Протокол № 8 допроса задержанного в связи с переворотом 4-5 января 1920 г. адмирала Александра Васильевича Колчака. 4 февраля 1920 г.

Февраля 4 дня 1920 г.¹, Чрезвычайная следственная комиссия, в составе тов[арища] председателя КА.Попова и членов Ден[и]ке В.П., Г.И.Лукъянчикова, в помещении Иркутской губернской тюрьмы, производил[а] опрос названного выше адмирала Колчака, причем последний на предлагаемые вопросы отвечал:

Создавшаяся в Совете министров атмосфера борьбы между Омским правительством и Директорией представлялась мне неблагоприятной для работы в качестве министра, и я заявил Болдыреву, что мне желательно было бы работать непосредственно на фронте. Здесь выражалось еще одно обстоятельство: борьба велась вокруг имен, главным образом, Михайлова и Роговского; вопрос об областной думе, правда-тоже стоял, но он не стоял остро, так как Авксентьев² заявлял, что Директория берет роспуск думы на себя; в вопрос о назначении Михайлова вмешались представители Национального совета чехов Кошек³ и Рихтер⁴; было доложено Вологодским в Совете министров, что чехи оставят фронт, если Михайлов войдет в состав Всероссийского правительства и если же произойдут некоторые другие изменения в предполагаемом составе этого правительства⁵. Я высказался за то, чтобы⁶ чехам не было сделано уступок, чтобы были проведены те лица, которых предполагалось провести, в том числе и Михайлов⁷, так как думал, что чехи независимо от этого все равно оставят фронт. Совет министров принял именно это решение. Что касается Роговского, то по отношению к нему решено было и его назначить товарищем] министра внутренних дел. На совместном неформальном совещании Директории и Омского правительства, посвященном вопросу о соглашении между ними,- которое по Вашим словам предшествовало формальному заседанию по тому же вопросу - я не присутствовал и об нем не помню. На формальном же заседании Директории и Омского правительства, на котором состоялось соглашение, я был; ничего особенного на нем не было, и носило оно именно формальный характер заседания, подтвердившего лишь соглашение, уже состоявшееся ранее. Вскоре после этого я, оставаясь временно испол­няющим обязанности военного и морского министра, выехал на фронт. Это было числа 7 или 8 ноября. В Екатеринбурге я был приглашен чехами на торжество⁸ передачи четырем чешским полкам знамен; это торжество закончилось вечерним банкетом, где я впервые познакомился с некоторыми представителями чеховойск, как, например, с Сыровым и второй раз встретился с ген[ералом] Гайда. С последним, при личном визите к нему, я беседовал⁹ о создавшемся в Омске положении и на его вопросы высказал свое мнение, что состоявшееся между Директорией и Омским правительством соглашение¹⁰ непрочно и столкновение неиз­бежно. Гайда, как и раньше, высказывал мнение о необходимости диктатуры, и говорил, что Директория нежизнеспособна. На фронте я вел работу в двух направлениях: с одной стороны, выяснения нужд армии, а с другой стороны - выяснения различных вопросов более общего характера путем встреч с различными лицами, стоящими на ответ­ственных постах. Я вынес впечатление, что армия не на стороне, а против" Директории. С другой стороны, такие, например, лица, как генер[ал] Пепеляев, с чисто солдатской точки зрения, высказывали мысль, что создавшееся положение долго продолжаться не может, что должна быть создана единая власть, единое командование в руках одного лица. С фронта я поехал на Челябинск, был там в штабе Сырового, встретил там Дитерихса¹², познакомился с некоторыми представителями Нацио­нального совета чехов и затем решил проехать уже южным путем в Омск. По дороге между Петропавловском и Курганом мой поезд встретился с поездом ген[ерала] Болдырева. В общих чертах я доложил Болдыреву о результатах своей поездки. Болдырев говорил, что он едет в Челябинск для переговоров с чехами, отношения с которыми, по его словам, были натянутыми, и которые могут оставить фронт в очень опасный момент наступления красных на уфимском фронте. На мои вопросы о положении в Омске Болдырев говорил мне, что в Омске атмосфера очень¹³ на­пряженная, очень неспокойно, особенно в казачьих кругах, ожидается выступление, но что он не придает этому особенного значения и думает, что все уладится. В Омск я приехал 16 ноября. По приезде моем туда ко мне являлось много офицеров, в том числе казачьих, и заявляли мне, что должна быть создана единая власть, причем власть эту предлагалось взять мне в свои руки. Я отвечал, что 1) у меня нет армии, 2) мне неизвестно мнение Омского правительства и 3) я состою на службе¹⁴ в правительстве Директории. Среди офицеров, являвшихся тогда ко мне с этими заявлениями, я помню полковника Волкова¹⁵, войскового старшину (подполковника) Катанаева¹⁶, ген[ерала] Ангодского¹⁷; Мар­ковский¹⁸ и Белов¹⁹, я хорошо помню, не были; невоенные с такими заявлениями ко мне не приходили. Возможно, что был с Катанаевым и подполковник, войсковой старшина Красильников²⁰. Это было 16 и 17 ноября. Ознакомившись с положением вещей, я решил отклонить от себя должность военного министра и, кажется, 17 ноября, заявил об этом в Совете министров, добавив, что дождусь только приезда Болдырева, и думаю заняться или работой на фронте, или организацией морского министерства. Помню, 17 ноября у меня был Авксентьев, который уговаривал меня остаться во главе военного министерства. Я отказывался, ссылаясь, главным образом на то, что в атмосфере этой политической борьбы, какая ведется, я не могу вести работу военного министра. Возможно, что это было не 17 ноября, а накануне моей поездки на фронт, о которой я говорил выше. Слухи о предстоящем перевороте носились, но когда он должен произойти, определенно не говорилось. Ночью с 17­го на 18 ноября, часа в 4 утра, меня разбудил мой ординарец и доложил, что просит меня к телефону Вологодский. Вологодский, по телефону, сообщил мне, что ночью арестованы и увезены за город Авксентьев, Аргунов²¹, Зензинов²²и Роговский, и просил меня явиться возможно скорее на созываемое им заседание Совета министров. На мой вопрос кем произведен арест, Вологодский сказал, что это ему неизвестно. Я, после разговора с Вологодским, соединился по телефону с Розановым, начальником штаба, и спросил, что в городе происходит. Розанов ответил, что в городе спокойно, разъезжают только патрули, что телефоны разъединены, и он ниоткуда ничего добиться не может. Я условился заехать к нему по дороге в Совет министров. Пытался я созвониться со Ставкой, но это не удалось. Около пяти часов утра²³ я отправился к Розанову, у которого застал Виноградова²⁴. Он сообщил мне, что аресты произведены казачьими частями, но какими неизвестно, где арестованные - тоже неизвестно, что в городе спокойно и разъезжают только казачьи патрули. Розанов тоже оказался неосведомленным в происшедшем. Вместе с Виноградовым, я от Розанова проехал в Совет министров, в его помещение, в бывшем губернаторском доме. Весь состав Совета²⁵ министров был налицо; был помимо Матковский²⁶, постоянно присут­ствовавший на заседаниях Совета как командующий войсками. Воло­годский доложил Совету о состоявшемся аресте, причем сообщил, что арест произведен казачьими частями, а именно 1-м Сибирским казачьим полком и частью Красильниковского отряда и, что, кроме того²⁷, на вокзале, тоже казачьей частью²⁸, разоружена государственная милиция²⁹, организованная Роговским, и³⁰ взят у нее денежный ящик. Тут же на заседании, через некоторое время выяснилось³¹, что арестованные находятся в сельскохозяйственном училище (за Загородной рощей), где находился отряд Красильникова. Вологодский поставил вопрос, как относится к этому аресту Совет министров. Было высказано несколько мнений: одно, что факт ареста ничего не обозначает, тем более что большинство членов Директории на свободе, и что поэтому все остается по-прежнему: другое мнение, что самый факт ареста и то обстоятельство, что Директория не в силах была³² его предупредить, показывает невозможность того, чтобы Директория оставалась более у власти; третье мнение - Директория отпадает, и вся власть должна перейти к прежнему составу Омского правительства. Во время прений встал Виноградов и заявил, что более оставаться в Директории, после происшедших событий, он не может. С этим заявлением он покинул заседание. Осталось, таким образом, два члена Директории - Вологодский и отсутствовавший Болдырев. Тогда вопрос о сохранении Директории стал сам собой отпадать. Часов около 8 утра поднялся вопрос о том, что необходимо выпустить какое-либо обращение к населению по поводу происшедшего. Был³³ поднят вопрос и о том, что все преимущества должны быть отданы военной власти, и что вся власть должна быть передана в руки одного - военного лица. Я высказался в этом же направлении. Вопрос был поднят одним из военных, не помню кем именно. В конце концов перед Советом был поставлен прямой вопрос, находит ли Совет министров необходимым, при настоящих условиях и обстановке - тяжелом положении на фронте, предполагавшемся оставлении фронта чехами, событий и брожений в Омске, брожении в гарнизоне гор[ода] Омска - передачу всей власти в руки одного лица и притом военного. Большинство Совета высказалось за такую передачу, я не помню даже, чтобы кто-либо возражал; лично я высказался, что при настоящем положении вся полнота военной и гражданской власти должна быть передана Верховному главнокоман­дующему армиями, который и явится главой правительства. Такое решение³⁴ и было принято Советом министров; осталось решить вопрос, кто именно должен быть Верховным главнокомандующим, облеченным такой властью. После обмена мнений по этому вопросу большинство Совета министров предложило принять власть мне. Я высказался в том смысле, что при настоящих условиях необходимо сохранить то, что есть, т. е., что Верховным главнокомандующим должен остаться Болдырев и что ему и должна быть передана вся власть, относительно же себя я сказал, что я - человек здесь новый, меня широкие массы армии, и в частности казаков³⁵, не знают. Тогда Вологодский обратился ко мне с заявлением, что им принимается во внимание все мною высказанное, и он просит меня³⁶ на время оставить зал заседания, пока будет обсуждаться вопрос о моей, кандидатуре. Я вышел в кабинет Вологодского. Через некоторое время ко мне явились Матковский, помнится, Розанов и затем один или два из членов Совета министров и сообщили мне решение Совета министров о признании им Директории несуществующей и принятии всей полноты власти Советом министров с передачей ее одному³⁷ лицу как Верховному правителю, каковым Совет министров просит быть меня. После этого я вошел в зал заседания Совета министров, где Вологодский и прочитал мне постановление Совета. Я дал согласие на принятие власти Верховного правителя, заявив, что я еду в Ставку сделать необходимые распоряжения и просил Совет министров выработать взаимоотношения между Верховным правителем и Советом и собраться на заседание днем. Во время переворота, но уже³⁸ после происшедших арестов, мне были известны фактические исполнители³⁹ переворота в смысле ареста двух⁴⁰ членов Директории, а с ними⁴¹ Роговского и Аргунова, причем в числе этих фактических выполнителей известны стали имена Волкова, Красильникова и Катанаева, как главных действующих лиц. Затем, уже в последующие дни, из бесед с Лебедевым, выяснилось для меня, что переворот организовывался составом почти всей Ставки и штаба глав­нокомандующего при участии и некоторых из членов Совета министров и^42, что вообще организация переворота охватила гораздо более широкие круги, чем мне представлялось, при этих беседах я попросил Лебедева не называть мне фамилий организаторов переворота, считая, что это создало бы между мной и ними ложные отношения, которые могли бы вести к попыткам с их стороны влияний на меня. Поэтому я остался неосведомленным о подробностях переворота и о лицах его орга­низовавших, как в среде Ставки и штаба главнокомандующего, так и из среды Совета министров. Я так до сих пор и не знаю, кто из состава Совета министров был в числе организаторов переворота; то же самое и по отношению к Ставке и к штабу главнокомандующего, но считал и считаю, что все офицеры Ставки, за исключением разве только самых младших чинов, принимали участие в перевороте, затем командный состав казачьих кругов и часть офицеров омского гарнизона, но кто в какой мере участвовал, я не знаю. Когда я, после заседания Совета министров, был в Ставке, я попросил Розанова пока не вступать в исполнение своих обязанностей начальника штаба, считая неудобным это по отношению к Болдыреву, и вместо него⁴³ поручил временное исполнение обязанностей начальника штаба полковнику Сыромятникову⁴⁴, бывшему генерал- квартирмейстером. Он на⁴⁵ мои вопросы доложил мне, какие части принимали участие в перевороте, сообщил, где находятся арестованные, и удостоверил, что никаких жертв ни с чьей стороны во время переворота не было. В 4 1/2 часа я был приглашен на заседание Совета министров. Здесь выяснилось, что арестованные ночью лица - невредимы, и мною было отдано распоряжение о водворении их в их квартиру. На заседании была утверждена краткая формулировка взаимоотношений⁴⁶ между мною и Советом и положение о Совете пяти при Верховном правителе. На этом же заседании поднялся вопрос о том, что делать с главными фактическими выполнителями переворота Волковым, Катанаевым и Красильниковым, и решено было, по моему предложению, не для кары над ними, которой они, по моему мнению, не могли нести, а для⁴⁷ предания гласности всего происшедшего, предать их Особому чрезвычайному суду, и это тогда же было объявлено мною Волкову. Я предполагал, что на суде выяснится вся картина переворота, но суд, как известно, ограничился вопросом о персональной ответственности Катанаева, Красильникова и Волкова. Что касается арестованных Авксентьева, Аргунова, Зензинова и Роговского, то вместе с распоряжением о водворении их на квартиру, мною было дано распоряжение и о том, чтобы была обеспечена их личная безопасность. Вместе с тем в Совете министров мною была высказана мысль о высылке их за границу; таково же было и мнение большинства членов Совета министров. Письмо Вологодского о личной безопасности арестованных, как условии его, Вологодского, пребывания на посту председателя Совета министров относится к тому же первому дню после переворота, - т. е. к

18ноября. На второй или на третий день арестованные были отправлены за границу, и уже после отправки, если не ошибаюсь, поднимался вопрос

о  предании их суду, ввиду связи их с Черновым и Центральным комитетом партии с[оциалистов]-р[еволюционеров] и сложившейся картины, по которой выходило, что центральная власть была подчинена партии и ее Центральному комитету, но эта мысль была оставлена за отсутствием серьезных⁴⁸ оснований к преданию суду и за их выездом, да и, кроме того, я принципиально считал, что их нечего судить, раз они смещены⁴⁹. На заседании Совета министров того же 18 ноября было заявлено мною, что арестованные находятся в моем личном ведении и что я предоставляю⁵⁰ министру юстиции бывать у них и говорить с ними во всякое время. Старынкевич⁵¹ и ездил к ним. После этого я со Старынкевичем выяснял способы отправки арестованных за границу, были приняты меры к обеспечению их неприкосновенности в пути, к снабжению их необ­ходимыми средствами и заграничными паспортами; перед выездом с них была взята подписка в том, что они на определенных условиях от­правляются за границу и за время пребывания за границей обязуются не вести политической работы, направленной против Верховного правителя и Сибирского правительства. При отправке мною был дан приказ начальнику конвоя о строгом соблюдении личной неприкосновенности арестованных в пути и о действии оружием в случае какого-либо напа­дения на поезд с чьей бы то ни было стороны⁵², безразлично с целью ли освобождения их или наоборот нападения на них непосредственно. Если не ошибаюсь, они были отправлены 19-го ноября вечером, причем, вместе с русским конвоем дан был для сопровождения их по моей просьбе полковником Уордом⁵³, небольшой конвой от английского командования в числе около 15 человек.

Вписано «этого правительства», зачеркнуто «заявлению», вписано «т. к. думал, что чехи независимо от этого, все равно оставят фронт», зачеркнуто «освящения и», «с ним», вписано «соглашение», «а против»⁵⁴, зачеркнуто «К», зачеркнуто «неспокойная», вписано «утра», «Совета», зачеркнуто «Что», «Красильник», «стража», надписано «милиция», вписано «выяснилось», «была», «поднят вопрос и о том», зачеркнуто «решение», вписано «меня», исправлено «но», вписано «уже», зачеркнуто «арестов, в р», вписано «двух», «а с ними», «и», приписано сбоку «почти», исправлено «мной», вписано «поручил⁵⁵ временное исполнение обязанностей начальника штаба», исправлено «бывшему», вписано «для», вписано «серьезных», зачеркнуто «пере», «Совет», «и в», зачеркнуто «К», вписано «временное» - верить.

Адмирал Колчак

Товарищ председателя Чрезв [ычайной] следственной] ко [миссии] К.Попов Члены:                   Вс.Денике

Лукьянчиков

На документе пометы: л. 29 об -30, 30 об.-31, 31 об.-32 подписи на верху листов - «адмирал Колчак».

1 Далее зачеркнуто «Я», нижеподписавшийся».

2 Авксентьев Николай Дмитриевич (1878-1943) - один из создателей и идеологов партии эсеров. В 1899 г. исключен из Московского университета за участие в студенческой забастовке, образование окончил в Германии. С 1907 г. член партии эсеров. Эмигрировал во Францию. В 1915 г. руководил Лозаннским совещанием меньшевиков и эсеров. После Февральской революции вернулся в Россию, был кооптирован в ПК ПСР, введен в исполком Петроградского Совета РД. В июле- сентябре 1917 г. - министр внутренних дел Временного правительства. Активно участвовал в работе Всероссийского демократического совещания, избран председателем предпарламента. Один из руководителей «Союза защиты Учредительного собрания», в декабре 1917 г. - арестован, затем освобожден, участвовал в создании «Союза возрождения России», в сентябре 1918 г. на Уфимском госсовещании избран председателем Директории, в ноябре арестован и выслан в Китай; в 1919 г. переехал в Париж, в 1940 г. - в США. Входил в руководство Парижской группы ПСР; член Исполнительного комитета «Объединения российских земских и городских деятелей за границей», Россий­ского земско-городского комитета помощи беженцам; сопредседатель Россий­ского общества Лиги народов.

3 Правильно, Кошик Густав (1881-1956) - майор чехословацкой армии, военный представитель в Омске.

4 Рихтер Франтишек (1889-1944) - член и секретарь Русского отделения Национального чехословацкого совета.

5  Надписано «этого правительства».

6  Далее зачеркнуто «заявлению».

7  Далее надписано «так как думал, что чехи независимо от этого все равно оставят фронт».

8  Далее зачеркнуто «освящения и».

9  Далее зачеркнуто «с ним».

10  Надписано «соглашение».

11 Надписано «а против».

12                Дитерихс Михаил Константинович (1874-1937) - в первую мировую войну близкий сотрудник Алексеева, в 1915 г. произведен в генерал-квартирмейстеры Юго-Западного фронта. Впоследствии командовал дивизией, направленной на помощь союзникам в Македонию на Салоникский фронт, где пробыл до июня 1917 г. В конце августа - начальник штаба генерала Крымова; участник похода на Петроград. От предложенного Керенским поста военного министра отказался, получил назначение в Ставку, где занимал пост квартирмейстера. В начале 1918 г. начальник штаба чешского генерала Я.Сырового во Владивос­токе; в 1919 г. назначен главнокомандующим фронтом и начальником штаба Верховного правителя. Отстранен от должности.

13 Далее зачеркнуто «неспокойная».

14 Далее зачеркнуто «в».

15 Волков Вячеслав Иванович (1877-1920)-военную карьеру начал при Западно­Сибирском комиссариате на должности военного коменданта г. Петропавловска. В ноябре 1918 г. за выдающиеся боевые отличия из полковников произведен в генерал-майоры Сибирского казачьего войска с назначением генерал-губер­натором Иркутска; в апреле 1919 г.- командующий Сводным казачьим корпу­сом; основатель монархической организации «Смерть за родину».

16 Катанаев Апполос Всеволодович (1890-?) - войсковой старшина, командир 1-го Сибирского казачьего полка; в ноябре 1918 г. за боевые заслуги произведен в полковники.

17 Ангодский Александр Иванович (1876—?) - окончил юридический факультет Петербургского университета; Павловское военное училище; Николаевскую Академию Генштаба. Участник русско-японской войны. В 1913 г. произведен в полковники, командовал 151-м Пятигорским полком, принимал участие в боях под Нейденбургом и Варшавой. В 1914 г. помощник старшего адъютанта отдела генерал-квартирмейстера штаба 2-й армии, в 1915 г. начальник штаба 3-й гвардейской пехотной дивизии, в 1916 г. командирован на должность правителя дел Николаевской военной Академии. В 1917 г. генерал-майор Генштаба, с 1917 по 1922 г. начальник Академии Генштаба, профессор; в 1923 г. эмигрировал в Китай.

18 Марковский Василий Иосифович (1878-?) - окончил Тульское реальное и Киевское пехотное юнкерское училища; Николаевскую Академию Генштаба. В 1895 г. в службу вступил рядовым, в 1900 г. произведен в поручики, в 1905г.- капитаны, в 1912 г. - подполковники, в 1914 г. - полковники; начальник штаба 4-й пехотной дивизии 3-го Сибирского армейского корпуса, командир 188 пехотного Карского полка, 155 пехотной дивизии. В 1917 г. назначен генерал- квартирмейстером штаба Иркутского военного округа, произведен в генерал- майоры. В 1918 г. состоял в тайной организации офицеров; являлся начальником отдела, затем штаба охранной стражи КВЖД, общим начальником штаба при управляющем военным ведомством Хорвата; в январе 1919 г.- помощник военного министра по организационно-инспекторской части и начальник Генштаба, произведен в генерал-лейтенанты.

19 Белов (Витгенкопф, Вейсман)- генерал-майор, начальник 3-й Сибирской казачьей дивизии, начальник штаба Сибирской армии, командир Южной армейской группы; в октябре 1919 г. назначен помощником военного министра по мобилизационно-организационной части. В армии Колчака числился еще один «генерал Белов» (он же - есаул-атаман Незнамов, Леопольд Баратов, доктор Грибоедов) - настоящее имя Карасевич Алексей Антонович (1900-1922) - из крестьян Витебской губернии; подъесаул в армии Колчака. В 1922 г. арестован и по приговору ревтрибунала расстрелян в Новониколаевске.

20  Красильников Иван [Николаевич] (18887-1920)-сибирский казачий офицер; 19 ноября 1918 г. за боевые заслуги из войсковых старшин произведен в полковники; служил в Иркутской контрразведке. Умер от сыпного тифа.

21  Аргунов Андрей Александрович (Воронович) (1866-1939) - социалист- революционер, член ЦК ПСР. В мае 1917 г. принимал участие в 1-м Всерос­сийском съезде Советов крестьянских депутатов. В 1918 г. заместитель предсе­дателя Директории; арестован и выслан из Сибири. В начале марта 1921 г. выехал из Тифлиса в Париж, занял место управляющего делами Исполнительной комиссии членов Учредительного собрания.

22  Зензинов Владимир Михайлович (1880-1953)-высшее образование получил за границей. В 1905 г. в партии социал-революционеров, трижды был в ссылке, последнюю отбыл на Крайнем Севере, где занимался этнографическими и естественноисторическими наблюдениями. С начала первой мировой войны член партии ЦК ПСР; оборонец. В 1918 г. вошел в состав Директории; арестован и выслан из Сибири. С 1921 г. член заграничной делегации ПСР; участник совещания членов Учредительного собрания, вошел в Исполнительную комиссии.; член Российского общества Лиги народов. Автор воспоминаний. Личный архивный фонд Зензинова хранится в Гуверском институте войны, революции и мира.

23  Надписано «утра».

24  Виноградов Владимир Александрович (1874-?) - член партии Народной свободы; в 1903 г. окончил юридический факультет Московского университета. Служил в Астраханском окружном суде, занимался адвокатурой. После Февральской революции комиссар при комитете членов Государственной думы, с образованием Временного правительства - товарищ министра путей сообщения, заведовал водными и шоссейными путями сообщения. Единственный член Директории, высказавшийся против единовластия Колчака и ликвидации Директории.

25  Надписано «Совета».

26  Матковский Алексей Филиппович (1877-1920) - окончил Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую Академию генштаба; профессор. В 1905 г. произведен в капитаны, в 1908 г. - подполковники, в 1913 г. - полковники Генштаба. В 1918 г.-командующий Омским военным округом; в июне 1919 г. произведен в генерал-лейтенанты; казнен большевиками.

27  Далее надписано и зачеркнуто «что».

28  Далее зачеркнуто «Красильник».

29  Зачеркнуто «стража», надписано «милиция».

30  Далее зачеркнуто «взят».

31  Надписано «выяснилось».

32  Надписано «была».

33  Далее зачеркнуто «решение», надписано «поднят вопрос и о том».

34  Далее зачеркнуто «бы».

35  Далее зачеркнуто «меня».

36  Надписано «меня».

37  Далее зачеркнуто «как».

38  Надписано «уже».

39  Далее зачеркнуто «арестов в р».

40  Надписано «двух».

41  Надписано «а с ними».

43  Далее зачеркнуто «вызвал», надписано «поручил временное исполнение обязанностей начальника штаба».

44  Сыромятников Александр Дмитриевич - с образованием Директории исполня­ющий обязанности 1-го генерал-квартирмейстера; штатный преподаватель учебно-административного состава Академии Генштаба; в мае 1919 г. ко­мандирован на должность начальника штаба уполномоченного Верховного правителя по Енисейской губернии генерала С.Н.Розанова; с сентября по ноябрь - и.о. начальника штаба Приамурского военного округа. В декабре вел переговоры с чехами и Н.С.Калашниковым об обеспечении нейтралитета японских войск. В январе 1920 г. добровольно сдался в плен Политическому центру.

45  Далее зачеркнуто «на».

46  Далее зачеркнуто «ме».

47  Надписано «для».

48  Надписано «серьезных».

49  Далее зачеркнуто «Пере».

50  Далее зачеркнуто «Совет».

51  Старынкевич Сергей Сазонтович (1875-?) - социал-революционер; с 1904 по 1916 г. активный политический деятель. Работал в Петроградском адвокатском союзе и революционной организации солдат и офицеров, хорошо знаком сКеренским. Ссылался в Сибирь, где состоял юрисконсультом фирм. В 1917 г. занимал должность прокурора Иркутской судебной палаты. С 1918 по май 1919г. министр юстиции Директории и колчаковского правительства.

52  Далее зачеркнуто «и в».

53  Уорд Джон (1866-1934) - видный британский политический и военный деятель, подполковник. В 1885 г. член Британского социал-демократического союза, в 1889 г. организатор Союза чернорабочих. В 1906-1929 гг. член Парламента. В 1918-1919 гг. командир 25-го Мидлсекского полка в Сибири; почетный казачий атаман.

54  Далее зачеркнуто «К».

55  Далее надписано «временное».