в) Южный горнопромышленный район. Баку

Третье место по удельному весу в народном хозяйстве России в 1900—1914 гг. как по числу рабочих, так и по стоимости выпускаемой продукции занимал Южный горнопромышленный район[114]. Достаточно сказать, что к 1913 г. число рабочих в горно-металлургической промышленности Юга составляло около 260 тыс[115]. К этому же времени Донецкий бассейн давал 87% общероссийской добычи угля, 72% — железной руды, черная металлургия Юга выплавляла около 74% всего чугуна и 63% стали[116].

Гигантские южные горно-металлургические комбинаты возникали в акционерной форме, финансировались иностранными и русскими банками. В 1912 г. на 9 крупнейших металлургических заводах было занято 83% всех рабочих-металлургов Юга. Характерной особенностью этих предприятий являлось комбинирование производства, т. е. включение в состав предприятия не только всех стадий металлургического производства, но и смежных с ним отраслей: добыта каменного угля, железной руды, марганца, выжига кокса и т. д. Чаще всего такие гигантские комбинаты, насчитывавшие от 10 до 20 тыс. рабочих, возникали там, где имелись вода, сырье и топливо. На месте возникновения этих промышленных гигантов вырастали капиталистические города со всеми их социальными контрастами и особенностями быта рабочего населения. Ярким примером такого города являлась Юзовка, возникшая на базе предприятий Новороссийского общества каменноугольного, железорудного и рельсового производства. Такие города возникали и во всех других промышленных губерниях и областях Юга.

Весной 1900 г. для изучения быта рабочих на горные заводы и промыслы Юга России была командирована особая комиссия под председательством члена Горного совета А. Штофа. Выводы комиссии в какой-то мере характеризуют быт рабочих на крупнейших металлургических заводах района[117].

На Днепровском заводе Южно-Русского Днепровского металлургического общества (свыше 6 тыс. рабочих), обследованном комиссией А. Штофа 24 сентября 1900 г., было установлено, что все семейные рабочие проживали в 150 домах, холостые же снимали «вольные» квартиры.

Рабочие Александровского чугуноплавильного и рельсопрокатного завода Брянского акц. общества (около 7 тыс. человек) жили на частных квартирах в Екатеринославе, с которым слился разросшийся завод, и близлежащих селениях или в своих домах.

На Петровском заводе Русско-Бельгийского металлургического общества (около 3 тыс. рабочих) комиссия отметила наличие 40 каменных домов для 110 иностранных рабочих, причем в каждом доме было всего по 2 квартиры со всеми удобствами (3— 4 комнаты, кухня, кладовые и т. д.). Для русских семейных рабочих имелись 36 домов с 4 однокомнатными квартирами в доме и 50 домов — с 2 такими же квартирами. Холостые рабочие размещались в 4 казармах по 32 человека в каждой, в 10 — по 50 человек и в 4 —по 60 рабочих. Таким образом, завод обеспечивал жильем 1800 рабочих, а остальные снимали комнаты и «углы» в близлежащих селениях.

На заводе Новороссийского общества (13.5 тыс. рабочих) комиссия Штофа обнаружила, что только б тыс. рабочих предоставлялись заводские квартиры и казармы. Последние представляли собой комнаты в 25 куб. саж. для 25 рабочих и кухарки. Готовили еду здесь же. Нары были сплошными.

5 мая 1900 г. комиссия обследовала бытовые условия рабочих Дружковского металлургического завода Донецко-Юрьевского металлургического общества (около 3 тыс. рабочих). Заводские квартиры предоставлялись для семейных, 4 казармы — для холостых. Однако большая часть рабочих проживала и на частных квартирах у рабочих, живших в своих домиках, где обычно сдавались «углы».

Чугуноплавильный и железопрокатный завод Никополь- Мариупольского горного и металлургического общества, завод о-ва «Русский Провиданс», завод Макеевского общества, как отмечалось в дневнике осмотра заводов комиссией Штофа, как и другие названные выше горнозаводские предприятия, для небольшого числа иностранных рабочих и для семейных рабочих особо высокой квалификации, а также для старших рабочих строили каменные и кирпичные дома с квартирами из 2 комнат, обычно бесплатных, и 172—1-комнатных — для прочих. За 172-комнатные квартиры с кухней в 40-квартирных домах рабочие платили по 4 руб. в месяц, за однокомнатные квартиры в больших домах — по 2 руб. Так как Никополь-Мариупольское горное и ме-таллургическое общество и завод о-ва «Русский Провиданс» по мере их роста и увеличения числа рабочих слились с Мариуполем, многие рабочие заводов селились на частных квартирах.

Жилища, как и быт в целом подавляющего числа семейных и особенно холостых рабочих, отмечалось в материалах комиссии, были не устроены. Рабочие жили или в переполненных частных квартирах с земляными полами, или в бараках, зачастую летних, с досчатыми стенками, не приспособленных для зимнего жилья, со сплошными нарами.

Условия быта рабочих на рудниках по добыче железной руды, каменного угля и марганца были очень тяжелыми, потому что почти все 500 действовавших в Донбассе к 1913 г. каменноугольных и антрацитовых шахт, 40 рудников по добыче железной руды и 4 марганцевых рудника были изолированы друг ог друга значительными расстояниями, удалены от промышленных центров[118]. Их местоположение, отдаленность от городов, промышленных предприятий и населенных пунктов в известной мере определяли бытовые условия рабочих. Большое значение имели и время возникновения предприятия, и масштабы его деятель- ности (основной капитал, число занятых рабочих и т. д.). Быт горнорабочих на рудниках Донбасса поэтому был значительна хуже бытовых и жилищных условий горнозаводских рабочих.

На железных рудниках Новороссийского общества (700 рабочих) комиссия А. Штофа установила наличие 30 домов для семейных рабочих (по 4 семьи в каждом доме) и 12 казарм для холостых на 40 человек каждая. На каменноугольных рудниках, где в 3 шахтах в 1900 г. трудились 2300 горняков, картина была совершенно иная. В квартирах в полторы комнаты и кухне часто жила артель до 12 человек. На 1 человека вместо 1.5 куб. саж. воздуха по норме приходилось 0.5. За такую квартиру артель платила 3 руб. В квартиры из двух комнат поселяли по 8 рабочих и взимали по 4 руб. В 30 «каютках» (дома без пола и потолка) на 5 куб. саж. в каждом доме поселялось по 15 человек и плату взимали по 1 руб. в месяц. Остальные рабочие жили на частных квартирах. На Макеевских рудниках Новороссийского общества (6 шахт и коксовые печи) с 3000 рабочих комиссия Штофа осмотрела жилища рабочих двух шахт: «Софьи» и «Капитальной». На первой из них имелось всего 15 домов на 60 семей и 17 землянок и 4 каменные казармы для холостых; на второй — для семейных 20 землянок, а для холостых — 6 казарм на 300 человек без полов со сплошными нарами.

Так было и при осмотре комиссией жилищных условий горнорабочих на других рудниках. На крупнейших из них (Корсунский каменноугольный рудник общества Южнорусской каменноугольной промышленности на ст. Горловка, 5600 горняков, рудники Алексеевского горнопромышленного общества и др.) часть семейных рабочих жила в семейных домах, холостые рабочие — в казармах и «каютках» с земляными полами и т. д. Широко распространенным видом жилья рабочих на рудниках являлись землянки — ямы, прикрытые сверху бревнами. Такой вид жилья комиссия признала недопустимым. Неудовлетворительным видом рабочих жилищ комиссия назвала и «каютки» — надземные строения из досок для семейных рабочих, обмазанные глиной, без потолков и полов, слишком большие казармы со сплошными нарами, отсутствием отдельных кухонь, помещений для сушки белья, бань, обмывален.

Работа комиссии Штофа никаких практических результатов не имела. Лишь через 5 лет горные инспекторы получили обязательные постановления Главного по фабричным и горнозаводским делам присутствия об устройстве на всех горных заводах и промыслах бань и обмывален. О постройке рабочих жилищ ничего не говорилось[119]. Понадобилось еще несколько лет и реальная угроза эпидемий, чтобы 20 ноября 1910 г. Горный департамент разослал окружным горным инженерам циркуляр «О мерах к предотвращению эпидемий и улучшению санитарного состояния горных заводов и промыслов». В циркуляре выражалась тревога по поводу наблюдавшейся в 1910 г. на многих горных заводах холерной эпидемии и возможности чумной эпидемии[120].

16,    18 и 19 января 1911 г. состоялись совещания окружных горных инженеров для обсуждения мер борьбы с эпидемиями. Отмечалась необходимость постройки обмываден, бань, запрещения продажи вина, старого платья без дезинфекции. Настоятельно требовалось улучшить санитарное состояние рабочих жилищ и т. д., но нигде не отмечалась перенаселенность землянок, «каюток», бараков, антисанитарное состояние или отсутствие мест общего пользования[121].

За 1900—1913 гг. численность рабочих в южной промышленности возросла почти в 2 раза — с 142.4 до 275.2 тыс. человек. Особенно бурно росло (в 5 раз) число рабочих на железных рудниках Кривого Рога, на каменноугольных и антрацитовых шахтах (в 2 раза)[122].

Рассмотрим, как изменились, по данным Совета съездов горно-промышленников Юга России, т. е. по данным самих предпринимателей, жилищные условия самого крупного отряда рабочих Юга России, занятого в каменноугольной промышленности. В табл. 16 приводятся сведения о числе рабочих, живших в различного типа квартирах в 1901 и 1913 гг.[123]

По данным табл. 16, свыше половины шахтеров жили в фабричных казармах. Так было и в 1901, и в 1913 г. Характеристика условий проживания рабочих в казармах приводилась выше (комиссия А. Штофа). Около 40% шахтеров Донбасса, по данным табл. 16, проживали в семейных домах. Как уже отмечалось выше в материалах той же комиссии А. Штофа, квартиры были перенаселены. Обследование, произведенное в 1910 г., установило, что только 16.7% рабочих угольных шахт жили в квартирах по 1—4         человека, 60% — по 5—8 человек, а в остальных проживали по 9—17 человек[124]. Так называемые вольные квартиры — это не удобные комнаты в городе, а чаще всего уже упоминавшиеся выше «каютки» или землянки в переполненном шахтерами и их семьями рудничном поселке. В 1910—1912 гг. санитарная организация Екатеринославского губернского земства провела обследование в 2757 квартирах рабочих с населением в 18624 человека. Оно показало, что около 30% жилищ не имели потолка, в 43% были земляные полы, почти все они были холодными и сырыми, в 38% протекали крыши и т. д. Около 70% рабочих и членов их семей, живших в этих квартирах, имели менее 1 куб. саж. воздуха на человека[125].

Только в пределах Бакинского района в 1905 г. жила 61 тыс. нефтепромышленных рабочих. В течение всего периода империализма неоднократно поднимался вопрос о вынесении жилых помещений рабочих, расположенных на нефтеносных землях в отвратительных, пропитанных копотью, серо- и углеродистыми газами промыслах, в специально созданные рабочие поселки.

Тяжелое положение рабочих явилось одной из причин знаменитой Бакинской стачки в декабре 1904 г., закончившейся заключением первого в истории рабочего движения России коллективного договора между рабочими и нефтепромышленниками.

По указаниям из Петербурга сенатором Кузминским в 1905 г. была произведена ревизия Баку и губернии. Материалы ревизии показали, что положение рабочих Баку было неудовлетворительным. Особенно плохими оказались жилищные условия. В одной казарме размещались до 80 человек. Здесь же ели, спали и сушили одежду; бань и прачечных не было[126].

Наиболее достоверные данные о жилищах рабочих бакинского нефтепромышленного района представлены в материалах обследования жилищ нефтепромышленных рабочих, произведенного в марте—мае 1911 г. Профессиональным обществом рабочих механического производства г. Баку и его районов[127]. Из общего числа рабочих в 32 тыс. человек 22 тыс. пользовались хозяйскими квартирами, а 10 тыс., в основном семейные, снимали на стороне частные квартиры[128].

Прежде всего были обследованы 703 казарменных помещения с охватом 41% жильцов. Выяснилось, что 28% населения имело менее IV2 куб. саж. воздуха на человека, 66%—менее 2 куб. саж. Вентиляция действовала лишь в 30% казарм. 79% казарменных помещений приходилось на 1-й этаж, 4% — на подвалы. Между тем исследование почвы Балахано-Сабучинской площади показало, что степень ее загрязнения различными болезнетворными бактериями была выше, чем в других местностях земного шара. Только 25% казарм удовлетворяли требованиям нормальной освещенности (1:8).

В результате обследования казарм комиссия пришла к выводу, что самые плохие казармы имеют предприятия с числом рабочих до 500 человек (мелкие и средние), а самые лучшие — предприятия с числом рабочих от 501 до 1000 человек[129].

В хозяйских квартирах проживало всего 2177 семейных рабочих. Средняя населенность одной комнаты составляла 3.92 человека. Меньше 1 куб. саж. воздуха приходилось на 22% жильцов, меньше 1 ¹/₂ куб. саж.- на 44%. Не везде имелись особые кладовые, прачечные, помещения для сушки белья, кухни и т. д.

Особенно скверные условия отметила комиссия в частных жилищах нефтепромышленных рабочих Баку. Семейные частные квартиры и квартиры для одиноких рабочих были сильно перенаселены: средняя плотность населения достигала 6 и более человек на комнату (75%), а пятая часть семейного населения частных квартир жила по 8—10 и более человек в комнате.

Соответственно в таких частных квартирах жильцы были обречены на кислородное голодание: 78% жильцов частных семейных квартир имели менее 1 ¹/₂ куб. саж. воздуха на человека, а 89% жителей артельных частных семейных квартир не имели и этого. Таким образом, даже знаменитые московские коечно-каморочные квартиры, обследованные 25 лет назад, не могли бы сравниться с бакинскими квартирами[130].

Правительство так и не отвело земель под рабочие поселки, а предприниматели не улучшили жилищ для рабочих. Наоборот, с наступлением реакции предприниматели прекратили выдачу рабочим «квартирных» денег, право на получение которых рабочие добились в 1904—1907 гг. Жилищные условия рабочих резко ухудшились.

В конце 1909—начале 1910 г. фабричные инспекторы обследовали жилища рабочих на 93 промыслах. В 3 казармах Каспийского товарищества, принадлежавшего председателю Совета съездов бакинских нефтепромышленников Гукасову, жилищные условия рабочих были невыносимы. Фабричный инспектор А. Н. Семенов отметил, что в казармах отсутствовала пресная вода, полы были земляные, нары — сплошные[131]. На промыслах Мусы Нагиева в казармах в Сабунчах проживали 40 человек, в Раманах — 440. Казармы были тесными, сырыми, грязными, без столовых, сушилен для белья* Такие же скверные жилищные условия отмечал ехце в 20 казармах нефтепромышленных рабочих фабричный инспектор Белоусов[132]. Точное и образное описание бытовых условий бакинского пролетариата в целом и жилищных условий в частности давала газета «Звезда». Она отмечала плохое освещение улиц и домов, наличие повсюду жирной липкой'грязи, острый недостаток пресной воды. Относительно рабочих квартир она писала: «Рабочие по-прежнему гниют в клоаках, не поддающихся описанию»[133].

При заполнении опросных бланков для бюджетного обследования, произведенного под руководством одного из организаторов рабочего движения в Баку земским статистиком и экономистом А. М. Стопани, сами рабочие в графе «примечания» указывали прежде всего на плохие квартирные условия. Так, рабочий-литейщик, зарабатывавший 80 руб. в месяц, писал: «Редко встретишь рабочего, у которого можно найти не только светлую и просторную квартиру, по хотя бы сухую. И вот в сырости, темноте и полном неудобстве приходится проводить жизнь не только самому, но и со всем семейством. На этой почве болеют прежде всего дети». Чернорабочий, снимавший «угол» в семейной квартире, как бы развивал мысль литейщика о гибельном влиянии скверных квартир на жизнь детей: «Стеснено чересчур: квартира имеет 3 саж. длины и 2 саж. ширины. В квартире одна койка; на ней спят только хозяева, а остальные 9 человек (!) спят на полу. И даже 2-месячный ребенок спит на полу и дети малого возраста от 5... лет». Плотник 34 лет писал: «Жилищный вопрос убивает полжизни рабочего, потому что платишь деньги громадные, а живешь в сыром и темном хлеву»[134].

Так же отзывались рабочие о казарменных помещениях: «В казарме света мало — всего 3 лампы на 28 кроватей, читается с трудом»[135].

Эти убогие, негодные для жилья квартиры стоили вместе с тем неимоверно дорого: одинокие рабочие платили в год за жилище с отоплением и освещением 37 р. 90 к., или 10% приходного бюджета, семейные — более 130 руб., около 17% приходного бюджета[136].

Особенно тяжелыми были жилищные условия безработных нефтяников. Они чаще всего ютились в семьях товарищей по работе (одиночки), а семейные снимали «углы». Г1о данным бюджетного обследования, проведенного в 1910 г., безработными чаще всего являлись рабочие старше 30 лет. Это были передовые пролетарии, не мирившиеся с жестокой капиталистической эксплуатацией, поднимавшие рабочих на защиту пролетарских интересов.

Так, один из таких безработных увольнялся 4 раза и не работал в исследуемом году 7 мес. Дефицит в бюджете такие рабочие могли покрывать лишь с помощью товарищей[137].

Часть безработных составляли инвалиды и больные, жившие за счет других членов семьи. Не получая пенсий и пособий от правительства и капиталистов, они влачили нищенское существование,

В результате изложенных выше крайне тревожных данных о состоянии жилищ рабочих на промыслах в конце 1909—начале

1910 г. фабричной инспекцией Бакинской губ. была создана комиссия для выработки проекта обязательных постановлений о жилищных условиях рабочих на заводах и промыслах Бакинского градоначальства. Этот проект состоял из 18 пунктов, главными из которых являлись указания на необходимость установления нормы содержания воздуха не менее 2 куб. саж. на человека, устройства хорошей вентиляции, наличия бань, прачечных и сушилен, столовых и кухонь, лавок и хлебопекарен, обеспечения доброкачественной питьевой водой[138].

Однако все эти проекты постановлений об улучшении быта и жилищных условий нефтепромышленных рабочих остались на бумаге. Как установило в 1913 г. Профессиональное общество бакинских нефтяных промыслов на основе 1695 опросов, квартиры оставались старыми, без вентиляции, 60.7% населения частных квартир имело менее 1 куб. саж. воздуха на человека. Среди взрослых рабочих смертность была в 3 раза выше, чем в благоустроенных районах Баку, а среди детей —в 5 раз[139].

Напомним, что по далеко не полным и не точным данным общее число наемных сельскохозяйственных рабочих в 1897— 1914 гг. в России составляло 5.8—6.5 млн. человек[140], причем Юг России привлекал на сельские работы в период косьбы и уборки урожая около Уз названного числа рабочих. Так, Донская обл. нуждалась в период империализма ежегодно в 250 тыс. пришлых наемных сельскохозяйственных рабочих, Кубанская — в 230, Самарская губ. — в 120, Херсонская — в 150, Таврическая — в 130, Екатеринославская — в 120 тыс. и т. д. Несмотря на быстрое распространение машинного труда, все возраставшая потребность в сельскохозяйственных рабочих к 1912 г. в южных и юго-восточных областях и губерниях в целом достигала 1.5 млн. человек[141].

В неурожайные годы, как например в 1905 г., отход сельскохо-зяйственных рабочих сильно возрастал.

Так как наем сельскохозяйственных рабочих происходил не-организованно (на ярмарках и базарах, на специальных рабочих рынках, в экономиях, цри волостных правлениях, при станциях железных дорог), в пунктах найма скапливалось до нескольких тысяч, а то и десятков тысяч голодных, грязных, изнемогавших от зноя и жажды (колодцев не было) людей. Помещики не устраивали ни контор по найму, ни дешевых чайных, столовых, лечебных пунктов и т. д. Если такие конторы и приемные пункты кое-где на железнодорожных станциях и существовали, то исключительно по инициативе земств.

Прямо с рынка рабочих привозили в поле, где не было никаких помещений для жилья. Рабочие жили и работали под открытым небом с восхода до захода солнца. Очень редко строились шалаши и землянки. На завтрак был черный хлеб, на обед — хлеб, суп и каша, на ужин — каша и хлеб. В холодную погоду рабочие заболевали. Помещик приказывал отвезти заболевшего на дорогу или на городскую площадь, где больной предоставлялся самому себе[142].

Эти возмутительные факты, свидетельствовавшие о переплетении в аграрных отношениях России крепостнических и буржуазных приемов эксплуатации, сопровождались в некоторых случаях попытками установления общественного контроля за условиями быта и труда рабочих в крупных сельскохозяйственных экономиях. Но, как справедливо отмечал В. И. Ленин, «никакой прочности они иметь не могут при отсутствии политической свободы и открытых рабочих организаций»[143].

Юг России привлекал огромную армию сельскохозяйственных рабочих и для обработки свекловичных посевов — удельный вес производства сахарной промышленности Юга составлял ³/₄ общероссийского выпуска. Сосредоточивались предприятия этой отрасли главным образом в губерниях Киевской, Подольской и Волынской.

Как отмечал В. И. Ленин, свеклосахарная промышленность сосредоточивалась как на крупных капиталистических предприятиях, так и в дворянских имениях[144]. И если в 1900/01 хозяйственном году на сахарных заводах насчитывалось 106.4 тыс. рабочих, а в 1913/14 г. — 128.4 тыс.[145], то на плантациях по обработке свекловичных посевов в конце XIX в, трудилось не менее 300 тыс. местных и пришлых сельскохозяйственных рабочих,[146] а в 1913 г. — не менее 410 тыс[147].

В отчетах фабричной инспекции Киевского округа о помещениях для рабочих сахарных заводов отмечалось, что рабочие жили в двухэтажных каменных и одноэтажных деревянных хозяйских казармах. Внутреннее устройство казарм было крайне примитивным: посередине в два ряда располагались приставленные друг к другу нары; по обе стороны от них оставался небольшой проход. На нарах лежали набитые соломой матрасы или просто набрасывалась солома, покрытая общим рядном. Матрасы менялись раз в год и были очень грязные. Так как сахарное производство являлось непрерывным, на него не распространялся закон 1897 г. об ограничении рабочего дня 11 ¹/₂ ч. Смена работала 12 ч. Рабочие нанимались на завод артелями, и помещение занимали 2 артели посменно: одна работала, а другая отдыхала. Казармы были тесными, не вентилировались, белье сушили здесь же, на шестах и веревках; здесь же готовили и потребляли пищу. Казармы были грязными, мылись рабочие редко[148].

[114] В состав района, по принятому в 1900—1914 гг. Министерством торговли и промышленности административному делению, включены губернии Екатеринославская, Херсонская, Харьковская, Воронежская, Киевская, Черниговская, Волынская, Таврическая, Полтавская, Подольская, Бессарабская и Донская обл.

[115] Серый Ю. И. Рабочие Юга России в период империализма (1900— 1913). Ростов н/Д., 1971, с. 63. О размещении металлургических заводов и рудников Юга см.: там же, с. 24—33.

[116] Общий обзор главных отраслей горной и горнозаводской промышленности. Пг., 1915, с. 167; Лившиц Р. С. Размещение промышленности в дореволюционной России. М., 1955, с. 208.

[117] ЦГИА СССР, ф. 37, оп. 58, д. 299, 1904. — По вопросу о выработке некоторых правил для улучшения быта рабочих на горных заводах я промыслах, л. 1—89. Особую ценность представляет дневник комиссии А. Штофа по исследованию быта рабочих отдельных заводов, рудников и шахт.

[118] Серый Ю. И. Рабочие Юга России в период капитализма с. 23-32.

[119] ЦГИА СССР, ф. 37, оп. 58, д. 185, 1908—1911. — По вопросу о противохолерных мероприятиях на горных заводах и промыслах, л. 29—29 об.

[120] Там же, л. 32—32 об.

[121] Там же, л. 50—52.

[122] Серый Ю. И. Рабочие Юга России в период империализма, с. 63.

[123] Статистическое бюро Совета съездов горнопромышленников Юга России. Каменноугольная промышленность России в 1901 году. Харьков, 1902, с. 207; Каменноугольная промышленность России в 1913 г. Харьков, 1915, вып. И, с. XXXVIII.

[124] Бакулев Г. Д. Развитие угольной промышленности Донецкого бассейна. М., 1955, с. 216.

[125] Лященко И. И. Условия труда на рудниках Донецкого бассейна. — Общественный врач, 1914, № 3, с. 431.

[126] Митрофанов В. М. Новый документ о положении рабочих на бакинских нефтепромыслах в начале XX в. — Исторический архив, 1962. № 2, с. 228.

[127] Профессиональное общество рабочих механического производства Баку и его районов. Жилища бакинских нефтепромышленных рабочих. Баку, 1913, с. 8.

[128] Там же, с. 5.

[129] Там же, с. 30.

[130] Там же, с. 38—63.

[131] Из 1624 рабочих Каспийского товарищества в казармах ютились 658, остальные снимали частные квартиры или жили в своих домах.

[132] ЦГИА СССР, ф. 23, оп. 20, д. 317, 1908—1912. — Об условиях жизни и труда рабочих, л. 1—8.

[133] Звезда, 1912, 6 января.

[134] Стопани А. М. Нефтепромышленный рабочий и его бюджет. 2-е изд. М., 1924, с. 109.

[135] Там же

[136] Там же, с. 67, 84.

[137] Там же, с. 102—104.

[138] ЦГИА СССР, ф. 23, оп. 20, д. 317, 1908—1912. — Об условиях жизни я труда рабочих, л. 38—39.

[139] Шмидт В. Рабочий класс СССР и жилищный вопрос. М., 1929, с. 10

[140] Струмилин С. Г. Динамика батрацкой армии в СССР.— В кн.: Наемный труд в сельском хозяйстве. М., 1926, с. 8; Казаков А. Экономическое положение сельскохозяйственного пролетариата до и после Октября. М.; Л., 1930, с. 11.

[141] Полфёров Я. Я. Сельскохозяйственные рабочие руки. Спб., 1913, с. 10.

[142] Скибневский А. Общественная помощь голодающим... Сельскохозяйственные рабочие. — Медицинское обозрение, 1906, т. LXV, К® 2, с. 125—126.

[143] Ленин В. И. Аграрный вопрос в России к концу XIX века. — Полн. собр. соч., т. 17, с. 114.

[144] Ленин В. И. Развитие капитализма в России. — Полн. собр. соч., т. 3, с. 238.

[145] 1914 г. Статистика производств, облагаемых акцизом. Пт., 1910, ч.I, с. 4.

[146] Ленин В. И. Развитие капитализма в России, с. 289.

[147] Крузе Э. Э. Положение рабочего класса России в 1900—1914 гг., с. 88.

[148] Никольский Д. П. О жилищах рабочих на фабриках и заводах. — Медицинское обозрение, 1906, т. LXV, № 2, с. 98—101.