V. [О подоходном налоге и казенных монополиях]

V. [О подоходном налоге и казенных монополиях]

Но подобными мерами, как производство железа на казенных заводах и некоторым сокращением расходов на флот все еще нельзя избежать дефицита в государственном бюджете. Итак волей-неволею приходится считаться с увеличением налогов или дальнейшем распространении казенных монополий. Увеличение торговых налогов положительно невозможно, эти налоги уже без того достигли высоты почти неслыханной на западе. Сравнительно немного даст возможное еще увеличение налога на наследство. Проф. Мигулин в своей книге о войне и наших финансах принимает доход от увеличения этих налогов в 15 миллионов рублей, что и можно считать приблизительно вероятным. Об увеличении таможенных доходов также нечего думать: у нас существуют уже ввозные пошлины на хлопок и шерсть, не существующие ни в одной другой стране. Единственный налог, о котором серьезно может идти речь, это подоходный налог. Подоходный налог в Англии приносит больше 200 миллионов рублей, даже в несравненно менее богатой Пруссии, при ограничении высшей прогрессии 4% от дохода, он дает около 65 миллионов рублей, а вместе с налогом на имущества (Vermögenssteuer) около 85 миллионов рублей. Конечно можно сомневаться в том, даст ли этот налог в гораздо более бедной России больше 50 миллионов[1]. Но во всяком случае и 50 миллионов было бы достаточно, чтобы ввести хотя бы общее начальное образование[2]. Подобный расход несомненно вызвал бы в государственном бюджете возрастание других доходов. Но на все неотложные государственные нужды необходимо гораздо более 50 миллионов. Значительный же прирост доходов может дать только введение новых казенных монополий. Конечно, рассуждать можно только о введении монополии на товар не подвергающийся легкой порче и не требующий слишком сложного изготовления и обработки, товар, который по крайней мере отчасти возможно было бы продавать в существующих уже казенных винных лавках. Такими предметами являются несомненно сахар, табак и чай. Но при обсуждении целесообразности монополии на эти предметы следует обязательно принять в соображение малую покупательную силу русского народа, т. е. следует дело устроить так, чтобы при введении монополии эти предметы не поднялись в цене, но чтобы скорее цена была понижена. Лучше всего сделать такой подсчет, чтобы публике вперед приходилось тратить на покупку названных товаров, не больше денег, чем она тратила раньше при розничной покупке. Но возможно ли все это? Приблизительный подсчет покажет, что это возможно и что именно от удешевления по крайней мере сахара следует ожидать нарастания казенных доходов. Весьма любопытен пример Германии. В августе 1903 г. в Германии, согласно постановлению Брюссельской конвенции о сахаре, понижена была Surplus — пошлина на ввозный сахар до 6 франков на 100 килограмм, а так как одновременно внутренний акциз на потребительный сахар был понижен от 21 марки до 14 марок за 100 килограмм, то ввозная пошлина сократилась с 40 до 14 + 4,8 = 18,8 марок за 100 килограмм. Последствием этой меры было то, что синдикат сахарозаводчиков вынужден был понизить цену сахара с 56 на 40 марок за 100 килограмм. В мелочных лавках рафинад продавался уже не за 35, а за 24‑25 пфеннигов за германский фунт (около 9 коп. за русский фунт). И что же? Внутреннее потребление сахара сразу возросло на 51% вместо 680,000 тонн (44,5 миллионов пудов) немцы потребили в 1903‑1904 гг. сахара больше на 1 миллион тонн (61 миллион пудов). И государство вместо убытков от понижения акциза получило в течение 13 месяцев прироста 115, а в течение 11 последующих месяцев 127 миллионов марок. В 1904‑1905 гг. правда, потребление сахара в Германии упало опять на 17%, но это происходило вследствие сильного повышения цен, причиною которого был неурожай свекловицы в 1904 г. Ныне (осень 1905 г.) цены на сахар опять упали и потребление увеличивается. Во Франции потребление сахара поднялось даже на 88%. Проф. Мигулин (стр. 176) полагает, что можно понизить акциз на сахар от 175 до 150 коп. за пуд и при этом определить предельную цену по нормировке в 350 коп., вместо нынешних 4 pуб. 55 коп., а в последствии постепенно понизить акциз до 100 коп. а предельную цену до 250 коп., так что заводчикам останутся 150 коп. за пуд. Но вне всякого сомнения, что теперешние наши сахарозаводчики поднимут крик и станут основательно доказывать, что продажа сахара по 2 руб. за пуд означает для них полное разорение. Тут не останется ничего, как обязательный выкуп заводов и переустройство их на совершенно новых началах. Проф. Мигулин совершенно справедливо полагает, что на хорошо устроенных заводах сахар обходится не дороже 150 коп. за пуд, включая сюда расходы на проценты, ремонт и погашение затраченного на постройку капитала. В Германии в среднем считается, что с 7 пудов сахарной свекловицы получается 1 пуд сырого сахара (Rohzucker) причем заводские расходы в хорошо устроенных заводах составляют 25‑28 пфеннигов, в плохо устроенных до 50 пфеннигов за центнер (122 русских фунтов) свекловицы, т. е. эти расходы колеблются от 4‑8 коп. за пуд свекловицы. Дальнейшая переработка сырого сахара в рафинад обходится в 1 марку за центнер сахара (15,4 коп. за пуд), причем из 10 пудов сырца получается 9 пудов рафинада. В Германии средняя цена за свекловицу колебалась за 1900‑1903 гг. около 85 пфеннигов за центнер, т. е. 13,3 коп. за пуд. В России цена свекловицы редко превышает 12 коп. за пуд. Итак подсчет при низшей германской стоимости переработки таков: 7 пуд. свекловицы, 7 × 12 = 84 коп., переработка 7 × 4 = 28 коп.; а всего 112 коп. за пуд сырого сахара, Если принять 10 пудов сырого сахара равными 9 пуд. рафинада, то материал на 1 пуд рафинада обойдется в 112 × 10 / 9 = 124,4 коп. Прибавляя сюда стоимость переработки, которую будем считать по 15 коп., получается весь расход за один пуд рафинада в 139,8 коп. Во всяком случае 150 коп. за пуд еще очень выгодная цена для хорошо устроенных заводов. Но большая часть наших заводов покоится еще на допотопных началах, так что и 2 руб. за пуд будет для заводчиков убыточной ценой и вызовет сильнейшие пререкания. Итак возникает вопрос: что же для государства дешевле, выкупить заводы и, перестроив их по последнему слову науки, получить сахар за 140‑150 коп. за пуд, или же платить 2 руб., а по всей вероятности и дороже. Разумеется, что государство акционерным компаниям не может предлагать меньше средней биржевой стоимости акции за последние 3‑4 года. Акционерным компаниям принадлежали в 1900 г. 115 сахарных заводов с общим капиталом в 86,8 млн. рублей, давшим 7,91 млн. рублей дивиденда. По всей вероятности владельцы акций (этих 86,8 млн. рублей) охотно отдадут их за 150‑160 млн. 4% государственной ренты, т. е. государству возможно будет их выкупить за приблизительно 6 млн. рублей ежегодных. Сколько еще на сахарных заводах насчитывалось ипотечных долгов — неизвестно, но несомненно, что ипотечные долги и облигации не могли составить более половины акционерного капитала, т. е. не более 40‑50 млн. рублей. Итак всего на всего государству пришлось бы затратить около 200 миллионов рублей 4% ренты или 8 миллионов рублей ежегодно. Но — можно возразить, что кроме этих 115 заводов, принадлежащих акционерным компаниям, насчитывается еще 160 частных заводов. К сожалению нет никакой возможности подсчитать стоимость выкупа этих последних, так как отсутствуют данные о количестве выделываемого ими сахара. Но вне всякого сомнения, что большинство этих частных заводов меньше заводов акционерных компаний. Но положим, что и на выкуп частных заводов потребуется столько же, сколько на выкуп заводов акционерных компаний т. е. 200 миллионов 4% ренты. Итак весь выкуп потребует по высокой оценке 400 миллионов ренты или 16 миллионов рублей ежегодной затраты. Прибавим сюда, что на расширение и переустройство заводов по последнему слову науки, на оборудование их новейшими и совершеннейшими машинами придется тратить — ну положим, даже 100 миллионов, либо 4 миллиона ежегодно. Спрашивается, сколько казна может получить доходов от продаваемого сахара. Мигулин считает, что вместе с налогом на денатурированный спирт[3] казна может получить на 10 миллионов больше дохода, если понизить акциз до 150 коп. и определить цену по нормировке в 350 коп. Это однако слишком пессимистичный подсчет. Вернее всего полагать, что, как указано выше, подтверждается опытом Германии и Франции, публика будет за удешевленный сахар тратить столько же ежегодно, сколько она тратила прежде за дорогой сахар, считая конечно сахар по розничным ценам. Положим, что казна будет отдавать рафинад из заводов за 3 руб. 30 коп. пуд, либо же в разных частях империи, считая вместе перевозку по железным дорогам, за 330‑360 коп. Положим дальше, что сахар не будет, или только отчасти будет продаваться в казенных лавках, а за эти 330 коп. отдаваться мелочным торговцам с тем условием, что они не имеют права, брать с публики больше 10 коп. за фунт. Теперешняя же средняя розничная цена не спускается ниже 15‑16 коп. Таким образом можно рассчитывать на повышение потребления сахара на 60%. Итак вместо 43‑46 млн. пудов внутреннее потребление сразу может подняться до 70‑74 млн., не считая прироста населения, который со своей стороны ведет к усилению потребления. Считая 74 млн. пудов по 3 руб. 30 коп. за пуд. получим 246,4 млн. рублей. Если от этой суммы вычесть стоимость производства сахара в 140 коп. за пуд, т. е. 74 × 1,4 = 103,6 млн. рублей и проценты на издаваемую казною ренту в 24 миллиона, то остаются 118,8 млн. рублей чистого дохода, либо на 40 млн. больше теперешнего дохода, и это даже при цене на 20 коп. за пуд ниже нормировки, предложенной Мигулиным.

Перейдем к вопросу о табачной монополии. Мигулин отрицает целесообразность подобной монополии, а между тем признает, что существующее обложение для высших сортов табака, составляющее ровно один рубль за фунт всех высших сортов, следует заменить прогрессивной шкалой, соразмерно с ценою табака. Однако контроль тогда становится почти невозможным. Всякий табакоторговец своим знакомым продаст лучший табак с бандеролью более низкого сорта как это уже практиковалось раньше. Пишущий строки еще помнит время, когда даже открыто табак, стоимостью в 2 рубля носил бандероль табака стоящего 12½ коп. за фунт. Избегать злоупотребления с бандеролью можно только при монополии которая несомненно и дает несравненно больший доход. Вместо одного рубля за фунт можно ожидать по крайней мере средний доход в 1½ рубля даже не повышая продажной цены. Табачный акциз на 1905 год исчислен в 48 миллионов рублей. Если оставить низшие сорта без повышения обложения и ввести монополию только для высших сортов, то при упомянутом условии, т. е. не повышая розничной цены все же можно будет получить по крайней мере на 20 миллионов больше. Но, весьма вероятно, что доход этот еще сильно повысится. Изготовление и продажу наивысших сортов можно даже оставить частным предпринимателям, повышая за то акциз на 5‑6 рублей за фунт.

Далее следует обратить внимание на чаи. Чай, положим, у нас обложен довольно высоко, а именно, в 31½ руб. за пуд по морской границе, а в 25,5 руб. по сухопутной границе. Весь таможенный доход от чая в 1901 г. составил 57,4 млн. руб. Введя монополию от чая можно получить еще гораздо больший доход. Вспомним, что черный как и зеленый чай при вывозе из Китая стоит не больше 24‑25 коп. за фунт в среднем. А в России, в розничной продаже, чай низшего качества не купить дешевле 1 руб. 50 коп. за фунт. Более дешевые сорта составляют уже смесь с “капорским чаем” или просто с уже употребленным и снова раскрашенным чаем. Только введение монополии гарантирует и беднейшим классам населения доставку настоящего, не фальсифицированного чая. Если же брать за низший сорт 1 руб. 40 коп. за фунт, то все же окажется на стороне казны прибыль в 1 руб. 14 коп. за фунт, т. е. на 34‑49 коп. больше против теперешней. Положим, что казна будет продавать только два ходящие сорта, по 140 и 200 коп. за фунт, оставив продажу более высоких сортов частной торговле с повышением пошлины на 80‑100 руб. за пуд, тогда во всяком случае можно рассчитывать на увеличение дохода от чая по крайней мере на 30—40 миллионов.

Наконец следует вопрос: как быть с нефтью? Мигулин совершенно справедливо указывает на то, что повышать акциз на осветительные нефтяные продукты не следует, так как этот акциз уже теперь очень высок (60 коп. с пуда). Заниматься розничной продажей керосина государство также не может уже в виду его громоздкости. Мигулин рекомендует пошлину на вывозимые нефтяные продукты в 10 коп. за пуд. От подобной пошлины он ожидает доход в 10 миллионов рублей. Но не мешало бы подумать о выкупе нефтяных месторождений у частных промышленников. Почти вся русская нефтяная промышленность находится в руках иностранных капиталистов, извлекающих из своих предприятий громадный дивиденд и эксплуатирующих русских рабочих самым безобразным образом. Если сосредоточить всю русскую нефтяную промышленность в одни руки, то весьма легко создать противовес американскому “Standart Oil” тресту и успешно конкурировать на мировом рынке. При существующих условиях этот трест все равно в ближайшем будущем получит в свои крепкие лапы все русские нефтяные месторождения и не даст далее развиваться русскому вывозу в пользу американского. В настоящее время Россия вывозит на 50 миллионов рублей нефтяных продуктов, Америка же на 100‑150 миллионов. Между тем русские месторождения нефти богаче американских. Правда, американский керосин легче русского; американская нефть дает 70% осветительных масел, русская всего 30%. Но по мнению некоторых знатоков дела, как напр., знаменитого химика Менделеева, тут весь вопрос в конструкции подходящих горелок. Менделеев говорит, что можно устроить такие горелки, которые позволят использовать, по крайней мере. 50%, нефти для освещения. Итак несомненно есть возможность, удвоить русский вывоз нефтяных продуктов, лишь бы существовала казенная монополия. Неудобство при введении монополии конечно теперь то, что пришлось бы платить иностранным капиталистам громадные суммы, вероятно не менее нескольких сот миллионов. Будь монополия введена в 1884‑1886 годах, когда началась эксплуатация Бакинской нефти, то государство теперь могло бы даром получить лишние 30‑50 миллионов. Вместо того, эти миллионы попадают в руки иностранных капиталистов и ухудшают русский расчетный баланс. Все же и теперь выкуп частных предпринимателей и акционерных компаний предоставило бы государству больше пользы, чем рекомендуемая Мигулиным вывозная пошлина, от которой может получиться весьма нежелательная вещь: сокращение вывоза русской нефти. Монополия же может дать казне, по низшему расчету, 20‑25 миллионов добавочного дохода (все производство нефти составляет уже 650‑700 миллионов пудов, одно Бакинское месторождение производит столько же нефти, сколько все американские, взятые вместе).

Если сосчитать возможный доход от предлагаемых монополий на табак, сахар, чай и нефть, то получится по низшему расчёту 110‑120 миллионов руб. (табак — 20, чай — 30‑40, сахар — 40, нефть — 20‑25). На эти доходы можно покрыть прощенные крестьянам выкупные платежи в размере 80 млн. рублей, остаток в 30‑40 миллионов рублей придется израсходовать на проценты по государственному долгу, наросшему в миллиард с лишком рублей. Весь доход от подоходного налога тогда можно будет обратить на введение всеобщего начального обучения. Если далее сократить расходы на флот, то можно будет в усиленном размере приняться за разные другие культурные задачи.

Но от введения новых монополий многие станут прямо открещиваться. Скажут, что это переход к. государственному социализму, который весьма опасен. Будут спрашивать, откуда же казна достанет честных и способных чиновников необходимых для монополий, когда таковых и без того так мало? Будьте спокойны — найдутся достаточно и честных и способных людей. Они уже существуют, дайте им только возможность, показать свою деловитость и честность — и обяжете их давать повременные публичные отчеты производимых работ! Тогда нечестные и неспособные весьма скоро скроются с поверхности.

Примечания:

[1] Проф. Мигулин в своем новейшем труде (Война и наши финансы. Харьков, 1903. стр. 158 и 182) отрицает возможность получить от подоходного налога крупные суммы и начисляет весь доход от этого налога только в 10 миллионов рублей. Его положения однако слишком пессимистичны. Рассуждая о затруднении, обложить земельных собственников дополнительным налогом на основании якобы их высокой задолженности, он упускает из виду, что больше половины (55%) земельных угодий вовсе не заложено. Если притом верен подсчет проф. Карышева, что уже в 80 годах одни вненадельные аренды крестьян давали частным собственникам около 300 миллионов, то нет никаких оснований сомневаться в том, что одни эти собственники могут нести 10‑15 миллионов новых налогов. Проф. Мигулин также совсем не принял во внимание громадных барышей многих промышленников и крупных торговцев. Затем, нет никакого основания начать подоходный налог с 1.000 руб. дохода. В Пруссии обложены все доходы свыше 1000 марок (417 руб.), а ведь в Пруссии деньги дешевле чем в России. Не упоминает Мигулин и то. что в Пруссии города и уезды берут дополнительный подоходный налог, обыкновенно прибавляя 100 к государственному подоходному налогу, а церковь также берет для своих надобности 13½% и свыше государственного налога. Таким образом высшая прогрессия, которая достигается уже при доходе свыше 10000 марок (4.620 руб.) доходит в Пруссии до 8.67% дохода. Как известно, проф. Ходский еще в 1894 г. исчислил возможный доход от подоходного налога в России при весьма умеренной прогрессии в 30‑35 млн. руб. Итак мы имеем полное основание полагать, что подоходный налог даст не меньше 50 миллионов, если начать с дохода в 500 руб., взимая с 500 руб. 1‑1½%, с 1000‑2000 — 2% и кончая 5‑6%.

[2] Весьма справедливо подчеркивает этот взгляд проф. Мигулин в своей цитируемой книге, полагая, однако, что всеобщее начальное образование потребует 100 миллионов ежегодно, что несомненно преувеличено.

[3] Подобный налог мы считаем безусловно нецелесообразным. Ведь в Германии только потому возросло потребление спирта для “индустриальной” цели, что такой денатурированный спирт не обложен налогом. Итак уже спирту весьма трудно конкурировать с бензином, при взимании налога с денатурированного спирта это станет вполне немыслимым и возможным лишь в таком случае, если для некоторых целей, напр. для автомобилей, будет запрещен бензин, в виду его крайне неприятного запаха, раздражающего нервы публики.