Дневник Г. Штарке 22 июня—13 июля 1941 г.

Реквизиты
Тип документа: 
Государство: 
Датировка: 
1941.07.13
Период: 
1941.06.22-1941.07.13
Источник: 
Тайны дипломатии Третьего рейха. 1944-1955. М.: Международный фонд "Демократия", 2011. Стр. 520-531
Архив: 
ЦАФСБ России. Р-49170. Приложение, л. д. не нумерованы. Заверенная машинописная копия.

 

Дневник Г. Штарке*1

22 июня—13 июля 1941 г.

[б/м]

Перевод с немецкого

РАССТАВАНИЕ С МОСКВОЙ 
[«ABSCHIED VON MOSKAU»]

22 июня

3 часа ночи. Поступила шифрованная телеграмма о том, что послу поручается сообщить комиссару иностранных дел Молотову о начале военных действий. Одновременно было организовано уничтожение последних шифрованных материалов, и болгарский посланник*2 назначается хранителем германских интересов. Германское посольство в Москве более не существует. Мы отрезаны от родины. В посольстве собирается посол, посланник и генерал-советник посольства. Хильгера вызывает секретариат Молотова, который готов сейчас же принять посла.

5 час[ов] 25 мин[ут]. Граф фон дер Шуленбург направляется с Хильгером в Кремль, чтобы выполнить это последнее задание. Он вручил в связи с этим комиссару иностранных дел письмо, содержащее пожелания посла по поводу отъезда и выбор государства, которое в дальнейшем будет представлять интересы Германии. Между тем советник посольства фон Вальтер разбудил болгарского посла, чтобы доставить его в здание посольства.

6 час[ов] 10 мин[ут]. Посол возвращается. Молотов принял к сведению заявление посла. О начале военных действий ему, разумеется, было уже известно. Между тем появился болгарский посол, который интересовался отдельными моментами, связанными с его полномочиями по представлению в дальнейшем интересов Германии. Кроме того, были проинформированы также итальянский посол*3 и румынский посланник, т.к. они сами не получали еще никаких известий.

В заключение были вызваны коменданты посольских зданий, чтобы их проинформировать и дать важнейшие указания, касающиеся правил поведения их товарищей по общежитию — запаковать по два чемодана, находиться впредь все время в здании и т.п. Проживающие в гостиницах или на частных квартирах вызываются в посольство. Начинаются долгие часы ожидания. Еще действует телефон. Еще есть возможность выходить из здания посольства и не запрещено движение по городу.

11 часов. Японский посол*4 посетил графа фон Шуленбург, после него итальянский посол и посланник Словакии. Еще столица совершенно спокойна, до того момента, когда в 12 часов Молотов по радио объявляет населению о начале войны.

13 часов. Вальтер едет на вокзал, чтобы встретить там как раз прибывающих пассажиров. К сожалению, вокзал закрыт, 30 немцев арестованы. Г[осподин]у фон Типпельскирх*5 удалось об этом поставить в известность болгарского посла, дать ему указание об опротестовании данного факта в Комиссариате иностранных дел. Нота, как по телефону сообщил болгарский посол, была принята. Последующие часы проходят в последних приготовлениях. Консул Ламла*6 ответственен за свертывание, он собирает деньги, он инвентаризирует, упаковывает, ликвидирует.

19 часов. Уполномоченный Народного комиссариата государственной безопасности извещает население различных домов посольства о том, что все должны собраться в помещение канцелярии посольства. К этому времени наш багаж своими водителями был перевезен сюда же. Длинной колонной следуют наши машины в сопровождении полиции по улицам, которые теперь, после обеда, производят вновь несколько успокаивающее впечатление. Наконец в наше маленькое здание посольства собирается не менее 118 человек, толпа, которая в связи с надвигающейся ночью будит непредвиденные опасения. Никто не имеет права покинуть здание посольства.

21 час. После длительных переговоров с заместителем их комиссара по иностранным делам удается, наконец, перевести часть людей в так называемый посольский дом на Спиридоновку. Под предводительством генерала*7отправляются 34 человека в этот короткий путь, и теперь под усиленным конвоем. Оставшиеся устраиваются на немногочисленных постелях на полу канцелярии. После неоднократных предупреждений о неудовлетворительном затемнении дом погружается в глубокий сон. Только две затемненные лампочки дают слабый свет.

23 июня

0 час[ов] 30 мин[ут]. Внезапно раздается звонок. Дежурный [Народного] Комиссариата Иностранных Дел требует анкеты всех лиц, находящихся в доме. Наши дамы, а так[же] наши атташе, не унывая, направляются по темным коридорам и комнатам, будят не очень обрадованных спящих людей, чтобы спросить их имя, номер паспорта и т.п. Наконец список сдан и до следующего утра царит спокойствие.

9 час[ов]. Кофе и хлеб, забота о котором возложена на полицию.

14 час[ов]. Курица с рисом (в здании посольского дома повар посла проявляет свои способности, комбинирует суп из бобов и сосисок). Там, в многочисленных квартирах, было достаточно места для ночлега, так что никому не было необходимости ночевать на полу. Связи между обеими немецкими группами нет. Опять нужно представлять список. Через посредничество полицейских чиновников мы получаем сведения из посольского дома. Собак убивают. Ламла подсчитывает непрерывно посольские средства. Заместитель народного комиссара напоминает о представлении списка.

18 часов. В сопровождении представителя [Народного] комиссариата внутренних дел появляется г-н Павлов*8, начальник немецкого отделения Наркоминдела (о болгарском представителе немецких интересов ничего не слышно). Во время продолжительной беседы высказывает посол Павлову все свои желания. Тот уходит, и он был последним, кого мы видели из комиссариата иностранных дел. Теперь единственным, связывающим нас с миром звеном является комиссариат внутренних дел.

20 часов. Холодная закуска.

20 час[ов] 45 мин[ут]. Последний раз работа в канцелярии посольства. Все пишут анкеты, которые, наконец, сдаются. Мы ухаживаем за больными, занимаемся подготовкой ко второй ночи.

24 июня

2 час[а] 30 мин[ут]. Вой сирены, стрельба из зенитных орудий, пулеметная стрельба. Все просыпаются и вскакивают. Рассвет наступил. Некоторые спускаются в подвал, любопытные подходят к окнам, самые усталые продолжают спать. Облачка от разрывов зенитных снарядов в небе, но знатоки утверждают, что это пробная тревога (Радио на другой день подтвердило эти предположения). Все успокаиваются и погружаются вновь в глубокий сон.

8 час[ов] 30 мин[ут]. Кофе. В связи с ночными происшествиями принимаются меры к организации бомбоубежища. Подобная подготовка имела место в посольском доме.

12 час[ов] 30 мин[ут]. Посланник фон Типпельскирх проводит собрание в здании посольства со всеми присутствующими и говорит о правилах поведения на случай воздушной тревоги.

14 часов. Бобовый суп с сосисками (В посольском доме гороховый суп с салом и, как вчера — компот и вино из погреба прекрасно обеспеченного воздушного атташе*9).

19 часов. Появляется майор Комиссариата внутренних дел, чтобы сообщить послу, что в 20 часов нас будут ожидать машины к отправке. Будем направлены в гор. Кострому на Волге, в санаторий. К сожалению, он сообщил, что находящиеся в посольстве 16 немцев должны будут остаться, т.к. они будут направлены для обмена. В посольском доме должны были остаться 2 немца и советский обслуживающий персонал.

20 часов. Начинается погрузка багажа. В большом пассажирском автобусе Комиссариата внутренних дел направляются члены посольства под усиленной охраной на отдаленный Ярославский вокзал. Последний прощальный обход покидаемых домов, прощание с остающимися согражданами и прислугой. Одна глава нашей жизни и нашей работы закончена.

В ЛАГЕРЕ КОСТРОМА 
[IM LAGER KOSTROMA]

24 июня

21 час. На Ярославском вокзале, откуда отходят поезда на восток, нас ожидает небольшой специальный поезд с неудобными зелеными пассажирскими вагонами. Наш перрон оцеплен полицией. С находящейся рядом платформы нас охраняет также железнодорожная полиция. Места уже распределены, каждый входит в указанный ему вагон. Для посла и его сопровождающих приготовлен мягкий вагон, но без белья и каких-либо удобств. Все остальные устраиваются на голых деревянных скамьях.

Вдруг мы увидели из окна на соседней платформе несколько иностранцев, которые нас не замечали: американского посла, нескольких дипломатов, журналистов, среди них также японца, которые кого-то провожали на дальневосточную «Стрелу». К нашей радости, присутствие НКВД привело их в недоумение. Один из наших старых знакомых останавливается, он узнает нас, он нам кивает. Мы можем быть уверены, что теперь, по крайней мере, через американскую печать станет известно о нас в Германии. (В действительности американские журналисты сообщили, что они видели специальный поезд немецкого посольства, направляющийся на Дальний Восток).

22 час[а] 15 мин[ут]. Поезд трогается. Кроме постельного белья еда также не предусмотрена. Поезд затемнен, это означает, что не горит свет. Большинство начинает замерзать, т.к. лето в этом году необычно прохладное. Передвижение из вагона в вагон невозможно, т.к. выходы охраняются вооруженными часовыми. Кроме этого патрулируют уполномоченные ГПУ*10 непрерывно по вагонам, держа наготове оружие с привернутым штыком.

25 июня

Из всех чемоданов собираются продукты питания, кроме этого, нет ни еды, ни питья.

11 часов. Ярославль. Из замечаний начальника эшелона, майора ГПУ, ясно, что об отправке далее немедленно не может быть и речи, т.к. мы должны пропустить несколько важных транспортов.

14 часов. Первые требования обслуживания. Наконец, в 14 час[ов] 30 м[инут] получает посол первый хлеб, который заботливо делится на 23 человека. Этого, разумеется, совершенно недостаточно.

20 часов. Мы все еще стоим в чистом поле вблизи Ярославля. Наконец, после 24 часов, даже команда сочла нужным позаботиться о нашем питании; колбаса и хлеб. Чай также появился, разносили в ведрах. Этими продуктами был утолен хотя бы первый голод. Радостно встречали вестников с продуктами в различных вагонах, где возникло опасение, что вагон посла отцепили.

26 июня

3 часа. Поезд внезапно тронулся. Так как до нашего места назначения — Костромы, оставалось примерно час езды, многие начали подыматься. Но однообразно катится поезд по гладкой равнине около 3-х часов.

6 часов. У импровизированной платформы мы останавливаемся. Станция, кажется, еще только сроится. Несколько больших деревянных домов и вдали красная водонапорная башня — так выглядит наш санаторий. Рядом с платформой стоят автомобили и автобусы. Но только спустя 20 минут начинается выгрузка. Для посла, для посланника фон Типпельскирх, также для советника посольства Хильгер и его жены*11 поданы персональные машины. Они прыгают по короткой полевой дороге к «дому отдыха». Наконец наша маленькая колонна приходит в движение. Пять минут хотьбы, затем первый забор и вслед за ним второй досчатый забор с колючей проволокой.

6 час[ов] 45 мин[ут]. Первый обед. Столовая большая, уютная и, в противоположность сырым и холодным домам, натоплена. Сразу же после кофе, о котором никто не может сказать, кофе это или како, все ложатся спать, чтобы наверстать упущенное.

13 час[ов]. Обед. Полные ожидания, смотрим мы в обеденную карточку. Затем начинается организация. Устанавливается, что необходимо в первую очередь. В длинном письме перечисляются лагерному коменданту, — майору ГПУ, — все необходимые требования. Дальнейшие вопросы ожидают разрешения — кто будет подметать комнаты и лестницу, кто будет убирать умывальники и коридор. Неразрешимую организационную задачу представляют собою отсутствие утреннего белья, т.к. 6 полотенец имеется в наличии. Вечером большая часть населения лагеря вышла на прогулку и гуляет под наблюдением двух вооруженных полицейских в маленьком садике между домами.

27 июня

Несмотря на лето, сделалось еще холоднее. Только некоторые наши требования, которые мы изложили в письменном виде, удовлетворены. Мы получаем две примитивные метлы и т.п. Оба поста внутри за колючей проволокой исчезают. Но кроме них остаются еще кругом милиционеры и вооруженные агенты ГПУ, у которых имеются даже противогазы.

28 июня

Уже перед завтраком появились первые физкультурники. Во время утреннего кофе, — приятная неожиданность, — открывается лавка, где продается мыло, сигареты, спички и т.п. Занятия спортом, игра в бридж и забота о больных — постепенно каждый находит себе подходящее занятие. Мы не имеем абсолютно никаких сведений о военном положении, т.к. нам, несмотря на наши неоднократные просьбы, отказывают в газетах.

В полдень появился комендант лагеря и потребовал сдачи всех находящихся в наших вещах приемников, оружия и ядовитых веществ. Огнестрельное оружие мы сдали еще в Москве, но у некоторых остались ножи, которые рассматривались как кинжалы. Вечером комендант объявил нам, что сегодня в 10 час[ов] вечера прибудут члены немецкого генерального консульства в Ленинграде. Тотчас же начинаются приготовления к их приему. Комнаты принимают несколько иной вид. Постели приносятся из магазина и застилаются. Выставлены ночные посты.

22 час[а] 45 мин[ут]. После многообещающего рева моторов открываются лагерные ворота, и ленинградцы выходят из машины. Когда они видят нас в лагере, они очень удивляются нашему присутствию здесь.

29 июня

10 час[ов] 30 мин[ут]. Лагерный комендант опять обращается к послу с вопросом, нет ли в домах радиоаппарата. Все обыски, произведенные немецкими комендантами по этажам, не приводят, разумеется, ни к каким результатам. Дело всплыло из-за какого-то куска проволоки, которую майор нашел в одном из домов и которая в действительности служила для прочистки засорившихся труб. Вместе с этим раздалось из дома № 2 мужское пение в сопровождении гитары. Кто бы мог подумать, что у нас такие хорошие голоса, что их можно принять за радиопередачу.

От советника Хильгер мы узнали, что после 22 часов нигде не должен гореть свет, весьма излишнее предупреждение потому, что и так в доме нигде электричество не работает. Но нельзя было зажигать и свечей. В 22 часа 30 мин[ут] все должны находиться в своих комнатах, причем комендант прибавил, что это касается не только нас, а закон по всей области. Посол обращается к коменданту, чтобы он через свое начальство в Москве сообщил представителю, выражавшему в данное время интересы Германии, т.е. болгарскому посланнику, о том, что прибыли сотрудники ленинградского консульства и чтобы он ускорил прибытие консульского персонала из Риги и Таллина.

30 июня

10 час[ов] 30 мин[ут]. Столь долго ожидаемые души сегодня заработали. В беседе комендант сообщил, что болгарский посланник должен приехать в Кострому. К вечеру неутомимые наблюдатели за железной дорогой замечают поезд, составленный из зеленых вагонов и международных спальных вагонов. Прибыл ли это болгарский посланник или, может быть, дана команда, которая потащит нас в Среднюю Азию?

ОТ ВОЛГИ ДО ТУРЕЦКОЙ ГРАНИЦЫ 
[VON DER WOLGA AN DIE TÜRKISCHE GRENZE]

1 июля

9 часов. Майор извещает, что на 10 часов назначается отъезд. Как? Почему? Куда? — неизвестно. Посол вызывает его и извещает, что колеблется с отъездом без уверенности в конечной цели путешествия и без извещения от защитника германских интересов — болгарского посланника.

Майор запрашивает свое начальство в Москве, и через 20 минут мы узнаем, что первым пунктом назначения является Москва, где болгарский посланник посетит посла, и что детали ему, майору, тоже неизвестны.

Укладываем чемоданы, составляем список, завтракаем, умываемся. Консул Ламла уплачивает по счету. В целом пребывание в Костроме обошлось нам в приличную сумму — 16 000 рублей.

11 часов. Отъезд на автобусах на вокзал. Поезд же появляется только в 14 час[ов] 15 мин[ут].

15 часов. Питание отсутствует. Обращаемся к майору, и он, очень смущенный, объясняет, что о питании вообще забыли. Наконец, отправляемся в направлении Нерешты. Внезапно поезд меняет направление. Теперь едем на юг, на Горький (Нижний Новгород).

18 час[ов] 30 мин[ут]. Иваново. Раздают воду и масло. Мы так голодны, что нам и сухой хлеб кажется вкусным.

20 час[ов] 30 мин[ут]. Раздают хлеб, колбасу и масло. Медленно все ложатся «в постель».

2 июля

5 часов. Прибыли в Москву, Курский вокзал.

6 часов. Прибыл Стаменов. Его сопровождает Васюков*12, начальник отделения Наркоминдела, который должен нас сопровождать в поездке. Васюков делает весьма недовольное лицо. Болгарин нам сообщает, что мы едем до Ленинакана, где 5 числа в 18 часов будем обменены. Это был путь, которого мы, исходя из практических соображений, могли бы избежать. Послу удается, таким образом, что этого не замечает Васюков, узнать от Стаменова кое-какие военные новости.

9 часов. Отправка, направление на юг. Мы начинаем понемногу устраиваться из расчета на длительное путешествие. Пищи никакой не было. Холодно и неуютно.

12 часов. Майор обещает нам еду в Курске. Он надеется, что он сможет удовлетворить нас теми продуктами, которые ему указаны в списке, переданном ему фрау Хильгер.

18 часов. Курск. Хлеб, масло, колбаса и чай. Разрешается проблема раздела и сохранения продуктов питания. Если завтра потеплеет, то встанет проблема о сохранении продуктов на 112 человек. Медленно темнеет.

Майор сказал, что в Москве к нашему поезду прицепили еще два вагона с немцами. Ни Васюков, ни Стаменов об этом ничего не говорили. Переход из вагона в вагон категорически запрещен, на каждой стороне вагона стоят вооруженные агенты ГПУ, и один постоянно ходит по проходу.

После продолжительной борьбы Вальтер получает возможность дважды в день в сопровождении агента проходить по поезду для раздачи продуктов питания, медикаментов и для опроса по нуждам. Пассажиры вновь прицепленных вагонов — транзитные путешественники и наши хозяйственники, которых мы вынуждены были оставить в Москве. Радостная встреча. Они тоже не знали, к какому поезду их прицепили, и рады, что теперь имеют хоть небольшую гарантию.

3 июля

Харьков. Полное затемнение. Посты с примкнутыми штыками стоят во время остановки в раскрытых дверях. На их мундирах видны револьверные кобуры. Рябой в нашем вагоне имеет их даже две. Мы едем дальше, в темноту.

6 час[ов] 30 мин[ут]. Уже совсем рассвело. Быстро побриться, потому что после будет много желающих, а после 6 часов бриться запрещается. В процессе хождения по вагонам Вальтер установил, что вагон-буфет 3-го класса прицепляется к нашему поезду и в нем размещены примерно 40 человек охраны ГПУ.

7 часов. Начал работу вагон-буфет — маленькая горбатая женщина приносит бутерброды, консервы. Она нас провожала до самой границы. В некоторых вагонах ее называли по русскому балету — «Конек-Горбунок», в других — «прабабушка Украины». Мы ей благодарны потому, что с небольшими возможностями она делала много.

16 часов. Азовское море.

20 часов. В одном из жестких вагонов нет матрацев. Длинные дискуссии с майором, который в конце концов обещает достать матрацы в Ростове.

21 час 30 мин[ут|. Возмущение потому, что матрацев еще нет. Люди уже совершенно разбиты от лежания на голых досках. Но надежда на матрацы вновь появляется. Васюков до сих пор не появился. Посол просит майора зайти к нему. Тот, наконец, появляется. Посол передает ему длинную телеграмму Стаменову, в которой, прежде всего, требует немедленного разъяснения по поводу отсутствия «ревельцев». Васюков обещает позвонить из Махач-Калы, в этом случае ответ может поступить уже в Тифлисе. Надежды на матрацы в Ростове приводят опять к спокойствию.

4 июля

Встаем. Начинается новый день.

9 часов. Васюков вообще до сих пор еще не появляется.

9 час[ов] 30 мин[ут]. Майор, возмущенный, приходит в вагон и объясняет нам, что из вагона транзитных пассажиров фотографировали местность. Он требует немедленно собрать все фотоаппараты и пленки. Вслед за этим выясняется, что одна из пассажирок высунула в окно зеркало, чтобы посмотреть, кто сидит в соседнем вагоне. Мы очень довольны, что этот случай с мнимым фотографированием не имел серьезных последствий.

9 час[ов] 45 мин[ут]. Обход. Появляются первые больные. Желудочные и простудные заболевания. Обходящий вагоны не узнает Гроппера*13. Он стал жертвой клопов. Один глаз и щека заплыли. Одно ухо стало совершенно бесформенным. Едва слышно стонет он и просит порошка против клопов. Примет ли его лицо когда-либо вновь прежние формы?

10 часов. Эльбрус. Кавказский хребет.

14 часов. Грозный. Бурильные вышки. Запах нефти.

15 часов. Прибегает возбужденный рябой и говорит Вальтеру, что один из агентов установил у г-на фон Типпельскирх автоматическое огнестрельное оружие. На его лице — расстрел, ссылка или еще что-либо худшее. Мы обращаемся к обвиняемому. Выясняется, что «автоматическим оружием» был прибор для бритья. Рябой и агент, нашедший «оружие», уходят с растерянными улыбками и с угрожающим взглядом на наши довольные лица. Теперь он больше не явится с подобной чепухой.

17 часов. Махач-Кала.

19 часов. Дербент. Аланские ворота. Дискуссия. У каждого еще сохранилось в памяти кое-что от школьных лет. Браво, браво! Корреспондент за всю долгую школьную жизнь не видел более оживленной научной конкуренции.

5 июля

3 час[а] 10 мин[ут]. Баку. Вопреки нашим расчетам, у нас 7 часов опоздания. Таким образом, мы ни в коем случае не сможем приехать вовремя к обмену. Прекрасная, но очень жаркая поездка по Кавказу.

16 часов. Через Тифлис на Ленинакан. От Васюкова никакого ответа.

16 часов 30 мин[ут]. Первая советская газета, ее дает местный агент НКВД.

6 июля

3 часа. Ленинакан. Мы проезжаем мимо эшелона с танками. Некоторое время нас возят туда и обратно и затем ставят на запасной путь рядом с другим эшелоном танков. Вокруг посты и часовые с примкнутыми штыками.

9 часов. Появляется Васюков, чтобы сообщить, что турецкое правительство сможет нас принять только 8 и 9 числа. В остальном все в порядке. Советское посольство уже на болгарской границе. Сотрудник генеральных консульств в Батуми и Тифлиса Лидке*14 уже в Ленинакане. Второй транспорт с немцами вышел 5-го [июля] из Москвы. Мы разочарованы, но, в конце концов, два дня ничего не составляют. По всей вероятности, их будет больше потому, что посол заявил Васюкову недвусмысленно, что без Бултемейера и без точных данных о судьбе рижан не покинет страны. Он передал ему длинную телеграмму о штатном комплекте для имперского правительства. Если даже Бултемейер находится во втором поезде, он прибудет не ранее 9 числа.

11 часов. Проходит сильная гроза. Духота и жара немножко спали.

12 часов. Первые попытки борьбы с охраной за мелочи повседневной жизни. После долгих колебаний майор разрешает открыть хотя бы два окна в каждом вагоне. Во время поездки все окна должны быть закрыты. Прежде всего, посол требует, чтобы сопровождающие его получали хоть один раз в день горячую пищу, так же, как и беспрепятственное санитарное обслуживание и возможность выходить из вагона.

14 часов. Чрезвычайное событие. Первый раз от Костромы горячая пища. Ее разносят едва говорящие по-русски армяне. В семь часов пищу получает последний вагон. Во время вечернего обхода можно констатировать, что больных стало меньше.

июля

4 часа 30 мин[ут]. Подъем. Становится все труднее выбрать 10 минут для бритья потому, что за ночь появились вновь больные.

7 часов. Проводник вагона утверждает, что на всем вокзале не найти кипятку. Таким образом, мы должны обходиться без чая. На завтрак вода и черный хлеб. В конце концов, появляется «Конек-горбунок» с бутербродами.

9 часов. В конце концов, и проводник принес воды, и фрау Хильгер приготовляет чай.

16 часов. Обед. Игра в карты. Обход. Настроение хорошее. К сожалению, прибавляется количество желудочно-больных. Спать ложимся рано. Возобновляется борьба за открытые окна. Погода жаркая и ветреная. В вагоне 34 градуса жары.

8 июля

Васюков заявляет послу, что ситуация полностью изменилась. Германское правительство имеет намерение произвести обмен советского посольства на болгаро-сербской границе. Посольство находится в Белграде, который совершенно разрушен. Советское правительство отклоняет болгаро-сербскую границу как место обмена. 99 человек русских недостает. В конце концов, переговоры ни к чему не привели и велись в слегка напряженной атмосфере. Что-то будет дальше! Посол пытается через Васюкова послать еще одну телеграмму о ревельцах к Стаменову, но Васюков отклоняет, т.к. он должен дождаться прихода поезда.

16 часов. Майор сообщает нам, что мы будем получать регулярно газеты. 10 экземпляров заказаны в Ереване (Мы их никогда не получили).

10 часов 15 мин[ут]. Первая прогулка по платформе. Каждый вагон отдельно по 20 минут. Горячий ветер несет нам навстречу пыль, несмотря на это мы рады немного размять ноги. К вечеру наводняют вокзал многочисленные комиссии: ГПУ, офицеры, врачи, гражданские лица. Вероятно, завтра, прибудет ожидаемый поезд.

9 июля

4 часа 15 мин[ут]. Прибыл второй поезд. Обещания специалиста по этим вопросам Хильгера сбылись. Осторожно смотрим мы в бинокли, кто стоит у окон. Несколько итальянцев, болгар, финнов. Из немцев узнаем Динстманн*15, сотрудников корабельной кампании. Позже увидели мы и румын и словаков. Почти половина московского дипломатического корпуса находится теперь в Ленинакане. Славу богу, Бултемейер прибыл и вечером получил разрешение на переход из другого поезда к своей жене. От Стаменова мы пока еще ничего не слышали. Генеральный консул Динстманн получил разрешение разыскать и собрать своих людей. Майор сообщил нам, что 20 человек, обладателей дипломатических паспортов, могут пойти обедать в салон подошедшего поезда. Но посол попросил, чтобы это было предоставлено пассажирам жесткого вагона, женщинам, детям и т.п., что и было решено.

18 часов. Прогулка. Четверть часа. Никто не понимает, почему так поздно. Скорей всего забыли дать распоряжение. На протест посла ему разрешается покидать поезд в любое время и проходить по поезду. Кроме этого, получили разрешение на посещение других вагонов — посланник, советник, генерал*16, фрау Хильгер, Штейн, Вальтер. Послеобеденное время проходит в рассуждениях на тему о том, для какой цели сроится маленький деревянный домик при вокзале. Проверка паспортов, таможня, лавка, место сбора для пассажиров всех вагонов и прочие предположения. Действительное назначение стало ясным на следующее утро, когда домик остался без крыши и когда пассажир подошедшего поезда в ночных туфлях и халате, немного растерянно, быстрым движением скрылся в домике. Теперь нет никакого сомнения о назначении домика.

10 июля

10 часов. Васюков сообщает нам, что Деканозову не хватает 99 человек. Васюков явно не в духе. Надежда на скорый переход границы падает. Несмотря на это посол получает возможность позвонить по телефону в Каре представителю турецкого министерства иностранных дел. Но это оказывается невозможным по техническим причинам. Таким образом, послу придется ехать на границу.

11 часов. Группа людей направляется к другому поезду, среди них также иностранцы. Этот турок Шемзадин, до 1936 года секретарь турецкого посольства в Москве, которому поручены переговоры по процедуре обмена. Посла приглашают на переговоры в вагон-ресторан. Он возвращается. Он должен дать ноту о своей готовности перейти границу и список всех, с ним едущих. О 99 недостающих русских больше ни слова. К чему был о них весь вчерашний разговор, остается неясным.

12 часов 30 мин[ут]. Нота и списки готовы. Турок с ними уезжает.

13 часов. Майор просит всех имеющих дипломатические паспорта и пользующихся правом бесконтрольного проезда взять свой багаж из багажного вагона. Это уже серьезные приготовления к отъезду.

17 часов. У багажного вагона соседнего поезда возникают внезапно горы багажа. Майор нам сообщает, что это наши личные вещи, присланные из Москвы. Что это может быть? Майор вдруг говорит, что каждый может из этой горы багажа выбрать вещи, ему принадлежащие. Начинается дождь. Абсолютно темно. Никто ничего не находит. Впечатление от багажа очень разочаровывающее.

11 июля

5 часов утра. Подъем. Новые больные, слабые, бледные и нервные. Состояние здоровья начинает создавать угрозу.

8 часов. Завтрака нет. Хлеб и вода от вчерашнего дня. Горячей воды тоже нет, а чай, заваренный на отстоявшемся нарзане, не доставляет никакого удовольствия. Запасы чая тоже постепенно тают.

8 часов 30 мин[ут]. Прогулка. Наш багаж лежит нетронутый в багажном вагоне. Мы просим майора начать таможенную проверку днем.

9, 10, 11 часов. Васюков приходит с телеграммой от Стаменова. Собственно говоря, ничего нового, но и ничего плохого. Стаменов ничего не знает о 99 пропавших. Посол долго разговаривает с Васюковым.

Основой разговора является пропорциональный обмен, на котором настаивают русские. Советское посольство, кажется, опять на болгаро-турецкой границе. Это уже хоть что-то. Васюков просит начать собирать советские деньги. Одновременно он заявляет нам, что вечером встретится на границе с турками. Может быть, станет известно что-либо новое. Он долго говорит о завтрашнем отъезде. Ему, видно, тоже хочется обратно в Москву. Но это, кажется, единственная причина его оптимизма. Мы набираемся терпения. О багаже ничего нового. Опять новые больные.

12 июля

Рано встал. Борьба с неприятностями продолжается, мухи мучают все больше, санитарные условия все невыносимее. Сегодня опять очередь у домика.

8 часов. Васюков сообщает, что у турок нет никаких данных о возможности приема русских на болгарской границе. Итак, опять ждать.

15 часов. Корреспондент был сегодня в вагоне-ресторане, где из очень ограниченных средств предлагается немного лучшее обслуживание и имеются ложки и вилки.

16 часов. Майор опять предлагает начать сбор русских денег. Нам не совсем понятна такая спешка потому, что все перспективы нам представляются еще очень туманными.

19 часов. Медленно темнеет. Майор просит нас осмотреть пришедший из Москвы багаж. Радостно открываются первые чемоданы. Разочарование. Старые тряпки, разорванные вещи, непригодные ботинки находим мы вместо ожидаемых вещей. Все возрастающая надежда на скорый отъезд.

20 часов 30 мин[ут]. Васюков еще раз напоминает о деньгах, т.к. мы «вероятно, завтра, уезжаем». Никто как следует этому не верит. Несмотря на это каждый к этому готовится.

23 часа. Ламла, который препроводил остатки багажа в таможню, сообщил, что время истекло, поэтому багаж будет пропущен бесконтрольно. Получится ли что-либо из завтрашнего отъезда?

13 июля

1 час. Ламла будит меня, чтобы сообщить, что некоторые ковры должны быть еще раз просмотрены, нашлось также некоторое количества серебра. Прямо из глубокого сна в таможню. После двухчасовых разговоров унес корреспондент 5 ковров и коробку серебра, которые ему не принадлежали. Таким образом, хоть на что-либо ему пригодился таможенный лист.

3 часа. Возвращаясь с таможни, мы видим пассажиров, у которых проверяют ручной багаж, при этом освещение совершенно исключительное. Упаковываем чемоданы.

6 час[ов] 30 мин[ут]. Васюков прибыл. Мы едем. Вновь маневрируем, полчаса, час.

9 час[ов] 55 мин[ут]. Поезд медленно трогается и выезжает из вокзала Ленинакана. Так далеко!!

10 час[ов] 20 мин[ут]. Граница достигнута. Мы стоим и ждем.

12 час[ов] 30 мин[ут]. Посла приглашают в салон-вагон, где сидят Васюков и уполномоченные НКВД. Протокол передачи написан Васюковым и турком. Посол еще раз проходит по вагонам, чтобы убедиться, что все действительно на месте. Протокол подписывается, затем мы едем дальше. Через несколько минут Васюков и уполномоченные НКВД сходят. Они стоят вдоль поезда, и мы медленно проезжаем мимо них. Мы свободны!

Перевела: переводчик 4 отдела 3 ГУКР МГБ лейтенант ШИЛОВА

 

Примечания:

* Кроме машинописного перевода дневника в деле имеется сброшюрованный подлинник на немецком языке. На титуле документа заглавие: «Deutsche Botschaft Moskau. Vom Ausbrach des deutsch-sowjetischen Krieges bis zur Rückkehr nach Deutschland. Tagebuch vom 22. Juni bis 24. Juli 1941». К документу приложена справка: «2-я часть дневника охватывает период с 13 июля по 24 июля 1941 года и содержит записи, касающиеся проезда германского посольства в СССР от турецкой границы до Берлина. Л.T Шилова. 16.10.1946 года».

*2 Речь идет о болгарском посланнике Иване Стоматове.

* Речь идет об итальянском после в Москве Аугусто Росси.

*4 Речь идет о японском после в Москве И. Татекава.

*5 Здесь и далее речь идет о немецком дипломате, посланнике Вернере фон Типпельскирхе.

*Речь идет о немецком дипломате Йохане Ламле.

*7 Вероятно, здесь и далее речь о военном атташе германского посольства в Москве генерал-майоре Эрнсте Августе Кёстринге.

*8 Речь идет о советском дипломате Владимире Николаевиче Павлове.

*9 Речь идет о военно-воздушном атташе при германском посольстве в Москве полковнике Генрихе фон Ашенбреннере.

*10  Здесь и далее Штарке употребляет в своем дневнике название наркомата внутренних дел, существовавшее в советской России до 1923 г. — Главное политическое управление (сокр. ГПУ).

*11 Речь идет о жене Густава Хильгера — Марии Хильгер (урожд. Хакенталь).

*12  Речь идет о советском дипломате А.П. Васюкове.

*13  Речь идет о немецком дипломате Хорсте Гроппере.

*14  Возможно, речь идет о немецком дипломате Гансе Лидке.

*15  Речь идет о немецком дипломате Карле Динстманне.

*16  Вероятно, речь идет о германском военном атташе в Москве генерал-майоре Августе Кёстринге.