Кассационная жалоба К.В.Румянцева. Не позднее 14 сентября 1937 г.
№ 303
В Специальную коллегию Верховного Суда РСФСР г. Москва
От осужденного Румянцева Константина Васильевича, содержащегося под стражей при Смоленской тюрьме
Кассационная жалоба
3 — 5 сентября 1937 г. выездная сессия Специальной коллегии Западного областного суда в с. Андреевском Западной обл. по ст. 58 пп. 7, 10 ч. I и II приговорила меня к расстрелу.
Граждане судьи. Я умоляю Вас проверить мою деятельность только на месте, раз поговорить со мной через своего представителя и Вы убедитесь, что я не виноват для такого убийственно тяжелого наказания. Я и сейчас еще, когда надо мной разразилась такая катастрофа, не верю, что это со мной на самом деле. Неужели мой 13-летний период работы, в течение которого я на дело социалистического строительства отдавал все свои силы и здоровье — кончился таким ужасным финалом.
Этот приговор я считаю совершенно незаслуженным по следующим причинам:
1. Судом нарушена ст. 235 УПК, так как обвинительное заключение мне было вручено в ночь с 1 на 2 сентября, т.е. фактически за один день до начала суда и таким образом [я] был лишен возможности спокойно продумать предъявленное мне обвинение, чтобы доказать те или иные обстоятельства дела.
2. Следственными органами допущено нарушение ст. 206 УПК, выразившееся в том, что, объявив мне об окончании следствия, не дали ознакомиться с материалами дела, о которых и при том самых существенных, я впервые услышал на судебном заседании, о чем я неоднократно заявлял суду, и все мои заявления судом во внимание приняты не были.
Если бы я полностью и своевременно был ознакомлен с делом, я потребовал бы производства экспертизы своей деятельности авторитетной и беспристрастной комиссией, так как все лица, участвовавшие в комиссии по проверке моей работы, а равно и свидетели, о материалах, которые я увидел только на суде, являлись сами виновниками преступлений, которые мне инкриминируются, давая заведомо ложную оценку моей деятельности, искажая факты, они там самым завели в заблуждение следственные и судебные органы. Такими лицами являются бывший заведующий райзо Ковалев (арестован по настоящему делу), бывший зам, председателя рика Шумилов (арестован по настоящему делу), бывший секретарь РК ВКП(б) Крашихин (арестован по настоящему делу), председатель рика Переезчиков1*, инспектор облзу Воробьев2* гл. инженер по зем[леустройст]ву, ныне арестованный, Муровлев, зем[леустроите]ль Радченов, старший техник зем[леустроите]ль Куликов и др. Все они своими материалами и показаниями, как на предварительном, так и на судебном следствиях, желая скрыть свои преступления, хотели найти во мне отдушину. Но материалами их обследования, а также показания на предварительном следствии я вовсе не допрашивался и очных ставок ни с кем из них не было. Обо всем этом я, как на первом, так и на втором судебном процессе, я заявлял суду, но это судом во внимание принято не было, не было принято во внимание мое заявление о том, что обследование моих работ в мае месяце главным инженером облзу по землеустройству Муравлевым, инженером облзу — Воробьевым и бухотдела землеустройства Ефременковым3*, когда я был еще не арестован и на работе производилось без моего участия, также судом во внимание принято не было. Мои ходатайства суду, как на первом, так и на втором судебном процессе о назначении4* экспертизы моей работы, так как обследование производилось явно заинтересованными и причастными лицами, которым я не доверяю, которыми искажены факты, также удовлетворены не были.
Не было удовлетворено судом мое ходатайство о вызове свидетелей — районного торфмейстера Привалова Г.С. и районного мелиоратора Сергеенкова В.В.; об этом ходатайствовал и при объявлении мне об окончании следствия, а также и на первом и на втором судебном процессе; эти свидетели по роду исполняемой ими работы, будучи независимыми ни от меня, ни от упомянутых выше лиц, могли беспристрастно показать, так как они работали со мной в одной комнате, как моей роли, так и упомянутых выше лиц в инкриминируемом мне преступлении, а также о моих взаимоотношениях как с упомянутыми выше лицами, так и с подсудимыми.
Я заявлял суду, как на первом, так и на втором судебном процессе о том, что я болею «эпилепсией и психо-истероневрастенией в тяжелой форме» и что у меня изъяты при личном обыске при аресте начальником РО НКВД врачебные документы; этот вопрос совершенно исследован не был, хотя на первом судебном заседании суд вынес определение истребовать документы (стребовал ли?), но я считаю, что истребовать мало, надо было произвести судебно-медицинское исследование; в этом я вижу нарушение моих прав, предусмотренных ст. 202 У ПК 85.
Как на первом, так и на втором судебных процессах я заявлял, что я невиновен в укрупнении колхозов и что главным виновником укрупнения колхозов является бывший секретарь РК ВКП(б) Крашихин, бывший заведующий райзо Ковалев и др. (все они арестованы по второму судебному процессу); они мне приказали в 24 часа на основе целесообразности только по территориальным признакам, дав установку о размере укрупненного колхоза в 50—100 хозяйств, при отсутствии других элементов, да их у меня и не могло быть, составить проект-схему (список с нанесением на карту) укрупнения колхозов для детальной ее разработки и обсуждения в районных директивных организациях, а также в колхозах — это мной и было сделано. Верно это или нет, я не знал; я знал только то, что вопрос этот на то время был одной из главных задач районного руководства во исполнение постановления бюро обкома ВКП(б), и не подчинись я тогда или возрази — меня бы сняли с работы. Я являюсь только техническим исполнителем воли и инициативы политического руководства района. Мне даже председатель рика Дороздов в декабре 1936 г., на мое ему заявление, что надо скорее разрешать вопрос о разукрупнении колхоза «Красный Боевик», а то задерживается землеустройство», заявил: «Не ваше дело». Неужели же я виноват в укрупнении колхозов, когда по этому делу директива обкома ВКП(б) и эту директиву настойчиво проводил в жизнь райком ВКП(б).
Мне ставится в вину, что благодаря укрупнению колхозов были запутаны севообороты в колхозах. И на первом, и на втором судебном процессе я заявлял, что, как оказалось, хотя укрупнение было произведено и неверно, севообороты от этого не запутывались, так как укрупненные колхозы планы весеннего сева, спущенные райземотделом еще на неукрупненные колхозы, выполнили в рамках севооборота бывших мелких (неукрупненных) колхозов.
Меня обвиняют в том, что после разукрупнения колхозов, проводя землеустройство я совместно с Журавлевым, запутывал землепользования колхозов, производя отрезки лучших земель одних колхозов (кому), нарезая взамен худших, я пытался суду пояснить, что сам не землеустраиваю, что ответственность за землеустройства колхоза несет тот, кто его проводит (главным образом), я же поскольку не в силах сам проверить работу в колхозах, и тот кто его проверяет, моя же ответственность общая5*. А землеустройство в колхозе «Светлый луч» проводил землеустройства Кузыкин, а проверял работу землеустроитель Радченко, все же должен и я заявить, что при установлении границы по колхозу «Светлый луч» ему взамен изъятых у него в порядке 36 га было прирезано ровно столько же и совершенно одинаковых угодий, какие от него изъяты; эту границу проверяло несколько комиссий, несколько раз рассматривали на президиуме рика и каждый раз ее подтверждали, и [я] до первого судебного процесса не знал, что эта граница установлена вредительски. Тоже самое и по другим колхозам. Так, «Большой труд» исполнил землеустроитель Куликов (руководитель Кузьмин проверил дело Радченко, колхоз не спорит. Колхоз «Красная жердь» по соседству с колхозом «Красная поляна» исполнял землеустроитель Журавлян, проверял в натуре инспектор Воробьев, причем обнаруженная ошибка вторичной проверкой послан. [Ошибка] в названии угодий на 9 га своевременно исправлена, колхоз не возражал и не возражает. Колхоз «Днепр» землеустраивал землеустроитель Журавлев, проверял землеустроитель Радченко и т.д. По инструкции НКЗ СССР мы в землеустройстве в порядке уничтожения черезполосицы, вклинивая дальноземелья, вкрапливания и т.д. должны стягивать земли в один массив (где можно) и спрямлять границы; естественно, что при проведении этих работ отдельные колхозы и теряют в качестве ...6* и вызывают отдельные споры, которые всегда рассматриваются на президиуме рика, но нельзя же на заявление одного председателя колхоза и притом заинтересованного без экспертизы обвинять меня, где тут мое вредительство.
Меня обвиняют в том, что благодаря моих вредительских действий планы весеннего сева колхозам спущены нереальные — у одних колхозах5* [земли] не хватало, у других оставались свободные [участки], а планирует посевные задания старший агроном, а не я; поступившие около 35 жалоб от колхозов на планирование сева являются результатом того, что к этому вопросу в районе относились явно преступно; планы сева колхозам доводились три раза, планировали в агрономии подчас только начинающие работники, в планировании не принимали абсолютно никакого участия ни предрайплана (Шумилов7*), ни заведующий райзо (Ковалев); для согласования посевных площадей не вызывались ни представители колхозов, ни сельсоветов. [Жалоба] колхоза «Красная поляна», заслуживающая [внимания] по вине землеустройства, была мною своевременно проверена на месте и обнаруженные неучтенными Журавлевым 9 га были своевременно учтены, помимо этого после я установил по многим колхозам не учтены агрономией площади посевов многолетних луговых трав, очень грубо учтены планы клеверов и озимых, что скрывало действительное наличие.
Обо всем этом я еще до ареста подробно давал материал в райотдел НКВД. Ясно, что старшему агроному Беляеву и другим выгодно было вину в этом свалить на меня и тем самым скрасить свои преступления. Это суд во внимание не принял.
Меня обвиняют в том, что я как старший зем[отде]ла из 52 землеустроенных землеустроителем Журавлевым колхозов проверил землеустр[ойство] только по одному колхозу, в целях скрытия его вредительства; верно — я проверил только одно дело Журавлева, так как все работы по звену Журавлева были закреплены для поверки за инструктором облзу Воробьевым, который эту поверку и осуществлял, так как я не имел начальника землеустроительного отряда, который [рас]полагался в районе. Учитывая большой объем землеустроительных работ, я имел право на проверку работ землеустроителей переключать более опытных землеустроителей и инспектор облзу Воробьев, учитывая это, взял себе звено землеустроителя Журавлева. Справиться же с работой и старшего зем[леустроите]ля и начальника земотряда, который по положению полностью отвечает за работу землей и не мог5*. Мои заявления и пояснения об этом судом приняты не были.
Меня обвиняют в том, что в 1936 г. я сорвал вручение государственных актов, но этот факт является недоказанным. В действительности землеустройство в связи с подготовкой колхозов к выдаче им государственных актов было проведено в 124 колхозах вместо 1110 по плану, все эти проекты зем[леустройст]ва рассмотрены и утверждены райисполкомом. Государственных актов на 1 января 1937 г. было полностью изготовлено 109 все от председателей риков, Запрайзо и мною, т.е. готовы к вручению. Оставалось провести только политическую часть вручения государственного акта, а это возлагалось на членов президиума райисполкома, в частности бывшего предрика Переезчикова, нынешнего председателя рика Дроздова, секретаря РК ВКП(б) Крашихина, заведующего райзо Ковалева и зам. председателя рика Шумилова и др. Неоднократно я обращался к ним с просьбой закончить эту работу, но они упорно отказывались от этого, заявляя: «ты со своими госактами». Дело доходило до того, что уже полученные ими для вручения колхозам госакты возвращались обратно; как выяснилось на суде даже у отдельных членов президиума рика (Ковалева, Дроздова и Шумилова) уже после моего ареста госакты были возвращены на квартирах и в кабинетах. Я бегал за членами рика, упрашивая их вручать колхозам, так как последние этого требовали (начальник Ром Осипенко, народный судья Козлов и т.д.). Мои заявления на суде, что госакты мною изготовлены своевременно — приняты не были. Не могу же я нести ответственность за работу других, да это слишком несправедливо.
Я виноват только в том, что когда уже были изготовлены все 100 государственных акта, подписаны председателем рика и заведующим райзо и мною, но вручено было только около 60, я совместно с заведующим райзо Ковалевым, инспектором облзу Воробьевым подписали в облзу сводку о том, что вручены все госакты; по этому вопросу инспектор облзу Воробьев настойчиво доказывал, что раз землеустройство кончено, риком утвержден проект и государственный акт изготовлен, роль землеустройства закончена, дело за вручением членами президиума рика. Такую установку, он говорил им в облзу, дал инспектор НКЗ Союза ССР Алкименок. Я виноват в этом.
Неверен также факт подстрекательства мною [председателя колхоза] «Красный Боевик» Щербакова написать на имя председателя ЦИКа СССР Калинина письмо клеветнического содержания, будто бы я советовал ему, Щербакову, если у него нет средств заплатить за землеустройство, с просьбой выслать в колхоз денег, потому что с/х продукты дешевле и потому в колхозе нет денег. Не мог я этого сказать, так как в массе сотрудников и посетителей, которые у меня постоянно бывают в комнате; это является злостной клеветой свидетеля Абрамова, навязанной им Щербакову за то, что я настоял перед заведующим райзо снять его, Абрамова, с должности бухгалтера райзо, как беспробудного пьяницу; он неоднократно мне грозил это припомнить. Об этом меня на предварительном следствии не допрашивали вовсе.
Существование контрреволюционной группы подтверждается неким Смирновым, которого я не знаю и который вряд ли меня знает; на судебном заседании, как первом, так и втором его не было, его показаний до суда я не слышал и на предварительном следствии меня по этому доводу не допрашивали. Показания же одного Смирнова, который меня не знает и так как без очной ставки я считаю недостаточным для того, чтобы подтвердить мою принадлежность к группе или ее существование. О своих отношениях с другими [подследственными] я неоднократно заявлял суду. Они следующие: с Журавлевым я знаком только полтора года, со времени его начала работы в землеустройстве, причем отношения у меня с ним были только терпимые; с Кольцовым, хотя мы последний год и жили в одном доме, но наши конфликты с ним были предметом неоднократных рассмотрений и в райзо и в МК Союза, что вынужден был подтвердить и свидетель Беляев. Нетактичное поведение Кольцова на дому, где я был ответственным, я неоднократно заявлял в Президиум рика РО милиции, причем последняя его раза два за это штрафовала. Я настаивал на том, чтобы Кольцова перевели на участок или дали ему или мне другую квартиру; с Сергеевым, Мясоедовым и Алексеевым8* отношения у меня слишком отдаленные, они это могли бы подтвердить, если бы их вызвали свидетелями. Привалов и Сергеенков это почти подтвердили, свидетели Шевченко, Радченко, Беляев, Голосова и другие; я приехал в с. Андреевское в апреле 1935 г. и за два года работы я не мог с ними сойтись как со знакомыми даже; круг моих знакомых была молодежь — знают все. Все это я неоднократно заявлял суду, но ни на первом судебном процессе, ни на втором это исследовано не было.
Я неоднократно заявлял суду о том, что я закапывался в работе, что при таком большом объеме работ, которыми я руководил в районе, там более как вновь организованном, функции старшего землеустроителя райзо и начальника земотряда отдела Землеустройства облзу которого мне обещали десятки раз прислать для руководства землеустроительными, я не мог. Я неоднократно заявлял суду и это могут подтвердить все землеустроители, что никто в районе не помогал землеустройству, за два года нигде не ставился о землеустройстве вопрос, как бы я не добивался, в то время, когда вопросами животноводства, агрономии и др. занимались все; это горькая истина. Все до самого почти моего ареста одобряли мою работу; неужели не могли бы видеть моего вредительства, если бы оно было.
В первой части приговора значится, что я происхожу из крестьян-кулаков; впервые за всю свою 31-летнюю жизнь я услышал, что я происхожу из крестьян-кулаков; что абсолютно неверно, так мои родные никогда наемного труда не применяли, хозяйство индивидуальным налогом и твердыми заданиями никогда не облагалось, прав голоса никто в семье не лишался; хозяйство в 1930 г. вступило в колхоз. В комсомоле с 1926 г. и, граждане судьи, я не виноват и страшно подумать, что ужасно тяжелый приговор9*. Я убедительно прошу спецколлегию Верховного Суда РСФСР приговор спецколлегии Зап. облсуда отменить, дело передать на совершенно новое рассмотрение и расследование, с производством полной экспертизы моей работы.
Румянцев.
1* Фамилия исправлена. Первоначально было: Переездов.
2* Фамилия Воробьев вписана над зачеркнутой: Коробов.
3* Фамилия Ефременков вписана над фамилией Вагреленковым.
4* Здесь и далее текст выделенный курсивом вписан в строку от руки.
5* Так в тексте.
6* Далее слово неразборчиво.
7* Фамилия Шумилов вписана над зачеркнутой: Ширинков.
8* Фамилия Алексеевым вписана над зачеркнутой: Смехаевым.
9* Далее текст написан от руки.
85 Ст. 202 УПК: «Предварительное расследование приостанавливается: а) в случае неизвестности пребывания подследственного и б) в случае его психического расстройства иди иного удостоверенного врачом, состоящим на государственной службе, тяжелого болезненного состояния. Расследование приостанавливается только в тех случаях, когда им добыты данные для предъявления обвинения. Если же такие данные не добыты, дело не приостанавливается, а прекращается. Производящий расследование составляет постановление с описанием сущности дела и обстоятельств, влекущих приостановление расследования». (Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР. С. 60).