Из речи т. Рухимовича. 1 марта 1937 года

Андреев. Слово имеет т. Рухимович.

Рухимович.

Все то, что вскрыто прежде всего по линии вредительства в промышленности и на транспорте, а также и на основных решающих участках нашей работы — вся наша внутренняя обстановка в стране и складывающаяся международная обстановка заставила поставить на обсуждение пленума ЦК партии исключительной важности вопросы, великое значение и цель которых коренным образом перестроить всю нашу работу, как партийную так и хозяйственную, советскую, комсомольскую, профессиональную. (Каганович. Хозяйственную.) Лазарь Моисеевич, я после партийной назвал хозяйственную. Речь идет сейчас о резком максимальном повышении активной деятельности масс, на базе тех достижений и успехов, которых добилась наша партия и страна. Речь идет о быстрой ликвидации последствий вредительства и беспощадной борьбе со всеми нашими недостатками. Речь идет по существу об ином, неизмеримо более высоком уровне всей нашей работы, во всех звеньях. Нам нужно усиленно готовиться к предстоящим боям.

К сожалению, среди нас нет больше т. Серго — этого мощного замечательного мотора, который, к несчастью, перестал работать. Он бы все силы, всю мощь направил бы на критику и самокритику, на исправление тех ошибок, тех недостатков, которые обнаружены, вскрыты сейчас двумя этими процессами контрреволюционеров троцкистов, зиновьевцев. Он еще больше обрушился бы потому, что начальником штаба тяжелой промышленности оказался негодяй, предатель, злодей Пятаков, который немало навредил. И нам нужно, товарищи хозяйственники, основательно порыться и разобраться, где тайны и в проектах, и в предприятиях, и в цехах, и в агрегатах. (Постышев. Правильно.) Товарищи, замысел был глубокий у них, большой, а у обер-бандита Пятакова были все рычаги. (Сталин. Это теперь-то разобраться, после драки!) Товарищи, сейчас нужно разобраться. (Постышев. Лучше поздно, чем никогда.)

Если вред был нанесен промышленности и транспорту по ряду предприятий, узлов, то особый вред был нанесен предприятиям оборонного значения. Возьмем химию, порох. Всем известно, что во время войны без пороху невозможно воевать (Смех. Голос с места. Вот открыл Америку, ай да спасибо). Казалось бы, все внимание нужно было уделить этому делу. (Смех.) Это не так весело, как кажется: на деле это очень грустно. Мы до сих пор еще вырабатываем порох дедовскими, допотопными методами. Казалось бы, что даже при этих допотопных методах, зная какими ресурсами располагают наши соседи-враги, зная, быть может, только с разностью, с ошибкой в 5–10%, надо было бы уделить больше внимания этому делу.

А как это дело на практике осуществлялось? По понятным соображениям здесь придется говорить не особенно подробно. Имеется несколько предприятий действующих и имеется несколько предприятий строящихся. Средства размазывались таким образом, что ни одно из строящихся предприятий не вошло в действующие, а из действующих предприятий на одном имеется разрыв — нет энергии, на другом нет воды, на третьем разрыв — огромная диспропорция в цехах и т. д.

Я здесь т. Сталину отвечу на реплику, как мы смотрели раньше. Я приведу пример по 1936 году. Пример о том, как мы, к сожалению, часто, если не обычно, не разбираем материалы, штампуем, не вникаем внутрь дела. В 1936 г. было но азотной промышленности пусковых объектов — четыре завода. Прошли и Наркомтяжпром, и Госплан, и все планы четыре пусковых объекта. В феврале т. Серго вызывает меня, а я, как известно многим членам ЦК, в это время был «на отрубах», хотя в наркомате работаю с 1934 г.,— вызывает меня т. Серго и говорит: «Пятаков занимается химией, но я сам непосредственно хочу заняться азотом в 1936 году. Так как я уезжаю в отпуск — займитесь этим делом». «Слушаюсь». Вызываю я начальника Главазота и спрашиваю (здесь есть живые свидетели этого): «У вас сколько пусковых объектов?» «Четыре». «Давайте разберем подробно, насколько они действительно являются пусковыми, что им нужно по линии аппаратуры, что нужно по линии кабеля, что нужно по линии энергии». Вызвали всех поставщиков, начали рассматривать. Не выходит четыре завода, хотя заштамповали четыре завода.

Я тогда, глядя на то, что у нас есть, даю команду: соблаговолите мне дать программу действий по двум заводам, остальные два будем пускать после. Говорят: «Есть на этот счет решение ЦК». «Ничего, наберемся смелости, напишем в ЦК, важно, чтобы были хотя бы два завода, чем ни одного». Покривились немного, пошли жаловаться Серго. Он вернул их обратно ко мне. Через несколько дней дали план на два завода. Поскольку Серго приказал, мы мобилизовали всю инспекцию, весь аппарат для проверки. Очень, очень важно то, что говорил т. Молотов о проверке исполнения. Из месяца в месяц на протяжении каждого месяца бубнили, дрались за то, чтобы были пущены пусковые заводы, и в октябре, и в ноябре пустили эти заводы. Остальные два — вот уже март — еще не пущены. Я теперь работаю в другом наркомате, но интересуюсь по понятным причинам, когда же они будут пущены. Не знаю: будут ли они пущены в июне — июле, а теперь-то ведь уже 1937 год.

Почему я привел этот пример? Потому что мы, как правило, штампуем, не вникаем в суть, а вредители в этой мутной воде рыбку ловят так, как хотят. Значит, для того, чтобы у нас не было вредительских вещей, для этого мы должны, во-первых, сами знать и уметь по-настоящему разбираться во всех делах и, во-вторых, взять под действительный контроль, под настоящую проверку те решающие вещи, которые нам нужны. Здесь уже говорили, как Серго решал, например, вопросы интенсификации. Что такое вообще интенсификация? Ведь это же и есть наилучшее, на уровне новейшей техники использование аппаратуры, агрегатов. Почему т. Серго должен был от случая к случаю, при полуторамиллиардных вложениях в одну отрасль промышленности, при вложении миллиарда рублей в другую отрасль и т. д., почему он должен был сталкиваться с этим делом? Потому, что наши начальники главков, начальники отдельных отраслей промышленности, которые должны знать до мельчайших деталей, в совершенстве свои отрасли, не вникают в суть дела, и т. Серго приходилось узнавать о положении дел стороной, через отдельных инженеров на предприятиях, от низовых работников.

Особенно наглядно в этом смысле положение с ОВ — отравляющими веществами. Это очень важная вещь. Вы знаете, как враги наши в этом готовятся. У нас же до сих пор было вредительское размазывание средств — вредительство. Те товарищи, которые на местах работают и на территории которых находятся эти объекты, знают, как дело обстоит с ОВ.

Или вот, боеприпасы. У нас на заводах внедрялась — собственно ее внедрял Пятаков — такая практика. Что проповедовал Пятаков? Он говорил: «Снаряжение — дело незатейливое: если у нас есть разрыв, мы можем путем строительства в военное время его восполнить». Я допускаю, что мы, если грянет гром, будем вести строительство и во время уже самой войны, но заранее иметь установку «в военное время достраивать, чтобы заполнить узкие места» — это пятаковская установка. И это относится к целому ряду других вещей. В отношении военных заводов вывод таков: надо там, где нагадили, там, где навредили, там, где перепутали все карты, там надо в 1937 г. во что бы то ни стало все распутать.

Центральный Комитет партии специально и не раз этими вопросами уже занимался. Заводы знают, что им делать в 1937 году. Положение исключительно серьезное. У меня убедительная просьба к тем секретарям обкомов и крайкомов, у которых эти «тети» строятся, помочь нам развертыванием глубочайшей партийно-массовой работой в срок и вовремя их построить. Мы имеем... (Шкирятов. А что это за «тети»?) Предприятия. (Каганович. Они должны партработой заниматься.) Мы и не требуем, чтобы они строили. Мы имеем вредительство. У нас не только по линии военных предприятий, но — т. Молотов уже вчера говорил — и по линии целого ряда отраслей тяжелой промышленности было вредительство организовано.

Вот уголь. Вы знаете, что я на угольном фронте работал ряд лет и в Донбассе и в Кузбассе. Последнее время я руководил угольной промышленностью. Должен сказать, что по линии Кузбасса, там, где речь шла о необходимости вложения меньших капиталов, механизации производства, повышения максимальной производительности, как мы это себе представляли: старались сделать все, но из тех материалов, которые мы получили по данным процесса, выясняется, что когда мы шли на риск, скажем, в Прокопьевске, на систему работ с обрушением, враг влезал в эти щели, создавал искусственные пожары, срывал подготовительные работы, выполнение известного по углю приказа т. Серго № 846.

Мы видели, что в Прокопьевском районе мы не сумеем развернуться и быстро дать те коксующиеся угли, которые нужны, мы пошли в Осиновку — есть такой район. А что делали вредители? Ведь на заводах, предприятиях, в распределительных аппаратах видели, что идет перемещение, иное решение задачи, этот уголь начали браковать, начали писать всем, до Серго включительно, что мы не можем на этом угле давать кокс. А что получилось в результате? В результате получилось, что осиновский уголь, который встречал невероятнейшую оппозицию на протяжении трех-четырех лет, является лучшим углем, и сейчас металлурги требуют: дай, пожалуйста, только этот уголь. Смотрите как вредители путали — не вышло в одном месте, пошли в другое.

Ряд товарищей, даже некоторые члены Политбюро, были в Кузбассе и видели прекраснейшие механизированные шахты, а что получилось на деле? На деле получилось, что все эти механизмы доводились до такого состояния, чтобы не давать никакого эффекта. (Каганович. В Донбассе таких шахт нет.) В Кузбассе на сегодняшний день производительность на одного трудящегося 38 т в сутки. Рур имеет 33. Казалось бы, мы должны были успокоиться. Но нет, товарищи, при тех шахтах, при той механизации, которую мы провели в Кузбассе, они могут дать мировую производительность труда, т. е. дать 60 т, а они дают 38 тонн. Почему? Потому что там сидели все эти троцкисты, которые мешали, путали все карты нам. Зачастую же мы и сами путаем эти карты и тут нужно отделять одно от другого.

Летом этого года в печати была отражена перепалка между мной и Пятаковым — я тогда не знал, что он вредитель — на Совете промышленности. Я не называл его фамилии, он моей, но всякий, кто прочтет мое выступление, может видеть, о чем речь идет. Пятаков накануне Совета промышленности пришел к Серго и говорит: «Знаешь, Серго, для того, чтобы решить вопрос в Донбассе, нужно завтра же отдать приказ — безнарядная». Серго вызвал меня, спрашивает, как ты смотришь на это дело? Я ему сказал: «Тов. Серго, я за механизированные шахты, я за порядок, чтобы там была, как на заводе, безнарядная система, но пусть Пятаков поедет в шахты и посмотрит, что там часто еще даже нет верхних вентиляционных штреков, многие из них завалены, запущены, вспыхнет: опасная вещь — некуда рабочим уходить при таком состоянии шахт, запущены подготовительные работы и т. д.». Серго мне ответил: «Так как Пятаков советует вводить безнарядную систему, давайте мы это сделаем в виде опыта».

Летом 1936 г. (здесь есть присутствовавшие при этом тт. Смирнов, Кругликов), когда мы сидели в приемной в Кремле по поводу контрольных цифр на 1937 г., я задаю вопрос: «Тов. Пятаков (тогда он еще считался товарищем), вас же все считают экономистом, вы же были угольщиком, черт возьми. Вы видите какой процент роста идет из года в год, вы видите, какая потребность в угле — почему же вы молчите относительно коксующихся шахт, почему же вы молчите об углубке?» (о чем вчера на пленуме говорил т. Саркисов). Что же он сказал? Иезуитски этот циник сказал: «Знаете ли, два-три года я уже против строительства шахт. Но сейчас я должен вам сознаться, что мы уже опоздали действительно». Так почему, говорю, вы этого не скажете? Вот о том, как дело идет в отношении пропорционального развития отраслей? А товарищи ему смотрят в глаза — и кончено. Так дело обстояло зачастую в отношении правильного использования и планирования.

У нас дело,— и я сейчас заканчиваю на этом,— еще крайне неважно обстоит с увязкой межотраслевой. Я не буду здесь приводить примеров, но все-таки, если я делаю какую-нибудь машину, а для этой машины нужен насос или мотор, то должен я интересоваться, есть ли это в природе и дадут ли мне вовремя смежники то, что нужно, особенно я имею в виду военную продукцию? Наши хозяйственники у нас этим плохо занимаются, и в эту щель удобно лезть вредителям.

По вопросу о кадрах. (Молотов. Два слова о Строилове скажите, как с ним получилось?) Строилов — шпион, как известно из показаний, крупнейший инженер, горняк крупнейший. В Кузбассе он ввел ряд механизмов, которые мы проводим в Донбассе и в других местах. (Сталин. А помните, кто-то, кажется, не соглашался?) Правильно, не соглашался. (Голоса с мест. Скажите, кто не соглашался?) Я не верил, что он шпион. О кадрах, как мы занимаемся кадрами. (Постышев. Одного вытащили все-таки). Приведу два примера. Один пример — наш артиллерийский завод. На протяжении последнего месяца сменили трех директоров по разным соображениям. Назначены новые директора. Директорами назначены бывшие военпреды, хорошие работники, проверенные люди. Но на наших заводах, скажем, на заводе им. Молотова имеется 1700 инженерно-технических работников. Я спрашиваю, можно ли вообще на месте выдвигать людей? Можно было бы. Второй пример. У нас здесь на одном моторном заводе, авиационном, имеется 1750 ИГР, из них 800 инженеров. Когда мы хотели взять директора и там попросили: давайте кого-нибудь в кандидаты — никого, говорят, нет.

Мы кадров не знаем. Мы их знаем только по анкетам. Мне, конечно, могут сказать: почему? Это же твое дело и занимайся этим делом. Товарищи, наркомат организован третий месяц, как вы знаете. Этим делом мы должны заниматься. Это я говорю себе и всем людям, которые работают в нашей промышленности. (Берия. Эти люди были и раньше. Большинство заводов перешло из Наркомата тяжелой промышленности. Многие из этих людей там были.) Перешли, верно, но у нас дело с изучением кадров очень скверно. (Молотов. Если разберемся, то дело не так скверно. Голоса в президиуме. Правильно!) С кадрами, конечно, не так скверно. Я об этом как раз и говорю.

Заканчивая, я должен сказать, что если, примерно, до 1932 г., все мы сами, хозяйственники, участвовали и в политической жизни данного завода, данного района, данной области, местности и т. д., то за последние два-три года наши хозяйственники немножко отошли, выражаясь мягко... (Молотов. Куда отошли?) ...от политической жизни отошли в узкую скорлупу своего завода и хозяйственных вопросов и только. Они занимаются прекрасно изучением техники — это хорошо, но они от политической жизни немножко отошли. Руководить предприятием, выдвигать людей, новые кадры, правильно влиять на все дело данного предприятия или на порученное ему дело нельзя без того, чтобы он не работал и в политической области. Кроме того, что он хозяйственник, специалист, он должен быть и политиком.

Товарищи, на наших заводах в последнее время после процессов, имевших место, появился довольно значительный рост стахановского движения, которое раньше имело малые размеры на военных заводах. Нужно сказать, что по линии малой металлургии сейчас ряд заводов начинает выходить на передовые позиции. Я думаю, это не случайно. Все понимают как дело сейчас выглядит. Прекрасно отдают себе отчет в международной обстановке, знают, какое значение имеет каждый военный завод для нашей страны. Начинается большое движение вперед. На местах начинают детально заниматься рассмотрением всего того наследия, которое получилось в результате вредительской работы; начинают исправлять дела. Я думаю, что в ближайшее время мы с той работой, которая поручена военным заводам, справимся.