Глава 5. Повседневная жизнь

Глава 5. Повседневная жизнь

Повседневная жизнь складывается из великого множества элементов: будни и праздники, рождение детей, их воспитание и образование, забота о хлебе насущном, посещение собраний и других массовых мероприятий, свадьбы и похороны, взаимоотношения между полами, между лицами различных национальностей, гражданские и церковные обряды, времяпрепровождение, труд и отдых и т. д. Большинство населения России проживало в деревне, с ее специфическим укладом, который в условиях ХХ в. так или иначе, но неизбежно претерпевает изменения. После революции этому процессу суждено было приобрести характер решительной ломки. Вместо постоянной будничной работы, исподволь меняющей традиционный быт, большевики, провозглашая свои цели и задачи, сами по себе очень трудные и непомерные, взвалили на свои плечи дополнительное бремя, пытаясь привить разом, с наскока какие-то новые, ранее неизведанные формы существования, которые они связывали с социализмом. Да и сама революция пробудила интерес к этим новым формам. Поэтому в 1920‑е годы приметы нового и старого постоянно сталкивались в повседневной жизни людей.

Между тем огромная страна, протянувшаяся на тысячи километров, с плохо развитыми средствами сообщения, оставалась, как и прежде, очень разной, как и жизнь людей. Чем ближе к городу, особенно крупному, тем больше была зависимость людей от очередных кампаний, проводимых политическим руководством. В глубинке же ситуация продолжала быть неоднозначной. В ряде мест привычный сложившийся веками порядок почти не нарушился. Зато кое-где ретивые местные администраторы и активисты, которым явно не терпелось пожить при коммунизме, который они иногда понимали весьма своеобразно, о чем еще речь впереди, с яростью бросались менять “устои”, кромсая и корежа все на своем пути.

Не стоит, по-видимому, идеализировать, как это нередко делается в литературе, традиционный быт русской деревни, якобы погубленный большевиками. Малограмотность, распущенность, дикость, пьянство буквально сквозят во многих документах, которые мы приводим, причем подчас независимо от воли и желания авторов. О том, что волновало людей из всех источников лучше всего, наверное, рассказывают именно письма. Во многих из них сравнивалась жизнь “прежде” и “теперь”. На эту тему — письмо С. Я. Козлова из деревни Самылово Мантуровской волости Костромской губернии от 10 ноября 1927 г.

Отчего в нашей деревне темнота вывелась?

Далеко-далеко от сердца республики Москвы затерялась в густых лесах [и] оврагах наша заброшенная бедная деревня Самылово Мантуровской волости. Работники из волости и уезда редко заглядывали в нее, но крестьяне на это не обижались: «Чего мы их не слышали! Живем, как отцы и деды наши жили, — и ладно». И верно, наша деревня Самылово была самой несознательной и отсталой деревнюшкой. Жизнь в деревне была все по старинке. Не было в ней ничего нового, хорошего, светлого.

В сельсовете три года сидел пьяница, Иванов Александр. Деревенскими делами он не интересовался, только и были у него дела, что пить вонючую самогонку да спать. А от такого работника, известно, что пользы нет никакой. Да и сами-то мужички грешны были насчет самогоночки. Редкий из них не имел самогонного аппарата и не гнал дурманяющий самогон. Молодежь раньше бездельничала, вечерами шаталась по деревне, хулиганила, пела под гармошку похабные песни. По праздникам, после обедни, с самого утра начинались в Самылове драки. Дрались и молодухи, и старики, не от злобы, а просто так — время праздничное, делать нечего, отчего же силушку свою не показать, друг другу бока не намять. И целыми неделями после такого “праздничного веселья” ходила молодежь с синяками на лице да с подбитыми глазами. На полях работали самыловцы по-старому, тощие [лошади], натужась, тащили старую деревянную соху. Обливались потом крестьяне, проклинали свою незавидную жизнь. А если случалась в деревне беда, заболевала лошадь или корова, то не к ветеринару шли, а к попу. Несли бате яичек да курочек, просили покропить животное “святой водой” — авось выздоровеет, и шел толстый батя, кропил лошадь, советовал хозяину почаще в церковь ходить бога не забывать. Но не помогала батина “святая вода”. Издыхала последняя коровенка — и горько-горько убивались хозяева по ней, кормилице. Была у нас в деревне и бабка Кирьяниха-знахарка. Лечила ото всех болезней и на зубы наговаривала. На воду подует, поплюет вокруг себя, перекрестит больного и даст ему испить: «Выпей, родной, и все как рукой снимет». Кормилась Кирьяниха на самыловской глупости, одурачивала честный народ. Ни газет, ни журналов в нашей деревне раньше не получали и не читал [никто], кроме лавочника Фадиева. Только и были у самылят новости и веселье в церькве, когда придет раньше в нее торговец-кулак, напоет нашим мужикам разные небылицы.

Так и жила бы по старинке наша деревня Самылово, если бы не изба-читальня. И теперь всему тому, что было раньше, пришел конец. И жизнь стала в деревне все по-новому по-хорошему, вместо старой деревянной сохи взамен пришли новенькие железные брянские плужки. Дальше — больше. Понанюхалась наша деревня народу всякого, ячейка партии и комсомола не обходила нас. Она всячески стараясь обсказать нам, мужикам, как народ в других местах живет, что делает соввласть для крестьян, чтоб жилось лудше. Слушали все это мы, самыловцы — на ус мотали. Теперь собираемся всей деревней в читалку, слушаем доклады, беседы, читаем ежедневно всякие газеты. Это, все выше описанное здесь, говорит за то, что и наша деревня Самылово в культурном отношении она не отстает. Кто, как не советская власть, заботится об нас? Она сумела организовать бедноту, она постаралась из неграмотных деревенских “баб” стряпух, сделав ее грамотной, сознательной женшиной-делегаткой. И молодежь наша самыловская стала не узнаваема: как политически, так и культурно экономически она окрепла. А почему же вы думаете это так? Да потому, что у нас газеты всякие есть, много пользы приносят они нашей деревне. Небылоба [не было бы] читальни в нашей деревне, может так и жили самыловцы до сих пор.

Козлов Степан Яковлевич

 РГАЭ. Ф. 396. Оп. 5. Д. 1. Л. 396‑397. Подлинник. Рукопись.

Несмотря на селькоровский агитпроповский стиль письма, в нем приводится целый ряд фактов, явно списанных с действительности. Насчет того, что появление избы-читальни круто изменило жизнь самыловцев, можно усомниться, тем более, что есть и другие свидетельства. Так, в уже упоминавшемся письме И. Васильева из Гдовского уезда Ленинградской губернии сообщалось, что «в селе Спицыно есть изба-читальня, крестьяне ее не посещают, а избрали отдельный дом, куда и ходят ежедневно. Называют “Дом крестьянской мысли”. Заявляют, что здесь свободнее, кого следует поругаем, что в избе-читальне и закурить нельзя, да и газеты все расхватывают ответственные работники. Если будешь много говорить в избе-читальне, то живо в кулаки попадешь».¹* Подобные факты спустя некоторое время получили дополнительное подтверждение из двух волостей того же уезда, где говорилось, что крестьяне избегают избы-читальни, а организуют свои места для разговоров, называемые “крестьянскими думами”.²*

Очень много писем так или иначе касалось проблемы пьянства, которое было форменным бичом российской деревни. Главное зелье, которое потребляли крестьяне, была самогонка — ханжа. Ее пили и стар, и млад, мужчины и женщины, коммунисты и беспартийные, руководители и подчиненные. В одном из документов рассказывалось, как председатель сельсовета коммунист Зорин с большой суммой общественных денег ездил в уездный центр, где некоторое количество их пропил. К тому же так напоил своего кучера, что тот при возвращении домой потерял своего седока. Случайно проходивший житель той же деревни взял у валявшегося на дороге председателя оставшиеся деньги для сохранности.³*

Пили по праздникам и в будни. Надо сказать, что советская власть вела весьма двойственную политику, одной рукой провозглашая борьбу против пьянства, другой — поощряя продажу водки. К середине 1920‑х годов было налажено ее производство и фактически было окончательно забыто о “сухом законе”. Ясно, что в этой ситуации борьба с этим гибельным злом не могла оказаться эффективной. Интересные рассуждения на этот счет содержатся в письме крестьянина Ф. И. Привалова из села Дмитриевское Щученской волости Кокчетавского уезда Акмолинской губернии от 7 марта 1925 г.

Борьба с хонжовареньем

За последнее время, в особенности в 1925 г. среди крестьянства развелось усиленное хонжоваренье. По этой отрасли волисполкомы, волкомы, милиция, сельсоветы, тройки принимали горячее участие для борьбы с таковой. Пойманные граждане облагались штрафом и предавались суду. Состоящие под судом граждане наказывались принудительными работами, а также и облагались штрафом. Теперь, если мы посмотрим с высшей точки зрения, так ли мы боремся? Можем ли таким путем уничтожить это зло? Конечно, нет. А почему? А вот почему. Русский народ заражен потомственным алкоголем. Это раз. Во-вторых, как его не наказывай, как с ним ни поступай, он только спокоен тогда, когда его трясут во все стороны. Как только освободился, его зараженный организм начинает опять тянуть. Он снова начинает приниматься за свою работу. Так как в этом отношении, действуя бессознательно, не учитывая того, что алкоголь есть вредный для человека, действует на мозги, ослабляет силу, в конце концов [человек] делается малоумным и даже лишается ума или при сильном переборе умирает. Теперь задается вопрос: как же быть, каким образом уничтожить алкоголь? А вот как. Перед нами т. Ленин поставил три задачи. Во-первых, учиться, во-вторых, учиться, и в-третьих, учиться. Только при помощи науки мы можем искоренить это зло. Если каждый из нас будет знать, что алкоголик всегда бывает больной и малоумный, что дети его бывают калеки, слабы физически, несообразительны и не быть полезными в нашем строительстве. Для этого нужно обратить особое внимание нашему центру и привлечь медикоработников для изучения вредности алкоголя. Ну хорошо, приступим к работе, начинаем изучать. Вдруг задают вопрос: «А почему государство выпускает русскую горькую, если они сознают, что действительно это является вред для всего человечества нашей России? Так тогда и не нужно выпускать». Мы отвечаем: «Во-первых, государство конкурирует хонжоваренью, во-вторых, пополняет бюджет». Нам отвечают: «Верно, для пополнения бюджета эта очень хорошая статья». Между тем высоко повышается авторитет советской власти среди лиц, уважающих таковую. На все вышеизложенные вопросы и ответы отвечаю я. Конечно, нам кажется, что мы получаем от этого большую пользу, конкурируем и поднимаем авторитет Советской власти. Нет, товарищи! От этого мы получаем целые тысячи денег для оборотов в государстве, а теряем на миллионы ума нашего человечества. При развитии алкоголя деревня не процветала и процветать не будет. Это каждому ясный вопрос. Раз деревня будет темна, а потому и наше государственное строительство будет двигаться слабо. К примеру, есть такие люди, даже гениальные, которые могли бы дать огромную пользу в нашем строительстве, но они заливают свой ум, свою способность вином и скрываются в недрах темных масс. Он не гулся [описка, видимо, учился] и учиться не хочет, так как занят особой профессией — алкоголем. Раз это так, на почве этого будет царить рабство. Кулаки будут угнетать бедняков. Все горе, всю бедняцкую нужду будут заливать глаза вином. Что касается конкуренции, так это выходит так: бутылка русско-горькой стоит 1 руб. 75 коп., пуд хлеба — 1 руб. 20 коп., с пуда выходит 10 бутылок ханжи, процентов [градусов] приблизительно 35, такая конкуренция неподходящая в этой отрасли. Да неинтересно иметь авторитет среди лиц, уважающих таковой. Авторитет нужно иметь от самостоятельных крестьян и рабочих, ученых, писателей, поэтов и художников всего мира. Вот тогда только мы встанем на боевую ногу и будем подходить к социализму. Я уже сказал, что за тысячи рублей мы теряем миллионы ума нашего человечества. Теперь задают мне вопрос: «Может ли быть этот ум полезным для государства?» Конечно, каждому понятно: один ум хорошо, а два — еще лучше. Если в нас будут все образованные, то наше государство ни перед чем не остановится, будет развиваться промышленность, транспорт, техника, сельское хозяйство и т. д. Тогда мы будем получать не эти несчастные тысячи, которые мы получаем от русско-горькой, которая становится поперек теории человечества, а целые миллиарды от свободного и здравого труда. Над этим вопросом нужно подзадуматься нашему центру и вывести на правильную жизненную точку наших граждан, живущих в СССР. Желательно, чтобы высказался по моему взгляду т. Калинин.

Ф. И. Привалов

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 3. Д. 83. Л. 5‑6. Подлинник. Рукопись.

На почве пьянства подчас творились форменные безобразия, о которых рассказывается во многих источниках, в том числе и приводимых на страницах книги. Недалеко от деревни ушел и город. Приведем материалы протокола (дознания), составленного в 1927 г., где описываются похождения на окраинах Москвы двух пьяных красноармейцев, удивившие даже видавших виды сельских жителей.

Из дознания московской военной прокуратуры по делу пьянки, дебоша и хулиганства красноармейцами 14 отдельного стрелкового взвода Антипиным Василием и Овчинниковым Иваном.

Установлено, что означенные красноармейцы действительно были сильно пьяны в день «Обороны страны» и позволили себе целый ряд хулиганских выходок в деревне Бочманово, как то: будучи пьяными, поливали в одном из домов своей мочой парадную лестницу, взяли за шиворот председателя сельсовета и намеревались ударить, порвали рубаху (не сильно) брату председателя (члену партии с 1920 г.) и тоже намеревались ударить. Потрясли сторожа на переезде железной дороги, которому разорвали рубаху за то, что он им не дал молока (у него нет и коровы). Один из них, по фамилии Овчинников, рвал на себе петлицы и сорвал красноармейскую звездочку и затоптал ее в грязь. Далее приставали к проходящим мимо женщинам и девушкам и выражались всевозможными неприличными словами, ругая Красную Армию с Трибуналом вместе. Несмотря на то что их все время упрашивал не безобразничать председатель сельсовета, его брат и с ними находившийся Климонов, с которым вместе выпивали, — никого не слушали и продолжали свое дело, собрав большую толпу народа (не менее 80 человек).

Овчинников и Антипин все перечисленное выше отрицают, за исключением того, что были пьяные.

Произвести дознание полнее не представляется возможным, так как никто в своих показаниях не указывает, кого именно они колотили, к каким женщинам приставали и порвали кое-что из платья.

Делопроизводитель Попутчиков

ЦГАОД г. Москвы. Ф. 3. Оп. 11. Д. 522. Л. 28. Подлинник. Рукопись.

На открытом партийном собрании Рогожско-Симоновского района Москвы в ноябре 1926 г., как свидетельствуют информационные сводки ОГПУ, при обсуждении проблемы борьбы с пьянством раздавались следующие реплики рабочих: «Почему же не пить, если это польза государству?», «У советской власти, как у царя, пьяный бюджет», «Советская власть старается спаивать рабочих, чтобы они меньше разбирались в советских недостатках, а во-вторых, это очень доходная статья», «Не делает ли преступления советская власть против революции и рабочего класса, разрешая 40 градусов, так как рабочий вместо того, чтобы идти в клуб на собрание или в школу политграмоты, пойдет купить вина, свалится и какое ему дело до революции и производительности труда?» Любопытным был вопрос, заданный, как видно, человеком, хорошо знакомым с бутылкой: «Правда ли, что труп пьяницы долго не разлагается после его смерти?»⁴*

Одним из главных направлений воздействия на общество, прежде всего на молодежь, в 1920‑е годы была попытка вовлечь людей в партию и в различного рода организации (комсомол, культурно-просветительские, антирелигиозные общества и т. п.), приобщить их к новым ценностям и идеалам. На этом фоне становится очевидной неудовлетворенность прежним безрадостным и бесцельным существованием, покончить с ним и обрести более высокий жизненный статус. Подобные настроения подпитывались обещаниями, которые щедро раздавались большевиками в период революции и гражданской войны. Многие рабочие и крестьяне не хотели возвращаться к своим старым занятиям. Вот, например, типичный документ эпохи, воспроизведенный с сохранением всех особенностей оригинала:

Заявление в бюро ячейки отдельного кавэскадрона 27 Омской стрелковой дивизии имени Итальянского пролетариата* от красноармейца члена РКСМ Н. И. Орловского

Прошу вашего ходатальства если возможно направить меня в школу ВПШ так мое стремление учиться политическому учению если не возможно то прошу послат меня на производства к нашему шефу в город Москву так как я на своем мельком и бедном хозяйсте жить не приходиться и нужно искать помощи в своей поседневного пропитание или в крайнем случей не возможно меня никуда отправит то прошу совмесно с командиром эскодрона оставит меня служит в рядах Красной Армии так как мне не приходиться больше не очом возбущат ходатальство прошу бюро ячейки обратить внимание на мое исложение прозбы так как я думаю что поможет мне где либо устроиться

Член ЛРКСМ Николай Иванович Орловский

6 марта 1925 г.

РГАЭ. Ф. 2097. Оп. 5. Д. 550. Л. 177. Подлинник. Рукопись.

___________

* 27 дивизия была расквартирована в то время в Витебске. Название Омской получила за взятие Омска в ходе боев на Восточном фронте против Колчака. Была затем переброшена на Западный фронт, принимала участие в польско-советской войне. В начале 1920‑х годов части дивизии занимались ликвидацией антисоветских восстаний на территории Белоруссии.

В результате военной реформы 1921‑1925 гг. предстояло демобилизовать около 5 млн. человек. Эта огромная масса людей растекалась по всей стране. Как свидетельствует письмо красноармейца Орловского, его явно не устраивала перспектива вернуться туда, откуда он был призван. Исходя из этого, он строит свои дальнейшие планы по принципу максимума и минимума. В качестве оптимального варианта — пойти учиться в высшую партийную школу, которая в советском обществе открывала наиболее благоприятные возможности для карьеры. Чувствуя однако, что подобные амбиции вряд ли соответствуют уровню его подготовки и образования, он просит, чтобы шефы из Главного управления военной промышленности, которая, кстати, переживала период свертывания производства и сокращения людей, поспособствовали ему устроиться в Москве. На худой конец, он согласен остаться служить в Красной Армии.

Двадцатые годы были удивительным временем, когда открывались огромные, ранее невиданные возможности для простого человека. “Кто был ничем”, на самом деле мог, если не “стать всем”, то, по крайней мере, в значительно большей степени, чем прежде, реализовать свои таланты, пойти учиться туда, куда ему хотелось. Было бы желание. Это было идеальное время для любителей “порулить”, пусть даже в масштабе отдельной деревеньки. Но это было также и время, когда складывались новые “правила игры”, позволявшие делать карьеру.

Революция сделала крупный шаг в деле демократизации образования. Это отвечало потребностям общества в знании и культуре. Вузовские аудитории, главным образом с помощью рабочих факультетов (рабфаков), учрежденных в 1919 г., заполнились рабочей и крестьянской молодежью, открывая дорогу тем, кто желал и хотел учиться, за исключением детей “лишенцев”, т. е. лиц, лишенных избирательных прав. Рабфаковцы формировали новое деятельное политически ангажированное поколение советских людей, объединенное чувством общности и сопричастности ко всему новому. Значительное число корреспондентов, писавших в газеты и журналы, составляли именно рабфаковцы. Рабфаковец П. Кандаков, например, побывав на летних каникулах в 1925 г. в селе Корляки Юкшумской волости Яранского уезда Вятской губернии, написал в “Крестьянскую газету” обширный отчет о своем пребывании под названием «Что я увидел и услышал в деревне». Отдельные наблюдения его представляют интерес.

О сельсовете

Побывал на заседании сельсовета. Все члены — безусая молодежь. Трудно разобраться в положениях и отношениях, еще трудней работать не свыкшись с делом, но упорно, преодолевая трудности, работа хоть и медленно, да двигается вперед. Не смущаются тем, что заседание прерывается пришедшим мужиком за справкой — дают и опять продолжают.

О самогоне и хулиганстве

Неладно вот что-то дело с самогоном. «В этом для нас единственное развлечение и удовольствие — говорят пьяные мужики. — Все ломай, да ломай, а надо же когда-нибудь отдохнуть и поразвлечься. Выпьем в праздник, и устаток забыл и на душе веселее. А горькая у государства не в силу, ну вот самогон и выгоднее». Аппаратов самогонных до десятка на деревню. Деревенский слесарь берет за изготовку всего прибора шесть пудов [видимо, зерна], вот и поднимается производство. В праздники самогон льется рекой. А в результате — ни одного гулянья, сборища молодежи не обходится без скандалов и драки. Ведерниковских двух братьев растрелили [застрелили], Тарасовского — зарезали, Зверевского убили и т. д. Пережитки старого еще до сего времени не изжиты и очень туго поддаются исправлению. Необходимо административно-судебные меры построже к хулиганам и дракам, а то условные приговоры, лишение права голоса и т. п. очень слабо предупреждают преступления.

О культработе

В целях борьбы с темнотой и ее друзьями — пьянством и хулиганством и другими недостатками сознательные из молодежи при содействии ячеек организуют избы-читальни и при них культурно-просветительные кружки. Работе кружков всеми способами мешают кулаки и с заплесневелым умом старики. Они действуют на родителей, а последние — на детей. «Распустим детей в коммунисты: добрые-то люди идут в Храм Божий, а ваши сукины дети антихристу служат, на Христов день спектакли устраивают! Хорошему делу учатся! Хе-хе-хе...!». Таким образом организовавшийся у нас культурно-просветительный кружок очень скоро развалился. А просвещение необходимо. В нашей деревне неграмотные есть в каждом доме. В возрасте от 12 до 35 лет неграмотных человек до 30. Все население около 200. Не лучше дело обстоит и в соседних деревнях. Сельская ячейка О.Д.Н.* намечает ряд ликпунктов и в ближайшее время они будут работать.

П. Кандаков.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 3. Д. 212. Л. 145‑146. Подлинник. Рукопись.

___________

* Общество “Долой неграмотность” было образовано в 1923 г. для мобилизации общественности на борьбу с неграмотностью, создания культурно-просветительских фондов, содействия введению всеобщего обучения, распространения книг, газет и журналов. Пришло на смену чрезвычайным органам по борьбе с неграмотностью, характерным для периода военного коммунизма. Имело на местах широкую сеть ячеек и пунктов по ликвидации безграмотности (ликбезов, ликпунктов) — к концу 1920‑х годов около 27 тыс.

Наступление на неграмотность, которое велось в двадцатые годы, сохраняло характер кампанейщины и чрезвычайщины. Ясно, что путем краткосрочного натиска стабильных знаний и культуры не привьешь. Для широкого распространения систематического школьного образования в период нэпа не хватало средств. Более того, в системе школьного образования существовали и платность, и другие препятствия, которые нелегко было преодолеть, как свидетельствует об этом письмо из Еловского района Сарапульского округа Уральской области от 10 февраля 1924 г.

Прошу редакцию “Крестьянской газеты” разъяснить мне, как тут быть и у кого искать правды и [к] кому обратиться.

Мой брат проживал в школе-коммуне № 1 Еловского района, Сарапульского округа, но его почему-то сократили, говоря, что у него есть мать и я, брат. Но мать наша нетрудоспособная, ей 55 лет, и еще имеется сестра 10 лет, оседлости никакой нет и положение наше крайне бедственное, я работаю в батраках, день у одного да день у другого крестьянина, но здоровье мое плохое, я много потерял его, служа в Красной Армии. Я учить и содержать брата не в силах, а брату 12,5 лет и учился он в 4 группе. И вот теперь, когда надо продолжать учиться, то ему и нельзя. Но если содержать его в школе, то нужно платить 4 руб. золотом в месяц, дак где же их взять, когда сам чуть-чуть живешь. И выходит то, что у кого, значит, есть капитал, так тот будет ученым, а наш брат голыдьба опять как было раньше: живи темным, неученым. Я был в Красной Армии, служил и защищал советы, а как пришел из Красной Армии, думал дать брату поучиться, чтобы не был дураком, а был грамотным и понимал все, но просят деньги, а где их взять? А есть такие, у которых есть свои хозяйства и они живут в школе-коммуне и не платят, и их почему-то не сокращают. Так чьи же интересы защищает рабоче-крестьянская власть, когда опять нельзя учиться бедняку-сироте? А у кого есть капитал, так тому можно учиться, а мой брат, выброшенный за борт, должен идти собирать, так как я и мать не в силах содержать его. Он жил лето и осень в школе-коммуне и работал, а зимой — и в каникулы. Так где ж искать правды, неужели ее нет?

Прошу редакцию не отказать мне и напечатать мое письмо в газете, так как она защищает нас, батраков.

Не имеющий никакой оседлости батрак Изерский.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 2. Д. 16. Л. 112‑112 (об). Подлинник. Рукопись.

Пробиться на рабфак, получить льготы для продолжения образования было совсем не просто. Для первого необходимо было иметь заверение в политической благонадежности и некоторые заслуги перед новой властью, для второго — весьма солидные для того времени средства. Неполноценное же ликбезовское обучение производило зачастую далеко не полноценных в смысле культуры людей, сознание которых было лишь слегка затронуто ею. Поэтому внушительный рост числа грамотных в 1920‑е годы (согласно переписи 1926 г. — до 63%, т. е. почти в два раза по сравнению с 1920 г.) — это в значительной степени эфемерный результат, вносящий однако существенный элемент в наши представления о людях того времени. Недаром широкое хождение в народе получил термин “недоучка”. Вместе с тем практически все становились способными читать газеты, кое-как писать и считать, воспринимать пропаганду элементарных научных и политических знаний, которые для многих стали своего рода откровением. Один крестьянин, например, поднимал на смех “Крестьянскую газету” за то, что она пишет такую чушь, что человек произошел от обезьяны. Дескать, это вроде того, как раньше писали, что земля стоит на трех китах.⁵*

В вышеприведенной корреспонденции П. Кандакова верно подмечена типичная черта новой сельской администрации — “безусая молодежь”, по большей части бывшие красноармейцы. Это подтверждается и многими другими источниками. Любопытен и сам стиль работы сельсовета — обсуждение деревенских проблем, которые эта молодежь знает плохо, с криками, с шумом, с махоркой, не отрываясь при этом на решение текущих дел. Надо заметить, что и в городских советах в эти годы наблюдалось нечто подобное, если судить по возрасту депутатов.

В своей деятельности местные администраторы также опирались на молодежь. Особенной активностью отличались коммунисты и комсомольцы, причем эта активность подчас обретала такие формы, что позволяет говорить о довольно остром конфликте поколений, вылившемся позднее в такое явление советской действительности, как Павлик Морозов — пионер, который донес на своего отца. Значительную часть корреспондентов, писавших в газеты, составляли юноши и девушки, а иногда и дети. Среди писем, хранящихся в архивных фондах, много заявлений о приеме в партию или комсомол, просьбы дать рекомендацию для вступления, жалоб на то, что чинятся препятствия этому по социальному признаку, или на неправильное, по мнению авторов, исключение из какой-либо организации. Вот, например, письмо Сталину пионера Ильи Тарлинского из г. Верхнеудинска Сибирского края от 17 июля 1926 г.

Любимый вождь

Я пионер 25‑го отряда им. Сун-ят-сена гор. Верхне-Удинска, обращаюсь к тебе за помощью. Я знаю, у тебя почти нет свободного времени и минута у тебя дорога, т. к. она идет на работу по строению новой жизни освободившегося трудового народа Республики Советов, но может быть у тебя найдется несколько минут для прочтенья моего письма и [ты] сможешь ответить. Я надеюсь на тебя не как на то недосягаемое, высокое великое, а как на моего учителя и старшего брата, если даже на отца. Я в настоящее время желаю вступить в ряды ВЛКСМ, но беда в том, что не хватает у меня рекомендаций, а отец мой имел несчастье, когда-то был торговцем, и путь в комсомол, мне преграждают эти высокие барьеры-препятствия, которые необходимо или разрушить или перепрыгнуть, я прямо говорю, прошу у тебя рекомендацию и поддержку. Ты не знаешь меня и мою семью, [поэтому] я тебе по пионерски прямо и открыто, ничего не утаивая напишу мою биографию или, вернее, моих родителей и, понятно, несколько слов о себе.

Происхождение мое таковое: дед мой, у которого я и живу в настоящее время, был крестьянином Иркутской губ. В.‑Удинского уезда села Петровского, но вот раз после неурожайного года он с семьей и в том числе и с моим отцом выехал на ст. Хилок и открыл лавку. Все шло спокойно до 1905 г., когда пришел этот один из самых знаменитых в истории русской революции год, дед мой и отец приняли горячее участие в борьбе. Когда наступила реакция, в Хилок приехал ген. Рененкампф с карательной экспедицией, дедушка был арестован и находился в течении некоторого времени под угрозой расстрела, но, благодаря ошибки ген. Рененкампфа отделался отсидкой в Александровском реветлине [равелине], пока не улеглась вспышка реакции и все карательные отряды покинули Сибирь. Дед мой не состоял ни в какой партии и не понимал различий между эсеров, эсдеков и т. д., он, как говорит, был против царя, жандармов и буржуев. Отец мой во время ареста деда, бежал и скрывался в бурятских улусах, а в последствии был выслан в Верхне-Удинск под негласный надзор полиции, как неблагонадежный элемент. Во время революции 1917 г. отец с семьей и в том числе со мной жил в Троицкославске, где служил в торговой фирме Русско-Азиатского тов‑ва, а когда Верхне-Удинск заняли Красные войска, приехал сюда и, не найдя службу, взялся за торговлю, вернее, стал помогать торговать дедушке, через 1½ года нашел службу на Амуре, где и служит сейчас, высылая деньги мне сюда в Верхне-Удинск. Так что сейчас у меня из близких родных никто не занимается торговлей, а почти все находятся на службе и все несчастье состоит в том, что отец торговал с 1902 по 1905 г., с 1911 по 1915 и с 1921 по 1922, и что не может доказать свое участие в революции 1905 г. Я вступил в пионер-организацию полтора года тому назад, и мою работу ты увидишь из копии отзыва для вступления в ВЛКСМ, который мне дал отряд и которую я влаживаю в это письмо. Теперь моя мечта попасть в ВЛКСМ и все мои мысли сосредоточены на ней. У меня есть одна рекомендация председателя Детрайбюро г. В.‑Удинска и отзыв отряда. Дело еще за двумя рекомендациями, и я выбиваюсь из сил найти их, и все безуспешно так как у меня совершенно нет знакомых партийцев, а комсомольцы все молоды с 25‑24 года, а это меня не удовлетворяет и вот я решил обратиться к тебе как к генеральному секретарю ЦК ВКП(б) и любимому вождю беззаветно преданному делу революции, отзывчивому к людскому несчастью и старому большевику, соратнику великого вождя и учителя В. И. Ленина, а я клянусь не поколебать Вашего доверия ко мне, если оно будет, и не зря представить в бюро ячейки 18 при Наркомпросе рекомендацию старейшего из большевиков Иосифа Виссарионовича Сталина.

Теперь о себе. Мне 15½ лет я окончил в этом году 3 класса 2 ступени, имею довольно хорошую политическую подготовку, читаю беллетристику Синклера, Лондона и наших современных писателей Сейфуллину, Неверова, Бибика, Серафимовича и др., а также классиков русской и иностранной литературы, а из политических: Ленина, Зиновьева, Троцкого, Ярославского и твои [труды] и т. д. Теперь я кончаю, с нетерпением жду ответа.

Всегда готов с пионерским приветом.

Илья Тарлинский

Адрес: г. Верхне-Удинск, Бурятская ул,. д. 19. Илье Тарлинскому

РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 486. Л. 103. Машинописная копия.

Письмо интересно тем, что показывает психологию и круг интересов только еще вступающего в жизнь человека, на каких ценностях и идеалах формировался его характер. Желание вступить в комсомол для него представляется естественным. Но это — скорее новое более грамотное и образованное поколение, несомненно, политически более агрессивное, которому еще предстояло вершить дела в тридцатые годы. Но многие взрослые тоже стремились попасть в партию, чтобы продвинуться куда-то наверх.

Многие письма представляют собой нравоучительные сентенции о том, как должен и как не должен вести себя коммунист, комсомолец, пионер, женорганизатор, делегатка, приводятся примеры достойного или недостойного их поведения. «Комсомолец тот, кто не курит, не пьет, не ругается матом», «пионер не хулиганит, не курит», «делегатке не годится вдвоем с мужем только жить» (имеется ввиду — не заниматься общественной работой) и т. п. В ряде случаев сообщалось о фактах действительно самоотверженного служения новым идеям, о благородных поступках коммунистов и комсомольцев. Так, в селе Лопатино Вадской волости Арзамасского уезда коммунист Иван Васильевич Козлов во время эпидемии тифа предоставил медицинским работникам для борьбы с нею свою избу, став заложником страшной болезни.⁶*

Часто авторами писем были слушатели курсов ликбеза. В своих письмах они хотели показать, как хорошо они усваивают основы политграмоты, как здорово решают арифметические задачи, умеют писать стихи. Правда, стихи как-то все время сбивались на подражание хрестоматийным пушкинским и некрасовских строкам: «Наша ветхая деревня и печальна, и темна», «Ой вы пчелы, мои пчелы, пчелы тяжкого труда, не забыл я вашей доли, не забуду никогда».

Новые явления более всего коснулись молодого поколения. В то же время складывался странный симбиоз норм традиционного и нетрадиционного поведения, который при отсутствии прежних сдерживающих центров, религиозных например, мог привести к даже к разрушению общепринятых нравственных принципов, и без того уже подорванных веяниями ХХ в. Такой стиль поведения легко усваивался даже комсомольцами, призванными нести в массы новую мораль. В одном из писем, содержавшим пространное описание деятельности комсомольцев д. Подлесово в 40 км от Нижнего Новгорода рассказывалось, как комсомольцы ворвались в избу к одной девушке, погасили свет и стали сквернословить и хулиганить, доведя ее до плача и крика. Уходя, один из них споткнулся в темноте о самовар и решил прихватить его с собой, чему помешала вернувшаяся мать девушки.⁷*

Нередки были случаи изнасилования. В одном из писем, пришедших в “Крестьянскую газету” из Московской губернии, как факт прошлой жизни, относящийся, кстати, к осени 1918 г., очень подробно, со смакованием деталей приводится совершенно безобразная сцена группового изнасилования, которое привело к умопомешательству девушки, превратившейся в “деревенскую дурочку”⁸* Впрочем, похожими описаниями пестрят и документы 1920‑х годов. Приводим письмо П. Т. Зайцева деревни Зайцево Киебаковской волости Барского кантона Башреспублики от 27 апреля 1925 г.

Никольское происшествие.

Никольско-игровский комсомол просветительных работ никаких не производит, кроме нескольких жалких спектаклей, которые ставит в сборной избе починка Никольского, которая имеет обширность 28 квадратных аршин. Деревенскую молодежь совершенно не вовлекают. Кроме этого, на пасхальной неделе в починке Никольском была изнасилована молодая женщина и даже несколько побита. Насильство происходило в сборной избе, причем участвовал один комсомолец Митрохин Петр.

Некоторые были несколько ... [слово неразборчиво] в голове. Всего было 7 человек. На второй день утром на общем сходе граждан починка Никольского[, когда] потерпевшая заявила происшествие, то граждане ее только поддразнивали, ето им было забавно, потому что она плачет, а им смешно. Комсомол же ето дело должно быть считает законным, потому что не обратил внимания. Бедняге пришлось уйти со схода со слезами на глазах. Никольско-игровский комсомол надо хорошенько вычистить, чтобы насильщиков и употребителей самогона в комсомоле не было и духа.

Чужой [Псевдоним].

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 3. Д. 139. Л. 201. Подлинник. Рукопись.

События такого рода обычно происходили на так называемых “посиделках” или, как их называли в городе, “вечорках”, где формы ухаживания были, как говорят, “на грани”, и после изрядного подпития заканчивались частенько “пробой” девушек. О том, как происходили эти посиделки рассказывает письмо А. Лобанова из деревни Михновичи Мозырского округа Гомельской губернии Белорусской ССР от 18 февраля 1925 г.

Деревенская молодежь

В деревне Михновичи Мозырского округа живет бедный крестьянин пролетарского происхождения Веремеев Андрей. По вечерам к нему собираются девушки для того, чтобы провести веселей свою работу, здесь они веселятся, поют пролетарские песни — видно, девушки сознательные. Сюда же к ним по вечерам приходят беспартийные холостяки, считающие себя большими, красивыми и очень умными кавалерами, из них следующие: Лобанов Харитон и Веремеев Сергей. Но они такие темные парни, что про них даже и говорить нечего. И для того, чтобы иметь гарнизацию* с девушками, они наоборот отвлекают их от себя: первый из них даже допризывник, проходивший всеобуч, каждый раз гасит их лампу и в темной хате толкает девушек, другой в это же время подойдет к печке, наберет сажи из углерода и поумазывает этих девушек, что они не узнают друг друга, а если которая что-нибудь скажет против, то он как толкнет ее, то она и не узнает, с какой стороны ей так досталось. Почему прошу “Крестьянскую газету” пропустить таковых граждан и в своем заключении дать им строгий выговор, так как с ними невозможно ничего сделать, не слушают никакого уговора.

Селькор А. Лобанов

РГАЭ.Ф. 396.Оп. 3. Д. 234. Л. 33‑33 (об). Подлинник. Рукопись.

___________

* Видимо, от слова “гарный” — хороший. Имеется ввиду “привлечь к себе внимание”.

«Посиделки» — обычный способ времяпрепровождения молодежи в деревне, особенно зимой. Нередко на них собирались только девушки, пряли, распевали, песни, занимались гаданием, обсуждали своих суженых и т. п. Селькор Михаил Григорьевич Купцов (псевдоним “Овод”) из д. Задворки Воскресенской волости Нижегородской губернии сообщал, что в его деревне ребята и девушки на святки любят рядиться в разные костюмы. Особенно любят костюмы “барышень” и покойников. Часто ходят в чужие деревни на посиделки. Заниматься политикой и получать знания не хотят, говорят, что лучше будут прясть. «А какая пряжа, — заключает селькор, — когда то одна, то другая девушка оказываются беременными».⁹*

В двадцатые годы подобные явления стали считаться пережитками старого быта, с которым необходимо вести беспощадную борьбу. Об этом, в частности, свидетельствует письмо Е. А. Колдошовой из села Ермолова Побединской волости Скопинского уезда Рязанской губернии от 31 марта 1926 г.:

Старый быт

У нас в селе Ермолове Побединской волости, почтовое отделение и уезд Скопин, Рязанской губернии [в] 1926 году под Новый год девушки-крестьянки занимаются гаданием. Каждая девушка наливает воды, берет венчальный перстень и каплет свечкой в этот перстень. Когда капнет три раза, тогда уже она смотрит, что у ней выходит: венец или гроб. Вот гадали две девушки. Принесли святой воды, налили в чайный стакан, в эту в воду разбили яйцо, накрыли стакан полотенцем, которое ни разу не пачкано. Через 15 минут стали смотреть. Одна девушка видела как будто церковь, вторая бутылку и несколько столбов. Вот чем занимаются наши крестьянки.

Е. А. Колдошова

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 43. Л. 45. Подлинник. Рукопись.

О борьбе с гаданиями, знахарками, бабками-повитухами, темнотой и невежеством, различного рода суевериями рассказывается во многих письмах, причем авторами их большей частью является молодежь: комсомольцы и комсомолки. Но не только они. Много приходило писем от женщин, зараженных идеей женской эмансипации, которую активно проповедовали статьи в газетах и журналах. Вот, например, копия заявления крестьянки П. Я. Новиковой, отправленная ею в “Крестьянскую газету”, видимо, для того чтобы проинформировать широкий круг читателей о своем “раскрепощении” от “тяжелого гнета замужества”.

Заявление.

Изъявляю собственное свое желание в Прудковскую комъячейку вступить в партию РКП, почувствуя себя вполне готовой к этому вступлению и в полном смысле подготовилась. Образования среднего.** Политически слабо развита. Домашности я не имею никакой и поэтому числюсь полной пролетаркой. Под судом я никогда не была. Решение мое вступить в партию — это есть знак благодарности великому нашему вождю Владимиру Ильичу, через которого я получила полную свободу.

Проживя 10 лет под тяжелым гнетом замужества, я, не находя никакого выхода, боясь всю жизнь греха и думая: это недопустимо, но благодаря изданного декрета дорогим Ильичем, женщина может свободно избавиться от кулаков мужа и может жить свободно, и я твердо решила всю свою жизнь подарить в защиту женщины и народа, и с гордостью и с распростертыми объятиями пойти навстречу пролетарии, и выполнять заветы дорогого для меня Владимира Ильича, ибо его имя не умрет в моем сердце и с его именем я доведу свою жизнь до конца, защищая женщину. В чем и прошу Прудковскую комъячейку выслать мне анкету для заполнения, в чем и подписуюсь собственноручно: П. Я. Новикова.

При сем прилагаю свой адрес: Тайгинский район, Борисовский сельсовет, участок Ланской.

Прошу не задержать.

Вступаю в партию под лозунгом: «Да здравствует декрет Владимира Ильича, раскрепостивший женщину».

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 2. Д. 26. Л. 53 (об). Копия. Машинопись.

___________

* Старое название г. Кемерово в Кузбассе.

** Скорее всего, автор под средним образованием имеет ввиду, что является не совсем уж безграмотной.

Сюжет “раскрепощения” женщины, избавления ее от “домашности” — один из самых излюбленных в содержании писем. Положение женщин в дореволюционной России, действительно, было незавидным. Прежде всего, следует отметить явную отсталость женщин из простого народа в области образования и культуры, их забитость, ограниченность круга интересов выполнением самых элементарных семейных обязанностей: стиркой, приготовлением пищи, уходом за детьми, скотом и т. д. Частенько приходилось испытывать силу кулака, различные мытарства и издевательства со стороны нетрезвых мужей. Мало что изменилось и после революции, пока не развернулась борьба за “эмансипацию”.

При советской власти женщины стали втягиваться в активную общественную и политическую жизнь, причем это явление постепенно проникает в самые глухие деревенские углы. Большую роль при этом играли специально созданные женские организации и их активистки — женорганизаторы или “делегатки”. Но о том, как туго продвигалось “пробуждение” женщин, говорится в одном письме из Воронежской губернии, полученном “Крестьянской газетой” 3 апреля 1926 г.

Кто бы освободил женщин?

В слободе Новоосиновке Острогожского района во время годовщины Красной Армии на собрании граждан выступали с приветствием Красной Армии от разных организаций: от сельсовета, от школы, от ячейки РЛКСМ, от ... [слово неразборчиво], от Красной Армии, от женорганизации, — одним словом, все хорошо, только одно плохо, что после собрания учительница-женорганизатор высказалась за то, чтобы мужчины своих жен водили на собрание: «Вот они у вас никогда не ходят на собрание».

Кроме сего были выборы на беспартийную конференцию на общем собрании в марте и от высших органов был приказ такой, чтобы на конференцию были избраны делегаты, половину женщин, коих ни одной не было на собрании, исключая учительниц и комсомолок и трудде[т]колонии. Но все-таки женщин голосовали и заглазно.

Двяко

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 43. Л. 185‑185 (об). Подлинник. Рукопись.

Повышение общественной роли женщины сопровождалось зачастую далеко неоднозначными явлениями. Сложившийся семейный уклад, освященный религиозными обрядами и обычаями, подвергался разрушению, причем подчас в весьма агрессивной форме. Как следствие — распад семейных связей, увеличение числа разводов. За двадцатые годы число разводов выросло примерно втрое. Особенно это было характерно для города, где среди замужних женщин в противовес старой заповеди: «Жена да убоится мужа своего» была весьма популярной частушка: «Советская власть: мужа не боюся, если плохо будем жить, возьму — разведуся». Естественно, что подобное легкомысленное отношение к семейным обязанностям не могло не породить ряда проблем. Об одной из них повествует письмо И. Е. Полищука из села Ошухино Кыштовского района, Барабинского округа Сибирского края от 3 апреля 1926 г.:

Положение молодежи в отношении женитьбы

Очень хорошая Советская власть на все отношения, но на одно плохо: в женитьбе молодых ребят. Большое распущение дано женщинам. Приведу несколько примеров про себя лично: ввиду нехватки рабочих рук в сельском хозяйстве в 1925 г., 16 января, я женился. Мне всего только исполнилось тогда 18 лет. Женился я на пожилой девице лет 24. Пожила она месяца два как и полагается, а на третьем месяце начала жить на свою аферу: уходит с вечера после управы по хозяйству и ходит до полночи и больше. А если что скажешь, она сейчас и заткнет горло: «Сейчас Советская власть, куда хочу, туда и иду». Поморочился я с ней, а все-таки на четвертом месяце женитьбы пришлось разойтись.

Теперь обратно в 1926 г., 18 февраля я опять женился на другой девушке, уже разошедшейся с мужем, и опять такая же картина, как и с прошлой. Ни убеждения, ни ласки, ни ругань, ничто не помогает, потому что очень большое распущение женщинам. По этому вопросу нужно издать новый закон, хотя бы сколько-нибудь потеснее, чтобы женщина не так здорово понимала Советскую власть. Но не подумайте, что я угнетатель женщин, я первый защитник женских интересов на селе, но все же советую подержать разнуздавшуюся женщину.

Полищук

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 43. Л. 156‑156 (об). Подлинник. Рукопись.

Автор вроде бы и не против раскрепощения женщин, но до тех пор, пока это не создает ему трудности в жизни. В одном из писем, пришедшем в 1925 г. в “Крестьянскую газету” из Московской губернии рассказывается о столкновении между мужем и женой по поводу того, заводить или не заводить детей. Первый, ввиду нищеты, не хочет их иметь, жена же — напротив. Вопрос был улажен только после его обсуждения на заседании женорганизации.¹⁰* Есть письма, в которых политика советской власти в женском вопросе встречала явное непонимание и противодействие, как например, в письме крестьянина И. Т. Потапова из села Кувай Алатырского уезда Чувашской АССР от 22 ноября 1926 г.

В редакцию “Крестьянской газеты”.

Уважаемый гражданин редактор. Кое-где я читал в газетах, календаре и прочих книгах о якобы угнетении женщины, что втянуть в политику массы нельзя без того, чтобы не втянуть в политику женщин, ибо женская половина рода человеческого при капитализме угнетена вдвойне, что они были неполноправными, затем главное, что якобы они остаются домашними рабынями и задавлены самой мелкой, самой черной тяжкой работой кухни и вообще домашнего хозяйства и т. д. и т. п. Все ли правильно это? Иногда приходится беседовать с крестьянами и приходить к правильному заключению, что это не все правильно.

Первое. Хотя правда, что они были неполноправными с мужчинами и не имели голоса, что нужно их уравнять в правах. Второе. Но в корне неправильно и мы, крестьяне, не согласны с тем, что якобы женщина была угнетена, и [женщины] остаются домашними рабынями и задавлены самой мелкой, черной, тяжелой работой кухни и вообще домашнего хозяйства. Вопрос: если жена не будет готовить на кухне и няньчить ребят, то неужели мужчина должен делать сам все? Значит, мужчина должен пахать, кормить на дворе скот, поехать на базар, на работу, вообще работать все по сельскому хозяйству или зимой заниматься каким-нибудь кустарным ремеслом и т. д. — и печь хлеб, варить суп, готовить чай для семьи и ухаживать за ребятами, а женщина или жена должна ничего не делать по кухне, только сидеть, так ли будет это? И правильно ли? Пусть хотя не только крестьянин, хотя бы комиссар в Москве свою жену из кухни посадит в канцелярию, а сам будет на кухне пироги, суп, чай готовить и быть нянькой, правильно ли будет это? Нет, не правильно, это подстрекательство, чтобы женщина не работала на кухне. Не всем сидеть в канцелярии, нужно кому-нибудь работать и на кухне, ведь каждый мужчина не сидит, тоже что-нибудь постоянно работает: то в поле, то на дворе, только не на кухне, и поэтому на кухне работа совсем не тяжелая — пироги печь. Тяжесть труда в семействе несет более мужчина, а не женщина. О равноправии скажу, что женщина должна быть равноправной, а о распределении труда — женщина должна быть на кухне, а не в канцелярии. Редакция, прошу опубликовать письмо или ответ на это письмо в ближайшем номере вашей газеты. Я буду следить, что правильно или неправильно.

С почтением крестьянин Иван Тимофеевич Потапов

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 43. Л. 134‑134 (об). Подлинник. Рукопись.

Впрочем, среди мужчин находились и сторонники раскрепощения женщин. Письмо С. Т. Наумова из станицы Жуковской Цымлянского района Сальского округа Северо-Кавказского края примечательно тем, что исходит из местности, всегда отличавшейся строго традиционным отношением к обязанностям и роли мужа и жены в семье и недопущением разного рода “вольностей”, чреватых для жен самыми печальными последствиями.

В “Крестьянскую газету” по поводу статьи «Вопль мужской души» в “Крестьянской газете” № 104 от 8 декабря сего года 1925.

Я, казак станицы Жуковской, Цымлянского района, Сальского округа, хочу сказать молодому крестьянину по отношению его письма следующее: прочитал я, бра, [брат] твою статейку и испугался, вдумываясь, а что если наше советское правительство внемлет твоим мольбам и поставит женщин законными статьями в те рамки, в коих она была до 1917 года, то есть до революции у нас в России. Приведу пример, може, он, бра, на тебя повлияет, и ты в свою очередь испугаешься и не будешь задумываться над правами женщин. Так вот, бра, пример: у нас, у казаков, постановка такова и имело место случаев сплошь и рядом. Когда жена казака при общем гулянии, ну, на пирушке, штоль, и вот я или вы, молодой крестьянин, протанцевал с ней и сказал по обычаю: «Кто танцевал — тот и целовал». Ну, известно, и поцеловал бы. Так за эту штуку, хотя и обычную, а на почве ревности казак до полусмерти избивал жену, каковая не умела увернуться от поцелуя другого казака. А она должна быть нема как рыба и не могла никому пожаловаться, а хотя бы и пожаловалась, так сказали бы: «Слухай мужа». Или еще проще: «По заслугам и жалуют». Так вот, бра, штука-то, невольно мурашки по коже полезут. А то ты испугался, что, мол, уйдет жена и возьмет часть. Я полагаю, что должен суд усмотреть, при каких обстоятельствах обстоит развод и по заслугам награждать, а в отношении ребенка, конечно, ты как отец должен воспитать его, а то, пожалуй, мы ребята славные ..., а потом в кусты.

Красный казак Наумов Сергей Титович

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 43. Л. 160‑160 (об). Подлинник. Рукопись.

Это письмо представляет собой реакцию на напечатанную в газете очередную жалобу о том, что слишком большие права советская власть предоставила женщинам. Однако и многие мужчины, как свидетельствует письмо В. С. Гончаренко из Аконбурлугской волости Кокчетавского уезда Акмолинской губернии от 25 марта 1925 г., были непрочь извлечь “пользу” из либерализации брака.

За последнее время на страницах периодических изданий появляются заметки о новом быте вообще и о браке в частности. Но очень редко встречаются статьи о разводе и о борьбе с разводами, когда принимается массовое явление. Особенно сильно эпидемия разводов распространилась в современной деревне в Сибири и Кирреспублике*. Разводы в деревне, главным образом, начинаются по инициативе мужчин и, главным образом, партийных. Это, безусловно, кладет на партию пятно и вызывает среди беспартейных весьма недвусмысленную насмешку над новым браком. Главным фактом и в подобных разводах служит то, что муж живет со своей женой в продолжении 10‑12 лет, попадает волей судьбы в город, в исполком или вообще в какое-нибудь учреждение, находит, что жена для него неподходящая как малокультурная, и он вместо того, чтобы воспитать ее, находит легкий способ отделаться от такой жены при помощи развода, который при теперешних условиях очень прост, и женится на какой-нибудь городской “крале”. Старая жена остается часто даже с малолетними ребятами, почти без всяких средств к жизни. Или бывают разводы другого сорта, примером таких разводов могут служить разводы секретаря ячейки коммуны “Красная роза” Кокчетавского уезда Акмолинской губ. т. Лелюка. У этого разводы приняли хронический характер. Прибыл с женой в коммуну в 1921 г., он в скором времени расходится с ней ввиду того, что охладел к ней и ему нужна была перемена “блюда”. Жене после этого пришлось перейти в другую коммуну с ребенком. Лелюк женится на другой коммунарке, ранее подготовленной. Проходит несколько времени, жена забеременела и как всякая женщина во время беременности подурнела. Видя перемену в жене, т. Лелюк вспомнил, что на Украине проживает его первая любовь и он задумал опять развестись, послал на Украину письмо с предложением, на что получил согласие. В это время жена, живущая с ним, родила и сразу после родов получила предложение развестись.

Подобные поступки не достойны члена РКП (б). Окружающее население, смотрящее на коммуну как на образец, ставит на вид эти разводы. Желательно было бы выяснить на страницах газеты отношение к подобным явлениям видных работников партии, науки, а также и читателей.

Коммунар

Член коммуны «Красная роза» Аконбурлугской волости Кокчетавского уезда Акмолинской волости Гончаренко Василий Саввич.

Просьба фамилии моей в газете не проставлять ввиду того, что мне в коммуне тогда не ужить.

В. Гончаренко.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 3. Д. 83. Л. 25‑26. Подлинник. Рукопись.

___________

* Киргизская республика — старое наименование Казахской АССР, впоследствии союзной республики.

Как видим, возможностью развестись пользовались и недобросовестные мужчины, не желавшие “вешать хомут на шею”. Особенно удручает автора, что к такому способу поведения прибегают члены партии и советские начальники, призванные вроде бы идти в авангарде нового быта. Между тем явления, подобные описанному, действительно получили широкое распространение в 1920‑е годы вплоть до высших эшелонов власти. Многих выходцев из простонародья, выдвинувшихся на руководящие посты, уже не устраивали их прежние жены, которые, по их мнению, и некрасивы, и дурны, и невежественны. А под рукой всегда имелся “подходящий материал” в лице “советских барышень”, которых немало служило в советских учреждениях и которые и красивее, и умнее, и образованее. Само собой, что распад семейных отношений сильно влиял и на материальное положение покинутых семей, и на воспитание детей, во многом предоставленных самим себе, и на судьбу брошенных жен.

Вообще говоря, “улица” всегда играла большую роль в воспитании человека в России, как в городе, так и в деревне. Эта своеобразная субкультура сильно влияла на формирование характера человека, на язык, речь, нормы поведения. О том, как обстояло дело с воспитанием деревенских детей, рассказывает письмо А. И. Пухова из деревни Бахарево Матвеевской волости Кологривского уезда Костромской губернии.

В “Крестьянскую газету”.

Читая в “Крестьянских газетах”*, я не встречал специальных статей по воспитанью детей деревни, а главное — в этом вопросе деревня нуждается всего более в правильном воспитании детей. Дети деревни, особенно в летнее время, предоставлены самим себе. Отсутствие детских яслей в деревне заставляет матерей во время страдной поры оставлять грудных детей с детьми-малолетками от 5 до 12 лет. Ясно, что такие глупые няньки, которые еще сами требуют за собой присмотра, плохими являются няньками. Предоставленные самим себе, они и не думают смотреть за своими братишками или сестренками, им самим еще хочется поиграть, тем более, что за ними нет присмотра, а в играх их нет разумного руководителя, который бы показал забавные и полезные для развития детей игры. Ввиду этого дети в деревне ведут игры с хулиганскими наклонностями, а главное — война камнями, разухабистые песни, матерщина, и как заняты опустошением садов и огородов. В нашем месте абсолютно нельзя посеять гороха в отдельном хозяйстве или другие овощи, которые можно кушать в сыром виде, как то: репа, морковь, брюква, огурцы и т. д. Особенно страдают от детских нашествий сады, в которых они уничтожают совершенно еще зеленые, никуда не годные плоды да и губят молодые побеги деревьев. А самое плохое — это куренье табаку и питье самогона, от которых нередко проходит красный петух. И так что худые наклонности очень распространились среди детей, ввиду этого очень приходится бояться за будущих этих граждан СССР. А не так трудно поставить правильное воспитанье детей: там, где маленькая деревня от деревни близко, их можно объединить, устроив детскую площадку, а где же большое село или деревня, там можно в каждой деревне отдельно. Учитель руководит на площадке играми детей, можно допускать инициативу детей, если они не будут выходить из рамок приличья, в деревне представляется возможность ходить в лес, по полям, объясняя детям явления природы, и как растут и питаются растения, и какое имеет значенье для крестьянина и государства лес. И вместо худых наклонностей и хулиганских привычек явится у детей интерес к правильному физическому труду, развитью путем полезных наблюдений за природой, и полезных игр, гимнастических упражнений, и полезное знание путем близкого знакомства с природой. И таким путем вместо долго неисправляемого бесприсмотрым деревенским воспитанием молодого поколенья мы увидим нашу смену здоровую телом и духом, достойную званья свободного гражданина СССР.

Я, крестьянин, часть времени провожу на своем крестьянском хозяйстве, а другую — на отхожем промысле в городе как строительный рабочий. Видя разницу воспитанья детей между городом и деревней, я написал эту статью, взятую с моего личного наблюдения. Может, редакция найдет нужным поместить ее на страницы своей газеты.

Годовой подписчик «Крестьянской газеты» А.И.Пухов

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 43. Л. 209. Подлинник. Рукопись.

___________

* Имеется ввиду в номерах “Крестьянской газеты”.

Сама будничная жизнь нередко давала дурной пример для подражания. Письма пестрят упоминаниями о постоянных разборках между людьми: то по поводу забоя скотины, забредшей на чужие покосы, то о сваре между женщинами по всякого рода пустякам, то о нанесенных травмах и увечьях.

В целях того, чтобы облегчить участь женщин, освободить их для более активной производственной и общественной деятельности, способствовать правильному воспитанию детей советская власть создает систему детских дошкольных учреждений, входивших в систему соцвоса (социального воспитания) Наркомпроса. Наиболее широкая сеть этих учреждений существовала в городах с более развитой социальной сферой, обеспечивая преимущество для занятых на производстве. Там же имелись и более подготовленные кадры для правильной постановки дела. Именно это имеет ввиду А. И. Пухов, сравнивая деревню и город. Одновременно кое-где стали появляться ясли, детские сады и площадки и на селе. Как всякое новшество, они встретили неоднозначную оценку среди крестьян. Естественно, что самыми горячими его сторонницами стали женщины. Об этом свидетельствует письмо крестьянки К. Плюсниной из Пермского округа Уральской области.

Заметки о сенькинских детяслях.

28 августа 1926 г. я, крестьянка деревни Усть-Тул Сенькинского сельсовета Плюснина Клавдия, посетила сенькинские летние детские ясли. Когда я дошла в ясли, то сразу заметила, что в яслях полный порядок, в комнатах чисто, дети все чистые, умытые и все причесанные и все в чистом, белье белое на кроватках все чистое. Дети лежат в сухих пеленках и во всех углах следят за ребятишками, няни так хорошо ухаживают за ними, без крика и шума и никак не запугивают детей. И было в кладовой белье все выглаженное и хорошо простирано, и всюду и везде царит чистота. И потом также я дождалась приготовлением обеда; стол, на котором обедают дети, впокрыт белой скатертью и клеенкой и к обеду был подан суп мясной, очень жирный, каша просовая молочная, котлеты картофельные. И перед обедом дети вымыли руки и одели очень чистенькие фартучки, и я спрашивала детей, скучают ли они или наедаются ли они, но и так же все ответы получила: очень довольные дети говорят, что «нам здесь лучше, чем дома». И я нахожу, что такие ясли являются нам, матерям, в летнее время большой опорой в смысле сохранения здоровья ребенка. А также и мать может принести больше пользы от ребенка. А потому желательно бы побольше иметь таковых ясель. Заведующая яслями, как видно, вся отдалась делу ясель. И желательно бы, чтоб побольше было таких заведующих нашими яслями.

К настоящей заметке подписываюсь Клавдия Плюснина.

Ясли работали с 9 июня 1926 г. по 24 сентября. Количество детей ежедневно — 18 и 19 чел.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 45. Л. 6‑6(об). Подлинник. Рукопись.

Конечно, учреждения, подобные сенькинским яслям, если сравнивать с тем, о чем рассказывается в письме А. И. Пухова, а также на фоне заскорузлого и полуголодного деревенского существования, производили самое благоприятное впечатление. Правда, сами крестьяне, остающиеся под сильным влиянием косной общинной психологии, нередко выступали против каких-либо нововведений, демонстрируя поистине “шильдбюргеровское” к ним отношение, как свидетельствует сообщение В. А. Хохлова из деревни Алексино Приводинского сельсовета Котласского района Северо-Двинского округа Северного края от 18 октября 1926 г.

«Не надо детских ясель»

Комиссия при Приводинском сельсовете получила задание от Котласского райисполкома организовать детские ясли и пожарные дружины в деревнях. Члены комиссии отправились по деревням с агитацией, но мужички уперлись, и баста: «Это нам нейдет, во-первых, надо помещение под ясли, во-вторых, нянек и вообще всех служащих [надо] содержать на свой счет, и, в-третьих, питание детям тоже свое. Да если все-то подсчитать за лето, так ведь шибко мно[го] выбежит. Нет уж, эта стать нам не подойдет. А то ли дело как свою-то няньку нанял, она те и с ребенком возится, и в печи смотрит, и скотину прибирает, и дом стережет, а и все-то удовольствие стоит не больше 20 рублей (срок нянек — с июня по 1 октября по старому стилю).

А что насчет пожарной машины и организации дружины, так мы это понимаем, что дело хорошее, но на машину средствиев-то нет, а дружина — так это и совсем нам не подходящее дело. Ну, например, скажем, организуй мы дружину и случись пожар за рекой, ну как мы поедем туда с машиной да с конями-то. Село у нас заречное, кругом вода, сидим как зайцы на острову, куда ты поедешь, да еще при таком спешном деле. А не выехал — и капут тебе с маслом, оштрафуют тебя, да еще и под суд попадешь. А где нам таскаться по судам, коли семейное дело! Нет уж, избавьте, пожалуйста, нас от этого», — вот что толковали крестьяне членам комиссии, и не смотря ни на какие увещевания и разъяснения они остаются при своих убеждениях, и попытки членов разъяснить им всю правильность остались гласом вопиющего в пустыне.

Член комиссии крестьянин В. А. Хохлов

Просьба пропустить мою заметку, увидев крестьяне каковую в газете, быть может поймут свою ошибку.

С коммунистическим приветом секретарь Прокурской ячейки ВЛКСМ В. Хохлов.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 45. Л. 60‑60 (об). Подлинник. Рукопись.

Очень многое в организации нового дела зависело от человека, который всей душой отдается ему. На это указывает и письмо К. Плюсниной. Между тем, в деревне таких кадров было мало, приходилось привлекать людей случайных. Тогда вместо пропаганды нового быта получалась картина прямо противоположная, подобная описанной в письме Колосовского из деревни Лезно Чудовской волости Новгородской губернии от 30 июля 1926 г.

В “Крестьянскую газету”

У нас в лезенских детских яслях на 25 детей одня няня, а заведующая яслями занимается шитьем платьев и ухаживать хотя бы за взрослыми детьми считает не ее делом, а из-за недосмотра были случаи падения детей с лестницы второго этажа, и, наконец, режим экономии на сокращение штата и сокращение порций сделал наши ясли пугалом для детей. Те бедняки-родители, у кого и кормить нечем и не на кого в летнюю пору оставить детей дома, поневоле несут детей в ясли, а остальные в случае капризничанья пугают, что «сейчас в ясли снесем», а дети несмотря на свой двухлетний возраст, знают, как хорошо в яслях: бросят в кровать или в корзину и реви до вечера, няня говорит: «У меня не 25 рук, чтобы за всеми ухаживать». Да и с пищей нехорошо: утром напоят чаем иногда с белым, а то и черным хлебом, в 12 часов покормят рыбным супом, и с 12 до 6 часов — ничего, а в 6 часов, если осталось что от обеда, то покормят, а нет, то и так. Заведующая говорит: «Дома накормят». А того не знает, что у некоторых бедных вдов работающих самих только с хлеба на других и черного хлеба не хватает. Надо сказать, что к положенным 20 коп. на ребенка матери ежедневно несут в ясли бутылку молока, яйцо и фунт масла в месяц, а из этого расчета можно питать очень хорошо детей, но наша заведующая, расходуя всего лишь 10 коп. в день на ребенка, яиц не расходует, разве парочку сварит себе, а масло до того долежало, что прогоркло и надо выбросить. Если няня не предложит вывести детей на прогулку, то заведующая не пошлет, и вообще к делу ясель относится гр. Елисеева очень халатно. Видя такие непорядки и нераспорядительность, матери берут обратно детей из ясель, а служащие разбегаются, за 20 дней работы ясель уволилась кухарка и была уволена заведующей Елисеевой прачка — бедная вдова (делегатка-крестьянка) за то, что осмелилась вступить в рассуждения с заведующей, указать ей на прошлогодние порядки ясель, где дети были сытыми, не было такого воя голодного, находились под заботливым наблюдением заведующей и все понимали, что ясли для нас полезны, да и детей бывало не унести с ясель домой, а теперь нейдут, причем в разговоре неосторожно назвала заведующую на “ты”.

Елисеева — бывшая учительница (снята проверкомом со школьных работников), воспитанница какого-то генерала, говорит, что она назначена Новгородом и вовсе не обязана отчитываться перед деревенскими бабами и, «наконец, я им не подруга, чтоб они называли меня на “ты” и не для того же я училась, чтоб всякая грязная баба стала мне указывать свои порядки», а когда ей посоветовали поближе держаться к крестьянке, то ответила, что для этого она знает “известные границы”».

Напоминали и волисполкому о ненормальностях работы ясель, приехали, посмотрели, когда там детей не было, нашли, что чисто, кроватки на месте — и уехали.

Чувствуя, что волисполком далеко, 20 верст, и бывает только по вызову, да и то поверхностно, смотрит заведующая Елисеева, уж не использывает ли этот режим экономии в свою пользу, тем более говорила служащим: «Я припишу немного, вот мне на дорогу и хватит, тогда съезжу в Новгород». А крестьянки говорят, что «ну и прислал нам Новгород барыньку», а кажется простая-то баба-крестьянка куда ближе знает вопросы охраны младенчества и гораздо лучше справилась бы с порядками ясель, нежели гр. Елисеева, которая боится взять на руки наших детей, называя их “чумазыми”».

Колосовский

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 45. Л. 282‑283, 285. Подлинник. Рукопись.

В целом же в двадцатые годы система дошкольного воспитания в стране только еще складывалась, будучи свидетельством скорее любопытного новшества, чем четкой и планомерной постановкой дела. К 1929 г. в огромной стране насчитывалось всего 1500 дошкольных воспитательных учреждений. Так же, как в деле налаживания систематического школьного образования, не хватало средств, кадров, помещений и т. п.

Среди мероприятий советской власти того времени нельзя не упомянуть налаживание новой системы здравоохранения, создания санаториев и домов отдыха для трудящихся. Под них приспосабливались дворцы, особняки и лечебные заведения. Конечно, далеко не все из них были равнодоступны, но сам факт их появления и возможность воспользоваться ими в период отпуска оказывали благотворное воздействие на общество. О пребывании “на курортах” имеется большой пласт документов-воспоминаний простых тружеников. Приводим рассказ крестьянина В. К. Куликова из глухой сибирской деревни Николаевской Устьянского района Канского округа Енисейской губернии от 6 декабря 1926 г.

Рай.

Я не знаю, по какому счастью мне, грешному бедняку, пришлось попасть в рай, который называется курорт Усолье, про который напишу хотя несколько слов из своего многоумного знания. Когда я был в восхищении представлен к воротам этого рая, грязный, оборванный, грешный, от сохи крестьянин, то мне представилась следующая картина: ко мне откуда-то явился Ангел* в чистой белой одеже и повел меня по мытарствам, которые мне неминуемо было пройти, как грешнику бедноты. И вот первое мытарство: с моей головы остригли начисто волосы и потом обобрыли мне бороду, и я во всем подчинялся. После этого другой Ангел повел меня в теплое и светлое помещение, где мне было дано мыло и какое-то мягкое вещество, и мне было сказано чисто умыться под фонтаном чистой теплой воды, и я подчинялся, после чего мне показалось очень хорошо и приятно. Пройдя это мытарство, передо мной явилась чистая, белая и красивая Ангельша, которая повелела мне следовать за ней, и я ей подчинялся. Она привела меня в чистое и светлое помещение, где мне было уготовано место покоя. Здесь я увидал несколько человек, таких же грешников-бедняков, как и я. Здесь Ангельша, давши мне чистую одежу, предложила такую же чистую и мягкую постель и, отходя от меня, сказала мне соблюдать чистоту и не бросать на пол окурков, в чем я и подчинялся. Но так как уже был вечер, то я лег и уснул. О чудо, как я крепко и сладко спал в такой мягкой постели! На следующий день новой Ангельшей был препровожден в чистую столовую, где мне был подан утренний чай, калачи, яйца, колбаса, ветчина и масло, и я, попивши чаю, благодарил, а сам не знал, кого. Потом этой же Ангельшей я был представлен к другой, более солидной Ангельше, которая тотчас же приказала мне раздеться, и я ей подчинялся. После чего стала осматривать меня, чем я грешен, желая освободить меня от имеющихся у меня телесных, тяжелых для меня грехов. И осмотревши, дала мне на руки маленькую хартию [карту], причем приказала другой Ангельше повести меня в целебную воду, и я подчинялся. Искупавшись в целебной воде, меня повели в сад. Здесь, в саду, в чистом помещении были расставлены рядами столы, покрытые белыми скатертями, и я удивился этой чудной обстановке. Вдруг явился ко мне Ангел с открытой курчавой головой, держа в руке маленькую хартию. Он стал предлагать мне разные кушанья, намеченные у него на хартии, но я молчал, не зная, что ему ответить, и лишь только через несколько секунд я смел ему сказать, чтобы он подал мне любимый русский борщ, и он мне подчинялся. После сего видел я: посреди этого рая стояло древо жизни и древо познания добра и зла. На древе жизни росли разные фрукты, а на древе познания добра и зла стояли разные бутылки, но к ним решил я не прикасаться, потому что мне, как бедняку — грешнику, это показалось невозможным.

Много мне пришлось здесь еще кое-что видеть, о чем писать я не стану, потому что для меня это показалось малоинтересным. Но я интересовался узнать только лишь одно: кто имел возможность довольствоваться здесь, в этом раю, 9 лет тому назад. И об этом я узнал от одной Ангельши, которая мне сказала, что тогда имели здесь блаженство толстобрюхие праведники с полными кошельками золота, а бедняков-грешников не допускали даже близко проходить возле забора этого чудного рая. Узнав все это, я как будто был в обмороке, но когда я опомнился, то мне пришли на ум одного Ангела слова, который мне говорил, что я в этом раю пробуду только пол тора месяца, а потом... да, потом... опять, как бедняку-грешнику, мне придется возвратиться в свой местный деревенский ад, где мне опять должны представиться ветхая изба, а в ней малолетние ребятишки в их изорванных и грязных рубашонках. И мне потом этот рай будет представляться как будто во сне. Но я знаю, что скоро придет время, когда крестьяне-бедняки дождутся и увидят в своей жизни просвет земного рая. А для меня отрадней ничего нету, как написать в “Крестьянскую газету”.

Варлаам К. Куликов

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 4. Д. 44. Л. 2‑3. Подлинник. Рукопись.

___________

* Автор везде в тексте пишет “агел”.

Это письмо, написанное словно в библейском стиле, по всей видимости, является своеобразным отражением круга чтения крестьянина в деревенском захолустье, ограниченного главным образом Священным Писанием, сформировавшим его благоговейно-религиозное отношение к тому счастью, что выпало на его долю.

Между тем столкновение старого религиозного и нового атеистического мировоззрения, которое зачастую выглядело как конфликт поколений, стало одной из самых болезненных проблем советского общества двадцатых годов. Большинство людей пожилого возраста оставались верующими. В последнее время в литературе стало модным идеализировать взаимоотношения церкви и народа, представляя наступление на первую лишь как происки большевиков. Однако писем, обличающих “религиозников”, — огромный поток. Разумеется, враждебность по отношению к религии со стороны партии и государства давала себя знать. Воинствующее, зачастую безграмотное безбожие, насаждаемое сверху под лозунгом «Бога нет!», приносило свои плоды, выливалось в ненависть к “пузатому попу”, третирование священников и насмешки над ними, осквернение церковных памятников и святынь. Это довольно распространенный сюжет в приводимых документах. Так, в одном из писем из Гомельской губернии, полученном “Крестьянской газетой” 24 мая 1925 г. под названием “Удачный стрелок” сообщалось, что «партиец Иван Ф. Ивкин, чтобы научиться хорошо стрелять, выбрал для этого кладбище ну и давай жарить по крестам и иконам и попадал очень удачно, по четыре пули впивались в икону...»¹¹* Такие действия встречали поначалу резкий отпор, так что Ивкину пришлось извиняться перед крестьянами. О хулиганских выходках молодежи, которой “кресты на кладбищах надоели” сообщалось из Алтайской губернии¹²* и из других мест.

Надо заметить, что и сами священники нередко давали пищу для недовольства своим поведением, стяжательством, формальным отношением к своим обязанностям. Об этом уже говорилось в письме крестьянина Козлова (см. выше). А вот отрывок из письма крестьянина И. Н. Разумова:

За отпевание.

У нас в д. Кулемихе Глушковской вол., Ветлужского у., Нижегородской губ. в 1921 г., в самый разгар голода, в мае месяце у крестьянина К.А.Полозова помер двухмесячный ребенок. Крестьянин пошел доложить в свое село Макарьевское батюшке попу Ивану об смерти покойного и стал просить его, чтобы батюшка подождал за отпевание хлеб до нового. Но батюшка не обращал внимания на то, что крестьянин с полузимы ел почти одни липовые опилки с разными примесями. Но так как платить было нечем, крестьянин предложил свою излишнюю деревянную борону, на что батюшка велел привозить двоих. К такому-то случаю рядом у соседа помер еще младенец. Вот крестьянин поставил оба гроба в телегу, сверху положил борону, взяв лошадь под узцы, без шапки, повез усопших хоронить.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 2. Д. 16. Л. 163‑163 (об). Подлинник. Рукопись.

Наступление на религию велось по линии усиленного внедрения на место церковных новых советских обрядов, основанных на революционных ценностях и идеалах. Отсюда — “красные” крестины, свадьбы, похороны. Партийные и комсомольские секретари зачастую были известны в народе как «красные попы». В 1923 г. в газетах обсуждалась проблема замены Рождества Праздником Свержения Всех Богов, предлагалось ввести новое летоисчисление с Октября 1917 г.

Совсем недавно, уже в 90‑е годы, эти новшества снова привлекли большое внимание общественности, причем главным образом на предмет осмеяния, чтобы показать, какие нелепые и несообразные формы могли они приобретать. Так, на страницах газеты “Московская правда” А. Ястребовым был приведен протокол общего собрания членов Кременчугского райкома Союза деревообделочников от 20 января 1924 г., посвященный “красным крестинам” ребенка рабочего-члена союза т. Красника, отдельные выдержки из которого, показавшиеся нам любопытными, мы приводим:

Открывая собрание [т. Радченко], отмечает значение торжества, указывая на то, что означенный факт знаменует собой результаты союзно-воспитательной работы, осознания членской массой абсурдности религиозных обрядов, дурманивших и угнетавших рабочий класс в течение многих веков. Только Великий Октябрь, освободивший рабочий класс от ига капитала, дал возможность прозреть и строить нашу жизнь, как это подсказывает нам наша совесть и разум. Тов. Радченко, оглашая постановление правления о наречении новорожденной именем славного вождя т. Ленина (НИНЕЛ*), говорит, что обещаем воспитывать ребенка в коммунистическом духе и надеемся, что новый член общества будет с гордостью носить имя нашего великого учителя.

Единогласно одобряется постановление правления о наречении ребенка именем НИНЕЛ и о зачислении ее членом Всероссийского союза деревообделочников.

Т. Радченко вручает родителям новорожденной союзный членский билет и подарки, передав ребенка представителю ЮС. **

Т. Орештейн от имени горкома ЮС объявляет о зачислении новорожденной в группу ЮС кандидатом в течение 10 лет, по истечении какового срока ЮС обязуется воспитывать ребенка в духе программы спартаковцев, подготовив его для вступления в КСМ***

Представитель городской организации КСМ т. Михельсон объявляет о зачислении новорожденной кандидатом в КСМ на 14 лет, после чего обязуется передать ребенка в славные ряды РКП.

Т. Орештейн от имени горкома ЮС накалывает новорожденной значок с надписью: «Учись, крепись, борись и объединяйся». Тов. от имени городской организации КСМ прикалывает новорожденной значок «КИМ»****.

Т. Коваль — представитель РКП, принимая от преставителя КСМ новорожденную, говорит, что пройдя вышеуказанные школы коммунизма (ЮС и КСМ), последняя должна будет вступить в боевые ряды РКП, каковая, закаляя ее в революционной борьбе за наши заветные идеалы, создаст из нее истинную защитницу интересов рабочего класса. В заключение прикалывает новорожденной значок ИЛЬИЧА...

Отец новорожденной т. Красник, принимая ребенка от представителя РКП, обещает воспитывать не только новорожденную, но и детей, имеющихся у него, по-пролетарски, по-коммунистически.

Т. Вербицкий оглашает постановление Правления о наречении новорожденной именем великого славного вождя тов. Ленина, говорит:

— Мы, поколение Октябрьской революции, высоко пронесли это знамя над головами среди крови, среди голода, среди нищеты и отчаянной борьбы с волками и псами капитализма. Неси его и дальше. Борись и работай с нами...

Рабочий класс веками жил в рабстве у капиталистов, 6 лет тому назад у нас, в России, рабочий класс сбросил цепи капитализма и взял власть в свои руки. Истинным руководителем рабочего класса в его священной борьбе против капиталистов всех стран была и есть Коммунистическая партия. Только под знаменем Мировой коммунистической партии трудящиеся могут построить новую лучшую жизнь. И ты в своей борьбе иди по пути, намеченному Коммунистической партией.

Ты родилась в момент ожесточенной классовой борьбы во всем мире, и когда рабочие Германии окружены врагами и предателями, хотят дать решительный бой буржуазии по примеру русских рабочих они готовятся взять власть в свои руки.

Вместе с рабочими Германии будет бороться и весь Мировой Пролетариат. И до тех пор, пока капитализм не будет выгнан из всех уголков земного шара, нас ждут лишения, труды и жертвы. Мы не отступим перед ними, через все препятствия мы прорвемся к победе.

Уже занялась заря новой жизни над измученной землей. Пусть горит яркое солнце коммунизма. В твоем лице мы приветствуем светлое будущее, ради которого мы готовы пойти на всякие жертвы.

Мы даем тебе имя...

Прочти эти строки, когда созреет твой ум и окрепнет твоя воля, и оковы угнетения разбей до конца...

“Московская правда”, 28 июня 1994 г.

___________

* Ленин, наоборот.

** ЮС — Юные спартаковцы — одна из детских организаций 1920‑х годов.

*** КСМ — комсомол.

**** КИМ — Коммунистический интернационал молодежи.

В описанной сцене, пожалуй, более всего поражает попытка придать аж мировой революционный масштаб факту рождения ребенка, громкость и пустопорожность речей, посвященных в общем-то достаточно рядовому и сугубо личному событию. Впрочем, подобная риторика была очень типичной для городских мероприятий. Вселение в новую квартиру, строительство дома, не говоря уже о пуске трамвая и других более значимых событиях, -каждое из них отмечалось как шаг к мировой революции и вызов международному капиталу.

В отличие от города в деревне такие же мероприятия на селе выглядели более скромно, а речи звучали более коряво, но то, что они были, свидетельствует множество сообщений. Вот, например, письмо в “Крестьянскую газету” С. А. Ганина из села Тельменка Черепановского уезда Новониколаевской губернии от 25 ноября 1924 г.:

Первые октябрины в нашем селе.

Наш милиционер т. Карпенко, у которого родился сын, не захотел крестить по старому поповскому обряду, а сделал октябрины, которые были сделаны в нардоме* 23 ноября. Народу присутствовало более 200 человек, из коих большинство было взрослых, были даже старики и старухи, которым было очень интересно узнать: «Как это по-новому-то, по-коммунистически-то крестить-то будут». И когда проходили октябрины, то публика, как никогда еще не было, слушала со вниманием и было очень тихо, и по окончании речи каждого оратора раздавались бурные рукоплесканья. Имя новорожденному дали Ким единогласно. И когда окончились октябрины, между публикой раздавались голоса: «А че, паря, ведь верно они говорят, эти ораторы-то, ведь и вправду можно заразиться от этой купели-то, сейчас ведь всякого народу-то наехало, и всякой заразы развелось». Так у нас прошли первые октябрины, и которые много подействовали на населенье.

Степан Андреевич Ганин

Прошу поместить.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 3. Д. 100. Л. 1. Подлинник. Рукопись.

___________

* Нардомы (народные дома) — культурно-просветительные учреждения, созданные еще в дореволюционной России. После революции сохранялись кое-где в сельской местности. Взамен народных домов была образована широкая сеть Домов крестьянина, рабочих клубов и т. п.

“Октябрины” или “красные крестины” впервые праздновались в 1922 г. Одним из обрядов, которые при этом имели место, было наречение младенцев новыми именами. “Красный именослов” включал довольно широкий набор имен и даже сокращенных фраз из революционного лексикона, хотя прививались и получали широкое распространение лишь отдельные имена, в какой-то мере созвучные с традиционными, вроде “Ким”, “Нинель”, “Вилен”, “Вилена”, “Владилен” и пр. Такие имена, как “Октябрь”, “Идея”, “Идеал”, “Новомир”, “Эра” и др. известны более как любопытный казус. Очень многих мальчиков называли Владимирами в честь Ленина, а девочек Розой в память Розы Люксембург. Тенденция выдумывать новые имена, по мнению многих, имела большое будущее, к счастью, не оправдавшееся, даже в среде коммунистов. В данном случае исконная традиция все же взяла верх.

Определенный интерес, особенно среди рабочих, вызывало обновленческое движение в православной церкви, использованное властями в своих целях. Так, один из рабочих просил разъяснить ему, «что представляет из себя обновленческая церковь, в которую можно ходить коммунистам?»¹³* В обстановке наступления на традиционное православие стало быстро расти, прежде всего в городах, численность религиозных сект. На этот факт власти обратили внимание только в конце 1920‑х годов, но об этом несколько позже.

Таким образом велась борьба со всеми проявлениями старого быта, которые хоть как-то напоминали людям об их “проклятом прошлом”. Была сделана попытка создать новые идеалы, новый стиль, бросавший вызов тому, что существовало и было освящено вековыми обычаями. Не только на рождение человека, но и на вступление в брак, похороны и др. вехи жизненного пути велись нападки, поощрямые сверху большевистскими идеологами. Активно насаждалась идея “огненного погребения”, т. е. сжигания трупов в крематории, шедшая вразрез с православной традицией, организация “красных похорон”.

На этом обыденном уровне развивался конфликт между старшими и младшими поколениями. Об этом говорит, например, письмо секретаря комсомольской ячейки И. М. Гуцева от 15 апреля 1925 г.

Лед тронулся.

Лед тронулся. Весна яркими лучами солнца пробирается в грязные стены наших крестьянок. Вот знаменательный пример нашего села Жгунь Добрушской волости Гомельского уезда и губернии. Молодая крестьянка по совету своего мужа передовика деревни “красный угол” своей избы освободила от крашеных владимирскими богомазами досок. Ну, говорят религиозники Жгуни и всех сортов старухи и старики, не важно выбросить иконы и повешать вместо них коммунистов, а вот как родится дитя, то уж приведешь к «бате чад божьих». Мол, не захочешь, чтоб дитя росло бесенком. И не будет тебе милости от «отца духовного, а равно и от бога творца небесного и земного». Родился у Сушановой безбожницы сын. Но не оправдались слова “пророческие” старух: не пошла Сушанова к долгогривому с поклоном и дарами, а сделала крестины по-новому. Некрещеный долго жить не будет — продолжали проповедовать те же бабы, но нет! Как на грех КИМ растет таким резвым, здоровым, не умирает. Тогда решили старухи и церковный совет Жгуни ждать смерти кого-либо у Сушановой. И точно: умер у Сушановой сын, да только [не тот] не крещеный, а тот, которого трехподбородочный “пастырь овец деревенских” окунал в свою “святую воду”. Все думали — ну, крестины, это не ново, так-сяк, а вот похороны уж обязательно без священника не обойдутся. Но и тут не так вышло, как думали религиозники. Сушанов Иосиф — муж Сушановой приходит на заседание бюро Жгунского комсомола и просит от имени жены и от себя устроить красные похороны. «Даешь!» — воскликнули мои ребята. Протоколируют: поддержать ростки нового в деревне. К чему привлечь всю ячейку. Сговориться быстро через своего представителя со школой. Сказано-сделано. И назавтра состоялись красные похороны, которые прошли довольно живо и многое дали в смысле удара по устоям прогнившей насквозь поповщины. Вот как у нас нарождается новое на смену старому. Сушанова — простая крестьянка, беднячка.

Секретарь ячейки РЛКСМ И. М. Гуцев.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 3. Д. 234. Л. 61. Подлинник. Рукопись.

В стремлении к новому комсомольцы Жгуни, видимо, явно “пересолили”, придав “живость” печальной церемонии. Конфликт между поколениями проходил и по поводу вступления в брак. В середине 1920‑х годов “Крестьянская газета” печатала довольно много материалов о том, что «больное место деревенского комсомола церковные свадьбы», «комсомольцы предпочитают идти венчаться к попу».¹⁴* В одной из статей (автор — некто Левин) под названием “Деревенская драма” шла речь о комсомольце, который из-за женитьбы вышел из комсомола. Эта статья вызвала немало откликов. Вот один из них, пришедший в редакцию 18 августа 1925 г. из деревни Матвеевки Жигаевской волости Льговского уезда Курской губернии:

... Действительно, положение того комсомольца было безвыходное. Малосознательные деревенские комсомольцы даже при более благоприятных условиях через женитьбу бросают комсомол. Вот вам пример: ст. Белицкая, ячейка РЛКСМ, Льговского уезда, Курской губернии. Секретарь ячейки Семен Щелкунов ухаживал до барышни. Семейное положение заставляло жениться. Невеста по-советски не идет. Семен долго не женился. Но вот невеста было согласилась. Семен сготовился к свадьбе. На невесту напали за это дома, она — назад. Напал на Семена отец: туша, говорит, теперь протухнет*. Семен не выдержал и перевенчался. Молодежь через это боится вступать в комсомол. Девушек-комсомолок нет, а почему все это? Комсомолец в деревне, особенно летом, находится в плохом положении. Много комсомольской работы отрывает от сельхозработ, через это протест родителей. Сознания в молодежи еще мало, а пользы для себя они не видят. Говорят: «Что быть комсомольцем, беспартийным скорей пролезешь учиться». Располагая быть дома, девушка в комсомол никогда не вступит. Комсомолец, располагая быть дома, говорит: «Век неженатому не быть». Молодежь через это в комсомол не вступает. Левин прав, так бывает всюду.

Николай Алексеевич Бобков

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 3. Д. 352. Л. 91. Подлинник. Рукопись.

___________

* Т. е. туша заколотой к свадьбе какой-то “животины”.

В советской литературе можно было много прочесть об активности и делах комсомольцев, о том, какое сопротивление им приходилось преодолевать в своих начинаниях. В наиболее острой форме эта проблема стояла в деревне. Письма в газеты во-многом это подтверждают, а некоторые из них вносят дополнительные штрихи в освещение ситуации. И сила традиций, и общинная психология, а также свойственные крестьянству темнота и невежество гораздо сильнее влияли на противостояние новым веяниям. Так, уже упоминавшийся крестьянин И. Н. Разумов из Нижегородской губернии в заметке “Времена Антихриста” сообщал, что в селе Макарьевском на Пасху «комсомолами был поставлен спектакль, до спектакля и после были поучительные вопросы. Но, к сожалению, народу было мало, всего около 60 чел. Крестьяне от своей темноты говорят, что кто пойдет на собрание, тот будет записан Антихристом, потому что это будто и есть времена Антихриста. А на комсомолов народ смотрит как на каких-то преступников».¹⁵*

Чаще всего противодействие комсомольцам подавалось как происки кулаков, однако конфликт был заложен гораздо глубже. Как говорилось в одной из корреспонденций из Нижегородской губернии, беспартийные мальчишки и девчонки с.Рождествено Лукояновского уезда встречали членов местной комсомольской ячейки песенкой: «Пароход идет водокольцами, будем рыбу кормить комсомольцами»¹⁶*, которая по сути была реминисценцией известной частушки времен гражданской войны: «Пароход идет мимо пристани, будем рыбу кормить коммунистами».

Воздействовать на жизнь города и деревни советская власть старалась путем усиленной пропаганды и внедрения новых советских праздников и памятных дат. Пожалуй, самым распространенным жанром писем является описание организации парадов, шествий, демонстраций, юбилейных собраний. Надо отметить, что в те годы подобные мероприятия оставляли глубокий след в сознании людей, создавали чувство сопричастности к революционным свершениям, особенно в городах, где массовость и зрелищность торжеств производили большое впечатление, а зачастую вызывали какой-то душевный подъем, нередко и приводивший к стремлению высказаться в печати. Иногда новые праздники специально приурочивались к традиционным, религиозным, противопоставляя им, в частности, такие новые праздники как “Красное рождество”, “Красная пасха”.

Аналогичные мероприятия в деревне, часто описываемые крестьянами, нередко сопровождались примитивными иллюстрациями и оставляли жалкое впечатление. Хождение под красными флагами по грязным улицам, оврагам и буеракам, среди покосившихся изб значительно меньше способствовало пропаганде новых праздников. На помощь приходил традиционный опыт отмечания торжественных дат с питием самогона и водки, с разгульной удалью и побоищами. Приведем отрывок из письма И. И. Мельникова деревни Рудня-Бартоломеевская Чечерского района Гомельской губернии, присланное после празднования 10-летнего юбилея Октябрьской революции 27 ноября 1927 г.

“Крестьянская газета”. Вот как в нашей деревне встретила молодежь праздник Октябрьской революции: организовали свой разбой на два лагеря, или сказать, на две шайки разбойников. Шайки велики, здесь и простая молодежь, и демобилизованные красноармейцы, и разоряются деревни ... [слово неясно], потому, что из этих шаек есть воры, которые на все способны: нужно старику дать по шее — даст что и с ног свалится, разоряют ночью крыши сараев, воруют, грабят и за это пьют русскую. 30 октября собрались к одному бедняку, побили его чугуны, ведра на головах друг друга, теперь каждый ходит с наградой синяков, которые носят на физиономиях, ростом по тыквине и ранение рук от ножей, были и гири в деле на резинах, которые тоже были в ходу. Присмирить их некому, это потому, что они самые злейшие братья служащих советской власти: одного брат председатель сельсовета, другого — председатель райисполкома. Если найдете печатать возможным эту статью, то убедительно прошу не оглашать моего имени и отчества, так как в этой молодежи есть оружие, идет стрельба и чего только не творится, от чего легко можно пострадать...

Мельников Иван Иванов

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 5. Д. 4. Л. 572‑572 (об). Подлинник. Рукопись.

Наметилась традиция отмечать и старые и новые праздники — был бы повод выпить и повеселиться. Как сообщалось в одном из донесений, «пасхальное обжорство и пьянство прочно держат рабочие окраины». Но особенно отличалась в этом отношении деревня, в которой каждый “престольный праздник” превращался в повальное пьянство и “карательные” походы стенка на стенку в соседние села.

Были люди, которые новые советские праздники не признавали, предпочитая в эти дни заниматься своими обычными делами. О разыгравшемся в связи с этим нешуточном конфликте рассказывает письмо И. С. Черноиванова из села Сороковки Харьковской губернии:

Кулаки-разбойники.

В селе Сороковка на празднике 1 Мая [1924 г.] был избит местным кулаком А. Самофаловым председатель КНС. Дело обстояло так: кулак Самофалов несмотря на то, что было объявлено, чтобы никто не выезжал в поле на работу на 1 Мая, все-таки выехал. Председатель КНС, видя его бессовестную натуру, поехал к нему на поле как к мирному жителю. Председатель еще раз подъезжает к нему и говорит: «Товарищ, сегодня наш пролетарский праздник, а потому прошу не выезжать на работу, не давать повода другим». Но не тут-то было. Кулак забыл, что он находится в пролетарской республике, сразу вскакивает с воза с криком: «Я ваших праздников не признаю, а потому — вон от меня, незаможная сволочь». Посылает по адресу комнезаможу, берет с воза люшню * и ею наворачивает по председателю КНС, сколько сил хватает. Председатель КНС, видя беду, начал удирать, кулак за ним в погоню, но председатель КНС оказался быстрей на ходу и этим спасся только. Кулак вслед посылал крики: «Жаль, что убежал, а то я б тебе показал какой нонче праздник, я б тебя из ярка** живым не выпустил, знал бы, какой пролетарский праздник». Товарищи кулаки, знайте, где живете, ведь не в капиталистической стране, чтобы с палкой ходить да бедноту бить, а в пролетарской стране, стране мирной и свободной, довольно вам быть медведями, живущими в берлогах, а нужно быть людями разумными и культурными, сбросьте с себя темноту и невежество, будьте честными тружениками в свободной стране, мы с вами хотим жить мирно и ходим без всякой опаски, а вы на нас, к[омитет] незаможников, опять поднимаете руку. Кровопролития, смотрите, не подымайте, а то будет хуже для вас. Мы вам пальцы в рот не положим, мы сорганизованы и тесно ... [слово неясно] в ряды пролетариата и идем дружными рядами за советскую рабоче-крестьянскую власть, и если вы еще будете подымать руку, мы вас забойкотируем.

Член КНС

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 2. Д. 16. Л. 83. Подлинник. Рукопись.

___________

* Люшня — часть конской упряжи.

** Скорее всего из овражка “яр” — овражек.

Нередки были сетования на плохую посещаемость мероприятий: митингов, избирательных собраний. Это подтверждается данными о довольно низкой активности населения на выборах, особенно на селе, вплоть до конца 1920‑х годов. Так, в одном из писем говорилось, что молодежь предпочитает «прогулки с барышнями» вместо того, чтобы ходить на собрания. В другом — рассказывалось, что крестьяне сбежали с избирательного собрания, увидев, как сгущается туман. Оказалось, что они не хотели упустить удачный момент для браконьерского отлова рыбы, поскольку «в тумане не видит рыбнадзор».¹⁷*

Некоторое оживление политической активности примерно со второй половины 1920‑х годов было связано с проведением массированных идеологических кампаний при участии партийных, профсоюзных комсомольских организаций, с массовым выездом на село шефов и целых отрядов агитаторов. В редакциях газет сохранилось немало отчетов о таких поездках, рассказов-впечатлений о положении на местах. Часто в них выражалось чувство удовлетворения от проведенных мероприятий, но нередки были и неблагоприятные впечатления. «В деревне душно», «Люди с инициативой, с творческой мыслью, с человеческими потребностями в деревне задыхаются», «В деревне застой, разложение, бандитизм, воровство, убивство — обыденная вещь».

Между тем многие проблемы в городе, стояли не менее остро, а порою даже острее, чем в деревне, например, хулиганство, преступность, беспризорность, безработица, распад семейных отношений, проституция и т. п.

Чаще всего эти явления были тесно связаны между собой. Вот, например, как обстояло дело на Московской бирже труда по донесениям политорганов: «Безработные ежедневно устраивают попойки, побоища, пристают к женщинам. Биржа посещается проститутками, уголовным элементом, обкрадывающим и обыгрывающим в азартные игры безработных. Задержать хулигана часто бывает трудно, так как существующая среди них круговая порука часто не дает возможности изъять из среды заступающихся граждан одного хулигана; часты угрозы финским ножом... Особенно достается от отдельных хулиганов женщинам, которых общупывают, вскидывают юбки на голову, не дают пройти в уборную, ругают матерщиной».¹⁸*

В 1925/26 г. в Москве за хулиганство был задержан 581 безработный. В следующем году — 699, что составляло соответственно 18 и 23% от общего числа задержанных за хулиганство.¹⁹* Своеобразным рецидивом времен военного коммунизма можно считать подслушанный агентом ОГПУ такое рассуждение: «Совершает ли безработный преступление, отнимая 100 руб. у зарабатывающего 600? По-моему, это не преступление, а коммунистический поступок».²⁰* Безработные также были склонны винить в своих бедах, как говорят, все и вся: «Дали право женщине, а жизнь отняли».²¹*

Появляется целый ряд факторов, способствующих росту проституции, и главный из них — увеличение безработных женщин. Так, в Ленинграде к весне 1924 г. их было уже 90 тыс., причем пособие по безработице получали лишь 23%. В партийные организации, женотделы, на биржу труда, в профсоюзы обращалось большое количество молодых женщин с заявлениями, что если им не будет предоставлена работа, они будут искать себе пропитание проституцией.²²* Основной контингент “женщин легкого поведения” составляли лица, сокращенные в советских учреждениях, бывшая прислуга, приезжающие из других мест с целью как-либо «пристроиться», уволенные с предприятий молодые работницы. Один из безработных, как видно вращавшийся среди подобной публики, даже задавал вопрос: «Не все ли у нас женщины перешли в проституцию?»²³*

Продолжали меняться модели демографического поведения, отодвинулись сроки вступления в брак, притом молодежь, как правило, стала раньше вступать в половую жизнь. Обострились проблемы венерических заболеваний, особенно в крупных городах. По данным медицинских обследований, в 1927 г. среди венерических больных 40% составляла рабочая молодежь.

Участились случаи самоубийств, которые стали своего рода знамением 1920‑х годов, на почве алкоголизма, распада семейных отношений, разочарования в идеалах и ценностях революции. Последнее качество было больше характерно для коммунистов. Сказывались постоянные стрессы, пережитые этими людьми в предшествующие годы.

Различного рода антисоциальные явления в 1920‑е годы обычно рассматривались как наследие старого строя, а их обострение в эти годы нередко напрямую связывалось с нэпом, т. е. с существованием в стране рынка, спекуляции, социального расслоения, возможности наживы. Явления, названные в литературе как “гримасы” или “угар” нэпа, достаточно известны и оказывали влияние на общество. Действительно, нэпманы, неуютно чувствовавшие себя в Советской республике, часто вели себя по принципу «пропадать — так с музыкой», предаваясь пьяным кутежам и разврату. Отсюда — некая “аура”, которая ассоциировалась с “последними русскими капиталистами”, влекущая за собой определенный спектр впечатлений.

С влиянием нэпа связывалось в какой-то мере возвращение к старым порядкам. Вот заметка рабочего корреспондента из Московской губернии: «В рабочей среде начинают приобретать вновь значение старые пословицы: «не подмажешь — не поедешь», «сухая ложка рот дерет». Прием нового рабочего сопровождается “ополаскиванием”, новички ставят “угощение”, “смазку” мастеру... Тот, кто может уплатить, тот и скорее выходит “в люди”. Тот, кто платить не может, тот дальше 3 разряда не пойдет».²⁴*

Между тем многие негативные явления имели корни уже в специфике советской действительности и никаким влиянием нэпа их не объяснить. Одним из них было падение дисциплины на производстве, о чем тоже нередко сообщали рабкоры. Так, в одной заметке, написанной старым рабочим, помнящим еще 12‑часовой рабочий день и возмущенным тем, что молодежь не ценит завоеваний революции, говорилось, что «работники ткацкой Глуховской фабрики обычно опаздывают на 10‑15 минут, уходят с фабрики на 15 минут раньше. Большинство молодых кончает работу за полчаса до обеда и за полчаса до окончания работы. Чистятся, чешутся, моются».²⁵* В другой заметке говорилось, что «заметно стало, как падает дисциплина на наших фабриках. Были случаи курения табака в отделах, свободно распевают песни у машин, “шутят” с мастерами, запирая их в своих кабинетах, по адресу проходящих женщин пускаются “крылатые” словечки».²⁶* Отмечались также случаи участившихся прогулов, пьянства, симуляции, воровства. Рабочий Н., попавшийся в краже на фабрике, на упреки рабочих возразил: «Фабрики скоро остановятся, хоть на последках поворовать».²⁷* В сводках ОГПУ за 1926 г. также говорилось, что «в последнее время замечается на производстве воровство, приходится прибегать к обыскам».²⁸*

Другое явление — так называемое “пролетарское чванство”. Постоянное внушение рабочим идеи об их авангардной роли, представления о том, что именно они являются фундаментом советского государства, способствовало возникновению среди них чувства вседозволенности, безнаказанности. В рабочей печати того времени нередко обсуждались случаи избиения рабочими специалистов, инженеров, директоров. Это явление получило название “быковщина” по имени молодого рабочего Быкова, который застрелил мастера Степанкова на фабрике “Скороход” в Ленинграде.

Многие явления, наложенные на разрушительную энергию молодежи, приводили к неожиданным результатам. Так в одном из журналов, описывался “клинический случай”, названный “петровщиной”. Ученик московского фабрично-заводского училища убил девушку за отказ удовлетворить его потребность в “свободной комсомольской любви”.²⁹*

Бытовая преступность, зачастую на почве пьянства, распространившаяся в 1920‑е годы, вызывала сильное недовольство населения. Во многих письмах, наряду с описаниями разного рода “малин”, преступных шаек, случаев воровства и хулиганства, содержались призывы к ужесточению карательной политики вплоть до применения самых суровых мер наказания. Никуда не деться, но эта “расстрельная психология”, в значительной мере унаследованная от эпохи гражданской войны и военного коммунизма, постоянно присутствовала в народном сознании. К организации общественного мнения в подобном духе добавились призывы шире использовать такой способ, как догляд и доносы. Приводим письмо рабочего В. М. Туровцева из Донской Слободы Пригородной волости Козловского уезда Тамбовской губернии от 24 сентября 1927 г.

В редакцию “Крестьянской газеты”

Несколько строк (в порядке обсуждения) о карательной политике [против] преступного элемента. Наша власть рабоче-крестьянская, отсюда много беды для рабочих и крестьян, учитывая преступный элемент. Он, безусловно, 99% из рабочих и крестьян. Власть наша ломает голову, как исправить сбившихся тов. с правильного пути, и все-таки много убито средств на это, сколько жертв, и это продолжается и, к сожалению, преступность все растет, все квалифицируется. Доходит, или вернее дошло, что [с] окраины, чуть свечерело, [надо] бежать домой, чтоб не быть раздетому, а пригородные села — те с наступлением вечера замирают, и, если кто опоздает, то сколько ему приходится попортить нервов, когда он дойдет до своей квартиры. Базары все заняты жуликами, прямо открыто действуют, и боятся им сказать или заявить, потому что быть битому. И в общем, приходим, что где же конец этому. Когда свободно может будет пойти рабочему после труда в места развлечения и не дежурить дома от нападения воров, и у нас много рецидивы*, которые на судах прикрываются и не говорят, что они судимы, [говорят] большие семьи на их иждивении. А суды разбираются так, лишь скорей спихнуть дело и разгрузить архив очередных дел. До 1000 дел скопляется в одном районе и дойдет, что жечь будут. Нет возможности разобрать. Я склонен поднять общественное мнение, как места отзовутся? Мое предложение — необходим террор на рецидиву, их только могила исправит, а население сообщить смеет, кто по нескольку лет живет только грабежом.

Василий Михайлович Туровцев

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 5. Д. 30. Ч. 1. Л. 395. Подлинник. Рукопись.

___________

* Довольно распространенное в двадцатые-тридцатые годы название преступников-рецидивистов.

Города и пригороды в наибольшей степени были рассадниками преступности, а оттуда ее волны проникали и на село. Места повышенной опасности представляли ярмарки, базары и другие торжища, где наблюдалось большое скопление народа. В самой же деревне ее проявления носили скорее спонтанный характер на почве пьянства, общего упадка нравов и моральной распущенности, отчасти привнесенных извне. Самой же деревне криминальная обстановка была чуждой, и именно поэтому рядовой сельский житель, наезжавший по случаю в город или куда-либо еще, нередко оказывался излюбленной жертвой мазуриков. Об этом рассказывает письмо С. Кугорева из деревни Телятовка близ станции Серго-Ивановской Московско-Белорусско-Брянской железной дороги, полученное “Крестьянской газетой” 22 февраля 1927 г.:

Ст. Серго-Ивановская М. Б. Б. ж. д. стала довольно порядочным торговым местом, есть два кооператива — общество потребителей и сельскохозяйственное кредитное товарищество, а также ссыпной пункт акционерного общества “Хлебопродукт”. Ежедневно суда [сюда] съезжается масса крестьян для сбыта своих продуктов, как-то: льна, льняного семени, овса и т. д. Все перечисленное очень хорошо и нужно приветствовать тех людей, которые за годы революции почти пустынную станцию превратили в живое торговое место, но есть и такие вещи и явления, которые являются как бы минусом из всего хорошего. Например, хулиганы свили себе гнездо и против их бесчинств никто никаких мер не принимает и, наоборот, все их хулиганские выходки как будто прикрываются. Есть два милиционера, при заявлении граждан об оказании помощи заявляют: «Спокойно идите к фельдшеру, вон там возле кирпичного завода новенький домик, он вас осмотрит, перевяжет, возьмите удостоверение о нанесении вам физического ущерба и жалуйтесь в нарсуд».

Сельскохозяйственное товарищество держит этих хулиганов у себя на работе и этим самым дает им твердую опору, несмотря на то что было много случаев избиения крестьян, привозивших продавать товариществу свой хлеб.

Придирки и причины к избиению кого-либо у них подобраны подходящие, например, давай на бутылку вдруг ни с того ни с сего. Гражданину это кажется не вполне приятно, и спросивший получает отказ. Ну тут уж ему [гражданину] не сдобровать.

Кто поближе стоит к кооперативам говорят, что сами правленцы их побаиваются и потому не отказывают им в работе. были такие случаи, что главарь хулиганов Сахаров заходит в магазин кооператива, требует на бутылку, его требование удовлетворяется, потому что он схватил с прилавка гирю и бросил в товарные полки.

Селькор С. Кугорев. Фамилию прошу обрезать.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 5. Д. 1. Л. 673‑673 (об). Подлинник. Рукопись.

Одним из достижений советской власти стало сглаживание национальных конфликтов. Все проявления шовинизма и национализма, не раз служившие причиной столкновений на этнической почве, решительно пресекались. Однако полностью избавиться от старого наследия не удавалось. На бытовом уровне национальные проблемы, особенно антисемитизм, оставались. В письмах довольно часто, помимо желания авторов, прорываются недоверие и подозрительность между лицами различных национальностей. Особенно “грешили” этим, по простоте душевной, крестьяне, не понимавшие, что въевшееся сызмальства в их сознание пренебрежительное отношение к “инородцам”, находится в противоречии с официальной политикой. Мы уже приводили примеры того, как экономические проблемы деревни нередко переливались в проблемы межнациональные. Для русского крестьянина обычаи, традиции, нормы поведения казахов, киргизов, башкир и других национальностей были непонятными и зачастую заслуживающими осуждения. Да и официальная национальная политика, пронизанная классовым содержанием, недостаточно учитывала местные особенности, особенно в социальном аспекте. Например, к российским немцам, которые добились более высокого статуса в смысле достатка, конечно, требовался иной подход, чем к обычному крестьянину. В одном из писем 1924 г. сообщается о “брожении” среди немцев Башкирии, которые «рассердились на советскую власть» и решили отъехать в Америку, недовольные мероприятиями по социальной защите наемных сельскозяйственных рабочих, к труду которых они нередко прибегали. Автор сообщения — служащий-латыш Индрик Юкумович Циксте, человек, как видно, одержимый идеей мировой революции, так отреагировал на “происки немцев”: «Товарищи уезжающие, не стоит вам над нами серчать. Мы с вами и в Америке [у]видимся, знайте, а там наш брат вас ожидает, он везде, куда не повернись. Лучше старое забыть и дать братскую руку нам. Не забудьте это».³⁰*

Одним из направлений большевистской национальной политики в 1920‑е годы была “коренизация”, которая состояла, во-первых, в выдвижении национальных кадров, во-вторых, в развитии национальной культуры, письменности, языка. Здесь также не обошлось без противоречий, особенно в тех районах, где интернационализация реальной жизни зашла довольно глубоко. К таким районам принадлежал, например, Донбасс. В письме местного жителя Кота Феофана Кузьмича, скорее всего, как свидетельствует содержание документа, греческого происхождения, в весьма специфической манере рассказывается о довольно острой проблеме региона, которая актуальна, кстати, и до сих пор. Письмо пришло из села Никольского Павловского района Сталинского округа УССР 15 февраля 1927 г.

В редакцию Крестьянской газеты

При старом режиме и поповской власти издавались книги на славянском языке и учили даже в школах на непонятном языке славянском*. Так и у нас на Украине Сталинского района издаются книги, объявления, разные распоряжения округа, района и др. Кое-что все на украинском языке не понятном для народа [здесь и далее подчеркнуто автором]. Объявления расклеены при рике и сельсовете, но их не хочет никто читать, потому что написано на украинском непонятном языке. Разругается другой гражданин и уйдет, и так большинство недовольно. На сходах читают наказы, распоряжения, объявления и т. д. на украинском языке. Народ заявляет: «Читать на русском понятном языке, не надо нам читать на венгерском», т. е. на непонятном языке. Было большое собрание участвовавшего у нас землемера, начал читать на украинском. Масса крикнула, читайте только на русском. Благодаря [тому, что] землемер мог читаемое на украинском на русское наречие перевести, тогда слушают со вниманием, ибо понимают, что говорит на чисто русском языке. При сельбуде** выписываются газеты русские из Москвы разворачиваются читать нарасхват, а украинское “Ряд[яньское] село” лежит рядом, никто не берет. Также при сельбуде имеется библиотека: какие имеются [книги] на русском языке — нарасхват разбирают, а от украинских отбегают и отталкивают читателей, а большинству интересно прочитать биографию В. И. Ленина и др., но на русском понятном языке нет, а на украинском есть***, никто не хочет читать, а если кто возьмется, то ничего не поймет без переводчика. Для чего это? Был вопрос поставлен на сходе, почему это на непонятном украинском языке пишут, читают, издают книги и т. д.? Хотя мы живем в Украине, но языка украинского не разбираем? Учитель ответил: «ХIII съезд партии постановил проведение украинизации».**** Народ понял, раз ХIII съезд постановил, то его власти низшие исполняют, хотя стоящие во власти есть великорусы чисто русские, а, может быть, и украинцы, но говорят по-русски, но в силу постановления ХIII съезда надо исполнять и проводить в жизнь. Но если бы ХIII съезд спросил [у] народа, тем более Сталинского района и всего Донбасса, на каком языке желаете говорить, тогда бы ХIII съезд убедился, наверно и те, которые проводят в жизнь украинизацию голоснули, — только б говорить и писать на русском языке. Или из ХIII съезда членов партии послали бы [кого] в Донбасс и прислушались бы, как уважают этот украинский язык, тогда [бы] ХШ съезд перерешил. А для греков совсем непонятен.***** Получает лист продналога, — напечатано на украинском. Задашься целью прочитать — не разберешь; также о страховке и т. д. и т. д. ничего не разберешь. Но раз ХIII съезд постановил, то низшие власти отменить не могут. А поэтому я просил бы высших центральных властей как М. И. Калинину, Рыкову и Петровскому прислушаться к народу Украины, к тем местностям, где не говорят на украинском языке и не читают, и не разберут читанное и слушающее, отменить постановление ХIII съезда об украинизации, нежелательности местностям говорить на украинском языке. Вот что говорит народ. Я прошу редакцию напечатать в Крестьянской газете.

Кот Феофан Кузьмич Псевдоним №4236/01

Прошу по получении ответить.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 5. Д. 30. Ч. 1. Л. 532‑532 (об). Подлинник. Рукопись.

___________

* Имеется ввиду церковно-славянский язык.

** Сельбуд — сельский клуб.

*** По решению XIII РКП(б) (май 1924 г.) предусматривалось издание произведений Ленина и материалов о нем на национальных языках.

**** В резолюциях XII съезда РКП(б) такого постановления нет. есть решение более активно переходить к агитационно-пропагандистской работе на национальных языках. в данном случае, видимо, имеется ввиду резолюция XII съезда РКП(б) (апрель 1923 г.) по национальному вопросу, где в одном из пунктов сказано о необходимости издания специальных законов, обеспечивающих употребление национального языка во всех государственных органах и во всех учреждениях, обслуживающих местное инонациональное население.

***** Скорее всего, автор говорит о своих личных проблемах.

Одной из самых болезненных проблем советского общества был так называемый обыденный или бытовой антисемитизм, который рассматривался как “печальное наследие проклятого прошлого”. Неприязнь или враждебное отношение к евреям среди населения как виновникам трудностей, провалов и неудач, поиски “козлов отпущения” носили во-многом иррациональный характер. Мы уже приводили немало документов, свидетельствующих об укорененности антисемитизма среди различных слоев населения России, проявляющейся подчас на бессознательном уровне. К чести новой власти следует отнести то, что с этими явлениями в двадцатые годы велась беспощадная борьба. В 1926 г. в соответствии с духом эпохи была развернута новая широкомасштабная кампания против антисемитизма. К ней подключились политические органы, комсомольские организации. По просьбе ЦК ВЛКСМ Информационный отдел ОГПУ составил сводки о проявлениях антисемитизма в городе и деревне. Они интересны тем, что дают представление о степени и формах распространенности этого феномена в обыденной жизни. Полностью эти сводки опубликованы в альманахе “Неизвестная Россия” под рубрикой «Монархия погибла, а антисемитизм остался».³¹* На отдельные выдержки из этих документов хотелось бы обратить внимание. Например, на Тульском патронном заводе среди рабочих ходили слухи, что «арестован еврей врач Бух, убивавший христианских мальчиков, чтобы получить кровь для еврейских обрядов. У него в доме, в подвале, был якобы обнаружен труп двухлетнего мальчика, повешенного за ногу».³²* На Стодольской суконной фабрике (г. Клинцы, Белоруссия) кандидат ВКП(б) Клименко, будучи на станции и обратив внимание, что поездом приехало много евреев, подошел к ним и спросил, откуда они приехали и зачем. Некоторые ответили, что приехали из Минска и других городов и что приехали в Клинцы работать, и вот Клименко говорит: «Что же, вам здесь всем Палестина, что ли, что же вас черти сюда несут, что ли, какая вам тут работа, когда своих безработных полно?!»³³* Имеется сообщение, что «среди рабочих г. Никополя (Украина) сильно развит антисемитизм. Рабочие открыто заявляют, что в удобный момент они устроят погром евреев».³⁴* В Житомирском округе «18 сентября [1926 г.] группа демобилизованных красноармейцев, возвращаясь пьяными с базара [...] избила одного еврея с криками “бей жидов, спасай Россию”, а когда милиционер намеревался арестовать хулиганов, те избили и милиционера».³⁵* В сообщении из Московской губернии говорилось, что «среди сторожей Сергиевского музея (бывших монахов) за последнее время стали распространяться разговоры о засилье евреев и захвате ими частной торговли».³⁶* Говорилось, что «на состоявшемся 17 мая [1926 г.] районном съезде Советов Пропойского района Могилевского округа [...] отмечалось недовольство крестьян по поводу наделения евреев землей, причем в беседах между собой крестьяне говорили, что «земли нам и так мало, а евреи как привыкли жить за счет другого, так и будут жить, а на полученной земле будут эксплуатировать чужой труд и продолжать торговать».³⁷*

Количество таких сообщений достаточно велико и среди продолжающих оставаться неопубликованными документов. Так, в информационных сводках ОГПУ от 1926 г. указывалось, что на делегатских собраниях работниц и домохозяек Москвы, охвативших более 2 тыс. человек, поступило довольно много вопросов, отражавших антиеврейские настроения: «Почему евреев нет за станком, на бирже труда, почему [они] не занимаются сельским хозяйством, а все занимают ответственные должности?» и т. д.³⁸* Под 1927 г. сообщалось, что один из рабочих так отреагировал на переселение евреев в Крым: «...неправильно — каждый хотел бы побыть на курорте, и там почва плодороднее», а один моряк сетовал, что «во флоте евреев нет матросами, они занимают должности писарей, объясняя это тем, что евреи боятся погибнуть на море».³⁹* От слушателей курсов имени Воровского на собрании поступали записки следующего содержания: «Почему жидов поселили в Крыму, а не в Якутской губернии?», «Скажите почему Москву называют Бердичевым?», «Говорят, что многие евреи объединились и на Украине занимаются хлебопашеством. На самом деле — так эту землю обрабатывают хохлы, а евреи только распоряжаются ими».⁴⁰* На открытом партийном собрании 2 Московской горбольницы были следующие выступления: «Силина. Евреи очень трудолюбивы, еврея никогда не увидишь пьяным, валяющимся под забором, как это бывает с русским. Караваев. Если русский валяется под забором — это его заставляет небольшой заработок. Его не пустят в ресторан, куда ходит еврей. Сидоров. Что же все время говорят о евреях? Жиды у нас в зубах навязли, как будто бы у нас в СССР одни евреи».⁴¹* В тех же материалах была записана частушка следующего содержания: «Евреев много, много, много, как будто в поле лебеда, и почему, скажите, столько их так в республике труда?»⁴²*

Как видим, антисемитские настроения глубоко укоренились в различных социальных слоях, не исключая и интеллигенцию. Недовольство вызывали якобы существовавшие для евреев привилегии (при предоставлении жилья, отпуске продуктов, при поступлении в высшие учебные заведения и пр.), то, что многие евреи занимались торговлей, устраивались, по мнению авторов, лучше, чем русские. Частыми были протесты против проводимой советской властью политики еврейской колонизации (на Украине, в Крыму, в Белоруссии). Но особенно выпукло антисемитизм звучал в вопросе об отношении к власти, на чем, видимо, следует остановиться подробнее и несколько ниже.

Писем, рассказывающих о реальных проблемах каждодневного житья-бытья, невероятно много. Приведенные документы не претендуют на создание широкой всеохватывающей панорамы, вырывая из жизни отдельные типические эпизоды. Нужно иметь ввиду, что воспроизведение различных бытовых сцен постоянно присутствует в содержании книги. Как правило, на повседневном бытовом уровне складывались отношения людей с властью, с разного рода партийными и советскими начальниками, чему посвящена следующая глава нашей книги.

Примечания: