Из речи т. Разумова. 5 марта 1937 года

Жданов. Слово имеет т. Разумов.

Разумов.

Я должен признаться, товарищи, что до недавнего времени мы думали у себя, что Восточно-Сибирская организация сравнительно мало задета деятельностью троцкистов. (Ежов. И немножко покровительствовали им.) Но за последние месяцы мы убедились, что дело не в отсутствии троцкистов и их деятельности, а в плохой работе партийной организации, и прежде всего обкома, по их разоблачению, что дело в слабой политической бдительности областного комитета. Сейчас установлены серьезные факты троцкистской работы, факты вредительства и в оловянной промышленности, и в слюдяной, и в лесной и особенно на железнодорожном транспорте. Партийная организация Восточной Сибири и прежде всего областной комитет партии допустили немало ошибок. Прежде всего об этом говорят цифры: при обмене партбилетов исключено было из партии 15 троцкистов, после обмена — 50. С очень большим запозданием мы узнали, что в Иркутске работает сильная группа троцкистов-зиновьевцев, беспартийных и исключенных из партии, во главе этой группы стояла Семашко и ее муж Уфимцев, высланный к нам в 1934 году. К этой группе очень большое отношение имел Дрейцер, Эстерман, приехавший к нам в конце 1935 года.

Но самой серьезной, самой важной ошибкой мы считаем то, что допустили до того, что эта троцкистская группа имела своих агентов в аппарате областного комитета партии. Одним из этих агентов был активный член троцкистской организация Лавров. Он работал в обкоме около года, и только после получения закрытого письма ЦК в июле 1936 г. мы сняли его в работы. Мы знали, что он бывший троцкист, но успокаивали себя тем, что он сидит на второстепенном участке работы — на корреспонденции, что он не имеет доступа к секретным документам, к политической информации. Но это было по меньшей мере наивно с нашей стороны, потому, что, работая в обкоме, человек имеет массу возможностей добывать всякого рода информацию и передавать эту информацию своей организации.

Еще более крупной ошибкой мы считаем историю с Харченко. Харченко заведывала отделом партийной пропаганды и работала здесь в течение нескольких лет. Мы сняли ее в августе 1936 г. за притупление политической бдительности. Характер ее связей с троцкистами нам представлялся невинным, а в октябре месяце мы вынуждены были ее арестовать, так как получили новые данные о ее связях с троцкистами, о ее работе.

Наличие обоих этих людей в аппарате обкома является прежде всего результатом легкомысленного отношения к подбору людей для партийного аппарата. Было известно, что Лавров — бывший троцкист, имел взыскания за троцкистскую работу, которые потом были сняты. Нужна была максимальная осторожность. Мы его взяли на работу в обком. То же самое нужно сказать и в отношении Харченко, о которой было известно, что в 1924–25 гг. она путалась с троцкистами, но была оставлена на партработе. Очевидно, троцкистский червячок у нее все же оставался. Были отдельные сигналы для того, чтобы убрать этих людей из аппарата обкома гораздо раньше. Но сейчас, оглядываясь назад, приходится признать, что здесь серьезную роль сыграло и самомнение: трудно было согласиться с тем, что была допущена ошибка, понять эту допущенную ошибку и быстро ее исправить. В результате основные участники троцкистской организации, которые сейчас обнаружены, были исключены из партии в начале 1935 г.— Семашко, Пялый, Казакова. Но до самой организации мы докопались по прошествии двух лет, эта организация продолжала существовать и продолжала проводить какую-то работу.

Исключив этих людей из партии, мы сочли, что миссия обкома на этом закончена и что дальше эти люди поступают в компетенцию НКВД. Но мы не приняли мер, чтобы насторожить организацию против этих людей. Характерным для наших ошибок является и то, что мы легко отнеслись к вопросу о месте работы этих людей. Сейчас мы понимаем, что очень важно было учесть, сумеют ли окружающие их люди осуществить контроль над этими троцкистами или сами попадут под влияние троцкистов. Такой печальный случай был в крайздраве, где в течение ряда лет работал Дьяченко — человек бестолковый, политически бесхребетный. Уже целый год ставили вопрос о замене этого Дьяченко, но на работу к нему послали четырех троцкистов. И невозможно теперь установить — что же сам Дьяченко после длительной работы с троцкистами является троцкистом или нет. Когда одного из арестованных спросили, а что, Дьяченко состоял в троцкистской организации или нет, этот арестованный ответил: зачем же мы такого дурака будем вербовать. (Каминский. И я вам говорил, что он дурак, не раз). Это твой подарок, т. Каминский, этот Дьяченко. Мы и так имели возможность использовать его на все сто процентов.

Несколько слов о железнодорожном транспорте. Серьезны ошибки, допущенные нашей организацией по линии руководства железнодорожным транспортом. Совершенно естественно, что в нашей области главные объекты работы врага по линии вредительства, диверсий и шпионажа — это Восточно-Сибирская и Молотовская железная дорога, и тем не менее, мы многое здесь проглядели. На Улан-Удэнском паровозо-ремонтном заводе, который должен иметь решающее значение для работы железных дорог всего Востока, вредительская группа троцкистов существовала до осени 1936 г., во главе ее стоял заместитель начальника строительства — старый кадровый троцкист Белоконев, человек, близкий к Мрачковскому. Участники этой группы — члены партии — были исключены из партии во время проверки и во время обмена партийных документов, но сам Белоконев в начале 1934 г. был исключен из партии, но вследствие того, что обком подошел делячески к этому вопросу, был восстановлен и продолжал работать на строительстве.

Сейчас выясняется активная вредительско-шпионская работа в некоторых важнейших депо — в Читинском и Шилковском. Ярким примером притупления политической бдительности является Шилковское депо. Это депо фигурировало целый год как самое лучшее на Молотовской дороге. Весной 1936 г. по настоянию дорожных органов этому депо было вручено красное знамя. Теперь оказалось, что паровозы, которые находились в запасе в этом депо, были приведены в негодность, систематически проводилась работа по порче котлов и т. д. Тут ошибкой не только дорожных органов, но и нашей является то, что мы верили в то мнение, которое давалось Управлением дороги и дорожным политотделом.

На наших дорогах много крушений и аварий, но до сих пор почти ни одного диверсионного крушения не вскрыто. У нас имело место то же, о чем говорил здесь т. Ягода,— вечный спор: имеются ли диверсионные элементы в крушениях, происходивших довольно часто на наших дорогах, или не имеются. Причем работники НКВД категорически настаивали и спорили о том, что эти крушения являются лишь результатом плохой работы железнодорожников и что железнодорожники разговорами о диверсиях пытаются свалить с себя вину и ответственность за это дело. А сейчас оказывается, что в таком, например, в крупном крушении, как крушение поезда с переселенцами, при котором погибло 22 человека, было крушением диверсионного характера. (Жданов. А чем вы объясните, что работники НКВД выдвигают эту версию об исключительной вине железнодорожников за крушение? В чем же дело?) Плохой работой товарищей, которые занимались этим делом. (Жданов. У вас выходит так, что железнодорожники настаивают на том, что крушения — результат диверсий, а органы НКВД говорят, что это результат плохой работы железнодорожников.) Я так не хотел сказать. Я говорю, что наши железнодорожники очень осторожно ставили вопрос: а нет ли тут элементов диверсионных в отдельных авариях? И вот по поводу этих отдельных аварий, которые имели место, и ставился вопрос со стороны наших железнодорожников, и у нас произошли споры. И в этом случае и в другом нет оснований думать, что... (Каганович. Тут тоже чисто ведомственные соображения, кто проморгал, на ком лежит вина за крушения — на транспортных органах или на органах НКВД, тут тоже в основном ведомственные соображения, хотя виноваты здесь и те и другие по существу.)

Разумов. В чем наша главная ошибка по железнодорожному транспорту? Нам сейчас ясно: она, по-видимому, заключается в том, что мы оказывали транспорту очень серьезную хозяйственную помощь, крепко помогали в развертывании стахановского движения. Это было правильно и необходимо и для прошлого времени и для будущего. Но плохо было то, что должного политического контроля за работой транспорта мы не осуществляли, помощи в подъеме партийной работы на транспорте не оказывали, не критиковали безобразного состояния транспорта, не поворачивали политотделы в эту сторону. Само собой разумеется, что нам никто не мешал в этом деле. Наоборот, т. Каганович мне неоднократно в разговоре со мной и в Москве, и когда был у нас в области, подчеркивал необходимость большего вмешательства в транспорт, большего влияния областного комитета партии на партийно-политическую работу на транспорте.

Корень всех наших ошибок кроется в том, о чем ярко говорил т. Сталин. Мы увлеклись хозяйственными вопросами, отстали от политической работы, отстали он партийной работы. И как результат наших грехов в этом отношении — наша неудовлетворительная работа по подбору партийных кадров, по воспитанию их. У нас имеется много фактов исключительно плохой работы партийных организаций и секретарей. Вот один из таких фактов, характеризующих, к сожалению, довольно распространенный у нас сейчас тип партийного работника. Хочу привести одну телеграмму, присланную секретарем районного комитета партии Киренского района пленуму горкома в октябре месяце, пленуму, на котором стояло два вопроса: итоги обмена партдокументов и вопросы партийной пропаганды. Телеграмма же, присланная пленуму, была такого содержания: «Прошу обсудить мой вызов... (читает)... секретарь райкома Перцев». К сожалению, два с половиной года сидел у нас этот секретарь. Грубо нарушал и внутрипартийную демократию, допускал грубые извращения устава сельскохозяйственной артели.

Совершенно неудовлетворительное также состояние и партийной пропаганды. По цифровому охвату коммунистов партийная учеба почти не заставляет желать лучшего, но посещаемость очень неудовлетворительная. Плохая постановка учебы вызывает и плохую усвояемость материала.

Я хочу остановиться на отношении к партийным кадрам, к подбору и подготовке пропагандистских кадров. Один из районов Бурято-Монголии послал на курсы пропагандиста, члена партии. А тот в связи со своим отъездом написал письмо своему родственнику: «Глубоко уважаемый мой шурак... (читает)... и пробуду там два с половиной месяца». (Смех.) Причем, товарищи, подобные коммунисты сейчас вовсе не частное явление среди бурят. Это свидетельствует о том, что наихудших людей, никуда не годных людей подбирали для того, чтобы выполнить разверстку по посылке на пропагандистские курсы.

В связи с предстоящим отчетом партийных организаций и перевыборами райкомов я хочу поднять такой вопрос. Решение ЦК о малочисленных организациях имело очень положительное значение для развертывания партийной работы, дало блестящие, я бы сказал, результаты.

Мне думается, что сейчас целесообразно сказать о том, что предстоящие перевыборы районных комитетов, перевыборы партийных комитетов можно проводить не на районных конференциях, а на общих собраниях и даже там, где имеется до 100 коммунистов, и там, где имеется 150— 200–250 коммунистов. Поэтому надо предоставить полную возможность в этом отношении, ибо это окажет огромную помощь в деле воспитания коммунистов, роста активности, сплочения партийной организация. Причем дело это очень большое, потому что у нас в области имеется подавляющее большинство таких районов.

Я должен сказать, что некоторая недооценка кроется и в появлении бурятского национализма. Сейчас эти буржуазные националисты смыкаются с троцкистами. Тут ничего страшного нет, потому что у них один хозяин — Япония.

Теневая сторона, которую мы проморгали, заключается в притуплении политической бдительности по отношению к буржуазным националистам. Многим стало казаться, что при таком подъеме, какой имеется сейчас, нет места, нет почвы для существования националистов, а между тем эти настроения пан-Монголия использует вовсю. Япония ищет связи и опоры в Бурято-Монголии, как и по всей Восточной Сибири, и находит ее в лице троцкистов, в лице ламов и других антисоветских элементов.

Тов. Сталин совершенно правильно сказал, что мы забыли о капиталистическом окружении, которое пытается организовать врагов рабочего класса, которых и находит в лице зиновьевцев, правых, шпионов и диверсантов. Это особенно относится к партийный организациям, к партийным работникам Восточной Сибири. В наших условиях вопрос партийно-политической работы, бдительности, беспощадной, повседневной борьбы с врагом является особенно важной задачей, актуальной задачей, потому что мы очень часто говорим, но на сегодняшний день много еще не доделали. Товарищ Сталин не раз давал указания. Центральный Комитет партии давал указания, но мы эти указания не учли.

Уроков было много. Мы имели решение по Азово-Черноморскому краю, по Киевской области, десятки раз мы говорили, что мы научились многому, но сейчас ясно, что мы научились очень немногому и надо очень многому научиться сейчас. Мне кажется, что после Пленума Центрального Комитета уже можно с уверенностью сказать, я, по крайней мере, имею в виду, всегда имел в виду, и в первую очередь то, что настоящий Пленум ЦК, его решения, указания, полученные здесь нами от т. Сталина, что школа большевистской самокритики, которую мы прошли на этом Пленуме, являются залогом того, что местные партийные организации сейчас изживут все эти недостатки и выполнят поставленные перед ними задачи.

В проекте резолюции по докладу т. Сталина сказано: основная задача сейчас состоит в том... (читает). Я могу сказать о себе, что до меня дошли слова, дошли уроки, дошли все указания Пленума ЦК и что наша партийная организация с успехом приложит все силы к выполнению указаний т. Сталина и решений Пленума ЦК.