Протокол № 4 допроса задержанного в связи с переворотом 4-5 января 1920 г. адмирала Александра Васильевича Колчака. 26 января 1920 г.

Января 26 дня 1920 г.¹, Чрезвычайная следственная комиссия, в составе тов[арища] председателя] К.А.Попова и членов В.П.Ден[и]ке, Г.И.Лукьянчикова и А.Н.Алексеевского, в помещении Иркутской губерн­ской тюрьмы, продолжала² опрос названного выше адмирала Колчака, причем последний на предлагаемые вопросы отвечал:

Вскоре, после моего возвращения на Черное море, мною была принята депутация от Царскосельского гарнизона во главе с унтер-офицером Киселевым³, который, после приема депутации, остался на некоторое время и говорил со мной на тему о том, что создавшееся на фронте положение, с его развалом, ведет к гибели и что необходимо мне разъяснить командам флота это положение. Киселев был убежденный сторонник революции, первый, поднявший оружие во время Февральского переворота в Царском Селе за переворот. Я поступил, как он советовал. Я выступил перед командами с речью, в которой обрисовал развал на фронте, говорил, что проигрыш войны явится проигрышем революции, проигрышем всего, что связано с именем отечества, что прекращение войны с нашей стороны поведет к одному из двух: или к торжеству Германии над Россией и союзниками и вековому рабству России под Германией, или, если все-таки союзники победят - к позору России и все-таки к⁴ ее рабству и зависимости. Речь моя произвела большое впечатление; в ее результате и была избрана и послана на фронт известная делегация Черноморского флота, задачей которой была агитация в пользу продолжения войны и укрепления фронта. После этого на Черном море началась, в свою очередь, агитация против меня на митингах, причем лично я обвинялся в том, что я отстаиваю продолжение войны, как якобы крупный южный землевладелец и в своих личных и групповых земле­владельческих интересах. Наряду с этим произошел ряд характерных случаев, из которых упомяну о следующих. Командой миноносца «Жаркий» было предъявлено⁵ требование, сопровождавшееся отказом выйти в море, сменить командира Веселаго⁶, с мотивом, что он слишком смел и рискует судном. Я отказался удовлетворить это требование и приказал чтобы в случае невыхода миноносца в море было назначено следствие, а миноносец окончил бы кампанию. Совет⁷ матросских депутатов, который был солидарен со мной в этом вопросе⁸, оказался, однако бессильным урегулировать это дело. Кончилось дело тем, что сам Весел[аго] заявил, что он не может более оставаться командиром и просил его сместить, а я его просьбе уступил; миноносец же отказался подчи­ниться моему приказу выйти из кампании и в то же время не выходил в море. Аналогичный случай был с требованием смены командира на другом миноносце, но он был улажен мною мирно. Далее особой следственной комиссией при Совете матросских и солдатских депутатов было предъявлено мне требование об аресте одного из помощников командира порта в связи с злоупотреблениями в хозяйственной части порта. Когда я разъяснил, что арест может быть произведен только судебной властью, которой будет немедленно передано дело, комиссия произвела требуемый арест самовольно.

В это время, [в] мае 1917 года, произошли перевыборы Совета м[атросских] и с[олдатских] депутатов], состав⁹ его изменился, в него вошло¹⁰ значительное количество солдат Севастопольского гарнизона, настроение которых приближалось к большевистскому, хотя определенно большевистской окраски Совет носить еще не стал и самого термина «большевик» тогда на Черном море вообще еще в обращении не было". С новым составом Совета работать мне не приходилось - связь как-то прекратилась, тем более что деятелей прежнего Совета, мне известных и со мной работавших, в нем не осталось. Тогда же я окончательно пришел к заключению, что при создавшемся во флоте положении оставаться его командующим для меня бесполезно, и просил Керенского, тогда морского и военного министра, сместить меня с командования, указывая на то, что я дальнейшее командование считаю, со своей стороны, бесплодным для дела. Керенский просил временно остаться, указывая, что в ближайшее время он будет на Черном море и надеется уладить дело. Развал все усиливался не только в самом флоте, но и в порту, где рабочие стали предъявлять все большие экономические требования, а производи­тельность труда все падала, в то время как работа для нужд флота требовалась усиленная. Нужно, впрочем, сказать, что сохранялся еще известный процент людей, которые готовы были вести боевую работу и ее выполняли, так усиленно была выполнена работа по постановке дополнительных минных заграждений на Босфоре, причем выполнена она была охотниками, которых нашлось вполне достаточно для этой операции. Керенский скоро действительно приехал в Одессу¹², куда я явился с некоторыми судами и откуда он со мною на миноносце проехал в Севастополь. Я говорил с ним по вопросу о своем уходе из Черномор­ского флота, ссылаясь на указанные выше мотивы. Керенский говорил, что правительство благодарно мне за мою деятельность и, со своей стороны, настаивал на том, чтобы я оставался. При беседах с ним между мною и им обнаружились существенные разногласия в вопросах о дисциплине, командовании и т. д. В Севастополе Керенский объезжал суда, говорил речи, но впечатления на команды сколько-нибудь серьезного, несмотря на хороший прием его командами, он не произвел. Однако сам он после этого говорил мне, что все должно уладиться¹³, так, как команды дают ему обещания выполнять боевую работу, и опять просил меня остаться во флоте. Я согласился¹⁴. После отъезда Керенского ничего не изменилось, а скоро начались уже серьезные события. Под влиянием ведшейся агитации начались толки о контрреволюционных течениях, якобы существовавших среди офицеров флота. Я считал это результатом провокационной работы, подобной работе на Балтийском флоте. Я доводил о всем до сведения правительства. До этого я¹⁵ сам очень часто бывал¹⁶ на митингах, выступал с речами перед командами. Теперь¹⁷ связи с представительными организациями команд у меня были порваны и поэтому¹⁸ сведения о митингах и собраниях у меня были случайные и не всегда удавалось на них бывать. Много мне помогал упомянутый выше Киселев, прекрасный и влиятельный оратор. Он у меня часто бывал и я с ним очень подружился, как с крупным общественным деятелем, беско­рыстно работавшим. В начале июня состоялся на дворе экипажа Черноморского флота огромный митинг. Я получил сведения, что там будет обсуждаться¹⁹ вопрос лично обо мне, причем против меня должны были быть выдвинуты обвинения в том, что я - аграрий и что я ослабляю²⁰ флот выводом из кампании судов, причем ссылаются на случай с «Жарким» и с «Тремя Святителями». Я решил поехать на митинг сам. Отправился туда один с дежурным офицером. Там какие-то неизвестные для меня посторонние люди выступали с речами против войны и за ее прекращение, как выгодной только определенному классу. Затронут был и я - выдвинуто было и обвинение меня в том, что я - аграрий. Я взял слово и опровергал это обвинение, указывая на то, что никакого недвижимого имущества у меня нет, а вся движимость погибла в Либаве, что у меня ничего, кроме того, что находится в каюте, нет. Мои заявления произвели впечатление, и вопрос об этом обвинении больше не поднимался.

Снова начались речи на тему о войне и об империализме, а затем опять был затронут я, уже обвинением вторым - ослаблением флота. Я опять выступал, указывая на то, что если уж кто заинтересован в сохра­нении и усилении флота, так это я, ибо не могу я рубить сук, на котором сижу. Возражений мне не последовало, и, я уехал на «Георгия Победоносца» - к себе. Чем кончился митинг, я не знаю, но, насколько мне известно, никаких резолюций вынесено не было. Вечером я получил приглашение на заседание Совета м[атросских] и с[олдатских] депутатов; Киселев советовал мне не ехать, так как это бесполезно, и выступить по вопросу, который там будет обсуждаться - о контрреволюционности и разоружении офицеров - при сложившемся положении, бесполезно. Я все же поехал. В Совете действительно говорилось о контрреволю­ционности офицеров. Я не выступал, и побыв там некоторое время, уехал, заявив, что если я буду нужен, меня можно вызвать. На другой день, с одного из линейных кораблей, был дан, около 3 час[ов] дня, радиоприказ, не знаю чей и за чьей подписью - о разоружении офицеров и обысках у них в квартирах и каютах. Тогда же началось это разоружение и обыски. При этом несколько офицеров кончили, в знак протеста²¹, самоубийством.

Нигде никакого сопротивления разоружению не было, никаких насилий по отношению к офицерам тоже. На своем судне «Георгий Победоносец» я сам дал приказ сопротивления не оказывать и одновре­менно созвал команду этого судна. Ей я сказал несколько слов о том, что никакой опасности офицеры собой не представляют, хотя бы уже потому, что они малочисленны и разбросаны кучками по судам, что никакой контрреволюционности среди них не существует, что требование разоружения я, как старший офицер флота, считаю личным оскорблением и от командования флотом отказываюсь. При этом я бросил в море свою саблю. Удалившись затем в каюту, я сейчас же послал телеграмму Керенскому с заявлением, что командовать флотом более не могу и сегодня же вечером спускаю свой флаг. Вместе с телеграммой я отправил и письмо Керенскому с более подробными мотивами отказа. Затем я вызвал контр­адмирала Лукина²² и²³ приказал ему вступить в командование флотом и поднять свой флаг, заявив, что я уже более не командующий.

Вечером ко мне явилась делегация от С[овета] м[атросских] и с[олдатских] депутатов] с предложением без мотивов сдать командование старшему контр-адмиралу. Я сказал, что это уже сделано. Предложено было затем сдать все секретные документы и бумаги, на что я сказал, [тут] они могут обратиться за этим к моему²⁴ флаг-капитану. Кроме меня требовалось делегацией смещение моего помощника, начальника моего штаба Смирнова²⁵, который²⁶ уже заявил, что уходит вместе со мною. В этот же вечер я поехал с судна к себе на городскую квартиру. Туда вечером явились двое уполномоченных от исполнительного комитета Совета для осмотра квартиры и изъятия секретных бумаг и документов, которые в квартире у меня не находились, а были все на судне. Они осмотрели мой кабинет и удалились. В этот же вечер один из офицеров сообщил мне, что состоялось постановление о моем аресте. Не желая подвергаться аресту при жене и детях, я вернулся обратно на корабль, где и остался ночевать. Часа в три ночи получилась телеграмма, помнится от Керенского, направленная в копиях в Совет и другие места, очень резко составленная, с требованием возвращения офицерам оружия и прекращения²⁷ творящихся безобразий, и с заявлением, что происшедшее выступление против офицеров считается правительством актом враждебным работе и революции; мне же давалось приказание временно передать командование старшему, а самому прибыть в Петроград для доклада. На другой день, утром, я получил известие, что в Севастополь прибыла американская военная миссия ген[ерала] Гленнона²⁸ для изучения постановки минного дела и борьбы с подводными лодками на Черном море²⁹. Миссия эта, ознакомившись с положением дел, немедленно уехала. Приказ правительства о возвращении оружия офицерам был выполнен. Вечером я совершенно³⁰ беспрепятственно выехал поездом в Петроград. Выехал тем же поездом, в котором ехала и миссия ген[ерала] Гленнона.

По прибытии в Петроград я, за отсутствием Керенского, явился к его помощнику, который заявил мне, что правительство на днях соберется для выслушивания моего доклада и что образована специальная комиссия под председательством Заруцного³¹ для расследования событий на Черном море. Дней через пять-шесть я приглашен был на заседание правительства, где сделал доклад об этих событиях, говорил резко, заявляя, что деятельность правительства сама способствует³² разложению флота, и что проще было бы распустить команды, что виной всего является политика правительства, которая ведет к подрыву авторитета командования и не направлена к борьбе с той провокационной агитацией, которая ведется под прикрытием свободы слова и собраний. Я был выслушан при гробовом молчании, затем меня благодарили за доклад и отпустили. Никакого обсуждения доклада в моем присутствии не было. После этого заседания помощник морского министра Дудоров³³ заявил мне, что комиссия по расследованию черноморских событий уже выбыла на место, скоро вернется, и я должен выждать в Петрограде ее возвращения. Я временно, остался в Петрограде, живя³⁴ вместе со Смирновым, начальником моего штаба.

Зачеркнуто «Я, нижеподписавшийся», исправлено «Чрезвычайная следственная комиссия», зачеркнуто «произвел», «вышел бы», «был», «главным образом», надписано «значительное количество», зачеркнуто «С н», «где я», «что», вписано «До этого», зачеркнуто «на судах», надписано «на митингах», вписано «теперь», зачеркнуто «посещения», вписано «обсуждаться», зачеркнуто³⁵ «фронт», «застре», «и ушел вместе со мной», «происход», «спокойно», «ствова», «на квартире», «флот» - верить.

Показания мне прочитаны.

Адмирал Колчак

Товарищ председателя комиссии К.Попов

Члены:      

Лукьянчиков

Алексеевский

Вс.Денике

На документе пометы: л. 1 об -18 подпись на верху листа-«адмирал Колчак».

1 Далее зачеркнуто «Я, нижеподписавшийся».

2 Далее зачеркнуто «произвел».

3   Киселев - унтер-офицер Царскосельского запасного батальона. В период гражданской войны в Сибири сформировал небольшой антибольшевистский отряд из сербских военнопленных.

4   Надписано «к».

5  Далее зачеркнуто «было».

6 Веселаго Григорий Михайлович (1892-1971)-в 1911 г. произведен в мичманы, в 1915 г. в лейтенанты, служил на балтийском эскадренном миноносце «Ис­кусный». В ноябре 1916 г. принял командование эскадренным миноносцем «Жаркий» на Черноморском флоте, где за «боевые отличия» произведен в ст. лейтенанты. Эмигрировал в Америку; автор воспоминаний.

7   Далее зачеркнуто «вышел бы».

8   Далее зачеркнуто «был».

9   Далее зачеркнуто «из».

10 Далее зачеркнуто «главным образом», надписано «значительное количество».

11 Далее зачеркнуто «С н».

12 Далее зачеркнуто «где я».

13 Далее зачеркнуто «что».

14 См. Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте // Вопросы истории. 1991. № 1.С. 180, 181.

15 Надписано «До этого я».

16 Далее зачеркнуто «на судах», надписано «на митингах».

17 Надписано «Теперь».

18 Далее зачеркнуто «посещения».

19 Надписано «обсуждаться».

20 Далее зачеркнуто «фронт».

21 Далее зачеркнуто «застре».

22 Лукин Вениамин Константинович (1866-?) - контр-адмирал. В 1887 г. произведен в мичманы, в 1911 г. в капитаны 1-го ранга. Командовал миноносцем «Сторожевой», яхтой «Колхида» и канонерской лодкой «Запорожец»; в 1911— 1913 гг. начальник оперативного отдела штаба командующего морскими силами Черноморского флота; летом 1917 г. - командующий флотом, осенью-вышел в отставку. В 1918 г: состоял членом Всероссийского Союза водного транспорта и центра коллегии по эвакуации Петрограда.

23  Надписано «и».

24  Надписано «моему».

25  Смирнов Михаил Иванович (1880-1940) - в 1909-1910 гг. проходил службу в Морском генштабе; в 1912 г. произведен в капитаны 2-го ранга; в 1914 г. - ко­мандир эскадренного миноносца «Выносливый»; в 1915 г. - миноносца «Казанец». Окончил Николаевскую морскую Академию. Командировался в Англию для совместной русско-английской работе по расшифровке немецкого морского шифра (так называемый, «блю-код»), В 1916 г. произведен в капитаны 1-го ранга, награжден Георгиевским оружием, назначен начальником штаба командующего Черноморским флотом; в 1918-1920 гг. морской и военный министр Омского правительства Верховного правителя. Эмигрировал в Англию. Автор воспоминаний и работ о Колчаке. Один из его близких друзей и соратников.

26  Далее зачеркнуто «и ушел вместе со мной».

27  Далее зачеркнуто «происход».

28  Гленнон Джеймс Генри (1857-1927)- в 1878 г., с отличием, окончил морскую Академию, в 1882 г. произведен в энсин, в 1916 г. контр-адмиралы. В 1915—1917  гг. управлял Вашингтонским морским заводом; контр-адмирал. После визита в Россию командовал 1-й эскадрой, затем 5-м дивизионом Атлан­тического флота; в феврале 1921 г. вышел в отставку.

29  См.: Дроков С.В. Военно-морская миссия контр-адмирала Гленнона в Севастополь // Отечественные архивы. 1993. № 4.

30  Далее зачеркнуто «спокойно».

31  Зарудный Александр Сергеевич (1863-1934) - по окончании училища право­ведения служил по судебному ведомству. В 1901 г. перешел в адвокатуру, выступал в ряде крупных политических процессов. После Февральской революции - товарищ министра юстиции Временного правительства, с июля 1915  г.- министр юстиции, в сентябре - вышел из правительства; работал в советских организациях. Репрессирован.

32  Зачеркнуто окончание слова «ствова», приписано «ствует».

33  Дудоров Борис Петрович (1882-1965) - в 1902 г. произведен в мичманы, в 1904 г. за отличие в деле против неприятеля - лейтенанты. Участник русско- японской войны, в 1912 г. произведен в капитаны 2-го ранга. В 1912- 1914 гг. начальник восточного района наблюдательных береговых постов Балтийского моря; в 1915 г. командир учебного судна «Орлица». В 1916 г. за отличие произведен в капитаны 1-го ранга, в 1917 г. - в контр-адмиралы, назначен помощником морского министра, в сентябре - морским атташе в Токио. До 1917  г. оставался в Японии, затем эмигрировал в Америку; вице-председатель русской кают-компании в Сан-Франциско.

34  Далее зачеркнуто «на квартире».

35  Далее зачеркнуто «флот».