Из речи т. Михайлова. 5 марта 1937 года

Андреев (председательствующий). Слово имеет т. Михайлов.

Михайлов.

В проекте решений по докладу т. Сталина указано восемь коренных недостатков нашей работы, недостатков, которые облегчали работу врагу. Все эти восемь недостатков имеются, конечно, и в Калининской области. Я о них подробно говорить не буду. Калининская область занимает довольно выгодное место для диверсантской работы, вредительской работы, потому что она находится на границе, с одной стороны, и, с другой,— между двумя столицами. Хотя у нас нет Донбасса, но вредители у нас есть. У нас есть военные стройки, довольно серьезные, и те организации, которые уже вскрыты, показывают, что диверсионную работу мы прохлопали больше всего. (Голос с места. Что за граница? Латвия?) Мы считаем, что Латвия не входит в Советский Союз.

Здесь говорили многие товарищи, что доклад т. Сталина поднял нас на вышку, почему стало ясно, что у нас был недостаточный политический подход. Почему мы прохлопали сигналы ЦК, сейчас все нам стало ясно, и всем ясно. Но, по-моему, товарищи, ясно и другое, что злейшим врагом самокритики надо считать не только того, кто не любит критику, но и того, кто пристроился к самокритике, то есть на каждом заседании привык себя критиковать и считает, что основа для борьбы за осуществление директив партии именно в этом заключается. Что будет, если мы на следующем пленуме опять будем себя критиковать? Это будет скучно, и никаких смягчающих обстоятельств у нас больше не будет.

Исходя из этого, я хотел остановиться на одном из восьми недостатков, о котором говорил т. Сталин,— на вопросе руководства хозяйством. Я не знаю, как другие секретари обкомов, но, откровенно говоря, мы сомневаемся, в особенности это относится к Калининской области, что хозяйственной работой не нужно заниматься. Я подумал, что сев будет в этом году очень тяжелый, потому что в кармане плохо, семенами помог ЦК, но предстоит большая работа, и никто с нас ответственности за эту работу не снимет. У нас бюджет в 350 млн. руб., это надо освоить 300 млн. капиталовложений — это сумма немаленькая, это надо освоить. И если мы тут дело провалим, это тоже будет политический провал. Следовательно, надо так повести хозяйство, чтобы высвободить время для партийной работы. (Голос с места. Не нужно подменять советскую власть.) Я о советской власти скажу. Но прежде я хочу сказать о партийном руководстве.

Я несколько раз прочел тезисы к докладу т. Сталина. Возьмем такое место: «У большевиков... (читает)». Это, конечно, для нас имеет решающее значение. Прежде всего, товарищи, о том, есть ли у нас время для того, чтобы заниматься партийной работой? Я утверждаю, что есть. Если бы половина времени, которое мы тратим на хозяйство, только половину этого времени тратить по-иному, а не на то, чтобы заниматься текущими вопросами, у нас было бы время для того, чтобы заниматься политическим руководством. (Каганович М. ... (реплика не уловлена.) Я, между прочим, скажу, и о вас. (Каганович М. Давайте побольше денег.) Мы, безусловно, хозяйством руководим не так, как требуют тезисы ЦК. Первое то, что мы предпочитаем клевать хозяйственников по мелким вопросам вместо того, чтобы один раз фундаментально поставить вопрос и разрешить. Взять ту же систему земельных органов. Сколько раз ставился вопрос о кадрах земельных органов, о системе руководства, и до сих пор системы руководства нет. Все это какое-то ненужное, мертворожденное учреждение при ОблЗУ. Мы этим делом не занимаемся.

Во-вторых, мы мало занимаемся ролью контролеров. Я приведу в порядке самокритики следующий факт. Пятаков дал распоряжение, чтобы в Калининской области в г. Кашине построить слюдяной завод. Если бы я почувствовал себя немного агентом, я бы спросил Пятакова, почему именно в Кашине нужно строить слюдяной завод, когда нужно возить сырье за 2 тыс. километров? Я бы сказал, что слюдяной завод здесь строить не нужно. А я сказал, давайте строить. (Смех.) А кто здесь без греха, пусто тот бросит в меня камень! Мы все роль контролеров не выполняем по-настоящему. (Голоса с мест. Правильно! Каганович М. Он не должен быть в Калининской области.) А почему вы это не оспаривали? (Каганович М. Я ставил вопрос два раза). Если ставили, то недостаточно настойчиво. Если неправильно там строить — не стройте.

Я о директорах заводов хочу говорить. Нам дали Пасечника на 30-й завод и Меликсетова на вагонный завод. Мы были против того и другого, теперь и тот и другой в тюрьме сидят, и тот и другой оказались злейшими троцкистами. Скажите, пожалуйста, если бы Наркомфин не додал бы нам миллиона рублей, мы нашли бы дорогу в ЦК? Если бы тонну сена не додали, я уже сто раз побывал бы в Москве, потому что это связано с местными интересами. А когда мне дали двух директоров, которым я не верил, я считал, что я свое дело сделал как чиновник, то есть я поспорил немного, а теперь две эти кандидатуры — кандидатура Михаила Моисеевича и кандидатура Наркомтяжа. (Каганович М. Это не моя кандидатура.) Я извиняюсь, я беру слова обратно, не Ваша кандидатура, а Наркомтяжа. Если Вы к нему отношения не имеете, конечно, я зря сказал. (Смех.) Мы тут блистательно отсутствуем в ряде таких вопросов, в которых мы обязаны присутствовать. Например, у нас, т. Ворошилов, строят очень много вещей. В чем заключается моя роль как политического агента партии? Только в одном: я даю кирпич. Конечно, не я, исполком. Кирпич — это моя функция. Уборевич звонит, я даю кирпич. Но разве в этом должна заключаться моя роль? А как строится авиационная бригада? Составлена ли она — мы не знаем. Что, нам Наркомат обороны разве не позволит неинтересоваться этим делом?

Наркомвнудел — тов. Фриновский — укрепляет границу, огромные деньги вкладывает. Конечно, меня интересует, чтобы он так построил, чтобы враг не прошел, а по существу, может быть, надо посмотреть, что за укрепленные районы, что за пограничные отряды. Мы эту роль не выполняем. Слишком увлеклись своими местными делами, ведь мы отвечаем за местный бюджет, и все то, что не местный бюджет,— все от лукавого.

Четвертое замечание. Тов. Сталин очень правильно сказал насчет того, что мы не видим фронта. Когда новый секретарь обкома приезжает в область, он крепко критикует старое руководство. Я так понял, что Евдокимов хорошо критикует старое руководство не потому, что за него не отвечает, неверно это. Я приехал в Калининскую область, работал до этого в Московской области и увидал сразу много недостатков, которых я раньше не видел. Почему? Потому, что, когда я прихожу на новое дело, мне многое становится понятным. А через месяц затянулся одним вопросом и только один вопрос видишь, мы не видим фронта, видим только один узкий участок.

В этой связи одно замечание только в порядке самокритики. Многие ли из нас — секретарей обкомов — умеют пользоваться таким материалом, который бы нам сигнализировал заранее, например, ЦУНХовские сводки — обзоры по товарообороту, о рождаемости и смертности ,— это все политическое руководство.. Как можно руководить, если я вижу, что у меня рождаемость меньше, чем смертность, или что у меня товарооборот застрял? Если бы я видел фронт, я тогда бы за людей не работал, а заставлял бы их работать. И последнее замечание в этой связи. (Багиров. Это все к чему?) Если бы я видел весь фронт работы, я меньше тратил бы времени и сил на хозяйство, высвобождал бы силы и время для партийной работы, заставлял бы всех работать. (Багиров. А кто мешает тебе подобрать таких людей, которые бы тебе время от времени такие сводки составляли и обзоры делали?) Никто за тебя анализа области в целом делать не будет. Если я секретарь обкома, я должен смотреть, что у меня с товарооборотом, что делается по другой отрасли, и тогда я буду нажимать педали. А когда я не знаю этого, я должен ждать того, когда председатель потребсоюза придет ко мне сам и скажет: «Высеки меня, у меня плохо». (Голоса с мест. Правильно.)

Михайлов. Последнее замечание у меня насчет советского аппарата. Я хочу о советском аппарате вот что сказать. Конечно, смешно было бы хаять тех советских работников. Работают люди напряженно. Ведь нас тоже не хают, а учат. По-моему, то, что мы за них очень много работаем, привело к тому, что очень многие люди в некоторых звеньях стали беспечно работать. (Молотов. В некотором царстве, в некотором государстве.) В том числе и в нашей Калининской области. Я боюсь, что пленум пострадает, если т. Осинский еще раз возьмет слово для заявления, но я вынужден упомянуть фамилию Осинского. Тов. Осинский сказал здесь одну интересную фразу: для души я занимаюсь философией, а для тела — отсиживанием в комиссии по урожайности. Он буквально так сказал, и так я его понял. Философия — это дело, работа. Я отнюдь не считаю, что философия — это неважное дело, хотя после 1921 г. я не читал новых философских положений со стороны т. Осинского, может быть, потому, что я плохо слежу за диалектическим материализмом. А вот что касается работы, он отсиживается телом. Если бы он один был, я бы не привел этого примера. Но людей, которые отсиживаются телом и учреждениях по 5–6 час, а душой в это время на охоте и черт его знает где, таких людей у нас довольно много. Сановников, о которых т. Сталин говорил на XVII съезде партии, много не только в центральном аппарате, но и в области, районе, в особенности на крупных предприятиях. Эти сановники считают приемлемым для себя изречение Корана: «Спешить — свойство дьявола». Между прочим, Магомет не особенно придерживался этого изречения, иначе он не забрал бы столько территории.

Но для меня одно ясно: спешить не надо, работать так, как многие работают, не годится. Я мог бы привести целый ряд примеров исключительной безответственности, причем все это делают с мудрым лицом: культурно, мол, надо работать, собой нельзя пренебрегать. Я понял так, что жить стало весело, жить стало хорошо,— это значит, что мы должны еще лучше, еще напряженнее работать.

Часто получается так, что люди, которые работают мало, обнаруживают еще один опасный недостаток. Человек, который работает без огня, человек, который политически отсиживается телом в своем учреждении, такой человек политически понемножку загнивает. Таков чаепитчик, с которым мы в Московской организации имели большую борьбу. Что это за категория такая? В Москве их так называли, товарищи, наверно, помнят. Чаепитчик — это человек, который потерял веру в наше дело, человек, который ни с кем не хочет ссориться, человек, который тратит на дело час, а на потеху все время. Это человек, который понемножку становится агентом врага. (Икрамов. У нас пловсовещание.) Да, в Узбекистане это пловсовещание.

Товарищи, сейчас нам все дано для того, чтобы перестроиться. Что нам надо делать по партийной работе, настолько ясно, что об этом мне говорить не приходится. Для нас ясно, что Центральный Комитет о нашей партийной работе будет судить меньше всего по тому, сколько вопросов мы обсудили на бюро. Этим теперь никого не удивишь. (Каганович. Это тоже существенно.) Все-таки это есть форма. Можно обсудить тысячу вопросов и ничего не сделать. (Каганович. Но это известный показатель.) Конечно, если бы этого не было, тогда совсем было бы плохо. Нам сейчас надо заняться партийной работой по существу. Любители форм и методов, которые гробили партийную работу, которые, собрав три собрания, считали, что подняли партийную работу на высшую степень, такие любители многого не добьются, если они будут по-старому работать.

Для нас должно быть ясно, что ЦК нас вооружил всем, чем надо, чтобы к следующему пленуму мы пришли и сказали: может быть, не на высшую ступень дело подняли, но и этих безобразий, которые мы сейчас допустили, больше не повторим.