Протокол допроса посла Г. Фон Рихтгофена 24 апреля 1946 г.

 

24 апреля 1946 г.

Москва

Рихтгофен Герберт, 1879 года рождения, уроженец м. Штрелен Штреленского района (Германия), немец, из дворян, член НСДАП с 1937 г., образование высшее юридическое. До июня 1941 г. германский посол в Болгарии.

Вопрос. Когда вы поступили на службу в Министерство иностранных дел?

Ответ: В 1903 г. по окончании юридического факультета я поступил референтом в районный суд Шарлоттенбурга. Через некоторое время, примерно в декабре 1903 года, я защитил докторскую диссертацию и получил звание доктора-юриста*¹.

Вопрос. Какие должности вы исполняли в этот период?

Ответ: С поступлением на службу в Министерство иностранных дел я был направлен в германское генеральное консульство в г. Константинополь на должность атташе. В июле 1905 года меня перевели на ту же должность в генеральное консульство в г. Нью-Йорк. В апреле 1906 года вновь был переведен, но уже на должность секретаря германского посольства в г. Лондон, где прослужил до 1907 года. В конце 1907 года, воспользовавшись предоставленным мне отпуском, я приехал в Берлин и сдал дипломатический экзамен на должность посольского секретаря. До сдачи этого экзамена, хотя я официально и числился исполняющим должности, о которых показал выше, но фактически проходил только практику. Работа моя не оплачивалась, проживал я на свои средства.

Вопрос. В чем заключалась ваша практика, в области каких вопросов дипломатической работы вы приобретали навыки?

Ответ: В иноконсульствах городов Константинополя и Нью-Йорка я приобретал навыки дипломатической работы, главным образом по экономическим и правовым вопросам, связанным с защитой интересов германских граждан.

В Лондоне я замещал третьего секретаря посольства и выполнял возложенные на него функции пресс-атташе. После того как я, приехав из Лондона, сдал дипломатический экзамен, меня направили (в январе 1908 г.) исполняющим обязанности генерального консула в г. Калькутту (Индия).

Летом 1908 года, после приезда в Калькутту генконсула, я получил назначение в г. Токио на должность секретаря посольства, где работал до 1910 года. В 1910 г. был назначен секретарем посольства в Вашингтон.

Весной 1911 г. получил назначение на должность секретаря посольства в Каире (Египет), где прослужил до 1914 года. В начале первой мировой войны меня мобилизовали в армию. В 1916 г. Министерством иностранных дел я из армии был отозван и направлен в г. Софию (Болгария) на должность советника посольства.

После окончания войны, в конце 1918 г., меня из МИД уволили, и я, нигде не работая, проживал в своем доме в м[естеч]ке Портен-Киркен (Бавария).

Вопрос. Чем это увольнение было вызвано?

Ответ: Произошло это в силу сложившейся тогда обстановки. Война и последовавшее поражение Германии лишили ее возможности иметь свои представительства в ряде стран, поэтому многие сотрудники МИД были уволены.

Вопрос. Продолжайте ваши показания, где и на каких должностях вы впоследствии служили в МИД?

Ответ: Летом 1921 года я был вызван в МИД и назначен советником по делам США. Эту должность я занимал до 1925 года. С 1925 года руководил отделением по вопросам стран Ближнего Востока. В 1930 г. был направлен послом в Копенгаген (Дания). Весной 1936 года меня перевели на ту же должность в Брюссель (Бельгия). В 1939 г. получил назначение в г. Софию (Болгария) и находился там в качестве посла до июня 1941 года.

Вопрос. Чем объяснить столь частые перемещения вас по службе?

Ответ: Точно ответить на этот вопрос не могу, но полагаю, что это делалось специально в целях привития разностороннего опыта дипломатической работы. Особенно это практиковалось в отношении молодых сотрудников.

Вопрос. Известно, что германские дипломатические представительства, наряду с выполнением официальных функций, в лице отдельных лиц занимались также и разведывательной деятельностью. Под «разносторонним опытом дипломатическим работы» имелось в виду привитие и этих навыков?

Ответ: Я это отрицаю. За весь период своей дипломатической работы разведывательной деятельностью я не занимался и связи с органами разведки или с их представителями никогда не имел.

Вопрос. К этому вопросу мы еще вернемся, а сейчас покажите, почему именно вы были назначены на пост посла в Болгарии?

Ответ: Почему я был направлен в Болгарию, мне не известно. Об этом я неожиданно для себя узнал в апреле 1939 года из газет в пути следования в Берлин, куда был приглашен по случаю дня рождения Гитлера.

После освобождения меня (в конце 1938 г.) с должности посла в Брюсселе, согласно заверениям Риббентропа, я должен был быть назначен послом в Ватикан. Однако, как впоследствии мне стало известно, Гитлер решил смены посла в Ватикане не производить. Очевидно, он считал, что замена посла Бергена, который находился там уже в течение 20-ти лет, может отрицательно сказаться на отношении Ватикана к Германии.

О том же, что мой предшественник — посол в Болгарии Рюмелинг — должен был быть смещен, я знал из разговоров с сотрудниками МИД еще значительно раньше, примерно с 1931 года. Вообще в МИД существовала практика периодического перемещения послов, которые более или менее длительный период времени находились в одной стране.

Свое же назначение в Болгарию я могу объяснить лишь тем, что мне, в конце концов, должны были дать где-то должность посла или, в противном случае, уволить.

Вопрос. Ваше объяснение нелогично. Общеизвестно, что подобные назначения не могут быть случайными. Назначение вас на должность посла в Болгарию также не было простым перемещением по службе и, тем более, не могло быть связано с необходимостью обеспечения вас работой. Вызвано оно было определенными политическими соображениями, и вы их не могли не знать?

Ответ: Я еще раз подтверждаю, что действительные мотивы назначения меня послом в Болгарию известны мне не были. В процессе последующей работы после прибытия в Болгарию мне стало ясно, что германское правительство стремилось усилить свое влияние в Болгарии.

Вопрос: Кем и какие указания были даны вам перед отъездом в Болгарию?

Ответ: На приеме по случаю дня рождения Гитлера в числе присутствующих представителей почти всех стран Европы от Болгарии был президент парламента Махов и начальник Генштаба Хаджипетков*².

По моей просьбе этим лицам я был представлен, но на какие-либо серьезные политические темы мне с ними говорить не пришлось, так как большое количество приглашенных и обстановка этому не соответствовали.

На следующий день я встретился с Риббентропом в МИД и, ссылаясь на его заверения после отзыва из Брюсселя, выразил ему свое разочарование назначением в Софию. Риббентроп мне ответил, как я уже показал выше, что Гитлер пока решил нового посла в Ватикан не назначать.

Балканы же в настоящее время, заявил он, приобретают для Германии большое значение, поэтому я должен буду ехать в Софию и хорошо там поработать. Во время этого разговора Риббентроп был к кому-то вызван, и наша беседа неожиданно прервалась. В последующие дни вновь с ним встретиться мне не удалось.

В целях получения информации об обстановке в Болгарии я посетил государственного секретаря Вайцзеккера. Однако он не был осведомлен о существовавшем там политическом положении и ближайших намерениях германского правительства в отношении Болгарии также не знал.

Таким образом, информации о политической обстановке в Болгарии и инструкций о своей работе там я ни от кого не получил.

Вопрос. Почему Балканы в этот период приобретали большое значение для Германии?

Ответ: Пояснений, почему именно Балканы приобретали в этот период большое значение для Германии, я от Риббентропа не получил.

Вопрос. Очевидно, в этом не было необходимости, так как для вас это было уже ясно и без его объяснений.

Ответ: Прошу мне верить, что действительные намерения германского правительства в отношении Балкан мне известны тогда не были.

Вопрос. По приезде в Софию ваш предшественник — Рюмелинг*³, информировал вас о политической обстановке в Болгарии?

Ответ: Нет, так как к этому времени он уже из г. Софии выехал.

Вопрос: В своих показаниях по этим вопросам вы доходите до абсурдности. Как могли вас направить послом в Болгарию, не дав никаких указаний, не ознакомив с сложившейся там политической обстановкой. Это же противоречит элементарным понятиям о дипломатической работе.

Ответ: Я был не точен в своих показаниях. Дело в том, что устно о политическом положении в Болгарии меня никто не информировал, но мне по этому вопросу в МИД были представлены различные документы, которые дали мне возможность ознакомиться с существовавшей там обстановкой.

Что же касается каких-либо указаний, то я еще раз подтверждаю, что ни от кого их не получал, если не считать пожеланий руководителя отдела культуры МИД — фон Твардовского о необходимости расширения культурных связей с Болгарией.

Вопрос: В таком случае как же вы, по прибытии в Софию, определили первоочередные задачи вашей деятельности как посла в Болгарии?

Ответ: Мне было ясно, что деятельность моя должна сводиться к тому, чтобы сохранить нейтралитет Болгарии и ее дружеские отношения с Германией. По опыту прошлой деятельности в Бельгии и Дании — это не вызывало больших трудностей и, конечно, не требовало особых указаний.

Вопрос: Перестаньте изворачиваться, Рихтгофен. Известно, что германское правительство в целях осуществления своих захватнических планов стремилось подчинить Болгарию своему влиянию, использовать ее в интересах войны. Вы эту политику осуществляли, при вашем непосредственном участии Болгария присоединилась к «Тройственному союзу». Рассказывайте об этом.

Ответ: Я не отрицаю, Германия действительно оказала большое влияние на болгарское правительство. В результате этого влияния внешняя, а подчас и внутренняя политика Болгарии проводилась в угодном для немцев направлении. В последующем это влияние начало носить уже угрожающий характер, следствием которого явилось присоединение Болгарии к «Тройственному союзу».

Однако я должен еще раз подтвердить свои показания, что к моменту прибытия в Болгарию действительного намерения германского правительства в отношении Балкан вообще и Болгарии в частности мне известны не были. Об этом я мог лишь частично узнать в процессе последующей работы и получаемых указаний.

Вопрос: Какие мероприятия были проведены вами для укрепления сотрудничества с Болгарией, последующего подчинения ее интересам Германии и использовании при осуществлении захватнических планов?

Ответ: Как видно из документов, предоставленных мне в МИД, так и в результате общения с членами правительства, с царем Борисом по приезде в Софию, я установил, что политическая обстановка в Болгарии стабилизировалась и для Германии являлась благоприятной. Отношения Болгарии с Германией носили дружественный характер.

В противоположность Югославии, в этот период Болгария установила дипломатические отношения с СССР. Имевшиеся незначительные противоречия Болгарии с соседними странами (Турция, Югославия, Румыния), и существовавшие еще со времен балканских войн, политической опасности не создавали. Политические партии в Болгарии были распущены. Парламент в жизни страны особого значения не имел. Страной по существу руководил царь Борис при поддержке отдельных министров, являвшихся, как и он, сторонниками тесного сотрудничества с Германией.

В этих условиях особых трудностей в осуществлении получаемых указаний по усилению германского влияния в области экономики, культуры и политики Болгарии я не встречал. Вскоре после моего прибытия в Болгарию и проведенных визитов, о которых показал выше, я посетил также министра просвещения Филова с целью обсуждения вопроса о заключении культурного договора. Сославшись на состоявшиеся уже ранее переговоры, я передал ему для ознакомления текст примерного договора. Через некоторое время этот договор с незначительными изменениями был подписан.

Договором предусматривалось взаимное создание институтов культуры, строительство и организация немецких специальных школ в Болгарии, набор студентов в немецкие университеты и обеспечение их стипендией, организация различных выставок (были организованы: архитектурная, домашних электроприборов, заменителей), экскурсий, концертов, театральных постановок, демонстрация картин и т.п.

Этой деятельностью руководил профессор Кох, впоследствии занимавший должность атташе культуры при посольстве.

Вопрос. Иначе говоря, этот договор был использован также и в целях германской пропаганды в Болгарии?

Ответ: Да, заключение этого договора в известной мере легализовало и значительно облегчило возможность активизации германской пропаганды в Болгарии. Больше того, с начала 1940 г. пропаганда за границей была уже непосредственно передана в ведение МИД.

В январе 1940 года я, как и другие послы юго-восточных стран, телеграммой был вызван в Берлин в МИД. По приезде в Берлин, в связи с заболеванием Риббентропа, я был принят министериал-директором отдела Личного состава МИД — Шрейдером.

Шрейдер мне заявил, что этот вызов связан с необходимостью получения указаний об усилении немецкой пропаганды в Болгарии, так как, во изменение ранее существовавшего положения, пропаганда за границей из ведения Министерства пропаганды передается в МИД и что Риббентроп крайне заинтересован в ее активизации.

Далее он рассказал, что в каждое из посольств балканских стран направляются атташе прессы и культуры, которые хотя и будут, якобы, подчиняться непосредственно Риббентропу, но на местах их работа будет проводиться под наблюдением послов.

В этих целях в германское посольство в Болгарии на должность атташе культуры был назначен, как я уже показал, профессор Кох. На следующий день после беседы с Шрейдером, я был вызван Риббентропом к нему на квартиру. Встретив меня и убедившись, что я уже осведомлен о причинах вызова, он перешел сразу к изложению указаний.

Поведение болгарской прессы, заявил Риббентроп, крайне неудовлетворительно. Публикуется слишком много материала из Лондона и Парижа. Болгарская общественность, продолжал он, должна ясно сознавать, что Болгария может достигнуть своих национальных интересов только лишь с помощью Германии, и поэтому в таких целях болгары должны были решительно поддерживать Германию.

Это последнее указание Риббентропа вытекало из аналогичного заявления Гитлера премьер-министру и министру иностранных дел Болгарии Кюссевайнову*⁴ в июле 1939 года, когда он приезжал в Берлин для переговоров по вопросу поставок вооружения болгарской армии.

Болгарское правительство обосновывало тогда свою просьбу осложнявшейся обстановкой в Европе и, якобы, имевшимися данными о концентрации турецких войск на болгаро-турецкой границе. Гитлер тогда обещал эту просьбу удовлетворить, компенсировав поставки вооружения сельскохозяйственными продуктами Болгарии.

Вопрос. Что практически было вами сделано во исполнение указаний Риббентропа?

Ответ: Деятельность пресс-атташе Обермайера и моя, поскольку я также был ответственен за этот участок работы, была направлена к тому, чтобы, всемерно используя болгарскую прессу, доказать, якобы, военную и экономическую мощь Германии и ее бесспорную победу в происходящей войне.

В этих целях информация собственного посольства и получаемый пропагандистский материал из Германии широко распространялись через болгарские газеты, журналы и брошюры. В такой же степени использовались также различные иллюстрации, которые помещались в газетах, журналах и вывешивались в местах наибольшего скопления публики.

Наряду с этим большие статьи из немецких газет, отдельные брошюры, речи Гитлера и его сподвижников переводились на болгарский язык и рассылались по всей стране различным адресатам. В основном это были представители общественности, профессура, педагоги, представители юстиции, торговых и промышленных предприятий, клубов и т.п.

Все эти лица, конечно, находили политику царя Бориса и правительства слишком медлительной и придерживались линии открытого признания Германии. Как я установил из информации пресс-атташе Обермайера, он свою деятельность осуществлял, главным образом, в этой среде.

В начале 1940 года я также неоднократно посещал министра иностранных дел Попова, которому высказывал отрицательное реагирование германского правительства на публикуемую в болгарской прессе английскую, французскую и др. источников информацию.

.В результате всех этих мероприятий насыщенность германской информацией болгарской прессы была доведена до такой степени, что действительно почти целиком вытеснила иные источники.

Таким образом, указания Риббентропа об усилении германской пропаганды в Болгарии, как по линии прессы и культурных мероприятий, так и путем привлечения прогермански настроенных кругов болгарской общественности, нами выполнялись успешно.

Вопрос. Объясните, в связи с чем в начале 1940 года было уделено столь большое внимание германской пропаганде в Балканских странах?

Ответ: Каких-либо пояснений по этому и тем более о конечных целях, преследуемых этими мероприятиями, мне дано не было. Однако уже тогда мне было ясно, что сложившаяся к 1940 г. обстановка и опыт прошлой мировой войны настоятельно требовали укрепления германского влияния в Балканских странах.

Последующие же события показали, что Болгария для Германии имела большое значение в стратегическом отношении. Для германского командования ее территория представляла опорный пункт на Балканах, использование которого давало возможность прохода германских вооруженных сил в Грецию и Югославию.

Это для меня стало особенно ясным, когда я получил указание о необходимости принять все меры к тому, чтобы склонить болгарское правительство к заключению договора о пропуске германских вооруженных сил через территорию Болгарии и на присоединение ее к «Тройственному союзу».

Вопрос. Расскажите об этом подробнее?

Ответ: Впервые задание о склонении Болгарии на присоединение к «Тройственному союзу» я получил телеграфно в октябре 1940 года. В этой же телеграмме указывалось, что Венгрия и Румыния о присоединении свое согласие уже изъявили, что присоединение Болгарии к «Тройственному союзу» должно еще лишний раз подтвердить «европейскую солидарность».

Вопрос: О какой же «европейской солидарности» могла идти речь, если Венгрия и Румыния к этому времени уже были оккупированы немецкими войсками?

Ответ: Совершенно верно. Присоединение Венгрии и Румынии к «Тройственному союзу» предшествовало занятию их территорий германскими войсками. И следует, конечно, полагать, что произошло это присоединение вследствие определенного давления на правительства этих стран. Однако рекламировалось это Германией как выражение «европейской солидарности».

Болгарам, конечно, не трудно было понять, что от присоединения к «Тройственному пакту» они не только ничего не выиграли, но ставили себя этим в рискованное положение перед Турцией, возможность выступления которой на стороне союзных держав тогда нисколько не исключалась, как не исключалась возможность обострения отношений с СССР.

Полагать, что «Тройственный пакт» был прямо направлен, или мог быть направлен против СССР в ближайшее время, тогда еще не могли и хотя бы потому, что с момента подписания договора с СССР прошло сравнительно немного времени.

В связи с этим договором болгары крайне интересовались, в какую сферу заинтересованности они попадают и имеется ли какое-либо соглашение по этому вопросу между Германией и Советским Союзом.

Насколько решение этого вопроса для болгар было важно, свидетельствует, например, тот факт, что царь Борис прямо просил меня об этом при одном из визитов, сделанных ему в ноябре или декабре 1940 года.

При такой позиции болгар для меня не было никакой неожиданности, когда министр иностранных дел Попов, после моего визита к нему по вопросу присоединения Болгарии к «Тройственному союзу», через несколько дней сообщил мне, что болгарское правительство на этот шаг не решается.

Насколько я помню, объединялось это как раз теми мотивами, о которых я показал выше. Об отрицательной позиции болгарского правительства и их сомнениях я сообщил в Берлин.

Вопрос. Каким же все-таки путем удалось склонить Болгарию на присоединение к «Тройственному союзу» и к последующему ее использованию в осуществлении захватнических планов Германии?

Ответ: В начале декабря 1940 года я получил извещение, в котором мне было предложено сообщить царю Борису, что Гитлер выразил желание встретиться с ним для переговоров. Когда я сообщил царю Борису о приглашении, он, казалось, обрадовался этому, так как незнание действительной обстановки, заявил он, ставило его в затруднительное положение. С другой стороны, ему предоставлялась возможность лично изложить соображения болгар по вопросу присоединения к «Тройственному союзу».

В этой поездке царя Бориса сопровождал только министр иностранных дел Попов. Оба они были приняты Гитлером. Я и болгарский посол Драганов на приеме не присутствовали.

Вечером при совместном возвращении в Софию я заметил, что царь Борис и Попов были настроены очень серьезно. Каких-либо комментариев о прошедших переговорах не высказывалось. Единственное, что мне удалось установить из краткой беседы с Поповым, это то, что вопрос о присоединении к «Тройственному союзу» решен был, якобы, отрицательно.

Примерно в конце декабря 1940 года премьер-министр Филов собирался выехать в Вену на консультацию к профессорам. Я предложил ему использовать эту поездку с целью посещения Гитлера в Берхтесгадене, о чем сообщил в Берлин, где с этим предложением согласились.

На этот раз мне также пришлось сопровождать и Филова, однако на его приеме у Гитлера и Риббентропа я опять не присутствовал.

Вопрос. Не принижайте своей активности, Рихтгофен. Почему же вы, которому было поручено склонить Болгарию на присоединение к «Тройственному союзу», дважды оказались вне обсуждения этого вопроса?

Ответ: У меня сложилось убеждение, что я попал в немилость, так как в октябре 1940 года не сумел оказать должного давления на болгарское правительство с тем, чтобы последнее примкнуло к «Тройственному союзу».

Однако должен показать, что при проводах Филова мне Риббентроп заявил, что я должен явиться к нему на следующий день для получения указаний. Когда я прибыл к Риббентропу, то в состоявшейся беседе он мне сказал, что Болгария теперь должна присоединиться к «Тройственному союзу» и моя задача состоит в том, чтобы осуществить это как можно быстрее.

По возвращении в Софию я по этому вопросу вновь имел беседу с Филовым. Он мне сообщил, что я, очевидно, уже осведомлен о предстоящем вступлении германских войск на территорию Болгарии в целях последующего выступления против Греции и Югославии.

Что же касается присоединения к «Тройственному союзу», то Болгария всегда была готова поддержать Германию, но раньше этому мешали известные для меня соображения.

Я забыл упомянуть, что еще при поездке с царем Борисом в Берлин мне в МИД были даны указания о подготовительных переговорах по вопросу вступления германских войск в Болгарию. Тогда речь, в основном, шла о допуске германских экспертов по обследованию дорог и мостов, а также необходимого их строительства.

Вскоре после беседы с Филовым состоялись переговоры по вопросу подписания соглашения о вступлении германских войск в Болгарию. Главным образом они касались экономической и финансовой стороны этого мероприятия и разрабатывались соответствующими экспертами.

Согласно этого соглашения Болгария предоставляла в распоряжение немцев свои порты, ж[елезно]-д[орожный] и морской транспорт, аэродромы, а также оборонительные сооружения на границах Греции и Югославии. Обязывались оплачивать все расходы германских войск после их вторжения в Македонию и Фракию, в то время как содержание германских войск в собственно Болгарии оплачивалось германским правительством на основе клиринга.

Кроме того, отдельным протоколом предусматривалось предоставление экстерриториальных прав германским военнослужащим. Этот вопрос разрабатывался непосредственно мной. Указанные соглашения, конечно, оглашению не подлежали. Подписаны они были с германской стороны мной и Нойбахером, а со стороны болгар Филовым и Божиловым.

Этим соглашениям предшествовало также заключение ряда чисто экономических и торговых договоров, по которым Болгария взамен на доставляемое ей вооружение поставляла Германии продукты сельского хозяйства и предоставляла более расширенные права германским торговым фирмам.

После того как вся подготовительная работа была закончена, в конце февраля 1941 года в Вене состоялось официальное присоединение Болгарии к «Тройственному союзу». Решающим доводом в склонении Болгарии на этот шаг явилось обещание Гитлера поддержать национальные интересы Болгарии, т.е. расширить ее границы за счет включения Македонии, Фракии и, частично, Добруджи.

В этих же целях использовались сведения о нарастающей угрозе со стороны Турции, а также данные об успехах германских войск на Западе, якобы свидетельствующих о военной и экономической мощи Германии и ее победе в происходящей войне.

В процессе обсуждения с болгарами вопроса о присоединении к «Тройственному союзу» я, конечно, обязан был в своей деятельности придерживаться этой линии.

Вопрос. Стало быть, можно считать установленным, что при вашем непосредственным участии и воздействии Болгария присоединилась к «Тройственному союзу» и впоследствии была использована Германией для осуществления своих захватнических планов?

Ответ: Да, совершенно верно, но я тот период времени все эти мероприятия рассматривал как оборонительные, предотвращающие возможность повторения фронта «Салоники», и считал их для Германии необходимыми и правильными.

Я должен также показать, что мне было ясно, что Болгария от присоединения к «Тройственному союзу» выиграть много не может. Обещанная поддержка ее национальных интересов была сомнительной. Известно, например, что на Македонию большие претензии имела Италия. Последующие события эти мои сомнения подтвердили.

Вскоре после оккупации немецкими войсками Македонии в Софию приехал из МИД Клодиус, чтобы сообщить царю Борису демаркационную линию, которая должна была лечь в основу будущего определения границ Болгарии. Немецко-итальянским соглашением по этому вопросу линия непосредственно западнее г. Скопье и все озеро Окрида передавались итальянцам. На состоявшейся аудиенции царь Борис эти предложения Клодиуса отклонил. Аналогичное разочарование болгар было проявлено, когда после капитуляции греческих войск во Фракии была оставлена греческая администрация.

Поэтому, учитывая соображения болгар и возможность обострения их отношений с Германией, а также в целях сохранения своей репутации я допускал вначале некоторую медлительность в отношении Болгарии на присоединение к «Тройственному союзу», стараясь, чтобы в этом вопросе больше давления оказывали на болгар непосредственно из Берлина. Что это действительно имело место, можно подтвердить тем, что в июне 1941 года я с поста посла был отозван и зачислен в резерв. Было очевидно, что я, как дипломат старой школы, своей деятельностью Гитлера и Риббентропа не удовлетворял. На мое место прибыл обергруппенфюрер CA — Беккерле.

В 1944 г. я достиг возрастного предела — 65 лет и по существовавшему положению вышел в отставку.

Вопрос. Чем же вы занимались, находясь в резерве?

Ответ: Почти весь этот период я проживал у себя на родине в Силезии. Однако вскоре после смерти царя Бориса меня вызвали к Риббентропу. Он поручил мне поехать к бывш[ему] царю Болгарии Фердинанду, выразить ему соболезнование по случаю смерти сына и, одновременно, установить, какие у него имеются сведения и соображения о причине смерти царя Бориса, а также взгляды на новый состав Регентского совета.

Это задание я выполнил. Было выявлено, что Фердинанд подробностей и причин смерти своего сына не знал и не имел также представления о развивающейся обстановке и составе вновь создаваемого Регентского совета. По выполнении этого задания я продолжал проживать в Силезии до дня моего задержания.

Протокол переведен мне на немецкий язык, показания с моих слов записаны правильно.

РИХТГОФЕН

Переводчик 2 отд[ела] ГУ KP «Смерш» гвардии мл[адший] лейтенант СМИРНИЦКИЙ

Допросил: сотрудник 2 отд[ела] ГУКР «Смерш» майор ЛИВЧАК

 

Примечания:

*¹ Так в документе.

*²  Речь идет о болгарском военном деятеле — генерале Николе Хаджипеткове.

*³  Так в документе, речь идет о немецком дипломате Ойгене Рюмелине.

*⁴ Так в документе, речь идет о болгарском политическом деятеле Георгии Кёсеиванове.