Голода в Российской Империи

Был в сегодня в Ленинке, просмотрел часть литературы на эту тему. К сожалению в сводках по преступности, разбивки по характеру преступлений нет, но зато попалось кое что похлеще. В двух сборниках "Умершие насильственно и внезапно", издания ЦСК, в период конца 19 века, есть данные по детоубийству. По Европейской части, на 100 убийств приходилось около 33% детоубийств, причем по нескольким губерниям этот показатель достигает свыше 50%. Так что в след. месяце закачаю.

Еще одна небольшая заметка - там упоминается про голод и эпидемии, также о деятельности земств интересно.

Земство и города в 1892 г. // Санкт-Петербургские ведомости. 1893. № 4. 5 (17) января. С. 1.

Нужно прежде всего снять с земства упрек, будто бы оно «прозевало неурожай 1891 г.». Теперь с уверенностью можно сказать, что этого не было буквально ни в одной из неурожайных земских губерний. Напротив, все земские сметы и предположения по этому предмету оказались совершенно верными. Заняв, по какому-то недоразумению, в начале борьбы с голодом довольно незаметное место, земство, в конце концов, вынесло на своих плечах почти все это бремя, и ему же приходится рассчитываться теперь с тяжелыми последствиями голода…

Но самая большая заслуга земства перед государством – толковая и распорядительная деятельность его в борьбе с холерною эпидемиею. Наши богоспасаемые веси как бы самою судьбою предназначены в жертву всевозможным эпидемиям, особенно же такой лютой, как холера. Но организация земской медицины оказалась, в общем настолько удачно приспособленною к условиям деревенского быта, что беспомощные по-видимому веси кое-как справились с холерою. За исключением Саратовской и Симбирской губерний, где голодовка, цинга и тифы подготовили слишком благоприятную почву для холерной эпидемии, и потому потери людьми весьма значительны (в первой – около 21 000 человек, во второй – 18 000), во всех остальных местностях земского района убыль сельского населения от холеры не очень значительна.

При необычайной скудости земских средств, когда буквально каждый грош на счету, борьба с эпидемиею потребовала необычайного напряжения всех местных сил, особенно же в тех губерниях, где эпидемия явилась по следам голода. Наконец, почти в трети земского района, после прекращения холерной эпидемии, земству пришлось считаться с весьма значительным недородом, при обстоятельствах, несравненно более неблагоприятных, чем в 1891 г.

Нужно заметить, что голодовки и эпидемии обрушились на нас в момент перехода земских учреждений от старого «Положения» к новому. Между тем, столь резкая перемена в земстве нигде не вызвала никакой задержки, остановки в деятельности. Нет такой экономической невзгоды, которая бы не была предусмотрена земством много лет назад, на которую земство не указало бы в свое время. Больше этого оно ничего и не могло сделать. У него не было в прошлом и нет в настоящем ни соответствующих полномочий, ни должных материальных средств, чтобы предпринять все те улучшения в хозяйственном экономическом быту, самая мысль о которых народилась одновременно с земскими учреждениями и благодаря этим учреждениям, будившим и продолжающим будить внимание к всевозможным нуждам провинции и ее трудового населения…

В отношении городского управления приходится сказать, что в минувшем году под влиянием холерной эпидемии оно поработало так усердно и с такою пользою, как никогда еще не случалось ему работать за все время практики «Городового Положения 1870 г.». С уверенностью можно сказать, что если бы городское управление всегда и повсеместно так относилось к своим обязанностям, как в прошлом году, никогда бы русским городам не пришлось быть в непохвальной роли естественных этапов холерной заразы и более или менее упорных гнездилищ ее. Начиная со столицы, почти нет русского города, имеющего вполне удовлетворительное водоснабжение, не загрязняемого отбросами, располагающего необходимыми средствами для размещения и призрения бедняков. Во многих же провинциальных городах, особенно вне земского района, халатность доходила до таких размеров, что дело общественного врачевания, можно сказать, впервые вводилось под влиянием холерной эпидемии.

С такими фактами городское управление переходит от старого «Положения» к новому. Приходится читать и слышать немало сетований по поводу отходящего в вечность «Положения». Бесспорно, оно имеет много хороших черт по сравнению с новым. Но как было разъяснено нами в свое время, в недостатках прежнего городского хозяйства и управления повинны главным образом живые люди, а не «Положение». Новое «Положение», может быть, на практике и хуже, и лучше старого. Это зависит от того, насколько избирающие будут относиться сознательно и трезво к избираемым ими, чего они будут требовать от последних, и насколько внимательно будут относиться к общему ходу городских дел и удовлетворению местных общественных нужд.

Уже не в первый раз встречаю упоминание того, что голод совпал с реорганизацией, и на это обратил внимание.
Получается, что как минимум два случая сильного голода произошли в период, скажем так, реорганизаций (второй - в 1932-1933 гг.). И сдается мне, что реорганизации повлияли именно на масштабы голода.

Наткнулся еще на такую любопытную заметку.

Жеккулин С. Переселение и расселение крестьян в связи с поднятием их экономического благосостояния (Письмо предводителя дворянства) // Санкт-Петербургские ведомости. 1893. № 112. 28 апреля. С. 2.

Сильный недород хлеба в 1891 и 1892 гг. в различных местностях России, вызвавший голодовку существенно отличался от прежних голодовок тем, что население терпело нужду не потому, что не было хлеба в России или его трудно было доставить, или цена его была слишком высока, а потому, что у населения иссяк источник, дающий возможность приобрести этот хлеб. Вспомним, что с 1882 по 1890 год цена хлеба, постепенно понижаясь, дошла до крайне низкого своего уровня: пуд ржи 30-40 коп., пуд пшеницы 60-70 коп. В момент же голодовки она не поднималась выше 1 руб. 20 коп. или 1 руб. 40 коп. за пуд того и другого хлеба, с провозом на место потребления. Вспомним также, что лет 15 назад (до наложения Германией ее боевых пошлин) в течении многих лет обычная цена пуда ржи была 90 коп. – 1 руб. 20 коп., а пуд пшеницы – 1 руб. 30 коп. и 1 руб. 60 коп. И сельское население от этого не только не страдало, наоборот, свободно платило деньги, если нужно было купить хлеба. Следовательно, цена хлеба, в виду недорода во многих местах, и сообразуясь со степенью нужды и размерами бедствия являлась очень и очень невысокою. Но, повторяю, население не только не имело денег купить этот недорогой хлеб, оно не имело даже возможности у себя дома заработать на покупку хлеба нужные деньги, так как местные землевладельцы одинаково с крестьянами последовательным рядом годов были приведены в столь же нуждающееся положение: должны были сокращать даже необходимые затраты на хозяйство (каковое сокращение, естественно, еще тяжело отзовется в будущем), потому что оборотного капитала на удовлетворение хозяйственных нужд у них не было, а следовательно не было заработка крестьянам. Такое критическое положение землевладельцев и земледельцев явилось результатом не случайных годов, а подготовлялось десятками лет наличностью факторов, от них не зависевших…

Более 30 лет прошло со времени реформы (великой по принципу) освобождения крестьян, и к этому периоду невольно обращаешься, когда приходится рассматривать теперешнее положение сельского населения. Подобно тому, как дворянство, после реформы 1861 г. было оставлено на произвол судьбы, отдано в эксплуататорские руки земельных и иных банков, оставлено без всякой поддержки в тот момент, когда русское землевладение вступало на совершенно новый путь, когда хозяйства, лишенные прежнего оборотного капитала в виде дармового труда, должны были создавать себе новый оборотный капитал, новые формы хозяйства. Подобно тому, и освобожденные земледельцы были предоставлены собственным своим силам…

Естественно, что и крестьянин-земледелец, попал в руки кулака, который эксплуатирует не только его землю, но и его личный труд, кредит для крестьянина оказался еще более тяжелым, чем для дворянина. Отсюда можно ясно видеть, что неминуемое разорение сельских обывателей всех состояний составляло только вопрос времени. Если это разорение затянулось на десятки лет, то благодаря только тому случайному фактору, что с момента освобождения крестьян цена на хлеб стала подниматься. При таких ценах крестьянину при трехпольном севообороте (обычный севооборот Курской губернии), имея в озимом посеве около десятины земли, даже при обычном среднем урожае (примерно 30-40 пуд. Ржи) являлась возможность составить себе бюджет (продажею озимого и ярового) около 60 р.с., что и давало ему силы не только погасить лежащие на нем платежи, но и сохранить на свои нужды довольно крупный остаток. Наем же земли у помещика при этих условиях рынка не только очищал арендную плату за землю, но и пополнял нужду в продовольствии… При нынешних ценах землевладелец, после продажи хлеба, за вычетом из этого дохода семена, обработку, удобрение, ремонт, остается практически с нулем…
Именно при таких ценах на хлеб земельный надел уже не давал крестьянину нужного количества денег для уплаты повинностей, наемная же земля при уплате денег за аренду ничего не предоставляла в обеспечения продовольствия семьи. И вот с 1882 г. землевладельцы и земледельцы рука об руку постепенно дошли до того безотрадного положения, что недород хлеба в нескольких губерниях, при сравнительно недорогих ценах на хлеб, вызвал голодовку, вызвал неожиданное и страшное напряжение государственного казначейства для выдачи многомиллионных продовольственных ссуд. И что же? В конце концов положение не изменилось, и явись недород в текущем году – явится еще большая голодовка, так как у крестьян ни денежных, ни хлебных запасов не имеется, и заработков вокруг них также не появится, по причине полного оскудения и дворян-землевладельцев.

Кое-что я выделил, но тут весь фрагмент интересен. По поводу понижения цен уже приводил иное мнение, дело там, судя по всему, было не в немецких пошлинах, а в общей системе.
В общем получается, что голод во многом стал результатом реформы 1861 г. и дробления бывших помещичьих хозяйств - когда и у помещиков часть земли отобрали, и крестьянам толком ничего не дали.

По наводке Павла посмотрел одну работу, пока просто отмечу одну мысль, посетившую в 1911 г. одного из представителей администрации - во время голода в Казани.

Население довольно уже развращалось чрезмерной заботливостью о нем и привыкло складывать ручки.

Панкратов А.С. Без хлеба. Очерки русского бедствия. М., 1913.

Немного о цензуре и об информированности общества.

1892 год - из заметок Л. Нелидовой.

Я отправилась в путь, не поставив себе точно определенной цели и только в общих чертах наметила план путешествия. Хотелось своими глазами увидеть то, описанием чего переполнены были газеты и журналы миновавшей печальной зимы…

Все, кто мог из Нижнего, приезжие из столиц двинулись в лукояновский уезд. Там и деньги, и люди, и американский хлеб и полушубки.

Нелидова Л. Из поездки на Волгу в прошлом году // Вестник Европы. 1893. № 3. С. 204, 209.
То есть сведения о голоде все же проникали, и какую-то помощь оказывали, в том числе американцы.
Попутно - фото Лукояновского уезда в те годы:
http://katmoor.livejournal.com/18969.html

Она же:

По берегу Волги идет мостовая, размытая разливами до состояния, которое дает некоторое понятие о положении почвы на другой день землетрясения. Засохшие комья грязи и громадные будыжники, вывороченные из земли, ухабы, в которые ежеминутно погружается экипаж и аршинной глубины колеи, наезженные в грязную пору – вот, что представляет собою дорога в Лысково, знаменитое Лысково, известное с детских лет по всем учебникам географии, ведущее миллионные обороты, и через которое не далее как в этом году прошло такое количество зерна. Знакомые строчки газетных статей, корреспонденций последнего времени замелькали в газетах: «заработок населению голодающих местностей… улучшение путей сообщения… общественные работы…»

Далее описывает свою деятельность, привлек мое внимание один момент. Все столовые были рассчитаны до 1 июля, тогда как время жатвы наступало после 7 июля. Отдельные столовые, открытие на благотворительные средства, работали на неделю больше, все остальные закрылись 1 июля. Как выкручивались - не пишет, поскольку сама резко сорвалась и уехала из-за приближения эпидемии холеры.

О голоде 1898 г. - из упоминавшихся записок Панкратова:

Началось все просто, обычно. Сначала статистические данные. «В некоторых уездах Самарской, Уфимской и Казанской губернии урожай ниже среднего, а по местам неудовлетворительный». Обыватель прочел и подумал:
- Жить еще можно.
Потом, как первые, одинокие капли летнего дождя, появились две, три осторожных корреспонденции с театра ужасов. Жилось тогда труднее, чем сейчас, дышалось тяжело. Нужно было, взывая, оглядываться:
«В д. Карабулак. Кармальской волости, у местных крестьян погибли озимые. На яровые также мало надежды. Продаются за бесценок лошади. Весьма возможно, что нужна будет сторонняя помощь».

Теперь время другое, к голоду в деревне «привыкли», да и способов борьбы со старым строем стало больше поэтому такие корреспонденции теперь напечатает не всякая столичная газета. Редактор просто скажет:
- Не интересно. Нужно место для описания последнего скандала в Думе.
Но тогда общество еще не было отравлено ядом политиканства. Оно напряженно ждало и пользовалось каждым самым незначительным случаем, как средством борьбы. Голод поэтому был одним из крупных козырей общества против надоевшей опеки. Вверху это знали и принимали свои меры. Газетам «не дозволялось сгруппировывать под общей рубрикой сведения о неурожае и явлениях, происходящих от оного», «воспрещалось печатать какие-либо воззвания в пользу голодающих». А в 1892 г. даже было предписано «воздерживаться относительно необходимости устроить пышную встречу американским судам, везущим хлеб для голодающих».

Панкратов А.С. Без хлеба. М., 1913. Сю 8-9.

Далее немного сокращенная цитата:
Но в описываемый 1899 го волна прорвала плотину запрещений(петербургские газеты)...
И в раскатах его Россия услыхала отчаянный крик:
- Голод... Целых три огромных губернии объяты его пламенем.
На Страстном бульваре зашипели:
- Голода нет. Раздувают крамольники.
Из Петербурга было нажали кнопку. «Голода» не стало. Он заменился «недородом». Но Россию обмануть было уже нельзя. Она знала, что там где-то, за Волгой, пластами лежат чуваши, мордва, татары…

То есть цензура была, но и какие-то сведения в газеты проникали.

И немного по поводу ссуд, точнее, их возврата.

Изданным на днях высочайшим указом вносится новое изменение в способы взыскания с пострадавшего от неурожая населения продовольственных ссуд, выданных как из местных источников, так и из сумм, ассигнованных государственным казначейством. В видах облегчения их уплаты, ранее постановлено было, чтобы ссуды возвращались хлебом по расчету пуд за пуд, а не по заготовительной ценности. В настоящее время правительство нашло необходимым вновь возвратиться к способу погашения ссуд деньгами, но опять таки не по заготовительным ценам, а применительно к средним за последнее десятилетие на рожь и овес. Намерение это объясняется теми затруднениями, с которыми оказался сопряженным прием огромной массы хлеба, поступавшего в распоряжение земств и правительства. Приходилось делать весьма крупные затраты на доставку и хранение, а затем изыскивать способы возможно выгодной продажи его, причем казна часто также несла значительные убытки…

Способ возмещения продовольственных долгов деньгами представляет, конечно, значительные практические удобства. Но желательно было бы, чтобы он не повел к усиленной продаже хлеба и возможному отсюда падению цен. С другой стороны, посредством взыскания ссуд натурою имелось в виду образовать на месте необходимые запасы хлеба, и тем устранить недостаток в нем при новых неурожаях. Поэтому в отношении земских ссуд вопрос о способах их погашения полезнее было предоставить усмотрению самых земств.

Санкт-Петербургские ведомости. 1893. 2 июля.

Немного библиографии:

 670. Арсеньев К. К. Из недавней поездки в Тамбовскую губернию. Впечатления и заметки.-BE, 1892, кн. 2, с. 835-850.

   Арсеньев Константин Константинович (1837-1919), публицист, критик, общественный и земский деятель.

   90-е гг. Голод в деревнях Моршанского уезда Тамбовской губернии. Положение крестьян. Помощь голодающим.

Две короткие заметки. В Самарской губернии был голод в 1872 или 1873 г. Подробностей не знаю, единственные сведения - в 1873 г. одесские студенты собирали средства для помощи пострадавшим от голода в Самарской губернии. При этом студенты также хотели

приискать лицо, которое, ознакомившись с причинами голода и пострадавшими от оного лиц в Самаре, изложило бы собранные им сведения в печатной статье, целью которой было бы предотвратить повторение подобных случаев в будущем.

(это из "всеподданнейшего" доклада министра юстиции по делам политическим).

Якутия, начало XX века:

Весной 1901 г. Колымский край переживал тяжелое время. Обычная весенняя голодовка разразилась в голод, как всегда сопуствующий эпидемией. Спутником его на этот раз была корь, осложненная воспалением легких. Эти два бича выхватили немало жертв из рядов колымского населения.

Ергина Л. Воспоминания из жизни в ссылке // Былое. 1907. № 4. С. 61.

1874 год, заметка П. Лаврова (журнал "Вперед"):

Мрачен и грозен начинался 1874 г. для народа русского. Голод в Самаре. Голод в Уфе. Голод в Саратове. Голод в Оренбурге. Голод на Дону. Голод около Херсона, около Одессы, голод в Бессарабии. Голод в Калуге, в Перми... Голод в целой трети России. Хроническое голодание. Здесь, там, повсюду. А на завтра следовало ждать голодного тифа

 

Из книги:

Богина С., Кириченко Т. Революционер-народник Порфирий Иванович Войноральский. М., 1987.

Из воспоминаний Е. К. Брешко-Брешковской, 1878 год:

впереди нас ждала неизвестность с голодом, холодом и ездой в тряских кибитках. Петров по-прежнему говорил нам, чтобы мы много не тратили, потому что денег осталось мало, но никаких счетов не показывал. Мы знали, что в Забайкалье  случился сильный неурожай. Хлеб и съестные припасы были очень дорогими. У деревенских ворот нас больше не встречали женщины, предлагавшие нам готовые супы и другую еду в знак сочувствия, как в Западной Сибири. Здесь мы не могли достать продукты даже за деньги.

Брешко-Брешковская Е. К. Скрытые корни русской революции. Отречение великой революционерки. 1873-1920. М., 2007.

Она же:

В начале девяностых на Волге после нескольких лет засухи, к которой прибавилась нехватка земли в черноземном регионе, разразился ужасный голод. Газеты и журналы были полны отчаянных обращений. В Сибирь потянулись длинные караваны телег с детьми и пожитками, рядом с которыми шли оборванные мужчины и женщины. По обочинам лежали больные и умирающие. Это были переселенцы, бежавшие от смерти в России, чтобы найти ее в Сибири. Смотреть на них без содрогания было невозможно. От деревни до деревни можно было добраться только по главной дороге. Дома для отдыха переселенцев часто стояли посреди степи, вдали от людских поселений. У обнищавших переселенцев не было лекарств, а все свои припасы они съели еще до того, как достигли Урала.

 

Что-либо купить на дороге им не удавалось. Детей хоронили практически на каждой остановке; больных оставляли в деревнях; родственники теряли друг друга. Свои деревни покинули сотни тысяч крестьян, а власти не сделали ничего, чтобы им помочь. Хаос

стоял неописуемый. Неграмотные крестьяне верили всем доходившим до них слухам о плодородных ничейных землях в Сибири и именно поэтому тянулись на восток из поволжских губерний. Из Тюмени в Томск они плыли на баржах, а дальше двигались пешком или на телегах. Смертность на переполненных, грязных баржах была ужасной. Лишь немногие из первых переселенцев достигли своей цели.

 

Честные газеты делали все, что могли, чтобы привлечь внимание к ситуации. Сибиряков ужасали эти толпы чужаков-попрошаек, которые несли с собой заразу. Но масса несчастных шла вперед, как загипнотизированная, по бесконечной, безжалостной равнине.

Два лета подряд русских крестьян поджидала почти неминуемая смерть, если они продолжали поиски свободной земли, однако в начале девяностых стоны погибающих людей и усилия прессы сумели проломить окружающую правительство стену безразличия, и был

предпринят ряд шагов по организации процесса переселения. Создавались станции, где переселенцы могли получить кипяток и пищу.

На этих станциях по очень низким ценам продавались телеги и лошади. Кроме того, обеспечивалась медицинская помощь и составлялись списки наделов, пригодных для колонизации. Смертность снизилась, а с ней – и недовольство скитальцев.

 

Во внутренних губерниях положение становилось все хуже, и крестьяне продолжали покидать их. Всевозможные мошенники пользовались возможностью нажиться, обещая крестьянам достать разрешения на получение лучших земель в Сибири, которые иначе

можно было получить лишь после изнурительных формальностей. С помощью таких подложных документов мошенники порой разоряли целые волости, и те навсегда исчезали с карты уезда.

 

Не менее жестокий способ избрало и правительство, чтобы исправить ситуацию. В первые два года миграция шла беспрепятственно, но затем власти издали строгий приказ, запрещающий пускать эмигрантов за Урал, пока они не выполнят ряд необходимых формальностей. Крестьянин должен был представить доказательства, что заплатил налоги и выкуп за землю, что имеет разрешение покинуть общину и гарантию того, что все члены его семьи получат место в его новом доме. Если он не мог выполнить эти условия, его прогоняли обратно. Земским начальникам, отвечавшим за организацию этого процесса, предписывалось самым тщательным образом соблюдать интересы крестьянства. Но впридачу они получали тайные приказы, требовавшие чинить переселенцам всевозможные препятствия, чтобы в Европейской России не поднялась цена на рабочие руки. Возвращаясь из Сибири в 1896 г., я слышала такие признания от самих земских начальников.

Из рассказов В.Г. Короленко о деятельности нижегородского губернатора Н.М. Баранова во время голода в Нижегородской губернии:

Въ 80-хъ и 90-хъ годахъ прошлаго столѣтія въ Нижнемъ-Новгородѣ губернаторомъ былъ знаменитый Николай Михайловичъ Барановъ, бывшій морякъ, герой проблематическаго эпизода съ "Вестой" въ русско-турецкую войну и громкаго процесса, связаннаго съ этимъ эпизодомъ; затѣмъ -- петербургскій градоначальникъ, губернаторъ виленскій, архангельскій, наконецъ, нижегородскій. Это былъ человѣкъ интересный во многихъ отношеніяхъ, фигура яркая, колоритная, выдѣлявшаяся на тускломъ фонѣ бюрократическихъ бездарностей. Человѣкъ даровитый, но игрокъ по натурѣ, -- онъ основалъ свою карьеру на быстрыхъ, озадачивающихъ проявленьяхъ "энергіи", часто рискованно выходившихъ за предѣлы бюрократической рутины, всегда яркихъ и почти всегда двусмысленныхъ. Уже будучи нижегородскимъ губернаторомъ, во время памятнаго голода, -- онъ сначала отрицаетъ его дѣйствительные размѣры, поддерживаетъ лукояновскихъ дворянъ, борется съ печатью и частной благотворительностью. Потомъ дѣлаетъ вдругъ блестящую и шумную диверсію, ознаменованную эффектной рѣчью противъ князя Мещерскаго (съ памятнымъ изреченіемъ о "бутафорской тряпкѣ" вмѣсто патріотическаго знамени), пользуется данными либеральной печати и статистики, которыя самъ недавно опровергалъ, а лукояновскимъ крѣпостникамъ объявляетъ войну. Въ холерные годы -- этотъ парадоксальный человѣкъ продѣлываетъ эволюцію совершенно обратную: въ первую холеру развиваетъ необыкновенную дѣятельность, отдаетъ подъ холерныхъ больныхъ "дворецъ", призываетъ полную гласность, печатаетъ списки умершихъ, допускаетъ родныхъ на похороны и отпѣванія. Послѣ блестящихъ результатовъ этой политики -- на другой годъ, когда холера была значительно меньше, -- вдругъ мѣняетъ тактику, принимаетъ систему замалчиванія, помѣщаетъ первыхъ заболѣвшихъ въ общую больницу, преслѣдуетъ сообщенія печати о холерѣ, врачамъ грозитъ высылкой и вызываетъ почти паническое бѣгство съ ярмарки... Въ концѣ концовъ эта рискованная игра административныхъ парадоксовъ не удалась, и карьера Баранова угасла въ сравнительной безвѣстности. Послѣ всероссійской выставки Барановъ былъ сданъ въ архивъ, называемый первымъ департаментомъ сената, гдѣ и закатилась среди административныхъ инвалидовъ эта звѣзда, сіявшая перемѣннымъ, но порой яркимъ свѣтомъ.

 

http://az.lib.ru/k/korolenko_w_g/text_1908_pokushenie_oldorfo.shtml

Правда, это Баранов - он "по жизни" таким непоследовательным был на административных постах.

П.И. Войноральский - ссыльный, живший в первой половине 1860-х в Вологодской губернии, в 1865 г. в прошении на имя министра внутренних дел отмечал из Яренска, что в этой местности жители почти ежегодно страдают от голода.

Козьмин Б. Молодые годы Порфирия Ивановича Войноральского // Каторга и ссылка. 1928. № 1. С. 140.

http://vk.com/wall-112964810_3512