9 сентября 1916 г. — Из дополнительных объяснений бывшего военного министра В. А. Сухомлинова члену Верховной следственной комиссии сенатору И. А. Кузмину¹*

Петропавловская крепость

...Временные оперативные неудачи на театре войны объяснены были недостатками снабжения войск боевыми припасами, и я был уволен от должности, после чего назначена была Верховная комиссия²* под председательством генерала Петрова³* «для всестороннего расследования обстоятельств, послуживших причиною несвоевременного и недостаточного пополнения запасов военного снабжения армии».

Совершенно объективное, по-видимому, «всестороннее расследование» оказалось на самом деле направленным лично против меня при содействии генерала Поливанова. Этим объясняется и то обстоятельство, что, при составе членов Комиссии, незнакомых с техникою военного дела и условиями, в которых находилось ведомство, меня лично не опросили как бывшего главу министерства.

Из доставленных же затем ведомостей, составленных на основании их заключений гг. членов Комиссии ясно было видно, кто направляет дело расследования и выгораживает при этом себя как бывшего помощника военного министра, на которого возложено было руководство довольствующими управлениями ведомства для снабжения армии всеми видами довольствия. Я же одновременно с этим лишен был возможности обращаться даже за справками в управления, подчиненные уже моему противнику.

К сожалению, кроме того, Верховная комиссия придала значение ложным доносам, клевете и анонимам, посыпавшимся на меня, и выделила даже для этого сенатора Посникова, который начал тоже не с опроса меня, а с обыска моих безопасных ящиков.

При таких условиях в Комиссии должно было набраться столько дров, что из-за них и леса не стало видно, а в результате получились обвинения бывшего военного министра на таких шатких данных, которые, вероятно, и совсем не имели бы места, если бы я был своевременно опрошен.

Систематическое устранение меня — бывшего главы ведомства — создало одностороннее расследование, искусно направляемое таким мстительным и хитрым человеком, как Поливанов. Его провокационные способности отразились на всем характере искусственно созданных обвинений, в основании своем не отвечающих действительности и лишь по некоторым внешним признакам фактов дававших иногда пищу для чистой провокации, как, например, знаменитый «перечень», «подлог» в официальном разъяснении о деле Мясоедова.

Насколько затруднительна была при этом вообще работа Верховной комиссии, можно судить, например, по необходимости действительному тайному советнику Голубеву разбираться в норме запасных штыков к винтовкам. Графу Бобринскому досталась задача разобраться в деле заказа 3 тыс.пушек Обществу русских артиллерийских заводов в Царицыне. Вместо Царицына он поехал почему-то в Пермь, где убедился совершенно правильно, что завод в Мотовилихе не подходит к тем условиям мощности, которые нужны для того, чтобы избавиться впредь от заграничных поставок, поэтому и надо было начать с царицынского заказа.

Но граф Бобринский в противоречии с самим собой признал, что генерал Поливанов поступил целесообразно, а по-моему, преступно, отменив этот заказ и передав его Пермскому заводу. При этом генерал Поливанов, по-видимому, скрыл от Верховной комиссии такое важное обстоятельство, как необходимость изготовления 9 тыс. новых пушек; стало быть, не только нельзя было отменять заказа Царицынскому заводу, который граф Бобринский и не осмотрел даже, а надо было дать сверх того еще кому-нибудь заказ на 3 тыс.пушек.

Очевидно, от членов Верховной комиссии в Государственной думе узнали и об эпизоде с 400 тыс. берданок, несмотря на секретное делопроизводство, и с кафедры Думы по моему адресу высказано было обвинение в такой форме, будто бы я перед самым началом войны приказал их уничтожить. Между тем, не мною лично и не накануне, а за 4 года до войны вырешить вопрос об этих старых ружьях поручено было помощнику военного министра генералу Поливанову, что и исполнено было при посредстве двух комиссий. У генерала Поливанова же не хватило гражданского мужества правдиво факт этот разъяснить, так как ему это было невыгодно.

Из разговоров в кулуарах Государственной думы видно было, что, к сожалению, в Верховной комиссии придавалось значение таким нелепым сплетням, как продажа якобы мною люстры на завод Крезо за громадные деньги, о многомиллионном моем состоянии и пр. небылицам, что повело уже к раскапыванию моих личных частных дел, к недостойным наговорам и распространению ложных слухов, проникших в печать, превратившихся в настоящую травлю, которую генерал Поливанов, в сущности, начал еще будучи в должности моего помощника.

Как ведавшему делом снабжения армии, ему приходилось проводить кредиты, для чего в Государственной думе он бывал часто, причем уверял меня, что в моем посещении ее нет надобности. Думу он в то же время восстанавливал против меня, объясняя мое отсутствие тем, что я противник этого учреждения, что имело вид некоторого правдоподобия, так как из-за 96 ст. мне действительно приходилось постоянно воевать.

Припоминаю такой случай: на одном из утренних докладов генерал Поливанов вдруг посоветовал мне быть вечером в заседании Государственной думы, чтобы показаться, так как я давно там не был. Каково же было мое удивление, когда состоявший при мне подполковник Боткин явился после того предупредить, чтобы я в Думу не ехал, ибо для меня приготовили скандал. В заседании я не был и от одного из моих знакомых членов Думы узнал, что действительно мне готовился какой-то афронт.

Отстаивая интересы вверенного мне ведомства, приходилось иногда преодолевать препятствия не без обострения отношений с некоторыми лицами, с которыми мой помощник обязательно сводил дружбу.

Словесные доклады его по делам ГАУ бывали иногда чрезвычайно яркие, и он настаивал, чтобы я в той же редакции доложил их государю императору. А когда я предпочел, чтобы порученное ему дело он сам доложил его величеству, то доклад его оказался уже значительно бледнее. Очевидно, он предпочитал, чтобы неприятный доклад исходил от меня, а не от него.

Поэтому имею серьезное основание полагать, что возникновение моего дела главным образом должно быть отнесено к проискам генерала Поливанова, который, добившись осуществления заветной мечты занять пост военного министра, не погнушался затем никакими средствами, чтобы мстить мне.

Когда я вступал в должность, государь император указал мне, чтобы я, приводя ведомство в порядок, избегал особой ломки и разгона. Я волю его величества так и исполнил, оставив даже генерала Поливанова помощником военного министра, несмотря на предупреждение, что это человек неверный.

При назначении в разгар войны военным министром Поливанова у него личные счеты взяли верх над служебным долгом, и все 9 месяцев его управления ведомством посвящены были деятельности, не только ничего общего с интересами государственными не имевшими, а даже вредными для последних.

Он начал именно с разгона и занялся с особым наслаждением травлею меня во всеоружии со своей стороны и при полном отсутствии такового с моей, но у меня была вера, что правда восторжествует.

Должен признать, что считаю себя виновным, во-первых, в том, что оставил помощником генерала Поливанова и не поверил предупреждениям о его неблагонадежности; удалось бы тогда, вероятно, сделать больше в отношении снабжения и, может быть, сохранить те 400 тыс. старых берданок, которые, по его милости, теперь фигурируют в числе предъявленных мне обвинений.

Во-вторых, не могу простить себе, что не сдал должности в 1911 г., когда выяснилось, что благодаря интригам мне не осилить того труда, который приходится затрачивать на одно вытаскивание палок из колес, которые мне ставили власть и влияние имущие.

Работа вообще была тяжелая: в короткий промежуток времени из числа моих деятельных сотрудников начальник Генерального штаба генерал Мышлаевский надорвал свое здоровье и ушел на Кавказ, следующий за ним генерал Гернгросс не выдержал и умер, умер начальник Главного штаба генерал Кондратьев от переутомления, точно так же и начальник Канцелярии Военного министерства генерал Гарф.

А с надорванным здоровьем я сам теперь пятый месяц нахожусь в мои годы в одиночном заключении в Трубецком бастионе Петропавловской крепости благодаря грандиознейшей интриге.

Но если наша армия оказалась боеспособной настолько, что третий год успешно воюет, а я, по мнению Верховной комиссии генерала Петрова, виновен в недостаточной подготовке боевой ее мощи, в бездействии власти, то чем же объяснить тогда такое необыкновенное явление?

В сентябре 1914 г. государь император, возвращаясь из Ставки верховного главнокомандующего, проезжая через Белосток, пожелал проследовать в крепость Осовец, только что выдержавшую бомбардировку.

Среди целого ряда пробных мобилизаций перед войной, давших блестящие результаты, мне удалось сделать впервые такую же проверку боевой готовности и крепости Осовца, оказавшую и здесь большую пользу по выяснению боевой готовности ее.

А какова она оказалась при боевом испытании, показали славные дни ее обороны 12, 13, 14 и 15 сентября 1914 года. Германская артиллерия выпустила, по приблизительному подсчету, до 40 тыс. снарядов крупных калибров. Все постройки были разрушены, деревья скошены, но сама крепость уцелела. Защитники ее выказали чудеса храбрости. Артиллерия наша работала превосходно. Немцы не могли даже сделать попытки к штурму и после четырехдневной жесточайшей бомбардировки, теснимые с флангов нашими войсками, буквально бежали, расстреливаемые нашим метким огнем.

Боевая мощь крепости и ее гарнизона оказалась выше похвалы.

24 сентября 1914 г. государь император вместе с военным министром из Белостока на автомобиле проследовал в Осовец и осчастливил доблестный гарнизон его своим посещением. Его императорское величество горячо благодарил славных защитников этой твердыни, милостиво с ними беседовал, осматривал повреждения и в пробитой вражеским снарядом церкви присутствовал на молебствии.

На память о боевой мощи этой крепости, геройски выдержавшей ожесточенный натиск немцев, у государя императора имеется осколок «чемодана», поднятый вблизи храма.

Генерал от кавалерии Сухомлинов

Примечания:

¹* Кузмин Иван Аполлонович — сенатор, в 1916 г. назначен «производящим по высочайшему повелению предварительное следствие по делу о бывшем военном министре В. А. Сухомлинове».

²* Комиссия была создана 25 июля 1915 г.

³* Петров Николай Павлович (1836‑1920) — инженер-генерал, член Государственного совета по департаменту промышленности, наук и торговли; с 1 августа 1915 г. — председатель Верховной комиссии для всестороннего расследования обстоятельств, послуживших причиною несвоевременного и недостаточного пополнения запасов военного снабжения армии. 14 декабря 1917 г. уволен от службы.

РГВИА.Ф. 962. Оп. 2. Д. 50. Л. 255 об.—261 об. Автограф.