в виду дыни, арбузы, лук, морковь и другие важные культуры. Все это вызывало со стороны дехканства недовольство.

Вышинский. Как вы использовали это недовольство?

Икрамов. Это недовольство не могло нарастать. Один год мы провели, но на следующий год партия и Советская власть нас по голове ударили и исправили это.

Теперь я хочу сказать относительно блока нашей националистической организации с центром правых. Меня хотели завербовать, хотели сделать соучастником правых еще в 1931 году. Поэтому меня два раза приглашали на дачу к А. П. Смирнову. Это было перед XVI съездом партии и во время XVI съезда партии.

Вышинский. Первый раз кто вас приглашал?

Икрамов. Первый раз приглашал, кажется, Смирнов, я точно сказать не могу. Я поехал к Зеленскому, а он меня повел к Смирнову. Другой раз приглашал Антипов.

Вышинский. Вы сегодня утром сказали, что Зеленский вас приглашал.

Икрамов. Я утвердительно не могу сказать.

Вышинский. Вы знали, где находится дача Смирнова?

Икрамов. Я знаю, что дача находится в Серебряном бору.

Вышинский. Я не спрашиваю теперь, а тогда вам было известно?

Икрамов. Да.

Вышинский. Зеленский знал?

Икрамов. Может быть, и знал.

Вышинский. Кто же из вас кого вез?

Икрамов. Он меня. Я на этом этапе не был завербован и блок не установил. Поэтому я думаю, что мне можно перейти непосредственно к контрреволюционной связи блока с правыми, которая была. Непосредственную контрреволюционную связь с правыми я установил в 1933 году в Ташкенте. Бухарин приехал в Среднюю Азию отдыхать. До тех пор у меня с ним не было никаких дружеских отношений. Он дал телеграмму, что едет отдыхать. Он приехал ко мне и дней 7 или 8 жил у меня на квартире. Мы вместе ездили на охоту, на дачу, всегда вместе были. В это время у нас установились связи—организационно-политическая связь с правой контрреволюционной организацией и правым центром. Бухарин сначала завел разговор о коллективизации, о колхозах, что это неправильная линия. Повторил старый, общеизвестный, бухаринский тезис о военно-феодальной эксплуатации крестьянства.

Вышинский. В 1933 году?

Икрамов. Да. Сравнивал колхозы с барщиной. Затем дальше, — вопрос относительно индустриализации, он все время нажимал на это дело.

Вышинский. В каком смысле нажимал на это дело?

Икрамов. Я не хотел говорить, поскольку известна бухаринская концепция. Дальше Бухарин говорил, что партия и Советская власть

ведут неправильную линию, что индустриализация не нужна, что индустриализация ведет к гибели.

Вышинский. Индустриализация ведет к гибели?

Икрамов. Да.

Наряду с этим он сказал, что не верит в тезис Ленина, что отсталые колониальные страны при поддержке передового пролетариата могут прийти к социализму, минуя стадию капитализма. Бухарин считал, что в таких республиках, как среднеазиатские, это невозможно и что им придется обязательно пройти стадию нормального развития капитализма.

Вышинский. То есть он предлагал в Узбекистане восстановить капитализм?

Икрамов. Да, именно так. Я с ним согласился, так он меня завербовал. Бухарин при этом спросил: “Ты согласен?” “Согласен”. “Будешь действовать с нами?” “Буду”,— говорю. И тут я ему сказал, что я не с сегодняшнего дня контрреволюционный человек, что я не новичок, а руководитель такой же контрреволюционной организации. Я рассказал о своей организации, и мы договорились, что вместе будем действовать, политическая линия единая и организационно установим такую же единую линию. Тогда он сформулировал наше соглашение таким образом: цель одна—свергнуть руководство партии и Советской власти и прийти самим к власти для того, чтобы осуществить эти задачи.

Вышинский. То есть?

Икрамов. Для реставрации капитализма.

Вышинский. В целом?

Икрамов. Да, не только в Узбекистане, но и во всем Союзе. Тогда он сказал: какая ваша тактика? Я сказал: накопление сил и контрреволюционный переворот. Конечная цель—отторжение Узбекистана от Советского Союза. Он сказал: ваши средства мелочны. Вы хотите ждать, когда придет трудный момент для Советской власти, и тогда вы будете действовать. И приводил тургеневские слова о том, что русский человек ждет чуда, неожиданности, уповает на бога, что русский человек ожидает случая. Нет, лучше надо действовать. Мы одобряем ваши действия в вопросе отторжения Узбекитана. В этом вопросе у правых есть договоренность с украинскими националистами, белорусскими и националистами других республик. Он сказал—других, я о других не спрашивал. Таким образом, политически мы полностью договорились. Тогда Бухарин перед нами поставил ряд задач. Первый вопрос—вредительство, второй вопрос—кулацкое восстание. Эти два вопроса он увязал таким образом, что без организации вооруженной борьбе нельзя достигнуть цели. Он говорил, что надо кулаков организовывать, использовать религиозный фанатизм, привлечь духовенство и, таким образом, создать повстанческую организацию. Что касается вредительства, мне вначале его указания были не очень понятны. Я боялся, что если мы сами, руководители, будем вредить, то завтра народ скажет: садитесь сами в тюрьму. Он ответил: вы чудаки, если думаете, что будут говорить о том, что вы делали. Надо в каждом таком случае сказать, что это—линия Советской власти и, таким образом, виновата Советская власть. Это поможет оттолкнуть народ от Советской власти.

Кулаков теперь у нас мало, духовенство тоже в малом количестве, но под их предводительством надо организовать широкие массы. А как организовать широкие массы, когда все хорошо, все растет? Нужно вызвать недовольство, с тем чтобы организовать из них повстанческие группы.

Я согласился. Дальше он сказал, что в программе правых стоит вопрос и о терроре. Он прямо приводил тезисы, которые мне через два месяца стали известны как платформа Рютина—об устранении руководства партии.

Вышинский. Он тогда уже рассказал?

Икрамов. Да, да. Через месяц я уже узнал об этой платформе в официальном порядке.

Вышинский. И вы сразу узнали ее?

Икрамов. Это та же самая программа, что Бухарин устно изложил, я получил ее в письменном виде. Относительно террора он прямой задачи не поставил. Потом он указал, что обязательно нужна будет диверсионная, подрывная работа. Вот задачи, которые он поставил тогда. Я согласился, сказал, что будем действовать. Я сначала перечислю все программные вопросы, а потом—как действовали.

Вышинский. Это вы называете программными вопросами?

Икрамов. Это программа, на основании которой мы действовали.

Вышинский. Это изложено было в 1933 году?

Икрамов. Да, в августе или в сентябре.

Вышинский. В течение нескольких дней пребывания у вас в гостях?

Икрамов. Да.

Вышинский. Это все, что говорил и передал Бухарин?

Икрамов. Это все, потом были другие встречи, другие вопросы.

Вышинский. Это уже в другие годы?

Икрамов. Да.

Вышинский. Я Бухарина хочу спросить. У вас было свидание с Икрамовым в 1933 году?

Бухарин. Было, я жил у него в течение нескольких дней в 1933 году.

Вышинский. Значит, он правильно рассказывает?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Были политические разговоры?

Бухарин. Были.

Вышинский. Икрамов правильно излагает их?

Бухарин. В основном я держался рютинской платформы.

Вышинский. В основном правильно излагает?

Бухарин. Что считать основным.

Вышинский. Вы предлагали ему вместе с вами бороться против Советской власти?

Бухарин. Да.

Вышинский. Затем говорили, какие методы в этой борьбе применить?

Бухарин. Методы, которые входят в рютинскую программу. Там было глухо и о терроре.

Вышинский. О вредительстве тоже с ним говорили?

Бухарин. Нет, не говорил.

Вышинский. Что же он неправильно показывает?

Бухарин. Он, очевидно, спутал.

Вышинский. Может быть, попозже говорили?

Бухарин. Дело в том, что Икрамов на очной ставке отрицал всякий разговор политического характера. Я заставил его сознаться.

Вышинский. Бывает, что не хочет говорить, а потом перекрывает.

Бухарин. А потом хочет перекрыть.

Вышинский. Бывает. Вот мы и проверяем.

Бухарин. Я хочу сказать, что я не отрицаю, что все установки давал, что я вербовал его и что я первый завербовал его в правую организацию.

Вышинский. Это вы призаT'e0ете? Я ставлю вопрос — он ничего не перекрывает, он говорит правду?

Бухарин. Да, да.

Вышинский. Вы первый завербовали его в контрреволюционную организацию правых?

Бухарин. Правильно.

Вышинский. Для борьбы с Советской властью?

Бухарин. Правильно.

Вышинский. Знакомили в пределах рютинской платформы?

Бухарин. Да.

Вышинский. Отрицаете, что в этот раз говорили о вредительстве и диверсиях?

Бухарин. Это был первый разговор...

Вышинский. Почему вы не отвечаете на вопрос?

Бухарин. Я мотивирую мой отрицательный ответ.

Вышинский. Мне мотивировка не нужна.

Бухарин. Я отвечаю отрицательно.

Вышинский. А в последующие годы о вредительстве и диверсиях говорили с Икрамовым?

Бухарин. Нет, не говорил.

Вышинский. Обвиняемый Икрамов, вот вас Бухарин обвиняет в том, что вы хотите перекрыть сами себя.

Икрамов. Когда я не был арестован, я отрицал. Сейчас я никак не хочу прикрываться за Бухарина или “наших вождей”, но нужно сказать, что мы научились у них...

Вышинский. Чему?

Икрамов. Вы свидетель тому, сколько дней мы отрицали, сколько раз мои “руководители” отрицали это на Пленуме ЦК. У нас арсенал один и тот же, один и тот же метод отрицания.

Вышинский (обращаясь к Икрамову). Вы сейчас утверждаете то, что Бухарин с вами говорил о вредительстве?

Икрамов. У нас еще был с ним разговор. Это было в 1935 году, не помню какого числа. Он придирался к кому-то, что перепутали даты и месяц. Я могу указать несколько обстановку. Это было на Зубовском бульваре, в новых домах, на четвертом или пятом этаже. Мы там встретились. Кроме нас, была моя жена, его жена и еще какая-то тетя Соня. Мы в кухне ужинали, а потом Бухарин отвел меня в другую комнату, и мы там говорили.

Вышинский (к Бухарину). Была там тетя Соня?

Бухарин. Если вас интересует матримониальная сторона—другое дело.

Вышинский. Я вас спрашиваю, разговаривали ли вы о вредительстве?

Бухарин. Вы даете формулировки не совсем ясные, гражданин Прокурор, не совсем понятно, что вы хотите спросить.

Вышинский. Подсудимый Бухарин, я вас спрашиваю, припоминаете ли вы ту обстановку?

Бухарин. Да.

Вышинский. Этот факт встречи с Икрамовым в 1935 году был?

Бухарин. Был.

Вышинский. На какой основе?

Бухарин. Ни одного слова о политике я с ним не говорил.

Вышинский (к Икрамову). Правильно он говорит?

Икрамов. Нет, неправильно.

Вышинский (к Бухарину). А что вас связывало с Икрамовым? Он был членом вашей организации?

Бухарин. Да, в 1933 году я его завербовал.

Вышинский. А в 1935 году он остался членом организации?

Бухарин. Думаю.

Вышинский. А почему вы думаете, если вы с ним на эту тему не говорили?

Бухарин. Я знаю, что Икрамов достаточно серьезный человек. Если он дал определенное обязательство, согласился с целым рядом линий, то он не отступает. Самое существенное, о чем сегодня Икрамов в своих показаниях не сообщил, это один разговор. Я приехал из Москвы и говорю, что тезис Ленина о капиталистической эволюции — неправильный; давайте установим в Узбекистане капитализм. Я не так глуп, так рассуждать не могу, как показывает Икрамов. Разговор начался...

Вышинский. Я не интересуюсь, с чего начался разговор. Я вас спрашиваю, в 1935 году встреча на четвертом этаже была?

Бухарин. Я ответил, гражданин Прокурор, что о политике в этот раз нU'e8 одного слова не говорил.

Вышинский. А о чем же?

Бухарин. О чае, погоде, какая погода в Туркестане, но не говорили о политике. Почему не говорили? Потому что...

Вышинский. Потому что вы думаете, что, когда вы в 1935 году разговаривали о погоде в Туркестане и Узбекистане, то Икрамов оставался членом вашей контрреволюционной организации.

Бухарин. Во время первого разговора у Икрамова было большое эмоциональное чувство, он был озлоблен против руководства партии в связи с теми событиями, которые были в Казахстане.

Вышинский. Это было в 1933 году?

Бухарин. Да.

Вышинский. А в 1935 году?

Бухарин. Я говорю, что в 1935 году я такого разговора не имел, но такая зарядка уже была в 1933 году. У меня сложилось убеждение, что он настолько сильно привязан к антипартийной и контрреволюционной организации, что такое положение должно у него остаться.

Вышинский. И вы, руководитель подпольной организации, встретивши через два года члена вашей организации, вами завербованного, не проверили — остается ли он на позициях вашей контрреволюционной организации, не интересовались этим, а стали говорить о погоде в Узбекистане. Так это было ила не так?

Бухарин. Нет, не так. Вы мне задаете вопрос, который содержит в себе иронический ответ. А на самом деле я рассчитывал на следующую встречу с Икрамовым, которая случайно не состоялась, потому что он меня не застал.

Вышинский. Вы замечательно хорошо помните как раз те встречи, которые не состоялись.

Бухарин. Я не помню те встречи, которые не состоялись, потому что они—фантом, а помню те, которые реализовались.

Вышинский. Вы хотите убедить нас в том, что вы, встретившись со своим сообщником, с ним на контрреволюционные темы не разговаривали.

Бухарин. Не разговаривал я не из добродетели, а потому, что обстановка была для этого неудобная.

Вышинский. Икрамов, что вы скажете?

Икрамов. Относительно Казахстана он совершенно правильно говорит. О Казахстане был разговор. Ехал, по дороге из окна вагона смотрел, что видел—ужас. Я поддержал это. Я уже объяснил, какой я был до этого человек. Сразу я дал согласие ему.

Вышинский. Это 1933 год?

Икрамов. Да.

Вышинский. А вот 1935 год. Бухарин отрицает, что вы в это время в четвертом этаже какого-то дома на Зубовском бульваре разговаривали с ним на тему о вашей контрреволюционной работе?

Икрамов. Обстановка была действительно такая... Было три посторонних человека...

Вышинский. Там была одна только комната?

Икрамов. Мы в кухне ужинали, потом вышли в другую, хорошо обставленную комнату...

Вышинский. Значит, была другая комната, отдельная, в которой два человека могли поговорить спокойно?

Икрамов. Да.

Вышинский. А почему же Бухарин говорит, что обстановка была неподходящая?

Икрамов. Пусть суд сам рассудит. В квартире три комнаты. Я хорошо помню, что в кухне ужинали, потом было так, что мы, двое мужчин, должны были выйти. Вы понимаете?

Вышинский. Понимаю. Обвиняемый Бухарин, у вас вообще после 1933 года была антисоветская связь с Икрамовым?

Бухарин. Я виделся с ним в 1933—1934 годах или в 1932—1933 годах, точно не помню.

Вышинский. С момента, как вы его завербовали, вы с ним встречались?

Бухарин. Встречался.

Вышинский. Говорили с ним на темы, связанные с вашей антисоветской работой?

Бухарин. Говорил.

Вышинский. Это самое главное. Садитесь. Подсудимый Икрамов, продолжайте.

Икрамов. Самый главный разговор был такой: Бухарин говорил, почему у нас две группы — Файзуллы Ходжаева и Икрамова. Надо вам совместно действовать. Но почему я не могу с Файзуллой вместе быть, почему у нас не совместные действия? Это никак моих преступлений не увеличивает...

Вышинский. Вы в конце концов сговорились с Ходжаевым?

Икрамов. В 1925—1927 годах у меня с Файзуллой Ходжаевым была острая борьба. Я не хочу сказать, что был коммунистом, но, может быть, здесь действовало подсознание, что я был союзником, временным попутчиком. Когда проводилась земельно-водная реформа (из присутствующих здесь Иванов и Зеленский это помнят), я был одним из активных инициаторов по проведению земельной реформы. На меня было возложено председательствование, и я довел дело до конца. Может быть, мне как буржуазному национал-демократу фактическое завершение этого дела, ликвидация феодального хозяйства, была мне по душе.

Вышинский. А Ходжаеву не по душе?

Икрамов. Он сам показывал вчера относительно “группы 18-ти”. На второй партийной конференции Узбекистана обсуждался вопрос о том, что эта группа выступила, по существу, с отставкой земельно-водной реформы.

Вышинский. Это мы вчера слышали.

Икрамов. На этой почве развернулась борьба за кадры...

Вышинский. Чем кончилась ваша борьба с Ходжаевым?

Икрамов. Победой линии партии, на которой я стоял.

Вышинский. С Ходжаевым был заключен союз?

Икрамов. Да.

Вышинский. Против кого?

Икрамов. Против Советской власти.

Вышинский. Значит, сначала дрались, а потом помирились?

Икрамов. Да.

Вышинский. И стали драться против Советской власти вместе?

Икрамов. Да.

Вышинский. Ходжаев, правильно это?

Ходжаев. Я хочу дать свои объяснения по этому вопросу, если позволите.

Председательствующий. Пожалуйста.

Ходжаев. Я хочу сказать, что Икрамов не совсем правильно говорил по поводу того, что до 1933 года, до разговора с Бухариным, у нас не было с ним согласованных действий.

Вышинский. Они были?

Ходжаев. Были они. В 1925 году я действительно не был согласен с формой земельно-водной реформы потому, что она слишком ущемляла байско-кулацкую верхушку деревни.

Вышинский. Вам это не нравилось?

Ходжаев. Мне это не нравилось, и я выступал против нее. Действительно тогда эта тройка, то есть Зеленский, Икрамов и Иванов, прикрываясь партийной линией, правильной партийной линией, меня побила.

Вышинский. Но прикрываясь?

Ходжаев. Конечно.

Вышинский. Почему вы думаете, что они прикрывались?

Ходжаев. Потому что Зеленский сказал вам, кто он такой. Иванов сказал, кто он такой. Икрамов пытался отрицать, но тоже не выходит. Значит, прикрывались!

Вышинский. Правильно.

Ходжаев. Я хочу сказать, что о моих грехах более или менее было известно. Это облегчало задачу бить меня. В 1926—1927 годах у нас не было совместной работы с Икрамовым, но с 1928 года мы работаем вместе.

Вышинский. В каком смысле работаете?

Ходжаев. В смысле вредительства. Я другого смысла не вкладываю в эти слова. Икрамов неправильно хочет сказать о том, что только после нажима Бухарина в 1933 год он стал на позиции вредительства и со мной вместе работал. Этим он хочет часть вины от себя отвести, так же как руководство националистической организацией хотел свалить на Каримова. Я считаю это недостойным Икрамова.

Икрамов. Разрешите продолжить.

Вышинский. Нет, подождите. Я хочу еще обвиняемого Ходжаева спросить. А все-таки Бухарин сыграл какую-нибудь роль в объединении ваших контрреволюционных сил?

Ходжаев. Да.

Вышинский. Какую?

Ходжаев. В том смысле, что у нас с 1928 года хотя и была единая работа вместе с Икрамовым, вредительская работа, но борьба за влияние в Узбекистане иногда мешала, если можно так выразиться, плодотворности этой антисоветской работы. Поэтому сначала Бухарин в той беседе, на которую ссылается Икрамов (я тогда непосредственно с Бухариным не говорил), потом Антипов предлагали мне единение с Икрамовым. Они говорили, чтобы мы вместе работали, вместе вели борьбу...

Вышинский. Против?

Ходжаев. Против Советской власти, против партии, против руководства партии.

Вышинский. Это верно, подсудимый Икрамов?

Икрамов. Верно. Мне разрешили бы — и я бы то же самое сказал.

Вышинский. То, что говорит Ходжаев о том, что в объединении ваших контрреволюционных сил сыграл огромную роль Бухарин, это вы подтверждаете?

Икрамов. Ну, конечно.

Вышинский. А Бухарин подтверждает?

Бухарин. Я бы хотел сказать...

Вышинский. Подождите.

Икрамов. Я хотел сказать, что с 1925 года, поскольку такое обострение было до 1929 года, до 4-го Курултая, у нас с Файзуллой объединения не было. После 4-го Курултая у нас такие совместные действия были. Здесь только о деталях идет речь.

Вышинский. А внешне вы все-таки дрались между собой?

Икрамов. Нет, внешне не дрались.

Вышинский. Позвольте, вы сейчас деретесь, как же вы отрицаете, что вы не дрались?

Икрамов. То драка была неискренняя, видимая.

Вышинский. Петушиные бои?

Икрамов. Даже не петушиные бои. Петухи до крови иногда дерутся.

Вышинский. Даже таких боев не было?

Икрамов. Да.

Вышинский. Даже петушиных боев не было?

Икрамов. Да.

Вышинский. Борьба сначала была молчаливая, а потом приехал Бухарин, вас помирил и по существу. Так я понимаю?

Икрамов. Да, я скажу.

Вышинский. Пожалуйста.

Икрамов. В нашей подпольной националистической организации мы договорились таким образом, чтобы стe0раться националистов никого не принимать в эту организацию. Не потому, что они нам не нужны, а потому, что на каждого из них есть куча материалов.

Вышинский. Где?

Икрамов. В органах Советской власти, которым все документы доступны. Очень многих на различных участках партия и народ разоблачали, писали об этом в печати. Поэтому для того, чтобы наша конспирация полностью удалась, этих людей решили не принимать. Файзулла вчера где-то нашел, что я хочу что-то прикрыть. Я ничего не прикрываю, что есть, то и говорю. Что мы сделали? Мы этих людей не принимали. Ходжаев говорит, что между 1925—1928 годами у него было затишье, не было людей. У нас большинство наркомов были пантюркистами и националистами: Хидыр Алиев, Хаджибаев, Курбанов и другие. Все это были люди, связанные с Файзуллой. Если бы они были до сих пор в Узбекистане,— в 1933 году мы, может быть, договорились бы с ними. Сейчас у меня разницы с ними нет. С 1931 года разницы нет.

Вышинский. А с Бухариным?

Икрамов. С Бухариным с 1933 года.

Вышинский. Какая же роль у Бухарина была?

Икрамов. Бухарин сказал, почему у вас две группы? Вам надо объединиться. Я тогда ему определенного ответа не дал. В конце 1934 года приехал к нам Антипов. Он мне сказал, что по поручению центра правых необходимо обе наши организации обязательно объединить, чтобы во всех вопросах была договоренность и совместные выступления. Он требовал не формального объединения, а объединения по существу. После этого произошло фактическое объединение наших двух организаций, как это было между троцкистами и правыми, но при этом каждая из наших организаций сохранила свое особое, отвратительное лицо. Вот поэтому, когда говорил вчера об этом, я считаю, что с 1929 года у нас с Файзуллой была молчаливая согласная работа. Я об этом сказал. Почему же он здесь говорит, что я на кого-то хочу свалить вину? Это неверно. Я своей вины ни на кого не сваливаю. Такая договоренность между организациями была в 1934 году установлена. Собралась тройка—Антипов, Ходжаев, Икрамов. Мы договорились относительно совместной работы наших организаций.

Теперь дальше. Почему мы не хотели принимать старых интеллигентов-националистов? Когда Бурнашев поставил передо мной в 1928 году вопрос о том, что надо с Ходжаевым сблизиться, в это время я, действительно, думал—умный человек, дельный человек, можно сблизиться. Но в это время я получил записку некоего Мухитдинова о том, что он подал заявление в Средазбюро или в ГПУ, что он раскаивается в своих контрреволюционных преступлениях, и он там показывал на Файзуллу ужаснейшие вещи. Я думал, что скоро будет обсуждение, и мы вместе с Файзуллой можем провалиться раньше срока. Он показывал о том, что он принимал Энвер-пашу, это— известный турецкий авантюрист. Так что не так уж все было чисто. Мы оба были грязными, два сапога — пара, но только у меня было тактическое соображение...

Вышинский. На него был материал, а на вас не было?

Икрамов. На меня не было.

Вышинский. Поэтому вы считали, что связываться вам не следует, опасно, провалитесь сами?

Икрамов. Да, правильно. Я об этом сказал и ничем не прикрывался. Я не хочу уменьшать свои преступления.

Вышинский. Подсудимый Ходжаев, что вы можете сказать относительно басмача Максума?

Ходжаев. Максум был начальником милицейского отряда при председателе ревкома. В 1921 году мы его в Бухаре разоружили, но он бежал. Вскоре был пойман, судим. Это было после того, как была принята басмаческая ориентация.

Вышинский. Кем была принята?

Ходжаев. Нами.

Вышинский. То есть вы ему помогли избежать ответственности?

Ходжаев. Он был амнистирован.

Вышинский. У вас была басмаческая ориентация? Во-первых, Мухитдинов был крупный басмач.

Ходжаев. Не басмач, он был национал-демократ.

Вышинский. Вы с ним держали связь?

Ходжаев. С ним был Максум связан. Он меня мог компрометировать.

Вышинский. А в какой мере он вас мог компрометировать?

Ходжаев. То, что говорит Икрамов, для меня непонятно. Та записка, о которой говорит Икрамов, находится в моем деле.

Вышинский. Максум был?

Ходжаев. Да, был.

Вышинский. У вас свидание с Энвер-пашей было?

Ходжаев. Я имел три свидания.

Вышинский. Когда?

Ходжаев. Два свидания в Бухаре официальные, одно у меня на квартире неофициальное.

Вышинский. Цели этого свидания?

Ходжаев. Цель последнего свидания заключалась в том, чтобы обсудить предложение Энвер-паши о том, какой линии должно держаться бухарское правительство по отношению с Советскому Союзу и какая требуется тактика.

Вышинский. От Советского правительства вы об этих свиданиях скрыли?

Ходжаев. Безусловно.

Вышинский. Это и было в записке Максума?

Ходжаев. Нет, он просто говорил, что о контрреволюции в отношении себя он ничего не сообщает и пытается бухарскую контрреволюционную националистическую организацию свалить на меня. Это было сделано с целью, я тогда ответил соответствующей запиской.

Вышинский. И ссылался на вашу связь с некоторыми?

Ходжаев. Да.

Разрешите к этому добавить. Зеленский как будто очень правдиво говорил о своей деятельности в Средней Азии. Он говорил, что поддерживал правых, Файзуллу Ходжаева, Атабаева. Зеленский поддерживал не меня, а Мухитдинова, который имел английскую ориентацию, об этом он ни слова не сказал.

Вышинский. Мы сейчас спросим.

Подсудимый Зеленский, скажите, этот эпизод с Мухитдиновым имел место?

Зеленский. Я должен был время от времени выступать против Ходжаева, иначе я бы себя разоблачил. Теперь в отношении Мухитдинова. Я не знал о том, что он был награжден орденом Трудового знамени.

Вышинский. Кто его награждал?

Зеленский. Не знаю.

Ходжаев. В 1936 или`1024 1937 году по постановлению ЦИК Узбекистана по предложению Зеленского и Икрамова. Могу соответствующие документы представить по этому вопросу.

Зеленский. Понятия не имею.

Икрамов. С Мухитдиновым один раз я ехал отсюда в вагоне. Один раз видел человека, это страшно ненавистный был человек. У меня с ним была такая ненависть. Он все время таджикский вопрос тащил на себе, противопоставляя таджиков узбекам. Более ненавистного человека я не видел.

Вышинский. А вы скажите, орден он получил?

Икрамов. Не помню, просто. Может, Файзулла просто ошибся. Кого-кого, а этого Мухитдинова я не мог награждать.

Вышинский. А Зеленский был тогда секретарем?

Икрамов. Да.

Вышинский. Во всяком случае если награждали, то без Зеленского это не могло пройти?

Икрамов. Могло и пройти.

Вышинский. Как так, без секретаря Средазбюро?

Икрамов. В практике иногда ЦИК Узбекистана сам рассматривал.

Вышинский. Это частный эпизод. Я его выяснял по просьбе Файзуллы Ходжаева. Можно только Зеленского по одному поводу спросить, пока он не ушел на место?

(К Зеленскому). Вы были в Средней Азии в каком году?

Зеленский. В 1924 году.

Вышинский. И там оставались до какого года?

Зеленский. До января 1931 года.

Вышинский. Значит, вы там пробыли 7 лет?

Зеленский. Да.

Вышинский. За эти 7 лет, занимаясь контрреволюционной вредительской деятельностью, вы имели связи с Икрамовым и Ходжаевым?

Зеленский. Связи с Икрамовым я не имел, а новую линию Ходжаева я покрывал.

Вышинский. Значит, вы вели свою линию самостоятельно?

Зеленский. Самостоятельно.

Вышинский. А чем объяснить, что вы ни с тем, ни с другим не столкнулись?

Зеленский. Не было надобности. Может быть, немножко опасался их.

Вышинский. Чего опасались?

Зеленский. Разоблачения.

Вышинский. Провала? Значит, из конспиративных соображений. А вы видели, чем они заняты?

Зеленский. Видите ли, я должен сказать, что в отношении Икрамова у меня до 1928 года не было сомнений в том, что он держится на партийных позициях, уступая время от времени своим националистическим тенденциям.

Вышинский. А с 1928 года?

Зеленский. С 1928 года мне стала яснее связь Икрамова с националистической организацией, и когда была раскрыта организация “Милли Истиклял”, тогда в целях самосохранения я очень решительно выступил против Икрамова,— это известно по 4-му Курултаю, ставил вопрос о его снятии, вплоть до ареста.

Вышинский. В порядке перестраховки?

Зеленский. Да.

Вышинский. Значит, в порядке перестраховки?

Зеленский. Да.

Вышинский. Следовательно, вам была известна контрреволюционная работа, и по существу вы страховались?

Зеленский. Мне не была известна, я предполагал.

Вышинский. Вы ставили вопрос об аресте только на основании предположения? Вы говорите, что в целях перестраховки ставили вопрос об аресте Икрамова.

Зеленский. Правильно.

Вышинский. На каком основании? За что его арестовывать?

Зеленский. Когда была раскрыта группа “Милли Истиклял”, то ряд участников этой организации в своих показаниях в органах ОГПУ указали на то, что фактическим руководителем этой организации является Икрамов.

Вышинский. Следовательно, вы знали по показанию ряда участников, что Икрамов являлся руководителем?

Зеленский. Да.

Вышинский. И для перестраховки ставили вопрос о том, чтобы Икрамова арестовать?

Зеленский. Да.

Вышинский. А в действительности боролись против его контрреволюционной деятельности?

Зеленский. Я был вскоре оттуда отозван.

Вышинский. Нет, вы же говорите, что с 1928 года вам стало ясно, что Икрамов ведет националистическую контрреволюционную работу.

Зеленский. Да, стало ясно. Я вел против него формально борьбу.

Вышинский. А по существу не вели против него борьбу?

Зеленский. А по существу не вел, не мог вести.

Вышинский. Почему не могли?

Зеленский. Тут Файзулла уже охарактеризовал меня...

Вышинский. Вы согласны с характеристикой, данной вам Файзуллой?

Зеленский. Я сам дал о себе такую же характеристику,— по существу не боролся, не мог бороться, потому что сам был уже изменником.

Икрамов. Теперь дальше. Непосредственно под руководством Антипова, по поручению правого центра, установили блок обе националистические организации. Антипов информировал о германо-японской ориентации и о связи с немцами и японцами. Он говорил также о существовании военной группы и о том, что на случай войны они будут действовать путем открытия фронта для наступающих сил интервентов. Тогда же он сказал, что и нам надо действовать. У нас тогда не было еще разговора о вредительстве, вредительства тогда вообще не было, по вопросу о повстанчестве практически никаких директив организациям не давали, поэтому он сказал, что надо действовать.

При второй встрече с Бухариным он о политике ничего не говорил, а говорил о том, почему нас связывали с Антиповым. Он сказал, что нам с тобой встречаться не совсем удобно, а Антипов почти каждый год ездит в Среднюю Азию по хлопку, что занимаемое им положение таково, что ты всегда сможешь ходить к нему по делам. Мы решили, что постоянную связь нужно держать с Антиповым. Он спросил меня относительно действий. Я сказал: кое-какое вредительство проводим. Он сказал, что этого совершенно недостаточно, надо развертывать, надо действовать, время нельзя упускать.

Третья встреча была связана с вопросом о связи с Англией, о чем говорил вчера Файзулла. Действительно, Файзулла Ходжаев в октябре 1936 года сообщил мне о том, что Бухарин разговаривал с ним, что Бухарин очень оптимистически отнесся к капиталистической стабилизации европейских стран, в особенности фашистских государств. Он сказал, что надо ориентироваться на Англию. Поскольку вопрос был серьезный и крупный, я в конце ноября или начале декабря 1936 года спросил об этом Бухарина. Он ответил утвердительно.

Вышинский. Бухарин ответил утвердительно?

Икрамов. Да.

Вышинский. А где он это сказал?

Икрамов. Это было во время Съезда Советов в ноябре или в начале декабря 1936 года. Во время Съезда Советов я встретил Бухарина на лестнице, никого не было, и я его спросил об этом. Он ответил утвердительно, причем он сформулировал таким образом: если сейчас войны не будет, если скоро интервенции не будет—нашему делу капут. Могут всех нас переловить, а вопрос ускорения войны не можем разрешить из-за Англии, которая в некотором отношении является международным арбитром. Пока она не решится в какую-нибудь сторону, не придет к чему-нибудь, до тех пор войны не будет. А сейчас в этой войне, которая готовится, англичане, до тех пор пока им конкретно не будет ясно, где, что они возьмут, вопроса не поставят. Известно, говорит Бухарин, что англичане давно смотрят на Туркестан, как на лакомый кусочек. Если будет такое предложение, тогда англичане, может быть, скоро перейдут на сторону агрессора против Советского Союза.

Вот почему я поверил, когда мне Файзулла Ходжаев сообщил об ориентации на Англию. В Узбекистане народ ненавидит империалистов, в особенности английских. Они раньше приезжали, торговали у нас, потом были их представители, уезжали обратно через этот путь. Они знают, что в Индии...

Председательствующий. Подсудимый Икрамов, внутренними делами чужих государств не занимайтесь. Давайте свои показания.

Икрамов. Народ Узбекистана восстанет против такого предложения, кто бы его ни сделал. Нас выгонят по шапке. Я был не такой, чтобы испугаться, но настроение народа меня запугивало. Я решил проверить, что Файзулла Ходжаев мне говорил в октябре месяце 1936 года.

Относительно террора мне говорил Антипов. Я сказал: как же так, вы поручили нам создать террористическую группу в Узбекистане? Он говорит: это для проверки вашей готовности, а фактически это будет совершено здесь. Если кто хочет к вам доехать — едва ли доедет. Он хвалился: кого наметили убить правые, тот до Средней Азии не доедет.

Вышинский. Кто это говорил?

Икрамов. Антипов.

Я был связан с националистической контрреволюf6ионной организацией такого же типа, как в Узбекистане, в Таджикии—через Рахимбаева. Правда, один только раз был у нас разговор, но я имел связь с таджикской контрреволюционной организацией через Рахимбаева. Если нужно, я могу рассказать подробно...

Вышинский. Следствие еще не закончено по тому делу, так что лучше подробностей не говорить.

Икрамов. Файзулла мне говорил, что он связался или связывается с туркменской организацией. Я подробно у него не спрашивал.

Теперь разрешите сказать, что сделала наша националистическая контрреволюционная организация в осуществление своего плана, своей программы. После того как Бухарин упрекнул меня в недостаточной активности, я сам совершил непосредственно вредительский акт. В 1935 году мы—я, Любимов и Файзулла Ходжаев—совместно дали директиву за подписью Любимова и Икрамова (подписи Файзуллы, кажется, не было): принять хлопок повышенной влажности против установленного правительством Союза стандарта, в результате чего 14 тысяч тонн хлопка пропало, из них 2600 тонн пошло на ватную фабрику, а остальное количество—на низкие сорта. Убытки составили несколько миллионов рублей.

Вышинский. Это сознательно было вами сделано?

Икрамов. Конечно. Если бы это были случайные вещи, я бы о них здесь не говорил. По каракулю было вредительство. Мы не сами его непосредственно сделали, но через членов нашей организации,— было снижение сортности. За 1936 год ввиду неправильного ухода была снижена сортность на 27%. В 1937 году была массовая порча каракулевых шкурок при пардозе — при переработке каракулевых шкурок произошло массовое сгорание. Это тоже было сделано членами нашей организации (там работал Сата Ходжаев).

Было осуществлено вредительство и в коммунальном хозяйстве Ташкента и Бухары. В Ташкенте действовал член нашей организации Таджиев — он вредил в области планирования канализации, строительства.

Вот факт вредительства в области строительства. Ташкент делится на две части: старый город и новый город. В старой части канализации нет, огромные пространства занимают земли, на которых нельзя строить дома. Кроме того, имеется много поглощающих ям. Новое здание Наркомпочтеля начали строить, причем ввиду наличия девятнадцати поглощающих ям надо было начинать закладывать фундамент с 30—40 метров.

В коммунальном хозяйстве Бухары также проводилось вредительство. Разрушали город, распродавали дома. Жителям предлагали платить непосильные налоги, они оставляли дома, которые подвергались распродаже.

Сознательно распыляли, размазывали средства, отпущенные правительством Союза на районное строительство. Незаконченное строительство к 1937 году выражается в сумме 34 миллионов рублей.

Вышинский. Все из-за размазывания средств?

Икрамов. Да. Это дело рук Каримова и Файзуллы Ходжаева.

Вышинский. А ваших?

Икрамов. Я непосредственного участия не принимал, но само собой понятно, что должен нести не меньшую ответственность.

Вышинский. С вашего ведома делалось?

Икрамов. Конечно. И если бы я хотел, я мог раскрыть. Такое же крупное вредительство, на которое мы закрывали глаза, имело место по линии строительства Наркомлегпрома, на хлопковых заводах и шелковых фабриках. Цифры я сейчас не помню, огромные средства вложены в строительство, переходящее из года в год. Кажется, строительство Наркомлегпрома по шелковой промышленности было запроектировано на 300 миллионов рублей. Из них 80 миллионов вложено в строительство, а остальное из года в год идет как переходящее строительство. В Намангане начали строить шелкомотальную фабрику. Полтора-два миллиона израсходовали, а в середине года говорят, что нужно консервировать. Я очень удивился, так как не знал техники этого дела. Говорят, что для консервации потребуется полмиллиона рублей, и, действительно, Наркомлегпром отпустил для консервации полмиллиона рублей.

На строительство хлопкоочистительного завода в Бухаре затрачено 5 миллионов рублей. Завод готов, но не может работать, хотя и машины привезены. Почему? Потому, что нет прессов.

Вышинский. Сколько стоит пресс?

Икрамов. Наверно 100—200 тысяч. Даже дома построены для рабочих и служащих, а завод стоит и используется сейчас под амбар.

Вышинский. Кто отвечает за это?

Икрамов. За это отвечает, в частности, Наркомлегпром. Но и я как человек, закрывавший на это глаза, конечно тоже отвечаю.

Вышинский. Вы прикрывали это?

Икрамов. Конечно, я делал вид, что не вижу. Такие же самые дела по хлопковым амбарам. Это—относительно вредительства. Теперь относительно повстанчества. Файзулла в своем показании об этом говорил.

Вышинский. Что вы сделали для организации повстанческих отрядов?

Икрамов. Мы дали им такую директиву. Что конкретно сделано, мне неизвестно. Но Балтабаев говорил, что Алмазов заявлял ему, что он уже приступил к этому делу в Маргеланском районе, что у него уже кое-какие кадры есть.

Вышинский. Значит, готовили эти кадры?

Икрамов. Потом, кажется, Файзулла мне говорил, что в Бухаре тоже готовится это дело. Вот относительно моих преступлений перед Советской властью. Если можно подытожить, я сформулирую мои преступления. Это—измена социалистической родине, измена советскому народу, в первую очередь, узбекскому народу, который меня вскормил, взрастил.

Председательствующий (к Прокурору).У вас есть вопросы к подсудимому Икрамову?

Вышинский. Нет.

Председательствующий. Объявляю перерыв на полчаса.

* * *

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь, пожалуйста. Заседание продолжается. (Обращаясь к Прокурору.) У вас есть вопросы к подсудимому Икрамову?

Вышинский (к Председательствующему). У меня есть вопрос к подсудимому Бессонову.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Я хотел бы, подсудимый Бессонов, чтобы вы несколько уточнили один факт относительно свидания с эсером Масловым. Вы говорили в первый день процесса, что получили от Пятакова задание связаться с эсерами.

Бессонов. Да, я об этом говорил.

Вышинский. Вы это осуществили через кого?

Бессонов. Речь идет о связи с “трудовой крестьянской партией”.

Вышинский. Эсеровской?

Бессонов. Базой которой являлись остатки бывшей эсеровской партии.

Вышинский. Значит, речь шла о связи с “трудовой крестьянской партией”, состоявшей из остатков бывшей эсеровской партии?

Бессонов. Да, правильно.

Вышинский. Продолжайте.

Бессонов. Осенью 1934 года, во время моего очередного свидания с Пятаковым, он впервые коснулся моего эсеровского прошлого, в особенности внимательно расспрашивал меня о вологодском периоде моей работы. Я дал ему подробную характеристику деятелей эсеровской партии по северной группе, в том числе характеристику Сергея Семеновича Маслова, являвшегося в прошлом и являющегося в настоящее время руководителем “трудовой крестьянской партии”, которую он основал, будучи в эмиграции за границей. Я спросил Пятакова, для какой цели он интересуется моим эсеровским прошлым. Пятаков сказал, что у него на этот счет имеются соображения, навеянные отчасти разговорами с правыми и отчасти возникшие у него самостоятельно. Действительно, перед моим отъездом в Берлин, примерно через месяц после этого разговора, Пятаков попросил меня повидаться с Масловым, аргументируя необходимость этого свидания следующим образом. Во-первых, у него имеются указания, идущие из “право-троцкистского блока”, что “трудовая крестьянская партия” располагает довольно значительными кадрами деревенской интеллигенции, главным образом, среди кооператоров и агрономов. По своим программным и тактическим установкам она представляет из себя организацию, с которой легко можно и нужно установить контакт. Так как я хорошо знаю Маслова по прошлой работе, когда еще был в эсеровской партии, и так как я живу постоянно за границей, то ему представлялось, что я являюсь подходящей кандидатурой, чтобы произвести зондаж относительно соглашения с “трудовой крестьянской партией”.

Вышинский. Соглашения “трудовой крестьянской партии” с кем?

Бессонов. Пятаков говорил от своего имени, то есть от имени троцкистов и от имени блока. Как я уже упоминал, мысль о соглашении родилась у него отчасти самостоятельно, отчасти под влиянием разговоров с правыми.

Вышинский. Не помните ли, с кем он вел эти переговоры?

Бессонов. Никаких фамилий он не называл.

Вышинский. А имелся в виду?

Бессонов. Я думаю, что кто-нибудь из работников Наркомата земледелия, потому что в ходе дальнейших переговоров с Масловым выяснилось участие работников из Комиссариата земледелия.

Несколько позже, после свидания с Масловым, я получил задание — связать Маслова с работниками, бывшими в Чехословакии.

Вышинский. У вас это свидание с Масловым состоялось?

Бессонов. Состоялось, но не в 1934 году, а в 1935 году летом.

Вышинский. Где состоялось?

Бессонов. В Праге.

Вышинский. А почему в Праге?

Бессонов. Маслов живет постоянно в Праге.

Вышинский. С какого времени он там живет?

Бессонов. По моим данным, он живет в Праге с 1922 или с конца 1921 года.

Вышинский. После Октябрьской революции он вскоре переселился в Прагу?

Бессонов. Я не могу точно сказать, но мне кажется, что Маслов эмигрировал из Советского Союза в 1921 году.

Вышинский. Словом, он, по вашим данным, уже долгое время проживал в Праге?

Бессонов. Да.

Вышинский. Чем он там занимался?

Бессонов. Он издавал там журналы и газеты.

Бессонов. А на какие средства?

Бессонов. Это выяснилось в разговоре с ним...

Вышинский. На какие средства он издавал газеты и журналы?

Бессонов. В начале разговора выяснилось, меня тоже занимал этот вопрос, чем он располагает.

Вышинский. Или на какие средства он существует?

Бессонов. Материальные возможности у него хорошие. Он полагается на своих старых друзей. Когда я сказал об этой стороне дела, Маслов говорил, что он получает средства от “трудовой крестьянской партии”. Родилась эта партия в 1921 году.

Вышинский. Меня не интересует, как она рождалась, какие у нее идеи, а на какие средства она жила?

Бессонов. Вы хотите, чтобы я ответил, на какие средства?

Вышинский. Да, если вам известно.

Бессонов. Он сказал,— что подобно тому, как вы. Я обращался от имени Пятакова.

Вышинский. Кто это—вы?

Бессонов. Вы—это троцкисты. Он сказал, что если вы не гнушаетесь получать средства для своей работы, то еще в меньшей степени это можно ожидать от Маслова. Он откровенно сказал, что у него имеются источники финансирования из польских, румынских и югославских кругов.

Вышинский. То есть, попросту говоря, как это переложить на язык действительных отношений?

Бессонов. В каждой из этих стран существует довольно большая прослойка правящего класса, которая заинтересована как в деятельности “трудовой крестьянской партии”, так и в деятельности “право-троцкистского блока”.

Вышинский. То есть, иначе говоря, они находились у них на содержании?

Бессонов. У этих кругов.

Вышинский. У этих реакционных буржуазных кругов?

Бессонов. Да.

Вышинский. А не были ли эсеры связаны с разведками?

Бессонов. В начале разговора с Масловым выяснилось, что он имеет связь с организацией Гёнлейна.

Вышинский. Что это за организация?

Бессонов. Организация Гёнлейна настолько общеизвестна...

Вышинский. Все же расскажите о ней.

Бессонов. Это есть организация, которая ставит перед собой задачу присоединить к Германии Богемию. Это организация, которая и по форме, и по содержанию является фашистской организацией.

Вышинский. Маслов издавал свои газеты и журналы и, в то же время, сам существовал и его организация находилась на содержании реакционных кругов буржуазии Польши, Румынии, Югославии?

Бессонов. Да.

Вышинский. Кроме того, он связан с другими организациями?

Бессонов. Он связан с организацией Гёнлейна.

Вышинский. Что это за организация? Чем она является?

Бессонов. Агентурой немецкого фашизма в Чехословакии.

Вышинский. Следовательно, он связан с немецкой разведкой?

Бессонов. Я в этих вопросах привык к точности.

Председательствующий. Будьте добры, говорите громче.

Бессонов. Это организация фашистских агентов, которая руководствуется иностранным отделом национал-социалистской партии, которая имеет свой центр в Мюнхене и которая является одной из организаций германского фашизма по развертыванию агрессии, но которую, в точном смысле, разведкой назвать нельзя.

Вышинский. Имеет свои специальные задачи и работает в общем плане с разведкой?

Бессонов. Совершенно верно.

Вышинский. Что у вас был за разговор с Масловым?

Бессонов. Я изложил ему сущность того поручения, которое мне дал Пятаков. Маслов,— после того как дал мне довольно подробную характеристику того, чем “трудовая крестьянская партия” располагает, по его мнению или по его характеристике, в Советском Союзе, о чем я дал подробные сведения на предварительном следствии, не знаю, нужно ли об этом говорить здесь,— он указал три условия, на которых он согласен предоставить свою организацию под общее руководство “право-троцкистского блока”. В эти условия, очень неоднородные, входило и соглашение по некоторым программным вопросам. Он имел в виду прежде всего деревенский вопрос и национальный вопрос, но подчеркивал, что это не имеет существенного значения. Центральное его условие—немедленное предоставление ему известной суммы денег со стороны “право-троцкистского блока” как в иностранной, так и в советской валюте. И затем предоставление для работы “трудовой крестьянской партии” легальных возможностей, которыми располагал блок. В обмен на эти условия он считал возможным дать директиву своей организации в Советском Союзе и соподчинить работу “трудовой крестьянской партии” по всем направлениям “право-троцкистскому блоку”. Я, конечно, ответа ему на эти вопросы дать не мог. Но в течение 1936 года я связал Маслова с представителем Троцкого, который с ним по этому пункту и договорился.

Вышинский. Скажите, Маслов в беседе с вами высказал желание связаться с Троцким?

Бессонов. Он говорил, что он пытался установить контакт с Троцким через одного чешского троцкиста.

Вышинский. А он не говорил, по чьей инициативе, у кого возникло это желание установить свидание с Троцким? Он не ссылался на Генлейна?

Бессонов. Говорил. Я указывал на это на предварительном следствии. Так и было. Его ссылка на Генлейна была. Он говорил, что в последнее время подготовлялось слияние с организацией Гёнлейна, что в ближайшее время предстоит объединение всех оппозиционных группировок, работающих в Советском Союзе и контактирующих свою деятельность с соответствующими организациями фашистской Германии.

Вышинский. То есть всех фашистских группировок?

Бессонов. Да.

Вышинский. Как он рассматривал эту возможность связи с Троцким?

Бессонов. Эта связь была установлена мною.

Вышинский. То есть поручение, которое вы имели относительно того, чтобы установить связь Маслова с Троцким, вы выполнили, и в результате было создано соглашение. Это соглашение произошло на тех нескольких условиях, о которых вы говорите.

Бессонов. Эти условия входят составной частью. Что касается организационной стороны, то вот эти два условия: во-первых, предоставление “трудовой крестьянской партии” известной суммы денег со стороны “право-троцкистского блока” в иностранной и советской валюте и предоставление “право-троцкистским блоком” ему, Маслову, и, стало быть, “трудовой крестьянской партии”, тех легальных возможностей, которыми “право-троцкистский блок” располагает в силу официального положения своих членов. Входила ли в это соглашение считавшаяся самим Масловым недостаточно существенной договоренность по программным вопросам, не могу сказать, но считаю действительно этот вопрос не имевшим никакого серьезного значения при переговорах, что подчеркивал сам Маслов.

Вышинский. Касались ли вы в разговоре с Масловым в какой-нибудь мере или степени Бухарина и Рыкова?

Бессонов. Маслов сказал, что он очень хорошо ориентирован в развитии антисоветских группировок внутри Советского Союза и что он ориентирован как по информациям своих заграничных друзей, как он выразился, так и по информациям, получаемым им непосредственно от своих ячеек в Советском Союзе.

Кроме того, он сказал, что он предпринимал шаги к установлению контакта с некоторыми правыми. Он упоминал в этой связи фамилию наркомземовского работника Муралова А.И., с которым установил связь посредством какого-то кооператора, фамилию которого сейчас не помню.

Вышинский. Следовательно, он был в курсе антисоветской деятельности Бухарина и Рыкова?

Бессонов. Безусловно.

Вышинский. И сам имел связь с правыми?

Бессонов. Он характеризовал эту связь как шаг к установлению прочной организационной связи с правыми.

Вышинский. Была организационная связь, которая впоследствии, благодаря его шагам, превратилась в прочную организационную связь?

Бессонов. Да, в 1935 году.

Вышинский. Еще что можете сказать, кроме того, что говорили?

Бессонов. Разве только о том, чем располагала “трудовая крестьянская партия”.

Вышинский. Это больше интересует следствие по делу “трудовой крестьянской партии”, чем по настоящему делу. У меня вопросов больше нет.

Председательствующий. Переходим к допросу подсудимого Бухарина.

Бухарин. Я имею ходатайство к суду по следующим двум пунктам:

во-первых, предоставить мне возможность свободного изложения перед судом, и, во-вторых, разрешить мне в начале моего изложения остановиться более или менее, насколько это позволяет время, на анализе идейно-политических установок преступного “право-троцкистского блока” по следующим мотивам—во-первых, потому что об этом говорили сравнительно мало, во-вторых, это имеет известный общественный интерес и, в-третьих, гражданин общественный обвинитель этот вопрос задавал на предыдущем, если не ошибаюсь, заседании.

Вышинский. Если обвиняемый Бухарин предполагает ограничить как-либо право государственного обвинителя задавать вопросы в процессе его объяснений, то, я думаю, что товарищу Председателю надлежит разъяснить Бухарину, что право обвинителя задавать вопросы основано на законе. Поэтому я прошу отклонить это ходатайство, как это предусмотрено Уголовно-процессуальным кодексом.

Бухарин. Я не так понимал свое ходатайство.

Председательствующий. Первый вопрос к подсудимому Бухарину: подтверждаете ли вы ваше показание на предварительном следствии об антисоветской деятельности?

Бухарин. Я свое показание подтверждаю полностью и целиком.

Председательствующий. Что вы желаете сказать об антисоветской деятельности? А товарищ Прокурор имеет право задавать вопросы.

Вышинский. Позвольте начать допрос обвиняемого Бухарина. Сформулируйте коротко, в чем именно вы признаете себя виновным.

Бухарин. Во-первых, в принадлежности к контрреволюционному “право-троцкистскому блоку”.

Вышинский. С какого года?

Бухарин. С момента образования блока. Еще до этого я признаю себя виновным в принадлежности к контрреволюционной организации правых.

Вышинский. С какого года?

Бухарин. Примерно, с 1928 года. Я признаю себя виновным в том, что я был одним из крупнейших лидеров этого “право-троцкистского блока”. Я признаю себя, следовательно, виновным в том, что вытекает непосредственно отсюда, виновным за всю совокупность преступлений, совершенных этой контрреволюционной организацией независимо от того, знал ли я или не знал, принимал или не принимал прямое участие в том или ином акте, потому что я отвечаю, как один из лидеров, а не стрелочник контрреволюционной организации.

Вышинский. Какие цели преследовала эта контрреволюционная организация?

Бухарин. Эта контрреволюционная организация, если сформулировать коротко...

Вышинский. Да, пока коротко.

Бухарин. Она преследовала, по существу говоря,— хотя, так сказать, может быть недостаточно сознавала и не ставила все точки над “и”,— своей основной целью реставрацию капиталистических отношений в СССР.

Вышинский. Свержение Советской власти?

Бухарин. Свержение Советской власти—это было средством для реализации этой цели.

Вышинский. Путем?

Бухарин. Как известно...

Вышинский. Путем насильственного ниспровержения?

Бухарин. Да, путем насильственного ниспровержения этой власти.

Вышинский. При помощи?

Бухарин. При помощи использования всех трудностей, которые встречаются на пути Советской власти, в частности, при помощи использования войны, которая прогностически стояла в перспективе.

Вышинский. Которая стояла прогностически в перспективе при чьей помощи?

Бухарин. Со стороны иностранных государств.

Вышинский. На условиях?

Бухарин. На условиях, если говорить конкретно, целого ряда уступок.

Вышинский. Вплоть до...

Бухарин. Вплоть до территориальных уступок.

Вышинский. То есть?

Бухарин. Если ставить все точки над “и”,— на условиях расчленения СССР.

Вышинский. Отторжения от СССР целых областей и республик?

Бухарин. Да.

Вышинский. Например?

Бухарин. Украины, Приморья, Белоруссии.

Вышинский. В пользу?

Бухарин. В пользу соответствующих государств, которые географически и политически...

Вышинский. Именно?

Бухарин. В пользу Германии, в пользу Японии, отчасти—Англии.

Вышинский. Так о чем было соглашение с соответствующими кругами? Мне известно одно соглашение, которое существовало у блока.

Бухарин. Да, у блока существовало соглашение.

Вышинский. А также путем ослабления обороноспособности?

Бухарин. Видите ли, этот вопрос не обсуждался, по крайней мере, в моем присутствии.

Вышинский. А как насчет вредительства дело обстояло?

Бухарин. С вредительством дело обстояло так, что в конце концов, в особенности под нажимом троцкистской части, так называемого контактного центра, который возник, примерно, в 1933 году, несмотря на целый ряд внутренних разногласий и манипулярную политическую механику, что не представляет интереса для следствия,— после различных перипетий, споров и прочего, была принята ориентация на вредительство.

Вышинский. Это ослабляло обороноспособность нашей страны?

Бухарин. Разумеется.

Вышинский. Следовательно, была ориентация на ослабление, на подрыв обороноспособности?

Бухарин. Этого не было формально, но по сути дела это так.

Вышинский. Но действия и деятельность в этом направлении были ясны?

Бухарин. Да.

Вышинский. О диверсионных актах вы то же самое можете сказать?

Бухарин. О диверсионных актах,— в силу разделения труда и определенных своих функций, которые вам известны, я, главным образом, занимался проблематикой общего руководства и идеологической стороной, что, конечно, не исключало ни моей осведомленности относительно практической стороны дела, ни принятия целого ряда с моей стороны практических шагов.

Вышинский. Я понимаю, что у вас было разделение труда.

Бухарин. Но я, гражданин Прокурор, говорю, что я несу ответственность за блок.

Вышинский. Но блок, во главе которого вы стояли, ставил задачей организацию диверсионных актов?

Бухарин. Насколько я могу судить по отдельным различным, всплывающим у меня в памяти вещам, это—в зависимости от конкретной обстановки и конкретных условий.

Вышинский. Как вы видите из процесса, обстановка была достаточно конкретной. Вы с Ходжаевым разговаривали о том, что мало вредят, что плохо вредят?

Бухарин. Насчет того, чтобы форсировать вредительство, разговоров не было.

Вышинский. Позвольте спросить подсудимого Ходжаева.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Подсудимый Ходжаев, был у вас разговор с Бухариным о том, чтобы форсировать вредительство?

Ходжаев. В августе 1936 года у меня на даче, когда я разговаривал с Бухариным, он указывал на то, что вредительская работа слабо поставлена в нашей националистической организации.

Вышинский. И что же нужно сделать?

Ходжаев. Усилить и не только усилить вредительство, но надо перейти к организации повстанчества, террора и тому подобного.

Вышинский. Подсудимый Бухарин, правильно говорит Ходжаев?

Бухарин. Нет.

Вышинский. У вас ставилась задача организовать повстанческое движение?

Бухарин. Повстанческая ориентация была.

Вышинский. Ориентация была? Вы на Северный Кавказ посылали Слепкова для организации этого дела? Посылали вы в Бийск Яковенко для той же цели?

Бухарин. Да.

Вышинский. А это не есть то, что говорит Ходжаев, применительно к Средней Азии?

Бухарин. Я думал, что когда вы спрашиваете о Средней Азии, то речь должна идти в моем ответе только о Средней Азии.

Вышинский. Значит, вы отрицаете этот факт для Средней Азии, но не установку блока, а я вас спрашивал об установке блока.

Бухарин. А я вам указал, что этот вопрос решался от случая к случаю, в зависимости от географических, политических и других условий.

Вышинский. Вы отрицаете показания Ходжаева? Я пригласил сейчас Ходжаева свидетельствовать против вас потому, что мне важно иллюстрировать факт, что ваш “право-троцкистский блок” давал задания, как вы говорите, от случая к случаю, в зависимости от обстановки, на организацию повстанческого, диверсионного, вредительского движения. Вы с этим согласны?

Бухарин. Я с этим согласен. Но только я должен уточнить, чтобы не вышло путаницы. Те восстания, о которых вы говорили, были в 1930 году, а “право-троцкистский блок” был организован, как вам известно, гражданин Прокурор, в 1933 году.

Вышинский. Но его тактика ничем не отличалась от тактики вашего правого центра. Вы с этим согласны?

Бухарин. Согласен.

Вышинский. Значит, организация повстанческого движения имела место и в деятельности “право-троцкистского блока”?

Бухарин. Имела место.

Вышинский. И за это вы несете ответственность?

Бухарин. Я уже сказал, что я за всю совокупность действий отвечаю.

Вышинский. Установка на организацию террористических актов, на убийство руководителей партии и Советского правительства у блока была?

Бухарин. Она была, и я думаю, что эту организацию следует датировать, примерно, 1932 годом, осенью.

Вышинский. А ваше отношение к убийству Сергея Мироновича Кирова? Это убийство было совершено также с ведома и по указаниям “право-троцкистского блока”?

Бухарин. Это мне не было известно.

Вышинский. Я спрашиваю: с ведома и по указаниям “право-троцкистского блока” совершено было это убийство?

Бухарин. А я повторяю, что это мне неизвестно, гражданин Прокурор.

Вышинский. Специально об убийстве Сергея Мироновича Кирова вам не было известно?

Бухарин. Не специально, а...

Вышинский. Обвиняемого Рыкова разрешите спросить.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Подсудимый Рыков, что вам известно по поводу убийства Сергея Мироновича Кирова?

Рыков. Я ни о каком участии правых и правой части блока в убийстве Кирова не знаю.

Вышинский. Вообще, о подготовке террористических актов — убийств членов партии и правительства —об этом вам известно?

Рыков. Я, как один из руководителей правой части этого блока, участвовал в организации целого ряда террористических групп и в подготовке террористических актов. Как я сказал в своих показаниях, я не знаю ни одного решения правого центра, через который я имел отношение к “право-троцкистскому блоку”, о фактическом выполнении убийств...

Вышинский. О фактическом выполнении. Так. Известно ли вам, что “право-троцкистский блок” ставил одной из своих задач организацию и совершение террористических актов против руководителей партии и правительства?

Рыков. Я сказал больше того, что я лично организовывал террористические группы, а вы меня спрашиваете, знал ли я через какое-то третье лицо об этих задачах.

Вышинский. Я спрашиваю, имел ли “право-троцкистский блок” отношение к убийству товарища Кирова?

Рыков. В отношении правой части к этому убийству у меня никаких сведений нет, и поэтому я до настоящего времени убежден, что убийство Кирова произведено троцкистами, без ведома правых. Конечно, я об этом мог и не знать.

Вышинский. Вы были связаны с Енукидзе?

Рыков. С Енукидзе? Очень мало.

Вышинский. Он был участником “право-троцкистского блока”?

Рыков. Был с 1933 года.

Вышинский. Он представлял в этом блоке какую часть, троцкистскую или правую, к какой он тяготел?

Рыков. Должно быть, представлял правую.

Вышинский. Хорошо, садитесь пожалуйста. Позвольте обвиняемого Ягоду спросить. Подсудимый Ягода, известно ли вам, что Енукидзе, о котором говорил сейчас обвиняемый Рыков, представлял правую часть блока и имел непосредственное отношение к организации убийства Сергея Мироновича Кирова?

Ягода. И Рыков, и Бухарин говорят неправду. Рыков и Енукидзе участвовали на заседании центра, где обсуждался вопрос об убийстве Сергея Мироновича Кирова.

Вышинский. Имели ли к этому отношение правые?

Ягода. Прямое, так как блок—право-троцкистский.

Вышинский. Имели ли к этому убийству отношение, в частности, подсудимые Рыков и Бухарин?

Ягода. Прямое.

Вышинский. Имели ли к этому убийству отношение вы как член “право-троцкистского блока”?

Ягода. Имел.

Вышинский. Правду ли говорят сейчас Бухарин и Рыков, что они об этом не знали?

Ягода. Этого не может быть, потому что когда Енукидзе передал мне, что они, то есть “право-троцкистский блок”, решили на совместном заседании вопрос о совершении террористического акта над Кировым, я категорически возражал...

Вышинский. Почему?

Ягода. Я заявил, что я никаких террористических актов не допущу. Я считал это совершенно ненужным.

Вышинский. И опасным для организации?

Ягода. Конечно.

Вышинский. Тем не менее?

Ягода. Тем не менее, Енукидзе подтвердил...

Вышинский. Что?

Ягода. Что они на этом заседании...

Вышинский. Кто они?

Ягода. Рыков и Енукидзе сначала категорически возражали...

Вышинский. Против чего?

Ягода. Против совершения террористического акта, но под давлением остальной части “право-троцкистского блока”...

Вышинский. Преимущественно троцкистской?

Ягода. Да, под давлением остальной части “право-троцкистского блока” дали согласие. Так мне говорил Енукидзе.

Вышинский. Вы лично после этого приняли какие-нибудь меры, чтобы убийство Сергея Мироновича Кирова осуществилось?

Ягода. Я лично?

Вышинский. Да, как член блока.

Ягода. Я дал распоряжение...

Вышинский. Кому?

Ягода. В Ленинград Запорожцу. Это было немного не так.

Вышинский. Об этом будем после говорить. Сейчас мне нужно выяснить участие Рыкова и Бухарина в этом злодействе.

Ягода. Я дал распоряжение Запорожцу. Когда был задержан Николаев...

Вышинский. Первый раз?

Ягода. Да. Запорожец приехал и доложил мне, что задержан человек...

Вышинский. У которого в портфеле?

Ягода. Были револьвер и дневник. И он его освободил.

Вышинский. А вы это одобрили?

Ягода. Я принял это к сведению.

Вышинский. А вы дали потом указания не чинить препятствий к тому, чтобы Сергей Миронович Киров был убит?

Ягода. Да, дал... Не так.

Вышинский. В несколько иной редакции?

Ягода. Это было не так, но это неважно.

Вышинский. Указание дали?

Ягода. Я подтвердил.

Вышинский. Подтвердили. Садитесь.

Председательствующий (к Прокурору). Еще вопросы есть?

Вышинский. К Бухарину еще один вопрос. Ваше отношение к террору положительное или отрицательное, к террору против советских деятелей?

Бухарин. Я понимаю. У меня по этому поводу в первый раз постановка вопроса относительно террора возникла при разговоре с Пятаковым, причем я знал, что Троцкий настаивает на террористической тактике. Я тогда возражал.

Вышинский. Это когда было дело?

Бухарин. Но, в конце концов, с Пятаковым был найден общий язык под формулой, что все рассосется, и так или иначе утрясутся разногласия, а потом я докладывал вам, гражданин государственный обвинитель...

Вышинский. Докладывали суду в моем присутствии...

Бухарин. Докладывал суду в вашем присутствии, что ориентация на террор пошла, по существу дела, фактически уже по рютинской платформе.

Вышинский. Я понимаю. Я хочу знать, что ваше отношение к террору было положительное?

Бухарин. То есть вы что хотите сказать?

Вышинский. Что вы являлись сторонником того, чтобы убивать руководителей нашей партии и правительства.

Бухарин. Вы спрашиваете... Я, как участник “право-троцкистского центра”, был ли сторонником...

Вышинский. Террористических актов.

Бухарин. Был.

Вышинский. Против кого?

Бухарин. Против руководителей партии и правительства.

Вышинский. Детали будете после рассказывать. Вы стали таким сторонником, примерно, с 1929—1930 годов?

Бухарин. Нет, я думаю, что примерно с 1932 года.

Вышинский. А в 1918 году вы не были сторонником убийства руководителей нашей партии и правительства?

Бухарин. Нет, не был.

Вышинский. Вы были сторонником ареста Ленина?

Бухарин. Ареста? Было два таких случая, из которых о первом я сказал самому Ленину, а о втором умолчал из конспиративных соображений, о чем могу дать, если вам будет угодно, более подробное разъяснение. Это было.

Вышинский. Это было?

Бухарин. Да.

Вышинский. А о том, чтобы убить Владимира Ильича?

Бухарин. Говорилось в первый раз относительно задержания на 24 часа. Была такая формула, а во второй...

Вышинский. А если не сдастся Владимир Ильич?

Бухарин. Но Владимир Ильич, как вам известно, не вступал в вооруженную борьбу, он не был бреттером.

Вышинский. Значит, вы рассчитывали, что Владимир Ильич, когда вы придете его арестовывать, сопротивляться не будет?

Бухарин. Видите ли, я могу сослаться на другого человека. Когда “левые” эсеры арестовали Дзержинского, он тоже не оказал вооруженного сопротивления.

Вышинский. Это зависит каждый раз от конкретной обстановки. Значит, в данном случае, вы не рассчитывали на сопротивление?

Бухарин. Нет.

Вышинский. А на арест товарища Сталина в 1918 году не рассчитывали?

Бухарин. Тогда было несколько разговоров относительно...

Вышинский. Я спрашиваю не о разговорах, а о плане ареста товарища Сталина.

Бухарин. А я говорю, что если я не согласен с вашей характеристикой этого как плана, то разрешите мне и доказать суду то, что было на самом деле. Тогда, можно сказать, плана у нас не было, а был разговор.

Вышинский. О чем?

Бухарин. Был разговор относительно составления опять-таки нового правительства “левых коммунистов”.

Вышинский. Я спрашиваю: у вас был план ареста в 1918 году товарища Сталина?

Бухарин. Не Сталина, а был план ареста Ленина, Сталина и Свердлова.

Вышинский. Всех трех—Ленина, Сталина и Свердлова?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Значит, не товарища Сталина, а товарищей Сталина, Ленина и Свердлова?

Бухарин. Так точно.

Вышинский. Был план ареста?

Бухарин. Я говорю: был не план, а разговоры по этому поводу.

Вышинский. А насчет убийства товарищей Сталина, Ленина и Свердлова?

Бухарин. Ни в коем случае.

Вышинский. Я буду ходатайствовать перед судом вызвать сегодня к концу заседания или в следующее судебное заседание свидетелей по настоящему вопросу: бывшую активную участницу группы “левых коммунистов” Яковлеву, бывшего активного участника группы “левых коммунистов” Осинского, Манцева и затем “левых” эсеров, членов ЦК “левых” эсеров Карелина и Камкова для того, чтобы их допросить по вопросу о том, был ли и какой план ареста и убийства у Бухарина, у “левых коммунистов”, которых он тогда возглавлял, вместе с “левыми” эсерами,— в отношении товарищей Ленина, Сталина и Свердлова. Пока вопросов не имею.

Бухарин. Разрешите начинать.

Председательствующий (после совещания с членами суда). Суд определил удовлетворить ходатайство государственного обвинителя о вызове в качестве свидетелей Яковлевой, Осинского, Манцева, Карелина и Камкова.

Вышинский. Это меня вполне удовлетворяет.

Председательствующий. Вопросов к Бухарину у вас нет пока?

Вышинский. Пока нет.

Председательствующий. Я разъясняю поаT'f1удимому Бухарину, что он имеет не защитительную речь и не последнее слово.

Бухарин. Я это понимаю.

Председательствующий. Поэтому, если вы желаете что-нибудь сказать о вашей преступной антисоветской деятельности, пожалуйста, вы имеете слово.

Бухарин. Я хочу остановиться на вопросе о реставрации капитализма. Разрешите?

Вышинский. Конечно, это же ваша основная специальность.

Бухарин. Я хотел бы вначале остановиться на идейных установках не в том смысле, чтобы отклонить ответственность за практическую преступную, контрреволюционную деятельность. Я бы вовсе не хотел, чтобы у пролетарского суда сложилось именно такое мнение. Я хочу ответить на тот вопрос, который гражданин государственный обвинитель задал Раковскому—во имя чего “право-троцкистский блок” проводил такую преступную борьбу против Советской власти. Я сознаю, что я не лектор и не должен здесь читать проповеди, а я — подсудимый, который должен нести ответственность как преступник, стоящий перед судом пролетарской страны. Но именно потому, что мне казалось, что этот процесс имеет общественное значение и этот вопрос чрезвычайно мало освещался, я думал, что полезно было бы остановиться на программе, которая никогда, нигде не была записана, на практической программе “право-троцкистского блока” и раскрыть скобки одной формулы—что такое реставрация капитализма, так, как она реализовалась и мыслилась в кругах “право-троцкистского блока”. Повторяю, что, когда я хочу остановиться на этой стороне дела. я отнюдь не хочу снять с себя ответственность за различные практические вещи, за свои контрреволюционные преступления. Но я хочу сказать, что я был не стрелочником контрреволюции, а одним из лидеров контрреволюции и как один из лидеров отвечаю в гораздо большей степени, несу гораздо большую ответственность, чем это относится к любому из стрелочников. Так что меня нельзя заподозрить, что я хочу улизнуть или отмахнуться от ответственности, хотя бы даже не был участником право-троцкистской организации.

Суд и общественное мнение нашей страны, как и общественное мнение других стран, поскольку речь идет о прогрессивном человечестве, смогут судить, как люди дошли до такой степени, как мы все превратились в ожесточенных контрреволюционеров, в изменников социалистической родине, как мы превратились в шпионов, террористов, реставраторов капитализма и какие, в конце концов, идеи, политические установки “право-троцкистского блока”. Мы пошли на предательство, преступление, измену. Но во имя чего мы пошли на это дело? Мы превратились в повстанческий отряд, организовывали террористические группы, занимались вредительством, хотели опрокинуть столь доблестное руководство Сталина, Советскую власть пролетариата.

Один из весьма распространенных ответов,— что логика борьбы нас заставила быть контрреволюционерами, заговорщиками, предателями, что она нас привела к такому позору, к такому преступлению, в результате которых мы находимся на скамье подсудимых. Я уже не говорю, что такие вещи в общественной жизни не бывают, тут существует логика, логика борьбы сочетается с приемами борьбы, с установкой.

Мне на этих данных хотелось бы остановиться, хотя я убежден, что, по сути дела, такая терминология звучит довольно странно по отношению к столь преступной деятельности, но тем не менее мне кажется, что все-таки важно на этом остановиться.

Доказано много раз и разжевано десятки тысяч раз, что правый уклон, когда он только зарождался и был в эмбриональном состоянии, с момента своего зарождения ставил задачи реставрации капитализма. Об этом я не собираюсь говорить. Я хотел говорить о другой стороне дела, с точки зрения гораздо более важной, с объективной стороны этого дела, потому что здесь выступает проблема вменяемости и суждения с точки зрения преступлений, вскрывающихся на суде, тем более что я являюсь одним из лидеров на скамье подсудимых. Нужно здесь исходить из исходного пункта.

Правые контрреволюционеры были, как будто, на первое время “уклоном”, как будто, на первый взгляд, такие, которые начинали с недовольства в связи с коллективизацией, с недовольства в связи с индустриализацией, что, якобы, индустриализация губит производство. Это было, на первый взгляд, основное. Затем вышла рютинская платформа. Когда все государственные машины, все средства, все лучшие силы были брошены на индустриализацию страны, на коллективизацию, мы очутились, буквально в .24 часа, на другой стороне, мы очутились с кулаками, с контрреволюционерами, мы тогда очутились с капиталистическими остатками, которые тогда еще существовали в области товарооборота. Отсюда и вытекает основной смысл, оценка, с точки зрения субъективной, ясна. Тут получился у нас очень интересный процесс переоценки индивидуального хозяйства, переползание в его идеализацию, в идеализацию собственника. Такова была эволюция. В программе—зажиточное крестьянское хозяйство индивидуала, а кулачок, по сути дела, превращается в самоцель. Над колхозами иронизирует. У нас, контрреволюционных заговорщиков, в то время все больше вылезала такая психология: колхозы—музыка будущего. Надо развивать богатых собственников. Такой громадный переворот произошел в установках и в психологии. В 1917 году никому бы из членов партии, в том числе и мне, не пришло бы в голову жалеть каких-нибудь убиенных белогвардейцев, а в период ликвидации кулачества, в 1929—1930 году, мы жалели раскулаченных из так называемых гуманитарных соображений. Кому бы из нас пришло в голову вменять разруху в области нашей экономики в 1919 году, вменять эту разруху большевикам, а не саботажу? Никому. Это просто звучало бы совершенно открыто, как измена. А ведь уже в 1928 году я сам дал формулу относительно военно-феодальной эксплуатации крестьянства, то есть вменял издержки классовой борьбы не классу, враждебному по отношению к пролетариату, а именно руководству самого пролетариата. Это же—поворот уже на 180 градусов. Это значит, здесь идейно-политические установки переросли в установки контрреволюционные. Кулацкое хозяйство и его интересы стали фактически программным пунктом. Логика борьбы привела к логике идей и к перемене нашей психологии, к контрреволюционизированию наших целей.

Промышленность возьмите. Сперва был у нас крик против переиндустриализации, чрезмерной бюджетной напряженности и так далее. А по сути дела это было программное требование, был идеал кулацко-аграрной страны с индустриальным привеском. А психологически? А психологически мы в свое время проповедовали социалистический индустриализм, стали с пожиманием плеч, с иронией, а потом и с озлоблением, в основном, смотреть на наши громадные, гигантски растущие заводы, как на какие-то прожорливые чудовища, которые все пожирают, отнимают средства потребления от широких масс, и что они представляют собой известную опасность. Героические усилия рабочих передовиков...

Председательствующий. Подсудимый Бухарин, вы опять не поняли. Вы имеете не последнее слово сейчас. Вам было предложено дать показания о вашей антисоветской контрреволюционной деятельности, а вы читаете лекцию. В последнем слове вы можете говорить, что угодно. Третий раз я разъясняю вам.

Бухарин. Тогда разрешите дать мне очень кратко...

Вышинский. Вы скажите, подсудимый Бухарин, как практически это облекалось у вас в антисоветскую деятельность.

Бухарин. Тогда позвольте мне перечислить некоторые программные пункты. И сейчас же я перейду к изложению моей контрреволюционной практической деятельности. Это можно, гражданин председатель?

Председательствующий. Покороче, пожалуйста. Вы будете иметь возможность сказать речь в качестве собственного защитника.

Бухарин. Это у меня не моя защита, это у меня самообвинение. Я ни одного слова в свою защиту не сказал. Если формулировать практически мою программную установку, то это будет в отношении экономики—государственный капитализм, хозяйственный мужик-индивидуал, сокращение колхозов, иностранные концессии, уступка монополии внешней торговли и результат—капитализация страны.

Вышинский. К чему сводились ваши цели? Какой общий прогноз вы давали?

Бухарин. Прогноз сводился к тому, что будет больший крен в сторону капитализма.

Вышинский. А оказалось?

Бухарин. А оказалось совсем другое.

Вышинский. А оказалась полная победа социализма.

Бухарин. Оказалась полная победа социализма.

Вышинский. И полный крах вашего прогноза.

Бухарин. И полный крах нашего прогноза. Внутри страны наша фактическая программа—это нужно, мне кажется, сказать всеми словами—это сползание к буржуазно-демократической свободе, к коалиции, потому что из блока с меньшевиками, эсерами и прочими вытекает свобода партий; коалиция вытекает совершенно логически из блокировки для борьбы, потому что если подбирать себе союзников для свержения правительства, то на второй день в случае мысленной победы они были бы соучастниками власти. Сползание не только на рельсы буржуазно-демократической свободы, но, в политическом смысле—на рельсы, где есть несомненно элементы цезаризма.

Вышинский. Говорите, просто фашизма.

Бухарин. Если в кругах “право-троцкистского блока” была идейная ориентация на кулачество и в то же самое время ориентация на дворцовый и государственный переворот, на военный заговор, на преторианскую гвардию контрреволюционеров, то это и есть ничто иное как элементы фашизма.

Если действуют в области экономики те моменты государственного капитализма, о которых я говорил...

Вышинский. Коротко говоря, вы скатились к прямому оголтелому фашизму.

Бухарин. Да, это правильно, хотя мы и не ставили всех точек над “и”. Вот формулировка, характеризующая нас как заговорщиков, реставраторов капитализма, верная со всех точек зрения. И совершенно естественно, это сопровождалось вырождением и перерождением всей идеологии, всей нашей практики и методики борьбы.

Теперь позвольте перейти сразу к изложению моей преступной деятельности.

Вышинский. Может быть, предварительно мне можно задать два-три вопроса биографического порядка?

Бухарин. Пожалуйста.

Вышинский. Вы в Австрии жили?

Бухарин. Жил.

Вышинский. Долго?

Бухарин. 1912—1913 годы.

Вышинский. У вас связи с австрийской полицией не было?

Бухарин. Не было.

Вышинский. В Америке жили?

Бухарин. Да.

Вышинский. Долго?

Бухарин. Долго.

Вышинский. Сколько месяцев?

Бухарин. Месяцев семь.

Вышинский. В Америке с полицией связаны не были?

Бухарин. Никак абсолютно.

Вышинский. Из Америки в Россию вы ехали через...

Бухарин. Через Японию.

Вышинский. Долго там пробыли?

Бухарин. Неделю.

Вышинский. За эту неделю вас не завербовали?

Бухарин. Если вам угодно задавать такие вопросы...

Вышинский. Я имею право на основании Уголовно-процессуального кодекса задавать такие вопросы.

Председательствующий. Прокурор тем более имеет право задавать такой вопрос, потому что Бухарин обвиняется в попытке убийства руководителей партии еще в 1918 году, в том, что вы еще в 1918 году подняли руку на жизнь Владимира Ильича Ленина.

Вышинский. Я не выхожу из рамок Уголовно-процессуального кодекса. Угодно—вы можете сказать “нет”, а я могу спрашивать.

Бухарин. Совершенно правильно.

Председательствующий. Согласие подсудимого не требуется.

Вышинский. Никаких связей с полицией не завязывалось?

Бухарин. Абсолютно.

Вышинский. Как у Чернова в автобусе? Я вас спрашиваю о связях с каким-нибудь полицейским органом.

Бухарин. Никаких связей ни с какими полицейскими органами.

Вышинский. Тогда почему так легко вы пришли к блоку, который занимался шпионской работой?

Бухарин. Я относительно шпионской работы совершенно ничего не знаю.

Вышинский. Как не знаете?

Бухарин. Так.

Вышинский. А блок чем занимался?

Бухарин. Здесь прошло два показания относительно шпионажа— Шаранговича и Иванова, то есть двух провокаторов.

Вышинский. Подсудимый Бухарин, а Рыкова вы считаете провокатором?

Бухарин. Нет, не считаю.

Вышинский (к Рыкову). Подсудимый Рыков, вам известно, что “право-троцкистский блок” вел шпионскую работу?

Рыков. Я знаю, что были организации, которые вели шпионскую работу.

Вышинский. Скажите, белорусская национал-фашистская организация, являющаяся частью вашего “право-троцкистского блока”, руководимая обвиняемым Шаранговичем, вела шпионскую работу?

Рыков. Об этом я уже сказал.

Вышинский. Вела шпионскую работу?

Рыков. Да.

Вышинский. Была связана с польской разведкой?

Рыков. Да.

Вышинский. Вы знали об этом?

Рыков. Знал.

Вышинский. А Бухарин не знал?

Рыков. По-моему, знал и Бухарин.

Вышинский. Итак, обвиняемый Бухарин, об этом говорит не Шарангович, а ваш дружок Рыков.

Бухарин. Но, тем не менее, я не знал.

Председательствующий. Товарищ Прокурор, у вас вопросов больше нет?

Вышинский. Мне хочется объяснить обвиняемому Бухарину. Вы теперь понимаете, почему я спрашивал у вас относительно Австрии?

Бухарин. Связь с австрийской полицией заключалась в том. что я сидел в крепости в Австрии.

Вышинский. Обвиняемый Шарангович, вы были польским шпионом, хотя и сидели в тюрьме?

Шарангович. Был, хотя и сидел.

Бухарин. Я сидел в шведской тюрьме, дважды сидел в российской тюрьме, в германской тюрьме.

Вышинский. То, что вы сидели в тюрьме, не служит свидетельством того, что вы не могли быть шпиком.

Обвиняемый Рыков, вы подтверждаете, что после всех сидок и отсидок в тюрьмах разных стран Бухарин вместе с вами знал о шпионской связи Шаранговича с польской разведкой? Знал и одобрил это?

Рыков. Я знал об организациях, которые ведут шпионскую работу.

Вышинский. То, что Бухарин сидел в разных тюрьмах, не помешало ему одобрить связь с польской разведкой своих сообщников. Вы это понимаете?

Рыков. Нет, не понимаю.

Вышинский. Бухарин это понимает.

Бухарин. Я понимаю, но я это отрицаю.

Председательствующий. Продолжайте дальше.

Бухарин. Я должен коротко сказать по этапам. Моя контрреволюционная деятельность, в сущности говоря, поскольку речь идет о правом уклоне, о его эволюции вплоть до “право-троцкистского блока” с соответствующей методикой борьбы, с соответствующими преступными действиями, по сути дела, заложена сознательно еще к 1919— 1920 году, коe3да я из своих учеников Свердловского университетe0 сколачивал определенную группу, которая очe5нь быстро стала перерастать во фракцию. Состав этой группы известен, он находится в следственных материалах, и, насколько я могу ориентироваться по репликам гражданина Прокурора, он об этом осведомлен.

Вышинский. В числе ваших учеников был Слепков, которого вы послали на Северный Кавказ организовывать восстания?

Бухарин. Совершенно верно. Я могу еще несколько фактов привести.

ydi280Вышинский. Такого же рода?

Бухарин. Нет, не такого рода.

Вышинский. Но такого типа?

Бухарин. Нет.

Вышинский. Ну, вроде этого?

Бухарин. Позвольте, в одном смысле я не могу раскрыть все содержание.

Вышинский. Продолжайте.

Бухарин. Создалась известная кадровая ячейка, которая потом вошла как одна из составных частей в совокупную контрреволюционную организацию правых, а затем, следовательно, “в право-троцкистский блок”.

Примерно в 1923 году я написал так называемый меморандум, который должен был быть вручен в Центральный Комитет, однако я туда его не внес, а он получил хождение в кругах этой “школки”, в которой наметился целый ряд установок, кои потом выросли, распустились и принесли соответствующие ядовитые плоды. Там я говорил относительно того, что в руководстве партии кризис один будет сменяться...

Вышинский. Это нам сейчас совершенно неинтересно, что вы там говорили.

Бухарин. В 1928 году, когда в стране наступили элементы кризиса в отношениях между пролетариатом и крестьянством, а партийное руководство во главе со Сталиным наметило линию преодоления трудностей и наступления на кулачество, стала оформляться оппозиция— вначале только как оппозиция. Один из эпизодов заключается в том, что я в этом году приходил за тенденциозно-подобранными материалами к тогдашнему руководителю ОГПУ — Г.Г. Ягоде, который мне и дал соответствующе подобранные материалы, которые я потом использовал для формирования своей контрреволюционной идеологии и соответствующих на основе ее действий.

Вышинский. Когда оформилась ваша контрреволюционная правая организация?

Бухарин. Примерно к 1928—1929 годам относится мое сближение с Томским и Рыковым, потом—связи и прощупывание среди тогдашних членов Центрального Комитета, нелегальные совещания, которые были нелегальными по отношению к Центральному Комитету, а следовательно, организация перешла границы советской государственной легальности, и на этой уже основе быстро выросла своеобразная организация руководства правой организацией, которую можно изобразить, как иерархическую лестницу, примерно так: тройка — Рыков, Томский и я, которая тогда входила в состав Политбюро, оппозиционные члены Центрального Комитета, по своим установкам тогда уже перераставшие в контрреволюционную группировку, затем различные группировки, основными составными частями которых следует назвать следующих: Бухарин и его пресловутая “школка”, во-первых, Томский и кадры профсоюзников — во-вторых, Рыков и его секретари и люди советского аппарата — в-третьих, Угланов с московскими районными работниками и группа в Промакадемии — в-четвертых. Таким образом, здесь сформировалась верхушка этой контрреволюционной организации.

Вышинский. А Ягода куда девался?

Бухарин. Ягода стоял в стороне.

Вышинский. Он был с вами связан?

Бухарин. Да, он был связан.

Вышинский. Помогал вам подбирать тенденциозный материал?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Значит, был участником...

Бухарин. Я говорю сейчас об иерархической лестнице руководства, и потому о Ягоде...

Вышинский. Я не хотел просто обижать обвиняемого Ягоду.

Бухарин. Тут начались поиски блоков. Во-первых, мое свидание с Каменевым на квартире у него. Во-вторых, свидание с Пятаковым в больнице, при котором присутствовал и Каменев. В-третьих, свидание с Каменевым на даче у Шмидта.

Я забыл сказать, что еще в 1928 году на основе и в связи с выступлением оппозиционных, тогда еще не перераставших уже в контрреволюционные установки, представителей целой группы Центрального Комитета и на основе соответствующего плана была мною составлена так называемая платформа 1928 года.

Я упоминаю о ней не потому, что она получила широкое хождение и не потому, что, как известно, ее идеи легли тогда во все практические мероприятия и она стала идеологически формирующим началом,— а потому что во втором зондаже с троцкистско-зиновьевскими кругами. а именно при свидании с Каменевым и Пятаковым, я экономическую часть этой платформы показал означенным лицам.

Я не знаю, заинтересует ли вас подробно...

Председательствующий. По-моему, эти эпизоды можно покороче рассказать.

Бухарин. Хорошо. Свидание с Каменевым у него на квартире. Здесь были резкие клеветнические разговоры насчет руководства партии. партийного режима, организации голода, гражданской войны в стране, клевета на партийное руководство и так далее, и так далее.

Свидание в больнице. Я повторяю, что поскольку здесь экономическая платформа получила это известное звучание, тут никакого соглашения не было, но зондаж, прощупывание и попытка соглашения здесь были.

И, наконец, в-третьих, свидание на даче у Василий Шмидта, которого самого тогда не было и на котором присутствовал я, мой секретарь Цейтлин, Каменев и Томский. Разговор здесь был сравнительно кратким и заключался в обсуждении той тактики, которой должны держаться мы, находившиеся в оппозиции члены ЦК, на предстоящем тогда пленуме Центрального Комитета. Причем, позиция Каменева заключалась в том, что он подзуживал нас на выступление, а мы тоже выжидали. Так что я рассматриваю все эти три попытки как поиски преступной связи и преступной блокировки против руководства партии и против партии с теми кругами, которые группировались вокруг Каменева— Зиновьева, с одной стороны, и троцкиста Пятакова—с другой.

В 1930—.1931 годах начинается следующий этап в развитии контрреволюционной организации правых. Тогда в стране было большое обострение классовой борьбы, саботажа кулачества, сопротивление кулачества политике партии и так далее.

Этот этап я считаю переходом к “двойной бухгалтерии” по всему фронту. Тройка превратилась в нелегальный центр, и поэтому если раньше эта тройка была головкой оппозиционных кругов, то она сейчас превратилась в центр нелегальной контрреволюционной организации. А поскольку они, повторю, были нелегальны по отношению к партии, они тем самым стали нелегальными по отношению к органам Советской власти.

К этому нелегальному центру близко примыкал Енукидзе, который имел связь с этим центром через Томского. Близко к нему стоял тогда также Угланов, удельный вес которого в партийной организации был достаточно велик, потому что он в недавнем прошлом, приблизительно к этому времени, руководил московской партийной организацией.

К тому же времени, примерно к концу 1931 года, участники так называемой “школки” были переброшены на периферию—в Воронеж, Самару, Ленинград, Новосибирск, и этот факт переброски их на периферию был использован в контрреволюционных целях уже тогда.

Вышинский. Каким образом он был использован?

Бухарин. Он был использован в том смысле, что этим разложившимся людям мы, члены этой нелегальной тройки, члены правою центра, в том числе и я, даем прямое задание, прямое поручение в первую очередь насчет вербовки людей. Что касается Ягоды, то, насколько мне память не изменяет, по сообщению Рыкова, он тогда требовал для себя особого положения, как раз именно в тот период с особой настойчивостью.

Вышинский. В каком смысле особого положения?

Бухарин. Особого положения внутри правой организации в смысле особо конспиративных форм прикрытия, что вполне понятно в связи с занимаемым им постом в официальной советской иерархии.

Вышинский. Он добился такого положения?

Бухарин. Он добился такого положения. Примерно к осени 1932 года начинается следующий этап в развитии правой организации, а именно: переход к тактике насильственного ниспровержения Советской власти.

Вышинский. Каким годом вы его начинаете?

Бухарин. Я его начинаю, примерно, летом 1932 года. Но я, гражданин государственный обвинитель, должен сказать, что вообще во всей этой периодизации нужно иметь в виду, что она носит условный характер, потому что, например, укажу на факт посылки Яковенко с согласия моего и правого центра; я упомянул те факты, о которых вы меня допрашивали и о которых я вам дал утвердительный ответ. Они относятся к более раннему периоду. Из этого я только делаю вывод, что несовпадение дат никоим образом не может служить опровержением преступности того или другого акта, потому что здесь не было резко очерченной границы. Кроме того, в некоторых случаях, как в случае с Яковенко, была такая горячая ситуация, что она вызвала соответствующую преступную реакцию с нашей стороны.

Переходя к тактике насильственного ниспровержения, в общем я датирую моменты, когда была зафиксирована так называемая рютинская платформа. О рютинской платформе здесь говорилось достаточно много, и, может быть, не нужно на ней останавливаться. Она была названа рютинской в конспиративных целях, для перестраховки от провала, она была названа рютинской, чтобы прикрыть правый центр и его самые руководящие фигуры. Кроме того, больше я должен сказать: мне кажется, что рютинская платформа,— я поэтому позволю себе задержать ваше внимание несколькими минутами больше,— рютинская платформа, насколько я вспоминаю во время процесса, эта платформа правой контрреволюционной организации, уже, пожалуй, была общей фактической платформой и других группировок, в том числе каменевской, зиновьевской и троцкистской.

Как раз к этому самому моменту получилась такая ситуация, что Троцкий свой левацкий мундир должен был сбросить. Когда дело дошло до точных формулировок того, что же нужно в конце концов делать, то сразу обнаружилась его правая платформа, то есть он должен был говорить относительно деколлективизации и так далее.

Вышинский. То есть вы идейно вооружили и троцкизм?

Бухарин. Совершенно верно. Тут такое было соотношение сил, что Троцкий давил в смысле обострения методов борьбы, а мы до известной степени его вооружали идеологически (к Прокурору). Больше не нужно о рютинской платформе?

Вышинский. Это ваше дело.

Бухарин. Нет, я спрашиваю, вас интересует это или нет?

Вышинский. Меня интересует ваше преступление.

Бухарин. Хорошо, но преступлений этих так много, гражданин Прокурор, что из них нужно выбирать наиболее существенные.

Вышинский. Меня интересуют они все, не на выборку, а от начала до конца.

Председательствующий._ Пока еще вы ходите вокруг да около, ничего не говорите о преступлениях.

Бухарин. Значит, вы не считаете нелегальную организацию преступлением, рютинскую платформу тоже не считаете преступлением?

Вышинский. Не в этом дело, но вам говорят, что вы ходите вокруг да около.

Председательствующий. Подсудимый Бухарин, я вас прошу не пререкаться, а говорить, если вы хотите говорить.

Бухарин. Я буду говорить.

Председательствующий. Минут через 15 по регламенту заседание должно быть закончено, я вас прошу закруглить ваши мысли или закончить.

Вышинский. Вы относительно Ягоды тут говорили. Я хочу спросить Ягоду. Обвиняемый Ягода, скажите, пожалуйста, вы предъявляли требование к блоку о том, чтобы вы были поставлены в особо законспирированное положение?

Ягода. Да, такое требование было с моей стороны.

Вышинский. Не припомните ли, при какой обстановке это было и с кем вы об этом говорили?

Ягода. Я говорил с Рыковым.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, вы это подтверждаете?

Рыков. Подтверждаю, я об этом уже говорил в своих предварительных показаниях.

Вышинский. Продолжайте.

Бухарин. В рютинской платформе был зафиксирован переход к тактике насильственного ниспровержения Советской власти.

В связи с этим, мне кажется, нужно остановиться на конференции -1932 года. Эти разосланные периферийные работники, которые, главным образом, состояли из этих “молодых”, они вернулись со своих мест и по инициативе Слепкова и с моей санкции они созвали в конце лета 1932 года конференцию, на которой были доклады с мест.

Вышинский. Нелегальные?

Бухарин. Нелегальные. Конференция была нелегальная, работа была нелегальная, доклады были нелегальные и доклады были о нелегальной работе.

Вышинский. Конференция была контрреволюционная, доклады были контрреволюционные и доклады были о контрреволюционной работе?

Бухарин. Да, все это было контрреволюционное.

На этой конференции в числе пунктов порядка дня стоял, между прочим, и вопрос о рютинской платформе, причем конференция эту рютинскую платформу апробировала. После этого состоялось совещание “трех” плюс Угланов. Я на этом совещании не участвовал, так как был в отпуске, но по возвращении из отпуска я вполне с этой платформой согласился и полностью несу за это ответственность. Рютинская платформа была апробирована от имени правого центра. В суть рютинской платформы вошли—“дворцовый переворот”, террор, курс на прямую смычку с троцкистами. К этому времени созревает в правых кругах, причем не только в верхушечных кругах, но и, сколько мне помнится, в среде части периферийных работников, идея “дворцового переворота”. Вначале эта мысль была высказана со стороны Томского, связанного с Енукидзе. Эта мысль пришла Томскому в связи с возможностями использования служебного положения Енукидзе, в руках которого тогда сосредоточивалась охрана Кремля. Мы имеем тут логику борьбы и исчезновения путей для легальной работы, развитие этой идеи, упрочение связи Томского и Енукидзе и Рыкова с Ягодой. Томский рассказывал, что Енукидзе согласен принять активное участие в этом перевороте. Томский рассказывал также, что Енукидзе завербовал Петерсона. И тут, выражаясь иронически, от академической постановки вопроса вопрос вызрел в постановку практическую, потому что были налицо элементы организации этого переворота.

Следовательно, уже тогда намечался план и подбирались организационные силы для реализации этого плана, то есть вербовки людей для осуществления “дворцового переворота”. В то время возникла политическая блокировка с Каменевым, Зиновьевым. В этот период были встречи с Сырцовым и Ломинадзе.

Я должен сказать, только прошу, чтобы суд не понимал это так, что я хочу смягчить свои обвинения, что в этой группе была политически не совсем безразличная тенденция, что правые не были объединены с троцкистами, троцкисты рассчитывали на террор, а правые надеялись на повстанческое движение. Правые ориентировали организацию на массовое выступление.

Я думаю, что это не есть смягчение, но в данном случае я рассказываю то, что было и что было известно из докладов тогда имевших место. Мы рассчитывали привлечь массы.

Я разговаривал с Пятаковым, Томским и Рыковым. Рыков разговаривал с Каменевым и Зиновьев с Пятаковым.

Летом в 1932 году я второй раз разговаривал в Наркомтяжпроме с Пятаковым. Разговаривать тогда мне было очень просто, так как я работал под руководством Пятакова. Он тогда был моим хозяином. Я должен был по делам заходить к нему в кабинет, не вызывая никаких подозрений. Не вызывало никаких подозрений и то, что я долго засиживался у него в кабинете. Мало ли какие дела могли быть!

Вышинский. Использовали все легальные возможности для нелегальных разговоров?

Бухарин. Я использовал легальные возможности для антисоветских, нелегальных целей. Пятаков рассказал в этой беседе, которая происходила летом в 1932 году, о встрече с Седовым, относительно установки Троцкого на террор. В то время мы с Пятаковым считали, что это не наши идеи, но мы решили, что очень быстро найдем общий язык и что разногласия в борьбе против Советской власти будут изжиты. Томский и Рыков, может быть я ошибаюсь, говорили с Каменевым и Сокольниковым. Мне помнится, что в тот период Томский особенно настаивал на осуществлении государственного переворота и на концентрации всех сил, тогда как члены правого центра ориентировались на повстанческое движение.

К концу 1932 года, рютинская платформа датируется осенью— концом лета 1932 года, конференция датируется...

Председательствующий. Заседание подходит к концу, кончайте.

Бухарин. Тогда кончу только мысль, что к концу 1932 года создался уже контрреволюционный блок правых, троцкистов и каменевцев-зиновьевцев.

Председательствующий. На этом заседание заканчивается. Следующее заседание состоится 7 марта в 11 часов утра.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ: Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР

СЕКРЕТАРЬ: Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер

Документов:	31216
Публикаций:	6502
Файлов:	29326

Вечернее заседание 5 марта 1938 года

Статистика

Облако меток

Информер

Форма поиска

Вы здесь

Вечернее заседание 5 марта 1938 года

Статистика

Облако меток

Информер