2. Условия производства и охрана труда
Наличие в России периода капитализма многомиллионной резервной армии труда, возросшей в связи с проведением столыпинской аграрной реформы, способствовало сохранению экстенсивных форм эксплуатации труда и тормозило развитие техники во всех отраслях народного хозяйства. Однако в связи с анархией в развитии народного хозяйства не было даже в одной отрасли промышленности двух похожих по уровню и характеру производства предприятий. Возникшие в дореформенный период фабрики и заводы медленно и робко перестраивались в техническом отношении, а созданные в 1900—1914 гг. строились на уровне развития техники в данной отрасли (речь идет о заведениях фабрично-заводской промышленности).
Так, несмотря на финансовую реорганизацию, получение миллионных заказов казны на тяжелую артиллерию, условия труда рабочих на крупнейшем предприятии страны — Путиловском заводе — оставались крайне тягостными, что вызывало огромную текучесть рабочей силы, в результате которой увольнялось с завода до десятка рабочих в день. Еще к началу промышленного подъема 1909—1913 гг. металлургический отдел, работавший по старинке, «на мускульной силе, на грыже», уже не мог удовлетворять растущих потребностей всех других отделов завода[52]. Скверными были не только условия труда, но и его организация. Поэтому люди были вынуждены постоянно отрываться от дела: «Ничего не было под руками. За напильником надо было бегать в инструментальную и там полчаса вымаливать его у заведующего. Чтобы согреть работу, приходилось бегать в кузницу и там дожидаться очереди. Материал выдавался в обрез, и часто приходилось рыскать по всей мастерской и выпрашивать кусочек железа... погонщики-мастера да старшие, грубые, с кабацким ругательством на устах, черствые и жестокие, — только и делали, что отбивали охоту к труду»[53].
Мастерские были и на Путиловском, и на других фабриках и заводах столицы сырыми, грязными, полутемными, с крайне узкими проходами, загроможденные оборудованием, движущиеся и вращающиеся машинные части чаще всего не были ограждены[54]. Это вызывало на предприятиях, использующих механизмы, как будет показано ниже, огромное число несчастных случаев. Такие же условия труда были и на других металлообрабатывающих и машиностроительных предприятиях России. Так, на Пермском пушечном казенном заводе (Мотовилиха), где в 1913 г. было занято до 7.5 тыс. человек, не соблюдалось самых элементарных правил техники безопасности, что приводило к огромному числу несчастных случаев, тяжелым профессиональным заболеваниям[55]. 8 августа 1909 г. в книге для записи результатов ревизии фабрики товарищества латунного и меднопрокатного заводов Кольчугина фабричной инспекцией была произведена запись о том, что на предприятиях товарищества нарушены правила об ограждении машин, приставные лестницы не имеют железных шипов, на кранах нет надписи о предельной нагрузке, в стародавильном корпусе подъемные машины ограждены не на достаточную высоту (надо 3 арш.), а в этом же цехе на щеточных станках не работает вентиляция и т. д. Серьезные недостатки были обнаружены в котельной[56].
Правда, что бывало, впрочем, довольно редко, на некоторых предприятиях и условия производства, и состав рабочих заставляли предпринимателей создавать для них более или менее сносные условия труда. Часто это диктовалось условиями найма, например, заграничных рабочих. Так, на заводе о-ва «Сименс и Гальске», по воспоминаниям рабочего С. Канатчикова, к 1900 г. трудились кадровые рабочие высокой квалификации, грамотные, не связанные с деревней, а также иностранцы: немцы, шведы. Рабочие здесь не подвергались унизительному обыску, на время работы они переодевались в рабочие блузы, имели шкафчики для верхнего белья, умывальники с мылом ж концами тряпок для вытирания рук. Даже на столичных предприятиях начала XX в. «эти внешние условия служили большим притяжением для рабочих»[57].
Капиталистическая промышленность эпохи империализма, особенно в период кризиса и депрессии, широко вовлекала женщин в производство. Женщины в начале XX в. трудились в таких ранее чисто мужских отраслях промышленного производства, как обработка металлов и машиностроение, электротехническая, полиграфическая и др.
Несмотря на одинаковую продолжительность рабочего дня и производительность труда, заработок женщин почти в 2 раза уступал заработку мужчин, особенно на текстильных, конфетных, резиновых, табачных предприятиях и в типографиях. К тому же господствующие классы, в частности, предприниматели России, из-за обилия резервной армии труда полностью игнорировали охрану труда женщин-работниц. В ряде капиталистических стран уже учитывалось, что от условий труда женщины-работницы зависит здоровье будущего поколения рабочих. В Швейцарии, например, еще в 1887 г. был издан закон, по которому за 2 нед до родов и в течение 6 нед после родов фабричной работнице полагался отдых. Такой же закон, снизивший смертность детей, ввели Швеция, Германия, Норвегия и еще ряд капиталистических стран. Кроме того, в Германии и Австрии, на основе обязательного страхования рабочих от болезней, роженицы получали 50—60% заработной платы[58].
В России не существовало законов, охраняющих беременную женщину-работницу. Она трудилась до последнего часа, и даже во время родов ей не всегда обеспечивалась медицинская помощь. Острая необходимость в родильных домах ощущалась даже в Петербурге. В результате в фабричных районах России смертность детей до 3 лет достигала 54%, а из большинства остальных детей вырастал особый тип «фабричных» — слабосильных, отсталых в развитии и дающих высокий процент отсрочек для отбывания воинской повинности — результат тяжелого труда и отсутствия отдыха у матерей во время беременности, в особенности на фабриках и заводах.
Как отмечалось в демократической печати, вопрос о детской смертности становился вопросом общественной важности. Это было связано с голоданием трудящегося населения в дореволюционной России, где неурожаи были постоянным явлением: 32% населения питалось более или менее сносно, а 52.7% недоедало. В связи с такими огромными народными бедствиями, как голодовки, эпидемии, безработица, материальное положение и здоровье подавляющего большинства населения были плохими. В результате в Европейской России в рассматриваемый период ежегодно в младенческом возрасте умирало до 1 200 000 детей[59].
I Всероссийский женский съезд при Русском женском обществе в Петербурге, рабочая группа которого решительно шла за большевиками,[60] основываясь на огромном материале об условиях труда и положении в целом работниц России, изложенном в докладе II секции («Экономическое положение женщин и вопросы этики в семье и обществе»), разработал «Проект резолюции о женском труде на фабриках»[61]. В резолюции отмечалось, что введение машин на производстве и прогресс техники отчасти способствовали росту применения женского труда. Однако неудовлетворительные экономические условия жизни рабочих и скверные условия труда привели к тому, что смертность детей фабрично-заводских рабочих стала выше общероссийской: из 100 родившихся детей рабочих умирало 59—64. Причина: плохой уход за детьми в связи с занятостью матери на работе, недостаточное питание ребенка и матери.
Исходя из сказанного выше, II секция съезда постановила обратить особое внимание на охрану жизни и здоровья женщин-работниц и добиваться всюду, где только возможно, чтобы в законодательном порядке:
1) допускать женщин к труду не ранее 18 лет;
2) не допускать ночных и сверхурочных работ для женщин;
3) не допускать женщин к подземным работам;
4) не допускать женского труда во вредных для организма производствах;
5) бороться за 8-часовой рабочий день;
6) освобождать женщин от труда за 4 нед до родов, на 6 нед после родов;
7) отпускать кормящих работниц через известные промежутки времени для кормления грудных детей в отведенные для этого на фабрике особые помещения;
8) устраивать для грудных детей на предприятиях приюты- ясли и бесплатную акушерскую и медицинскую помощь для женщин;
9) ввести обязательное государственное страхование всех видов и категорий женского труда;
10) организовать статистику труда с участием профессиональных организаций рабочих;
11) увеличить число фабричных инспекторов, ввести женскую фабричную инспекцию;
12) для проведения мер к охранению здоровья женщин избирать самих женщин.
Труд на предприятиях в отвратительных производственных условиях был для женщин тяжел и вреден. Особенно много их трудилось на текстильных предприятиях, где, как, впрочем, и в других отраслях, случаи освобождения работниц до и после родов с сохранением содержания были крайне редким явлением и имели место лишь на двух предприятиях: С. Морозова в Орехове- Зуеве и бр. Леонтьевых в Петербурге. От пыли, жары, влажного воздуха на текстильных предприятиях женщины заболевали туберкулезом. Так как хозяева предприятий строили многоэтажные корпуса, полы сотрясались от работы станков и механизмов, что вызывало потерю чувства равновесия, головокружение, неврастению. От шума ткацких станков работницы глохли. На аппретурно-красильных фабриках температура воздуха достигала 45°, он был пропитан одуряющими испарениями. Краска впитывалась в тело, кожа слезала, зубы крошились. Чтобы не отравиться черным анилином, рабочие ежедневно принимали противоядие[62].
На фабриках т-ва «Треугольник» запахом резины пропитывалась не только одежда работниц, но и они сами, их кожа, волосы. Дети отказывались брать грудь матери и погибали от голода[63].
Общеизвестны массовые отравления работниц на «Треугольнике», рижском «Проводнике», ряде табачных фабрик в марте 1914 г. Причиной послужило применение дешевого, йо вредного для здоровья рабочих клея. В знак протеста против произвола промышленников с 17 по 20 марта, по данным «Правды», в столице бастовали 156030 рабочих[64]. Петербургский пролетариат поддержали рабочие Москвы и Риги. Общество заводчиков и фабрикантов объявило локаут наиболее сознательной и революционной части пролетариата столицы — рабочим заводов Путилов- ского и Невского, заводов бывш. Парвиайнен, Барановского, «Л. Нобель», «Лесснер», «Феникс», бывш. Розенкранца, «Сименс-Шуккерт» и др[65].
Особенно опасными были условия труда на спичечных фабриках. Поработав некоторое время на предприятии, рабочие начинали ощущать зубную боль, которая с течением времени становилась нестерпимой. Боль не прекращалась и после удаления зубов, так как отравленная атмосфера предприятий, по свидетельству врачей, вызывала воспаление надкостницы и гниение челюстей. Мало того, постепенно все кости размягчались и ломались от самых незначительных причин. Поэтому окрестное население называло рабочих спичечных фабрик «глиняными людьми»[66].
Не менее опасным для жизни был труд на химических предприятиях. Условия труда в них оставались допотопными. На Охтинских казенных пороховых заводах, например, в мастерских по производству кислот рабочие через 10 лет после начала трудовой деятельности погибали от общего истощения организма и заболеваний[67].
В стране насчитывалось большое число предприятий по про-изводству обуви. Труд обувщиков оплачивался особенно низко, а рабочий день был предельно длинным. Можно себе представить, какие условия труда царили на этих предприятиях, особенно средних и мелких, если даже на крупнейшем из них — предприятиях т-ва «Скороход» в столице — условия труда в цехах были каторжными: «Полы никогда не мыли, стены не белили, вентиляции не было. Все помещения загромождали вагончики для обуви, грохотали трансмиссии. У верстаков — мусор, под ногами хрустел текс и вкалывался в подошвы ботинок»[68].
На казенной Карточной фабрике 75% рабочих составляли женщины. От газового освещения, резки, бракировки и подборки и особенно граверных работ сильно страдало зрение. От наличия талька в воздухе й 32-градусной жары работницы болели малокровием и туберкулезом[69].
Владельцы горнозаводских и горных предприятий России также не заботились об улучшении условий труда рабочих. На металлургических заводах, построенных в 90-е гг., часто устанавливалось устаревшее оборудование по старым проектам, не предусматривавшим элементарных правил безопасности для рабочих, что приводило к большому числу несчастных случаев. Известный русский ученый-металлург М. А. Павлов при обследовании Дружковского и Таганрогского заводов выяснил, что ручной труд применялся в самых трудоемких и опасных для жизни производственных процессах[70].
Условия труда в горной промышленности в течение 1900—1914 гг. почти не менялись, не менялся и профессиональный состав горнопромышленных рабочих. По мнению С. Г. Струмилина, механизация и рост энерговооруженности в этой отрасли, прежде всего в угольной, происходили на транспорте (в перевозке угля), в вентиляции шахт, водоотливных сооружениях, подъеме добытого угля на поверхность, а «подземные работы по добыче производились все время по старинке, вручную... При углублении шахты, удлинении подземных работ и галерей, с расширением работ по проходке и креплению ходов, выемке пустой породы и закладке использованных выработок подземные работы на единицу полезной добычи могли лишь возрастать. И поскольку механизация подъема и водоотлива уравновешивала все же этот прирост и, таким образом, препятствовала снижению общего индекса производительности живого труда, она уже делала свое дело»[71]. В условиях сохранения ручного труда производительность труда шахтера в угольной промышленности России в 1900— 1914 гг. не возрастала[72].
Труд основного отряда горняков — подземных рабочих на угольных шахтах от забойщика до откатчика угля — производился примитивным, первобытным способом с помощью кайла, лопаты, санок при предельном напряжении физических сил. Редко, лишь в случае залегания мощных пластов угля, забойщик мог работать стоя, а чаще — скорчившись или лежа, настолько тесными были выработки. При плохой вентиляции люди задыхались от угольной пыли и отсутствия свежего воздуха. Большую опасность представляли «газовые» рудники, в которых при малейшей неосторожности с огнем происходили взрывы. От них почти ежедневно гибли шахтеры. Страдали рабочие от недостаточной освещенности рабочих мест, сырости. Хроническими болезнями шахтеров были туберкулез, ревматизм, заболевания глаз[73].
Правда, и в угольной промышленности Юга России постепенно росло число рабочий, обслуживавших машины, а в 1900 — 1913 гг. и подземные работы начали механизироваться: появились врубовые машины и перфораторы[74].
Как отмечают исследователи истории рабочих Сибири, условия труда сибирских рабочих в период империализма были необычайно тяжелыми. Труд горнорабочих не был механизирован, люди работали кайлом и лопатой. Отсутствовала охрана труда, что приводило к частым производственным травмам[75].
Об условиях труда золотопромышленных рабочих Ленских золотых приисков (далее — «Лензолото») в докладе сенатору С. С. Манухину иркутский генерал-губернатор Бантыш в 1912 г. сообщал, что воздух в холодных, темных, старых шахтах и просечках спертый, бегущая по канавкам холодная вода пронизывает рабочего. В таких случаях рабочий трудился 10—11 ч в сутки.
В связи с забастовкой ленских шахтеров в 1912 г. врач Д. Л. Зейлигер установил, что в результате общих условий труда на производстве горняк, работая без отдыха, теряет трудоспособность уже через 2—3 года[76].
Роста добычи угля и железной руды добивались за счет увеличения числа горняков и их усиленной эксплуатации, приносившей большие прибыли. Так, помещик Карпов начал разведку угольных месторождений в 70-х гг. XIX в. с капиталом 4 тыс. руб. В 90-е гг. его каменноугольный рудник оценивался в 8 млн. руб.[77]
Опубликовано много документов, свидетельствующих о крайне тяжелых антисанитарных условиях труда бакинских рабочих как на нефтяных промыслах, так и на фабрично-заводских предприятиях. Но лучше всего об этом писали сами рабочие. В относящемся к 1909 г. бюджетном обследовании бакинских рабочих, произведенном А. М. Стопани, помещены примечания рабочих о самих себе, придающие бюджетному материалу особую убедительность.
О гигиенических условиях своего труда бакинские нефтепромышленные рабочие писали: «Работа на промыслах тяжелая и грязная — все время в нефти и грязи», «от работы глаза заболели и болят сильно ноги». В фабрично-заводских предприятиях и мастерских «санитарные условия, при которых приходится работать рабочему, совершенно невозможны; помещения темны, что отражается на зрении, холодны, грязны». Или: «Другой, после жилищного, не менее жгучий вопрос у бакинского рабочего — это не менее убийственные условия (гигиенич [еские]) в мастерской и заводах». Рабочий-котельщик писал: «Условие котельной работы — это одно из тягчайших физических мучений: летом жара, зной солнца, а зимою — слякоть, непогода. Кроме того, масса калек и увечных — по большей части из котельщиков»[78].
На окраинах Российской империи горные предприятия чаще всего принадлежали иностранному капиталу. В целом же в этих районах (Казахстан, Средняя Азия и др.) и в промышленности царская администрация проводила колонизаторскую политику расовой дискриминации. Местных рабочих-казахов ставили по сравнению с русскими, не говоря уже об иностранных рабочих, в худшее положение: их труд оплачивался ниже, рабочий день был более продолжительным, господствовали экстенсивные формы труда, охрана труда отсутствовала, что приводило к массовым несчастным случаям и гибели рабочих. Квалифицированные рабочие составляли среди рабочих-казахов, например, всего 7 %[79].
Антигигиенические и по другим причинам невыносимые условия труда были в 1900—1944 гг. повсеместным явлением и на предприятиях Туркестана. 12 декабря 1909 г. газета «Туркестанский курьер» писала об условиях труда на одном из хлопкоочистительных предприятий: «В заводском здании пылища всегда держится в воздухе невообразимая; на все здание завода имеется 3—4 штуки висячих фонарей с огарками свечей, и это считается освещением; рабочие вследствие этого по всему заводу ходят с клочком ваты в зубах для фильтрации вдыхаемого пыльного воздуха»[80].
Особенно тяжелы были условия труда категорий рабочих, обойденных законодательством о труде и не подведомственных надзору фабричной инспекции: судорабочих, рабочих в мелкой промышленности, батраков.
Матросы на судах дежурили по 12 ч в смену, но и затем они не имели права на более чем 2-часовой отдых подряд, так как на каждой пристани во время погрузки, перегрузки, отлива воды, приема дров, переводки судов, согласно условиям о найме, работала вся команда. Работали бегом, без передышки, чтобы уложиться во время стоянки судна[81]. К концу навигации, за 5—6 мес такой каторжной, почти круглосуточной, работы большинство матросов из сильных и здоровых мужчин превращались в вялых и слабых, неспособных к активным действиям даже в случае пожара на судне[82].
Судоходство на Волге, по Мариинской системе и на ряде других рек было сильно развито. Достаточно вспомнить, что в 1901 г., например, за полугодовой период навигации в Европейской России на судах и плотах было перевезено более 2 млрд. пуд. груза, а по железным дорогам за весь 1901 г. — около 4 млрд. пуд., т. е. равное количество[83]. Но в то время как железные дороги для погрузки и выгрузки частично уже использовали механические приспособления, судовладельцы — лишь мускульную силу грузчиков, обходившуюся им баснословно дешево[84]. В течение всего периода навигации грузчик за 14—18 ч в день переносил на спине огромные тюки 15—16 пуд. весом, что вызывало огромное число несчастных случаев и заболеваний. Поэтому в течение всего рассматриваемого периода от Нижнего до Астрахани среди грузчиков нельзя было встретить не только стариков, но даже людей от 40 до 45 лет[85].
Массовые увечья и несчастные случаи с грузчиками вызывали протесты в демократической печати, множество гневных писем в Отдел торговли Министерства торговли и промышленности. В связи с этим 20 июля 1905 г. Отдел торговли издал для биржевых комитетов России циркуляр № 5418 о запрещении переноски на плечах грузов, если ее можно заменить механическим приспособлением. Для одного грузчика или матроса устанавливалась предельная норма переноски тяжестей: на хлебные грузы — не более 9 пуд. 1 место; на другие негромоздкие — 8 пуд., громоздкие — б пуд. Предписывалось предупредить фабричные и заводские предприятия о том, чтобы одно место груза не превышало указанного веса[86].
К транспортным рабочим относятся и извозчики, перевозившие пассажиров («легковые») и грузы («ломовые», или биндюжники). Условия труда и тех, и других были, если учесть к тому же 17—18-часовой рабочий день, невероятно тяжелыми. Ломовые извозчики работали сразу на двух лошадях, уход за которыми также входил в их обязанность. Грузить приходилось сразу по 50— 100 пуд. на 1 подводу. На вокзалах или пристанях кладь разгружалась и погружалась другая. Таких нагрузок—выгрузок бывало до 3—4 в день, так что каждому извозчику ежедневно приходилось разгружать и погружать до 300—400 пуд. груза[87].
Положение занятых в мелкой промышленности рабочих даже по сравнению с чрезвычайно тяжелыми условиями труда фабрично-заводского и горнозаводского пролетариата всегда было особенно тяжелым из-за гибельной для многих ее отраслей конкуренции крупной фабрично-заводской промышленности. В семье кустаря и ремесленника очень рано начинали трудиться дети (с 5—6 лет), большая нагрузка ложилась на плечи стариков, женщин и даже инвалидов[88]. Из-за чрезмерно продолжительного рабочего дня среди рабочих мелкой промышленности грамотных было меньше, чем среди рабочих других категорий. Непосильный труд накладывал свой отпечаток на физическое и умственное развитие детей: из-за антигигиенических условий труда их физическое развитие было значительно худшим, чем у детей состоятельных родителей[89].
Самыми тяжелыми, пожалуй, были условия труда сельскохозяйственных наемных рабочих. Выше сообщалось о чрезвычайно жестоких условиях договора о найме этой группы рабочих и в 1900—1914 гг. основывавшихся еще на Положении о найме 1886 г. Единственными орудиями труда чаще всего являлись руки рабочих, рабочий день не регламентировался, пища была недоброкачественной, глумление и издевательства над рабочими и особенно работницами со стороны помещиков принимали самые необузданные формы. Как видно из заявления 33 депутатов в Государственную думу о положении сельскохозяйственных рабочих, в поместье одного из князей женщин и девушек, чтобы они не ели собираемые ягоды, заставляли работать в намордниках[90].
В период империализма действовали карательные меры, установленные против сельскохозяйственных рабочих еще в 1883 г. «Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями». Так, если сельский рабочий не являлся, согласно договорному листу, в указанный срок на работу или самовольно покидал ее, он подвергался аресту. За всякие другие нарушения договора о найме рабочий также подвергался наказаниям, начиная от арестов на различные сроки и кончая каторжными работами[91].
В начале 1906 г. был разработан и 26 апреля издан специальный закон, направленный против сельскохозяйственных наемных рабочих. За основу был взят печально известный царский указ от 2 декабря 1905 г. «О наказуемости участия в забастовках в предприятиях, имеющих общественное или государственное значение, а равно в учреждениях правительственных». Более того, при обсуждении законопроекта в Государственном совете было заявлено, что карать за забастовку в данном случае надо еще жестче, поскольку сельское хозяйство является главным источником народного благосостояния и процветания государства.
Закон 26 апреля 1906 г. защищал прежде всего интересы помещиков и носил ярко выраженный классовый характер. Но закону виновные в организации стачки сельские рабочие подвергались заключению на срок от 2 до 8 мес; в случае угроз и насилий со стороны стачечников срок увеличивался от 4 мес до 1 г. 4 мес. Такими же суровыми были и остальные статьи закона[92].
Издание закона 26 апреля вызвало возмущение передовой общественности и резкую критику со стороны социал-демократов и части трудовиков. В июне 1906 г. 33 члена Государственной думы — депутаты от названных партий — представили на имя председателя Думы запрос с требованием об отмене этого закона, так как стачки сельских рабочих вызваны невероятно тяжелыми условиями их труда[93].
Как ясно из вышеизложенного, рабочий в капиталистической промышленности трудился в тяжелейших условиях, вызывавших большое число несчастных случаев и профессиональных заболеваний. Даже на крупнейших предприятиях России, основанных в 90-х гг. XIX в. и в начале XX в., оборудование и станки ставились крайне тесно, предохранительные сетки при двигателях отсутствовали, колеса, поршни не были защищены предохранительными футлярами и т. д. Из-за плохих условий труда рабочие травились свинцом, ртутью, мышьяком, фосфором, бензином, анилином и т. д. и заболевали профессиональными болезнями.
Царское правительство и капиталисты не принимали никаких мер для охраны труда рабочих. Достаточно отметить, что в российском фабрично-заводском законодательстве не существовало постановлений и правил об охране труда. Правда, в 1886 г. были изданы «Правила о надзоре за заведениями фабрично-заводской промышленности», возлагавшие на созданные в том же году местные по фабричным делам присутствия издание обязательных постановлений о мерах для охраны жизни и здоровья рабочих во время работ. Однако из 56 существовавших тогда местных присутствий обязательные постановления были приняты лишь 32, причем и они страдали серьезными недостатками[94]. В связи с этим Министерство финансов возложило издание общих правил об охране труда на учрежденное в 1899 г. Главное по фабричным и горнозаводским делам присутствие. Оно неоднократно составляло проекты общих иравил о безопасности работ в промышленных заведениях, но ни один из этих проектов не стал законом.
В. П. Литвинов-Фалинский в 1900 г. писал о постановке охраны труда в России: «К сожалению, наше законодательство уделяет этому вопросу слишком малое внимание и для охраны жизни и здоровья рабочих у нас почти ничего не сделано»[95]. Другой крупный чиновник Министерства торговли и промышленности А. Н. Быков в 1909 г. в книге, посвященной фабрично- заводскому законодательству в России, писал, что в Уст. о пром. нет статей об охране жизни и здоровья рабочих, что охрана труда рабочих — самая слабая сторона русского законодательства. В Горн. уст. имелись статьи 715—717, 721, 722, 729, 733, согласно которым управление предприятием обязано извещать пра-вительственный надзор о начале каждой подземной разработки, а органы надзора должны были контролировать условия работ и обращать внимание предпринимателей на недостатки. После катастрофы в Юзовке в 1908 г. на Рыковских рудниках была издана специальная инструкция министра торговли и промышленности об охране труда шахтеров[96]. Однако именно в горной промышленности происходило более всего несчастных случаев, что свидетельствовало о неблагополучии с охраной труда в этой отрасли.
Только в 1911 г. Отдел промышленности Министерства торговли и промышленности разработал проект «Правил о мерах безопасности работ в заведениях фабрично-заводской промышленности». Большевистская легальная газета «Звезда» доводила до сведения рабочих, что проект «Правил» был разослан на заключение заинтересованных лиц и общественных учреждений. Однако ни рабочим, ни их союзам проект «Правил» на заключение послан не был, так как, с чиновничьей точки зрения, рабочие вовсе не являлись компетентными судьями в вопросе о том, приемлемы или неприемлемы правила безопасности, а рабочие союзы, по мнению предпринимателей, являлись не общественными учреждениями, а «скопищами смутьянов»[97].
«Правила» были изданы Главным по фабричным и горнозаводским делам присутствием 19 февраля 1913 г. и утверждены министром торговли и промышленности 31 марта 1913 г[98].
Издание «Правил», однако, не означало, что все их статьи капиталисты немедленно должны были вводить в действие. С 1 июля 1913 г. их должны были в полном составе ввести в действие владельцы вновь строившихся заведений, а на всех действовавших предприятиях вводились в действие лишь 56 второстепенных, легко выполнимых условий. Остальные (более 50) главные статьи «Правил», определявшие основу безопасности работ, как например увеличение проходов между машинами, ограждение машин, об устройстве котельной и даже обеспечение чистоты воздуха искусственной вентиляцией и др., должны были вводиться предпринимателями лишь с 1 июля 1916 г. Поэтому Главное по фабричным и горнозаводским делам присутствие на заседании 13—14 марта 1912 г. было вынуждено признать, что «отсутствие общих правил по охране промышленного труда приводит к крайне неудовлетворительной постановке этой важной стороны фабрично-заводского благоустройства»[99]. Действительно, в своих самых существенных частях «Правила о мерах безопасности работ в заведениях фабрично-заводской промышленности» так и не были введены в действие на фабрично-заводских предприятиях России.
[52] Мительман М., Глебов В., Улья некий А. История Путиловского завода 4801—1917. 3-е изд. М., 1961, с. 357.
[53] Свирский А. И. Записки рабочего. 5-е изд. М.; Лм 1925, с. 61.
[54] Борисов Г., Васильев С. Станкостроительный имели Свердлова. Л., 1962, с. 49.
[55] Слово о Мотовилихе. Пермь, 1974, с. 287.
[56] ЦГА г. Москвы, ф. 385 Т-ва латунного и меднопрокатного заводов Кольчугина, оп. 1, д. 119, 1909. — Переписка с фабричным инспектором. .л. 13—15.
[57] Канатчиков С. Из истории моего бытия. М., 1932, с. 144—145.
[58] К вопросу о борьбе с детской смертностью. Доклад д-ра О. А. Ше-стаковой.—В кн.: Тр. 1-го Всероссийского женского съезда при Русском женском обществе в С.-Петербурге 10—16 декабря 1908 г. Спб., 1908, с. 75.
[59] Там же, с. 72—73.
[60] См.: Кац Н. И. Рабочие группы на всероссийских легальных съездах (1907—1910). — История СССР, 1966, № 5, с. 94—95.
[61] Текст резолюции опубликован в кн.: Тр. 1-го Всероссийского женского съезда при Русском женском обществе в С.-Петербурге 10—16 декабря 1908 г,, с. 388—389.
[62] Кириллова Н. А. Женщина-работница в крупной промышленности. — В кн.: Тр. 4-го Всероссийского женского съезда..., с. 20.
[63] Там же.
[64] Крузе Э. Э. Петербургские рабочие в 1912—1914 гг. М.; Л., 1961, с. 296. (Подсчеты автора).
[65] Там же, с. 297.
[66] Кириллова Н. А. Женщина-работница в крупной промышленности, с. 296—297.
[67] Охтинский химический комбинат. 1915—1965. Очерки, документы, воспоминания. Л., 1965, с. 75—77, 84—86.
[68] История Ленинградской государственной ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени обувной фабрики «Скороход» им. Я. Калинина. Л., 1969, с. 85.
[69] Полтора века. Очерки, документы, воспоминания, материалы. Д., 1969, с. 42—43.
[70] Максимов А. М. На баррикадах. Донецк, 1973, с. 18.
[71] Струмилин С. Г. Черная металлургия в России и в СССР. М.; Л., 1935, с. 242.
[72] В 1903 г. один рабочий Донбасса добывал 152 т угля в год, в 1904 — 157, в 1912 —152, в 1913 г. —150 т; Бакулев Г. Д. Развитие угольной промышленности Донецкого бассейна. М., 1955, с. 165.
[73] Иванов. Положение донецких углекопов. — Звезда, 1912, 23 февраля.
[74] Серый Ю. И. Рабочие Юга России в период империализма (1900— 1913 гг.). Ростов н/Д., 1971, с. 57.
[75] Мухин А. А. Рабочие Сибири в эпоху капитализма (1861— 1917 гг*). М., 1972, с. 163.
[76] Овсянникова Н. Д. Заболеваемость, производственный травматизм рабочих и медицинское обслуживание на золотых прииска Урала и Сибири в конце XIX—начале XX в. — Сибирский исторический сборник, Иркутск, 1974, вып. 2, с. 16, 24.
[77] Горнозаводской листок, 1909, № 123—124, с. 12016..
[78] Стопани А. М. Нефтепромышленный рабочий и его бюджет. 2-е изд. М., 4924, с. 108.
[79] История Казахской ССР. Алма-Ата, 1957, т. I, с. 531
[80] История рабочего класса Узбекистана. Ташкент, 1965, т, II, с, 34—36.
[81] Капель В. Я. Судорабочие и судовладельцы, с. 33.
[82] Чирков А. В. Грузчики.— В кн.: Сб. отчетов тт докладов врачей санитарного надзора на pp. Волге и Каме и на Мариинской системе за 1903 г. Спб., 1904, с. 154, 159 и др.
[83] Канель В. Я. Судорабочие и судовладельцы, с. 33—43.
[84] Обычная попудная расценка за 1000 пуд. груза составляла 5—7 руб.
[85] Северянин. Еще о тружениках рек. — Русские ведомости, 1904, 21 июня.
[86] ЦГИА СССР, ф. 23, оп. 7, д. 433, 1905—1900. — Об облегчении труда грузчиков на волжских пристанях, л. 1—2.
[87] Серебрянников Г. Как живут биндюжники. — Звезда, 1911, 29 октября.
[88] Ленин В. И. Развитие капитализма в России. — Полн. собр. соч., т. 3, с. 443.
[89] Рыбников А. А. Кустарная промышленность и сбыт кустарных изделий. М., 1913, с. 71.
[90] Дубровский С. М. Сельское хозяйство и крестьянство России в период империализма. М., 1975, с. 334.
[91] Свод Законов..1883, т. XV.
[92] Дубровский С. М.Указ. соч., с. 337—338.
[93] Там же, с. 340.
[94] ЦГИА СССР, ф. 23, оп. 17, д. 540, л. 418.
[95] Литвинов-Фалинский В. П. Фабричное законодательство и фабричная инспекция в России, с. 209.
[96] Быков А. Н. Фабричное законодательство и его развитие в России, с. 202, 207.
[97] Полетаев И. Г. Важный вопрос. — Звезда, 1911, 23 октября.
[98] Собр. узаконений, 1913, с. 1515.
[99] ЦГИА СССР, ф. 23, оп. 17, д. 540, л. 418.