Речь И.В.Сталина на пленуме ЦК ВКП(б) по вопросам колхозного строительства. 22 мая 1939 г.
№206
Речь И.В.Сталина на пленуме ЦК ВКП(б) по вопросам колхозного строительства110
Я хотел, товарищи, несколько вопросов осветить.
В проекте резолюции отмечен ряд очень серьезных вопросов, но они не углублены, потому что с точки зрения практики нет в этом необходимости. Я бы хотел, однако, эти вопросы более серьезно в корне взять для того, чтобы товарищи в своей работе руководствовались этими практическими потребностями. Мы имеем в виду перспективы. Чтобы руководить, надо немного дальше своего носа смотреть, видеть и замечать. Чтобы руководить, надо предвидеть. А ежели мы будем волочиться за событиями так, как до сих пор волочились — что-то делаем, а потом наоборот получается — это какое же руководство! Чтобы руководить, надо предвидеть, дальше своего носа смотреть. А чтобы предвидеть, надо знать марксистски то, что имеет место в окружающем. Вот, например, взять вопрос об усадьбах и колхозах, об усадебной земле и общественной колхозной земле. Когда мы в ЦК решали вопрос о том, чтобы признать, как преобладающую основную форму колхозного движения — артель, мы, конечно, знали, что борьба между началом артели и началом личного хозяйства будет происходить. Есть общественная колхозная форма как основа колхозного производства, и есть личная полевая усадьба как основа личного производства. Мы исходили и исходим из того, что это личное, противоречащее общественному, все-таки должно сочетаться, согласовываться с общественным на первое время. Других путей к тому, чтобы индивидуальное крестьянское хозяйство перевести на коллективный путь — нет. Другого пути для этого не существует. Но что борьба этих двух путей, глухая, не останавливающаяся ни на час, будет происходить, это мы знали. Видимо, товарищи об этом забыли, что борьба между началом личного, индивидуального на усадебном поле и началом общественного на колхозном поле будет происходить.
Мужик вчерашний будет норовить у себя в личном хозяйстве округлить это дело, потому что это дело бесконтрольное, никто не покушается на него, никому дела нет, это мое, оно вечное, на этом должно быть сосредоточено внимание. Но и в колхозах были кадры выкованные, которые хотели, наоборот, сосредоточиться на общественном поле как стимулирующем и представляющем основные источники для жизни как колхозника, так и колхоза в целом.
Борьба эта между ними должна происходить. К чему она привела, эта борьба между началом личного хозяйства, базой чего является усадебное поле, и началом общественного хозяйства, базой чего является колхозное поле? К чему это привело? Вы об этом достаточно красочно рассказываете, что второй пункт устава нарушен, поле личного хозяйства расширено вопреки требованиям устава и, главное, вопреки требованиям нашей большевистской ленинской политики, причем расширение частного индивидуального поля произошло за счет общественного колхозного поля. Все вы констатировали этот факт, что общественное колхозное поле сокращается, поскольку мы абсолютного расширения пашни не ведем в пользу личного хозяйства колхозников, что уже никак нельзя согласовать с требованиями нашей большевистской политики.
С чего мы хотели начать? С артели, потом перейти к коммуне. Что у вас получается? Начали с артели для того, чтобы шагнуть назад к индивидуальному хозяйству. Вот что у вас получается на деле. Я далек от того, чтобы пугать вас или преувеличивать то, что есть, но уверен, если взять удельный вес приусадебного участка и сравнить с удельным весом колхозного поля, он незначителен, и основа всего нашего коллективного хозяйства — это общественное поле, но надо вещи брать не в том виде, как сейчас они имеются, а надо учесть тенденцию развития, этот уклон развития, который наметился, а уклон состоит в том, что частное поле увеличивается за счет общественного поля, и если это будет продолжаться лет на 30—40, потому что семьи-то делятся, много семейств участки делят, если в практике у вас наметилось выделение приусадебных участков за счет общественного поля, если происходит выделение усадеб за счет общественного поля, стало быть, у вас размер общественного колхозного поля будет сокращаться из года в год, и общий фонд усадебной земли будет увеличиваться прогрессивно, и надо еще лет 30—40 волочиться за событиями, а не руководить ими, как следует большевикам, а мы не как большевики вели себя в этом деле, а волочились за событиями. Если так и впредь будем волочиться за событиями, а не руководить, то лет через 30—40 мы получим такую картину, что колхозы распадутся, вместо колхозов образуются хутора, новые индивидуальные хозяйства, числящиеся в составе колхозов, у которых общественного поля либо вовсе нет, либо очень мало осталось, не требуется тракторов, потому что на мелких полях тракторам нечего делать, не требуется много молотилок, комбайнов, общественного труда, ибо он сам у себя сидит королем на своем приусадебном участке и возвращается к индивидуальному крестьянскому хозяйству, хозяйству полунатуральному или вовсе натуральному. Товарный выход будет в 3—4 раза меньше, чем теперь, промышленность тогда надо закрыть, ликвидировать и вернуться назад, к индивидуальному хозяйству, ликвидировав парк тракторов, комбайнов. Вот лет через 30—40 что могло бы случиться с колхозным хозяйством, если бы мы также волочились за событиями, а не руководили, как теперь волочились.
Мы великолепные коммунисты, ленинцы, большевики рапорта пишем, клянемся именем Ленина, Маркса, а оказываемся дураками, оппортунистами, меньшевиками на практике. Это меньшевизм, когда руководители мнят себя руководителями и не руководят событиями, а волочатся, как на дровнях, за событиями, в хвосте за ними. В чем Ленин обвинял меньшевиков? В хвостизме. В чем вас можно обвинить? В хвостизме. Это был меньшевизм в нашей практике. Вот к чему бы привело дело развития в нашем сельском хозяйстве, если бы среди нас не нашлись люди, которые хотят повернуть события в другую сторону, которые хотят помогать большевикам, т.е. руководить делом, а не волочиться в хвосте за событиями. Теоретически эта картина вполне допустима, именно так случилось — колхозы распались бы на хутора, хуторские хозяйства, усадьбы, мелкие хозяйства, тракторный парк и комбайны следовало бы ликвидировать, потому что на мелких участках кому нужны комбайны, вернулись бы к индивидуальному крестьянскому хозяйству с его полунатуральным характером, с его малым товарным выходом, а что такое малый товарный выход зернового хозяйства? Это значит хлеба для городов и армии не хватало бы, значит надо сократить в 3—4 раза нашу промышленность, а наша промышленность в 4—5 раз больше, чем крестьянское хозяйство. Разве возможно, если бы товарный выход хлеба был мал, у нас товарный выход хлеба больше в 2 раза, чем в прошлые годы, а может быть и в 3 раза. На это мы идем, на этом мы построили новую большую промышленность, на этом зиждется наша армия и вся наша новая культура. Попробуйте эту штуку отнять, у вас ничего от современной промышленности, большой промышленности не останется и от механизированного земледелия не останется, потому что мелкие хутора в механизации не нуждаются, а вы хорошо знаете законы индивидуального хозяйства. Теоретически, повторяю, эта картина была бы неизбежна, ну, конечно, практически лет через 5—8 наши районные коммунисты, товарищи, как они ни позабывают, как ни подслеповаты, все-таки заметили — не туда идем. Как же так, хотим колхоз укрепить, а выходит наоборот, что поворачиваем в другую сторону. Здесь нужна борьба.
А чтобы эту борьбу предупредить и чтобы вовремя выправить положение, неправильно ссылаться, как это делаете вы, на крестьянина. Крестьянин тут не причем, он делает так, как ему выгодно. Вы виноваты, ЦК и особенно вы, которые сидите на местах, видите дело и не сигнализируете.
Конечно, лет через 5—10 заметят наши подслеповатые товарищи, что не туда пошли и что надо поворачивать, а наша задача состоит в том, чтобы не ждать, пока последние люди заметят, что мы не туда повернули, а заранее это предусмотреть и выправить положение.
Вот к чему сводится основа того, что мы этот вопрос поставили для обсуждения на пленуме ЦК. Хотите вы повернуть к индивидуальному, крестьянскому, хуторскому хозяйству без механизации и без нашей крупной промышленности — так и скажите прямо, тогда можно волочиться за событиями. Если вы этого не хотите, тогда извольте поворачивать в сторону расширения колхозных полей, в сторону того, чтобы ввести в рамки индивидуальное крестьянское хозяйство.
О трудоднях говорят. Некоторые нарисовали тут мрачную картину, что, дескать, колхозник прямо плавает в богатстве, а колхоз пропадает, так можно было понять из некоторых выступлений. Как это любят люди себя бичевать! Вчера еще писали рапорта о колхозах, газеты наши до хрипоты кричали о том, что колхозный труд — это величайшее дело, колхозы-миллионеры и проч. и проч., посмотрите хотя бы «Правду». А стоило поставить вопрос о том — а куда вас несет, товарищи (именно вас несет стихия, а не вы ею руководите, вот большевики в кавычках!), стоило поставить этот вопрос, как все сразу стали себя бичевать. Пошли разговоры о том, что ничего не стоил колхозный труд, трудодни не трудодни, а что все дело сосредоточено на колхозном поле, оттуда и доходы, и расходы и проч. Это ведь не что иное, как другая крайность, от слишком большой похвалы колхозам переход к слишком огульному охаиванию колхозов, колхозного труда. Это тоже ни к чему Это значит у людей якоря нет, их несет, как щепку: то в один конец, то в другой. Так тоже не годится.
Если подвести итоги тем материалам, которые у нас имеются, скажем, по вопросу об участии членов колхозов в колхозном хозяйстве, по вопросу о том, какие группы сколько трудодней вырабатывают и т.д., это довольно интересный материал, можно прийти к следующим выводам. Выходит, например, что в 1936 г. 12,8% трудоспособных колхозников не давали ни одного трудодня. По СССР 12,8% трудоспособных колхозников не давали ни одного трудодня. Эта категория в 1937 г. сократилась на 2,4%. В 1937 г. таких колхозников было 10,4% вместо 12,8%. Эта такая категория, которая не растет, а сокращается. Это хороший признак. Что это за колхозники?
Что это за колхозники? Это приписные, формальные колхозники. Это большей частью городские люди, отчасти служащие. Едва ли найдется настоящий колхозник, проживающий в деревне на виду у всех, чтобы ни одного трудодня не имел. Может быть, есть такие люди, но мало их, может быть, это инвалиды, а я беру трудоспособных людей, не инвалидов.
Так вот, эта категория колхозников, людей, называющихся колхозниками, представляла в 1936 г. 12,8%, а теперь, в 1937 г., спустя один год, — 10,4%. Категория, которая сокращается.
Вторая группа трудоспособных людей по колхозам СССР. Если взять людей, имеющих от 1 до 50 трудодней в году, то таких было в 1936 г. 22,3%, от одного до 50 трудодней в году. Стало их в 1937 г., через год, 21,2%. Значит меньше, значит эта группа колхозников тоже такая группа, которая подверглась сокращению, не растет, а сокращается. За год — с 1936 по 1937 г. — сократилась.
Возьмем третью группу колхозников, которые вырабатывают от 51 трудодня до 100 трудодней в году. Таких было в 1936 г. 18,3% от всех трудоспособных колхозников. Стало таких в 1937 г. 15,6%, меньше на 2,7%. Значит опять же это такая группа колхозников, которая не растет, а сокращается.
Следующая группа — это колхозники, вырабатывающие в течение года от ста до двухсот трудодней. Было таких в 1936 г. 26,5%. Самая большая группа. Стало в 1937 г. 25%. Опять же эта та группа, которая не растет, а сокращается. За один год она успела сократиться на 1,5%.
Следующая группа трудоспособных колхозников, вырабатывающих до трехсот трудодней. Таких было 17,4% в 1936 г. Стало этой группы 18,4%. Значит, это первая группа, которая растет, группа, вырабатывающая до трехсот трудодней в году. Значит, это группа, имеющая будущность, за год она выросла на один процент.
Следующая группа, производящая от 301 трудодня до 400 в году. Таких колхозников было в 1936 г. 9,8%, стало в 1937 г. 11,3%. Значит, это группа, тоже имеющая будущность, растет, она выросла почти на 4% за один год. «Колхозы в 1937 г.» — это издано, можно получить, там есть интересный материал.
Следующая группа колхозников, дающая от 400 трудодней в году и выше — 500 — 600 — 700 — 800 трудодней. Было таких в 1936 г. 5,7%, стало в 1937 г. 8,5%. Это тоже такая группа, которая имеет будущность, растет.
Что же получается, если общую тенденцию наметить в развитии колхозного труда и значении различных групп, несмотря на все наши ошибки, несмотря на то, что мы не столько руководим, сколько волочимся за событиями?
Получается, что группы менее ценные, например, группы, которые ни одного трудодня не имеют, или группы, которые имеют от 1 до 50 трудодней, или группы, которые имеют от 50 до 100 трудодней, группы, которые имеют от 100 до 200 трудодней, то есть менее ценные группы, эти группы не растут, наоборот, их удельный вес сокращается. А вот более ценные группы, группы, выработавшие, начиная с 200 и до 700 трудодней, эти группы растут.
Вот какова база нашей работы в колхозах. До чего колхозы жизнеспособны, до чего они прогрессивны, и до чего мы не годимся как руководители! С этакой базой великолепной, где лучшие группы растут, а отстающие падают, с этакой базой мы ничего не можем поделать. Липовые мы руководители, товарищи, липовые!
Так что дело обстоит не так плохо, как товарищи здесь рисовали.
Чем объяснить, что группы, вырабатывающие свыше 200 трудодней, растут? В общем выходит так, что 60% трудоспособных колхозников дают свыше 200 трудодней, а около 40% — меньше, из них только 10% ничего не дают. Это — приписные люди, ненастоящие колхозники. И только 21% дает от 1 до 50 трудодней. Если соединить эту группу с другой группой, которая до 100 трудодней дает, всего выходит 37% колхозников, которые дают ниже 200 трудодней. А остальные 63% минус 10% неработающих, то есть 53%, дают больше 200 трудодней.
Видите, какую здоровую почву представляют колхозы.
Повторяю, не так плохо обстоит дело, как здесь говорили, смаковали: как это колхозники у себя на микроскопическом участке доход за доходом берут, и как колхозы, имея механизацию, трактора, пропадают прямо. Умеют рисовать корреспонденты, бичевать себя. Не заслуга это.
Не так плохо обстоит дело, как некоторые товарищи думают.
Вот, стало быть, так обстоит дело, товарищи. Перед нами, значит, две дороги, если хотите: одна дорога — чтобы дальше не возиться с этим делом и чтобы положить конец глухой, но неустанной борьбе между личным хозяйством, усадебным и коллективным хозяйством, колхозным, перейти, может быть, на коммуны? Пришло ли для этого время или не пришло? Не пришло для этого время. Для того, чтобы на коммуны перейти, надо иметь богатейшие фермы в колхозах, надо, чтобы колхозники видели, что вместо того, чтобы завести корову да еще возиться с ней, лучше пойти и взять молоко с фермы, то же самое и с другими продуктами. Сейчас этого еще нет. Материальные условия — вы хорошо знаете об этом — для перехода от артели к коммуне недостаточны. Поэтому пока что эта дорога для нас закрыта. Поэтому мы остаемся в условиях, когда борьба между личным хозяйством, усадебным и коллективным хозяйством на колхозных полях происходить будет...1* Вот в рамках этой борьбы мы должны манипулировать. Люди впадают в крайность другую совсем. Раз так обстоит дело, мы, дескать, прозевали, не заметили, а мужик обошел нас, дай ему в хвост и в гриву.
Сократить, довести до минимума приусадебные поля — это не выйдет. Коль скоро вы допускаете и приусадебные поля, и колхозные, так надо честно сказать, что приусадебное поле должно быть таким, чтобы оно кое-что давало колхознику, иначе толку не будет. И колхозное поле должно быть, и приусадебное, причем приусадебный участок ни в коем случае не может расширяться за счет колхозного поля. Ясно, что общие фонды приусадебных участков расти будут, коль скоро размножение происходит, люди размножаются, семьи делятся. Раз мы находимся в рамках сочетания личного хозяйства с колхозным, личные участки надо давать обязательно, честно надо давать, обманывать тут нельзя. Сказать надо мужику: сейчас условий для перехода на коммуну нет у нас. Значит, усадебное хозяйство остается, колхозное хозяйство остается, только имей в виду, дорогой товарищ, что у нас во главе угла будет стоять колхозное поле, его мы сокращать не дадим, наоборот, его надо расширять. Что касается твоего участка, как с ним быть, к осени созовем колхозный съезд и туда внесем предложения, немножко подсократим до размеров, которые необходимы для того, чтобы некоторые личные, семейные обиходные потребности удовлетворить, чтобы из участка не делать что-то такое, что хочет подорвать основы колхозного хозяйства. Основа колхозного строя — колхоз, а не усадьба. Мы скажем это прямо крестьянам на колхозном съезде. Мы постараемся на колхозном съезде поставить дело так, чтобы крестьяне имели свой всесоюзный орган, нечто вроде своего ВЦСПС. Пожалуйста, пусть выбирают Всесоюзное управление колхозов, и пусть Всесоюзное управление — оно и решает некоторые вопросы колхозного строительства, при нашем участии и при нашей помощи. Это будет очень хорошо. Нам неудобно и неправильно из недр Наркомзема приказы давать колхозам, это негосударственно. Создать надо свой ВЦСПС, пусть они его имеют, и мы еще посмотрим, кто лучше будет работать, крестьянский ВЦСПС или шверниковский (общий смех).
Шверник. Да, соревнование будет.
Сталин. Такой съезд пойдет на сокращение норм приусадебных земель. Вот видите, 60% колхозников свыше 200 трудодней имеют в году. Вот наша опора. Вот большинство. Любое приведение в порядок, любое ограничение усадебного хозяйства встретит восторг со стороны этих 60% настоящих колхозников, которые более 200 трудодней дают в год, а многие 800, 600, 400. Причем группы эти растут из года в год. Вот наша опора. Здесь мы встретим полный отклик и полное понимание. А что касается приписанных 10%, которые в колхозе числятся, а ничего колхозу не дают, они сами вытряхнутся из колхоза с радостью. Что касается людей, которые в колхозе сидят и дают от 1 до 50 трудодней, их также вытряхнут с удовольствием, и мы будет приветствовать. Что касается следующей группы, которая дает от 100 трудодней, их примут, скажут: нет уж, работайте по-человечески, либо переселяйтесь в другие многоземельные районы, вам там большие просторы приусадебных участков могут дать... У нас земли на это не хватает.
Так что, ежели съезд колхозников примет решение об исправлении колхозного устава, который устарел, — все законы стареют, самые хорошие законы стареют, надо, чтобы законы приспосабливались к жизни, к ее развитию, — ну и, значит, устав устарел, колхозный съезд примет поправки, подсократит, я в этом не сомневаюсь, повторяю, 60% лучших колхозников будет на нашей стороне. А пока что мы должны танцевать от устава. Пусть пленум ЦК, коммунисты соберутся и напишут закон для колхозников. Это необходимо.
Мы должны здесь в наших решениях исходить пока что от устава, не от того, чтобы сократить приусадебные участки, а чтобы не нарушался 2 пункт устава, где указаны нормы приусадебных участков, которые должны исполняться. Это мужик поймет. Он поймет, что чего-либо менять в уставе большевики не хотят без его согласия, а вот будет съезд, примет решение, тогда и сократим.
Значит, пока что мы до созыва съезда колхозников будем танцевать, как говорят, от устава, и мы будем требовать, чтобы все левады и бахчи, которые вкраплены в колхозные поля, все эти «порядки» (а, вернее, непорядки), когда колхозное поле не учитывается и считается резервом для расширения личного хозяйства колхозника, все эти «порядки» были ликвидированы немедленно. Должен быть произведен обмер приусадебных участков, левад. Всякое вкрапливание в колхозные поля отдельных кусочков должно быть ликвидировано. Если же пленум придет к тому, что на участок меньше земли дается, будем давать пока что по уставу, пока нет съезда.
Вот это первый вопрос, на котором я хотел остановить ваше внимание, чтобы раскрыть перспективы того, куда нас несет, и что нам, большевикам, которые считают себя руководителями, надо посмотреть — то ли мы руководим, то ли нами руководит какая-то стихия и несет куда-то, для того, чтобы повернуть ваше внимание в сторону большевистского пути, где люди должны руководить, а не влачиться за событиями, для этого я коснулся этого вопроса.
Если будем влачиться, и впредь будет распад колхозов, переход к их уничтожению, повторяю. Сокращение вчетверо всей нашей промышленности — на это похоже.
Если вы этого не хотите, а вы этого не хотите, то надо повернуться в сторону от стихии, к большевистскому руководству, и поставить себе задачу — руководить, а не влачиться в хвосте, и тогда вы увидите, что это дело мы можем выправить в один год и поставить на должную высоту, потому что у нас 60% вырабатывает больше 200 трудодней, это уже живая сила, это революционная сила, на которую надо уметь опереться.
Второй вопрос — насчет переселения или насчет регулирования, если хотите, рабочей силы. Когда мы это планируем, то на что опираемся? Что мы можем распределять весь фонд. Конечно, всякий план, пятилетний или двухлетний план, ничего не стоит — это бумажка, если нет средств и фондов для того, чтобы правильно его реализовать.
Все у нас есть для того, чтобы реализовать наши планы, для того, чтобы они были реальны, средства есть, фонды есть, иногда не хватает, но, во всяком случае, если мы хотим распределить денежные средства, мы хозяева, в деле организации распределения фондов мы более или менее хозяева, а в деле распределения рабочей силы мы никакие не хозяева, а без этого планы не осуществишь. Если мы хотим построить сколько угодно заводов и если рабочей силы не хватает, ничего не выйдет.
Деньги у нас есть — это первый фактор, фонды есть — второй фактор, рабочая сила — третий фактор, но в этой третьей части мы слабы, не хозяева.
Как это могло случиться? Очень просто. Мы страна, где нет безработицы. Ликвидировали мы на свою голову безработицу (в зале смех), а теперь неоткуда рабочих достать. Одно дело при наличии безработицы, когда есть резерв рабочих рук, когда можно достать, рабочие работают лучше, боясь попасть за ворота завода и, кроме того, когда в промышленности есть возможность маневрировать, привлекать людей, чтобы шли работать. У нас нет такой возможности, у нас нет ни одного лишнего рабочего на рынке. У капиталистов это облегчено тем, что они могут распределять рабочую силу, кто имеет миллионный резерв, кто двухмиллионный, а кто и трехмиллионный, а у нас нет и стотысячного резерва.
В этой области нам надо стать хозяевами, надо взять в свои руки распределение рабочей силы. Есть ли у нас незанятая рабочая сила? Есть, безусловно. Где она? В колхозах. Вот у нас есть группа 10,4% колхозников, которые не имеют ни одного трудодня в колхозах. Я полагаю, что эта цифра не расшифрована, я понимаю, что здесь большая часть городских и полугородских людей, есть и колхозники, сегодня идет на станцию наниматься, а завтра живет на своей приусадебной земле и т.д., есть колхозники, люди, именующие себя колхозниками, в колхозе не работающие, но живущие в колхозе, это настоящие дармоеды для колхозов.
Вторая группа, 21% колхозников, дающих до 50 трудодней. Эта также настоящие дармоеды, вытряхнуть их надо, они не нужны колхозу, а им колхоз нужен для того, чтобы иметь авторитет колхозника, иметь льготы колхозные, это люди, которые используют колхозную фирму, колхозное знамя в своих личных целях, им нужен колхоз, а они колхозу не нужны. Для этого необходим минимум трудодней. У нас вносится предложение — 50 трудодней. Мы очень хорошо знаем, что эта цифра неприменима для всех областей, но мы хотели какую-то цифру назвать, чтобы вы — практики — сказали, какой минимум трудодней иметь, в какой зоне. Я думаю, что на Юге и Востоке, где зерновое хозяйство, где технические культуры трудоемкие, доходные культуры, там, конечно, 50 трудодней не минимум, там смешно будет. В некоторых, как говорили раньше, потребляющих районах, где отходничество, там, может быть, 50 трудодней даже много. Вы, практики, должны подсказать, по каким зонам какой трудовой минимум, какой минимум трудодней, а без этого минимума вам колхозов не освободить от ненужной и тунеядствующей группы. Есть колхозы, не обеспеченные землей. Вот вам вчера докладывали, что есть колхозы, где 1 га на двор приходится, 2 га, 4 га. Хорошо было бы вот этих тунеядцев «колхозников», которые данному колхозу не нужны, но которым колхоз нужен, хорошо было бы их переселить. У вас нормы трудодней нет, вы это нарушаете, извольте переселиться в другое место, вы у нас приусадебный участок зря заселяете, переселитесь в другое место, там вам дадут участок.
Коснитесь и этой группы, ведь люди размножаются, семьи будут делиться, в больших семьях три поколения есть, но мы этим заниматься не будем, это не наше дело, но семьи будут делиться, молодые люди, законченные делом2* не хотят под опекой находиться, им надо будет участок давать. Пока у нас есть участки, будем давать. Я должен сказать, что найдутся колхозы, целые районы, где фондов для участков не найдется, коль скоро мы издадим закон о том, что колхозное поле ни в коем случае сокращаться не может, откуда же черпать фонды для приусадебных участков? Приусадебные участки мы должны честно давать, нельзя тут обманывать. Руководитель, который пойдет на обман, какой он ни будь марксист, его к черту погонят. Мы должны честно давать участки. Есть такие районы, где таких фондов для участков нет, вся земля использована, общественные участки занимать нельзя, а фонды для приусадебных участков исчерпаны. Новые семьи нужно переселять в новые районы, более многоземельные, где для них найдется приусадебный участок. Вот два мотива.
Во-первых, тунеядцев, людей, которые присосались к колхозу, а пользу не дают — их нужно вытряхивать. Часть из них пойдет в промышленность, другая часть постарается переселиться в другое место. Найдутся среди них люди, которые не захотят расстаться с сельским хозяйством, есть такие патриоты, они пожелают переселиться в другие области: Омскую, Красноярскую, Приволжье, там много земель, в Казахстан, на Дальний Восток и прочее.
Вот на какой базе у нас создаются возможности для регулирования рабочей силы. Если мы таких возможностей не создадим, при отсутствии безработицы мы будем совершенно безрукими в деле осуществления хозяйственного плана, потому что не будет у нас той надобности распоряжаться вещами, распоряжаться вещами надо, но надо и людьми распоряжаться, если вы хотите, чтобы план не остался на бумаге. Вы это чувствуете, решения принимают, а рабочих не хватает. Вербуют сегодня несколько тысяч, а через две недели они уходят, опять нужно вербовать.
Вот вам обстановка отсутствия безработицы.
Значит, второй вопрос касается не просто того, чтобы дать приусадебные участки некоторым хозяйствам, которым не хватает земли, а это большой, серьезный вопрос. В наших тезисах этот вопрос затронут с точки зрения чистой практики, а если теоретически глубже посмотреть вопрос регулирования рабочей силы в государстве, где ведется плановое хозяйство, а чтобы плановое хозяйство вести, повторяю, надо быть хозяином в деле распределения денег, фондов и людей. В деле распределения денег вы полные хозяева, в деле распределения фондов мы более или менее хозяева, но не полностью, в деле распределения людей мы никакие не хозяева. Надо стать хозяином, а для этого нужно освободить колхозы от излишней рабочей силы. Механизация идет в колхозах, а смотрите, 30% людей даром сидят. Вот вам рабочая сила. А для этого надо создать соответствующий орган — переселенческое управление при Совнаркоме, крупное переселенческое управление, у которого были бы свои органы на местах, в республиках, чтобы людьми распоряжались не только в рамках СССР, а в рамках отдельных республик, в рамках областей. Есть районы населенные и есть районы ненаселенные. С этим надо покончить. Плановое хозяйство не может предоставить это дело стихии. Плановое хозяйство, если оно плановое социалистическое хозяйство, оно должно распоряжаться не только деньгами, не только фондами, но и рабочей силой. Вот это второе замечание. Так что вы с этой точки зрения больше посмотрите на вещи. Нужно вытряхнуть худших, освежить и оздоровить колхоз, потому что, если один вырабатывает 600 трудодней, а другой 50, у того льготы и у другого льготы, этим мы обижаем лучших людей. Чтобы поддержать лучших колхозников, надо худших вытряхивать. Вот это второе замечание.
1* Здесь и далее отточие документа.
2* Так в тексте.
110 Основной вопрос, который обсуждал пленум (он работал 21—24, 27 мая), формулировался так: «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания». Подготовка к обсуждению этого вопроса началась почти за месяц до открытия пленума. В Сельхозотделе ЦК под руководством А.А. Андреева было проведено три специальных совещания по этому вопросу. С докладом на пленуме выступил Андреев, курирующий вопросы сельского хозяйства в Политбюро ЦК ВКП(б). Сталин выступил вскоре после Андреева. Речь Сталина, имевшая принципиальное значение, не только не была опубликована, но даже изъята из машинописной стенограммы пленума, ее не оказалось и в подготовленных к публикации типографских гранках набора. Составители очередного тома Сочинений Сталина воспользовались текстом, извлеченным из его личного фонда. Любопытна такая деталь. В ходе доклада Андреев, опираясь на мнение ряда секретарей обкомов и крайкомов партии, членов Политбюро, участвовавших в работе подготовительных совещаний, поставил вопрос о необходимости значительного сокращения приусадебных земель колхозников, поскольку «устав 1935 г. устарел». Сталин прервал его репликой: «Пока устав не отменен», указав, что и вопрос должны решить сами колхозники на III съезде: «Съезд должен принять решение об изменении устава, который устарел». А до этого «пусть пленум ЦК, коммунисты соберутся и напишут закон для колхозников. Это необходимо». В речи на пленуме Сталин привел такую аргументацию: «Мужик в личном хозяйстве всегда будет норовить округлить это дело». «Сделан шаг назад к индивидуальному хозяйству». «Если так и впредь будем волочиться за событиями, а не руководить, то... мы получим такую картину, что колхозы распадутся, вместо колхозов образуются хутора, новые индивидуальные хозяйства... промышленность тогда надо закрывать, ликвидировать парк тракторов и комбайнов, хлеба для городов и армии перестанет хватать». «Надо заранее повернуть от стихии к большевистскому руководству... Руководить, а не быть в хвосте».
Речь, по существу, шла о пересмотре норм индивидуального землепользования, закрепленных колхозным уставом 1935 г. Сталин потребовал провести тщательный обмер приусадебных участков колхозников, изъять из личного пользования левады, огороды, бахчи и присоединить их к общественным землям колхозов. Колхозников, вырабатывающих мало трудодней или не имевших таковых, он назвал «настоящими дармоедами», «тунеядцами», «мнимыми колхозниками», которых надо направить в промышленность или переселить в другие области, где много земель (Сибирь, Поволжье, Казахстан, на Дальний Восток). «Нужно освободить колхозы от излишков рабочей силы». Сталин без всякой иронии посетовал на то, что «мы ликвидировали на свою голову безработицу, а теперь неоткуда рабочих достать», хотя «незанятая рабочая сила безусловно есть в колхозах».
По решению пленума, исходя из указания Сталина, в колхозах был установлен для каждого трудоспособного колхозника и колхозницы обязательный минимум выработки трудодней в году (от 60 до 100), в случае невыполнения которого нарушители считались выбывшими из колхоза и потерявшими права колхозника.
Обмеры приусадебных земель, изъятие и передача колхозам «излишков» решались, на основе постановления пленума. Создавались специальные комиссии при участии сельских активистов, а их решения утверждались райкомами партии. Обмеры были закончены к началу октября 1939 г. Общая площадь изъятых земель составила 1189,1 тыс. га. В соответствии с указаниями Сталина, для «руководства делом переселения избыточной части колхозников в многоземельные районы» при СНК СССР было образовано Переселенческое управление и его органы на местах. Началось переселение колхозных семей на Восток. Это аргументировалось тем, что «колхозные общественные земли не могут сокращаться, а в малоземельных колхозах уже исчерпаны резервы для наделения колхозников приусадебными участками по уставным нормам».
Лишившись приусадебной земли и части скота, семьи таких колхозников вынуждены были покидать обжитые места, и уезжать в Сибирь, на Дальний Восток, в Казахстан. Приходилось срочно, за бесценок продавать свой скот и птицу или же сдавать животных конторам Заготскота в обмен на именные квитанции, дающие переселенцам право получать скот на местах вселения. Однако это условие, как правило, не выполнялось. Большие трудности возникали из-за нехватки жилья. Многие переселенцы вынуждены были возвращаться обратно на старые места. По данным Переселенческого управления, на 1 октября 1940 г. обратно возвратились около 6 тыс. крестьянских семей (История советского крестьянства. Т. 3. С. 30—31) (прим. И.Е. Зеленина).