Выписка из протокола допроса Триллисера. 26 января 1939 г.

Выписка из протокола допроса

Триллисера-Москвина Меера Абрамовича,

бывшего члена президиума и секретаря исполкома Коминтерна

26 января 1939 года

Вопрос: Уточните, к какому периоду относится организационное оформление группы правых в ОГПУ?

Ответ: К концу 1928 или к началу 1929 года.

Помню, что в этот период на квартирах у Ягоды и Гибера - бывшего секретаря Сокольнического райкома ВКП(б), Погребинского - ближайшего друга Ягоды и Фриновского устраивались конспиративные сборища правых. Сборища устраивались под различными предлогами, вплоть до "блинов", празднования дня рождения кого-либо из руководящих работников, но в действительности они носили глубоко антипартийный характер. Привлекался к участию в этих сборищах постоянно один и тот же состав: Ягода, Прокофьев, Погребинский, Шанин, Миронов, Фриновский и другие. Кроме того, непосредственно в стенах ОГПУ собиралась тройка правых, в составе: Ягоды, Полонского и Гибера.

Вопрос: Из Ваших слов следует, что Фриновский в 1928-29гг. примыкал к правым. Верно ли это?

Ответ: Да, это так. Мне известно, что Фриновский был связан с группой правых и участвовал в конспиративных сборищах, проводившихся под руководством Ягоды, Гибера и Полонского.

Фриновский вел активную работу в пользу Гибера и Ягоды на Сокольнической районной партконференции и в своей парторганизации, агитировал за группу Гибера среди делегатов конференции.

Фриновский явно противодействовал попыткам разоблачить Ягоду, как правого и, однажды сорвал собрание своей парторганизации, специально созванное для обсуждения вопроса о правых ОГПУ. Кроме того, на Фриновского делалась определенная ставка при расстановке сил ягодинцев.

Расстановка этих ягодинских кадров преследовала своей целью захватить все руководящие посты в ОГПУ для борьбы против ЦК ВКП(б). Так, например, в дивизию особого назначения Ягодой был направлен Фриновский; в ГУПВО - Канцельсон и Коган; в школу ВПШ - Лепсис; в школу ТОГПУ - Лейзерсон; в ЭКУ - Прокофьев, Слуцкий и Гай; в ячейку ОГПУ - Миронов; в секретный отдел - Агранов; в ИНО - Горб; в ИНФО - Алексеев, затем - Паукер, Шанин и другие.

Помню, что об опасности подпольной группы правых, созданной в ГПУ, в которую входили Ягода, Фриновский, Погребинский и другие, сигнализировали коммунисты на своей партийной конференции в Сокольниках и на партсобрании ячейки ОГПУ.

Таким образом, к 1929 году в руках правых ягодинцев с молчаливого согласия Менжинского оказались все командные позиции в ОГПУ: оперативные отделы и вооруженные силы.

Менжинский и Ягода боялись прихода к руководству свежего человека не из чекистской семейки. Ягода высказывал особые опасения по поводу слухов о возможном назначении Микояна председателем ОГПУ. Этим был озабочен и Менжинский.

Помню, что такие же опасения высказывали Ягода и Полонский по поводу предстоящего изменения руководства в Московской парторганизации. Ягода прямо заявлял: "Не дай бог, если в секретари придет Каганович". Речь шла о секретаре Московского комитета партии.

В другом разговоре, относящемся к 1929 году, Ягода бросил такую фразу: "нам пора приготовиться к приходу Кагановича".

Вопрос: Вы все время избегаете прямого ответа на вопрос - примыкали ли Вы к заговорщикам в этот период их борьбы против партии?

Ответ: Я заявляю, что примкнул к заговорщикам и разделял их позиции еще в 1928 году, уже тогда мне было известно, что за спиной Ягоды, Полонского и Гибера стоял центр во главе Рыкова, Бухарина, Томского и Угланова.

После снятия с работы Абрамова и его разоблачения как шпиона, на работу в службу связи был взят Мельников, впоследствии тоже разоблаченный как шпион. В конце 1936 года Мельников, которого я немного знал по Дальнему Востоку, ссылаясь на положительный отзыв о нем Постышева, предложил мне принять его на работу в Коминтерн. Я связался с Ежовым, который тоже хорошо знал Мельникова и одобрил эту кандидатуру, оформив решением ЦК ВКП(б) посылку Мельникова на работу в Коминтерн. Мельников являлся кандидатурой Н.И.Ежова и не раз мне хвалился своей близостью к нему, к его жене - Евгении Соломоновне, а также к приближенному лицу Ежова - личному секретарю Рыжовой. Помню, что при составлении списков на получение пропусков на Красную площадь, я не включал Мельникова, но он всякий раз получал пропуска на Красную площадь и на заседаниях в Кремле хвастался мне этим, заявляя, что получает пропуска через свою приятельницу Рыжову.

После ареста Мельникова ко мне поступило заявление от одной из сотрудниц службы связи, в котором она сообщала о частых телефонных разговорах Мельникова с Рыжовой, о том, что между ними неоднократно велись разговоры по телефону на предмет доставки Рыжовой заграничных вещей, которые Мельников доставал, злоупотребляя своим положением в Коминтерне.

Материал о связи Мельникова с Рыжовой я лично передал в руки Ежову.

В отношении Мельникова неоднократно поступали сигналы и о его бытовом разложении. Кроме того, мне было передано заявление сотрудника исполкома Коминтерна Васильева, которое представляло собой живую запись махровой контрреволюционной троцкистской речи Мельникова на собрании Харбинской партийной организации.

Поставив об этом в известность свое руководство - Димитрова и Мануильского, я пришел к Н.И.Ежову.

Ежов спросил меня, как я отношусь к этим сигналам? Я сказал Ежову, что если материалы правильны, то Мельников не может работать в Коминтерне и предложил немедленно вызвать Мельникова и поставить перед ним вопрос: правда или нет то, что о нем сообщают? Ежов ответил, что он это сделает сам. Однако, Мельников еще несколько месяцев продолжал оставаться на работе в Коминтерне. Ежов явно медлил с разоблачением Мельникова. Говорил ли он с ним, мне неизвестно.

Верно: подпись