Собственноручные показания д-ра К. Клодиуса «Германо-французские отношения». 27 мая 1946 г.

27 мая 1946 г.

Москва

Перевод с немецкого

После первой мировой войны вопрос об отношении к Франции являлся центральным вопросом внешней политики Германии. Почти все вопросы, возникшие в результате поражения и Версальского договора, затрагивали в первую очередь Францию. Французское правительство всегда являлось по отношению к Германии представителем союзников. Конференция послов, которой было поручено ведение переговоров с Германией о выполнении Версальского договора, заседала в Париже.

Председателем конференции был француз Поль Бонкур. Председателем союзной комиссии по Рейнской области, которая занималась урегулированием вопросов, связанных с оккупацией Рейнской области, был француз Тирар. Председателем союзной военно-контрольной комиссии в Берлине генерал Нолле был также французом. Председателем репарационной комиссии, несмотря на особую заинтересованность англичан в вопросах международных финансов и экономики, был также француз Барту, впоследствии министр иностранных дел.

Поскольку Соединенные Штаты Америки, Италия, Япония, Бельгия и другие участники Версальского договора относительно не выступали на передний план, Англия очень скоро заняла посредническую позицию между Германией и Францией.

Франция выступала в качестве требующей стороны всюду, где речь шла о проведении в жизнь требований Версальского договора, выполнение которых, особенно в экономической и финансовой областях, в то время было связано для Германии с огромными трудностями.

Несмотря на это, правительство Веймарской республики не уклонилось от линии, стремившейся установить непосредственное сближение с Францией. Вопрос об отношениях с Францией был для Германии не только внешнеполитической, но также в значительной мере и внутриполитической проблемой. Духовные и культурные связи между Германией и Францией были всегда особенно тесными. Начиная с 1789 года и со времен Наполеона Франция являлась для всех левых в Германии, можно сказать, для большей части интеллигенции в Германии, политическим образцом.

Вопрос об отношении к Франции, как в хорошем, так и в плохом, как в любви, так и в ненависти, больше волновал умы, чем вопрос об отношении ко всем прочим странам, за исключением России со времени учреждения Советской власти. Таким образом, вопрос, удастся ли правительству Веймарской республики прийти к компромиссу с Францией, становился в то же время решающим фактором для внутриполитической прочности республики. Даже пока во Франции правило победившее на выборах в 1920 году националистическое большинство во главе с Пуанкаре, германские левые правительства строго придерживались линии непосредственного сближения с Францией.

Рапалльский договор явился естественным выражением дружественных отношений к Советскому Союзу, единственной великой державе, которая в то время не предъявляла Германии никаких требований и, наоборот, изъявляла готовность к экономическому и в некоторых областях также к военному сотрудничеству с Германией. Этот договор был после войны первым внешнеполитическим действием, в котором Германия участвовала в качестве равноправного члена и которое укрепило ее внешнеполитическое положение. Но этот договор не был направлен против Франции, хотя заключение его на мирной конференции в Генуе и произвело сенсационное действие.

После непродолжительного существования правительства правых, с осени 1922 до августа 1923 года, было образовано новое правительство левых во главе со Штреземаном, главным пунктом программы которых было опять-таки сближение с Францией, хотя как раз именно в этот период борьба за

Рурскую область привела к особому обострению германо-французских взаимоотношений и у власти все еще оставались националисты.

Лишь с выборами во Франции в мае 1924 года произошел значительный сдвиг влево и был проложен путь для сближения с Германией. Пришедший теперь к власти триумвират лидеров левых партий — Эррио*¹, Леона Блюма и Пенлеве — провозгласил также и с французской стороны лозунг непосредственного сближения с Германией. Тем самым явилась возможность тесного сотрудничества между Штреземаном и Брианом, которые в течение пяти с половиной лет, т.е. с мая 1924 года и до смерти Штреземана, последовавшей в октябре 1929 года, оставались важнейшим фактором в формировании германо-французских взаимоотношений.

Остальные этапы и результаты проводившихся в этот период времени переговоров, как-то: план Дэвиса эвакуация первой оккупационной зоны (Кельское предмостное укрепление), Локарнский договор, вступление Германии в Лигу Наций, пакт Келлога, план Юнга, эвакуация всей Рейнской области, я уже изложил ранее в моих показаниях о роли Англии в этих переговорах. Поэтому я ограничусь лишь некоторыми дополнениями, которые имеют особое отношение к позициям Германии и Франции.

Очень важным политическим и психологическим фактором явился Локарнский договор. Существовавшие с 1870 года французские притязания на Эльзас—Лотарингию и вытекающий отсюда призыв к реваншу были причиной плохих франко-германских взаимоотношений и привели к тому, что Францию всёгда следовало искать на стороне противников Германии. Если бы теперь, наоборот, Германия настаивала на тех же самых требованиях по отношению к Эльзас—Лотарингии, то старые противоречия продолжали бы существовать дальше. Локарнский договор с признанием Германией новых границ на Западе и содержавшимся в нем отказе от Эльзас—Лотарингии создал первые предпосылки для действительного сближения между обоими народами.

Правильно понимая этот факт, Штреземан затратил много энергии на то, чтобы договор был заключен, несмотря на позицию немецких националистов, причем Штреземана поддержало преобладающее большинство немецкого народа, так что вопрос об Эльзас—Лотарингии с заключением этого договора был действительно окончательно похоронен.

Сознание необходимости германо-французского сближения в последующие годы после заключения Локарнского договора все больше распространялось по обе стороны Рейна. Оно уже не ограничивалось левыми партиями и близко стоявшими к ним кругами. Таким образом, был учрежден комитет культурной связи «Германия—Франция», к которому преимущественно принадлежали представители правых и буржуазного центра. В этом комитете сидели именитые представители крупной промышленности. Председателем с французской стороны был известный лотарингский крупный промышленник Пейерангоф, с немецкой стороны — тогдашний лидер фракции Центра в прусском ландтаге фон Папен, в последующем рейхсканцлер, который уже в течение многих лет особенно выступал за германо-французское сближение.

Штреземан и Бриан вскоре после вступления Германии в Лигу Наций разработали во время встречи в Туари программу дальнейшего расширения дружественных отношений между обеими странами в политической, экономической и культурной областях. В экономической области эта программа была осуществлена в результате заключения обстоятельного долгосрочного торгового договора в августе 1927 года.

Впрочем, для осуществления программы, принятой в Туари, было сделано немного потому, что Бриан во Франции, где летом 1926 года Пуанкаре в связи с финансовым кризисом и проведенной им стабилизацией французского франка снова вступил в управление государством, встретил внутриполитическое сопротивление. Ухудшение отношений означало не эвакуацию Рейнской области по Локарнскому договору, в котором хотя и не был предусмотрен точный срок эвакуации, но которая была обещана французской стороной как следствие Локарнского договора. Когда Пуанкаре поставил эвакуацию в зависимость от нового условия, а именно от урегулирования вопроса о долгосрочных репарациях, когда уже был становившийся невыполнимым план Дэвиса, для Штреземана и сторонников сближения в Германии создалось тяжелое положение по отношению к растущей в то время националистической и национал-социалистическими правыми партиями.

Когда, наконец, все препятствия для эвакуации были устранены и 30.6.1930 года она была проведена, психологический результат по обе стороны Рейна был не совсем таким, каким его ожидали сторонники сближения. Для французов эвакуация Рейнской области на пять лет ранее срока, установленного Версальским договором, даже если она и не столь быстро была проведена, означала все же большую предупредительность и яркое доказательство их доверия и их готовности к взаимопониманию.

Когда же отклик в Германии не оказался столь сильным и общим, как ожидали, это вызвало в общественном мнении разочарование и беспокойство. На германской стороне со времени существования Локарнского договора, т.е. уже в течение пяти лет, так много дискутировали по поводу обещанной и не проведенной эвакуации, что когда дело наконец дошло до эвакуации, она потеряла отчасти свой эффект. Определенную роль при этом сыграл также лозунг германской правой оппозиции о «двойных платежах» за эвакуацию в результате Локарнского договора и плана Юнга. Для германских левых и всех поборников и сторонников германо-французского взаимопонимания этот результат был большим разочарованием.

Эвакуация по желанию этих кругов должна была означать не только поворотный пункт к хорошему между Германией и Францией, но в то же время решительный удар против растущей оппозиции правых и внутриполитическое укрепление позиций германского правительства.

Эти ожидания исполнились по вышеописанным причинам лишь в незначительной мере, и во внутренней политике выявились другие факторы, в первую очередь экономический кризис и пугающий рост безработицы, которые были более сильными, чем внешнеполитические успехи, к тому же оспариваемые оппозицией.

Отсутствие Штреземана, который умер за полгода перед этим, означало чувствительную пустоту как для франко-германской политики взаимопонимания, так и для защиты этой политики от правой оппозиции.

Заключение таможенной унии между Германией и Австрией означало попытку германского правительства создать в другом направлении внешнеполитический успех в целях усиления внутриполитической позиции. В возражении против таможенной унии Франция являлась движущей силой. Крушение таможенной унии имело как раз обратный результат. Германо-французские отношения снова ухудшились, и германское правительство за свое «поражение» подверглось вновь усилившимся нападкам со стороны националистов.

Попытка во время посещения Берлина Лавалем, который между тем стал премьер-министром, и Брианом продолжить германо-французское сотрудничество в духе Штреземана хотя и привела к обстоятельным беседам с тогдашним центристским рейхсканцлером Брюнингом и министром иностранных дел Куртиус, но положительных результатов не дала.

Мораторий Гувера, принятый летом 1931 года, хотя и давал правительству Брюнинга известную передышку, но мало значил для франко-германских взаимоотношений потому, что он объяснялся англо-американской инициативой, которой Франция более или менее добровольно подчинилась. Лозаннская конференция, происходившая летом 1932 года, также не имела никакого заслуживающего внимания последствия на франко-германские отношения.

Когда в 1933 году в Германии к власти пришли национал-социалисты, это естественно вызвало сильное изменение чувств у большинства французского народа и как раз у тех кругов, из которых до этого рекрутировались сторонники политики взаимопонимания, так что о продолжении политики взаимопонимания не могло быть и речи, не говоря уже о том, что круги сторонников политики взаимопонимания в Германии, если они принадлежали к левым, были выключены одним ударом, а те, которые принадлежали к умеренным буржуазным правым, день ото дня теряли свое влияние.

Попытки национал-социалистической стороны создать организации, которые должны были бы продолжать некоторого рода политику сближения, не имели и не могли иметь никакого успеха и были, несмотря или собственно говоря, как раз вследствие государственной поддержки, которая им оказывалась, заранее обречены на крушение. Здесь следует назвать германо-французское общество, управляющий которого, вышедший из бюро Риббентропа Абетц, впоследствии представитель Германии во время оккупации в Париже, развил большую активность, и далее старания Гесса установить связь между бойцами по обе стороны фронта и их организациями*².

Хотя, таким образом, политика сближения в старом смысле, к которой лучшие умы по ту и эту сторону Рейна стремились как к высокой цели европейского значения, была лишена своей базы, развитие во внешней политике после 1933 года продолжала идти сначала относительно спокойным ходом.

Французский посол в Берлине Франсуа Понсэ пользовался там особым авторитетом и имел с Гитлером лучшие личные отношения, чем любой из его дипломатических коллег. О ходе дипломатических переговоров в связи с важнейшими внешнеполитическими действиями Гитлера, как, например, с выходом из Лиги наций, объявлением военного суверенитета Германии, восстановлением немецких гарнизонов в Рейнской области, воссоединением Австрии с Германией, присоединением Судетской области, я изложил подробно в моих записках об англо-германских взаимоотношениях, в которых отобразил также роль Франции и отдельных факторов во Франции. Таким образом, я могу здесь ограничиться лишь некоторыми дополнениями, которые особенно характерны для франко-германских отношений.

Хотя Франция некоторыми из вышеуказанных действий была затронута в большей мере, чем Англия, и несмотря на то, что особенно в марте 1936 года именно влиятельные французские круги желали немедленно начать войну против Германии, в противоположность к периоду до 1933 года, она предоставила слово вообще Англии, так что в Германии неоднократно складывалось впечатление, что речь идет собственно об англо-германских вопросах даже тогда, когда Англия в основном, подобно тому, как это случалось до 1933 года, играла роль посредника. Впечатление, что Франция отходила постепенно на задний план, усиливалось с каждым годом. Когда затем осенью 1939 года Англия и Франция действительно объявили войну Германии, французское правительство дало совершенно сознательно понять, что Франция в этом случае следует за английской политикой.

Всегда, когда непосредственно между Германией и Францией происходили переговоры, в которых Англия не принимала участия, с французской стороны старались избежать всякого обострения. Так, например, плебисцит в Саарской области летом 1935 года прошел безо всякого осложнения между обеими странами, хотя агитация перед голосованием давала достаточно материала для неприятных конфликтов. Во Франции было ясно видно, что там никогда не рассчитывали на то, что немецкое население в Саарской области будет голосовать за Францию, и были рады, что благодаря ясным результатам голосования с этим спорным объектом навсегда покончено.

Если в Англии после заключения Мюнхенского соглашения относительно Чехословакии настроения по отношению к Германии ухудшились, то во Франции этого не наблюдалось. Даладье лично возвратился из Мюнхена не с таким плохим настроением, как англичане.

Во Франции его также не встретили с резкой критикой, как членов английского правительства. Французский народ не желал войны и был благодарен за то, что войны избежали. Когда Риббентроп спустя два месяца после заключения Мюнхенского соглашения, в ноябре 1938 года, прибыл с официальным визитом в Париж и подписал там германо-французский пакт о ненападении, устроенный ему прием и настроение народа было, со слов участников с обеих сторон, почти что сердечными.

Нападение Гитлера на Прагу, естественно, вызвало также и в Париже перемену в настроениях, но даже тогда, как я упоминал выше, французы давали еще ясно понять, что при объявлении войны Германии они только следовали за английской политикой. Внешним доказательством этой французской позиции является принятие последнего посреднического предложения Муссолини, которое затем через французское правительство было Англией отклонено.

Для оценки развития германо-французских отношений именно в последние годы перед войной небезынтересен тот факт, что Генеральные штабы обеих сильнейших военных держав — об участии в войне Советского Союза в то время ведь не было речи — не желали этой войны. Согласно всем имевшимся в Германии сведениям, французский Генеральный штаб и лично Гамелэн были против войны с Германией. Даже весной 1936 года, когда война казалась неизбежной, французский генеральный штаб был более осторожен, чем Кэ дэ'Орсей*³, который в то время хотел войны.

Позицию германских военных кругов к Гитлеру и его планам можно охарактеризовать следующим образом. Когда Гитлер пришел к власти, национал-социализм в армии, если не считать небольшую часть молодых офицеров, не находил сочувствия, но поскольку Гитлер был призван в рейхсканцлеры законным путем самим Гинденбургом, которого любил весь офицерский корпус, для германской армии из этого не возникло никакой проблемы. Когда в 1933—[19]34 гг. выявились внутриполитические методы Гитлера, то после смерти Гинденбурга осенью 1934 года существовала, пожалуй, непродолжительное время возможность с помощью армии свергнуть Гитлера. Исход был бы, правда, сомнительным, так как Гитлер укрепился у власти очень прочно.

Убийство Шлейхера вызвало в армии большое ожесточение. Но это настроение вскоре изменилось, когда Гитлер весной 1935 года провозгласил военный суверенитет Германии и провел увеличение армии (что было желательно для большинства офицеров по личным мотивам) со всеобщей воинской службой.

Позже в офицерском корпусе снова имели место плохие настроения. Это было, когда генерал-фельдмаршал фон Бломберг бракосочетался с одной дамой сомнительной репутации (причем Гитлер и Геринг выступали в качестве свидетелей при бракосочетании) и генерал-полковник фон Фрич, будучи главнокомандующим сухопутными силами и старшим офицером по стажу службы потребовал отставки Бломберга. Хотя Гитлер и дал Бломбергу отставку, но одновременно он дал отставку также и Фричу, причем последнему с позорной церемонией. Но в то время о более серьезных последствиях такого плохого настроения нечего было и думать.

Новый главнокомандующий сухопутными силами Браухич и, прежде всего, начальник Генерального штаба Бек были настроены критически к военным планам Гитлера. Позиция Бека во время Судетского кризиса привела его неожиданно к отставке. Он выразил точку зрения, что Германия будет не в состоянии в случае англо-французского нападения вести войну с уверенной перспективной на успех, и кроме того, на случай изолированного нападения Германии на Чехословакию он предложил план, который, по мнению Гитлера, требовал слишком много времени, чтобы оккупировать Чехословакию. От него потребовали, чтобы он перепроверил свой план. Спустя несколько дней он доложил, что перепроверка еще раз подтвердила правильность его точки зрения. После этого он был заменен генералом Гальдер. Шесть лет спустя Бек принимал участие в заговоре 20 июля 1944 года и был по приказанию Гитлера убит или застрелился сам.

Договор с Советским Союзом, заключенный в августе 1939 года, был встречен руководящими офицерами армии с большим удовлетворением. Офицеры не забыли поддержки, которую Германия нашла в Советском Союзе во время срока действия постановлений о разоружении по Версальскому договору вплоть до 1933 года, а те из офицеров, которые лично работали в Советском Союзе, были сторонниками тесного сотрудничества с ним.

Кроме того, более старые руководящие офицеры, которые с возрастающим беспокойством смотрели на становившиеся внутренне все более смелыми внешнеполитические действия Гитлера, которые в любой момент могли привести к войне, были рады, что по крайней мере с одной великой державой были установлены ясные и успокоительные для Германии отношения. Кроме того, ожидавшиеся из России поставки были вдвойне важны в случае возможной войны против мировых держав.

Во время польского кризиса поведение Гальдера по форме хотя и было осторожным, но, в сущности, совершенно иным, чем его предшественника Бека во время чехословацкого кризиса. Он также настойчиво предостерегал от риска, так как германские действия против Польши могли привести к объявлению войны Англией и Францией, и разработал также оперативный план наступления против Польши, который, якобы, также не удовлетворял Гитлера потому, что предусматривал слишком растянутые сроки операции. Как я узнал в то время от военных, срок длительности операции против Польши действительно был существенно сокращен, чем это было предусмотрено оперативным планом.

Когда Гальдер задумал наступление Германии через западную границу, Браухич и Гальдер полагали, что это наступление в той форме, в какой оно затем позже было проведено по приказу Гитлера, было невыполнимо. В чем заключались конкретно их возражения, я не знаю, но слышал в то время, что при этом речь снова шла о длительности операции, численности необходимых сил и в первую очередь тяжелого оружия, а также размерах ожидаемых потерь.

Когда же, несмотря на это, наступление все же удалось, причем в качестве военного руководителя в подготовке и проведении наступления принимал участие генерал-полковник фон Рейхенау, Гитлер окончательно вообразил, что он понимает в стратегии больше, чем все, вместе взятые, генералы. Кроме того, было плохо то, что сопротивление генералов против гитлеровских планов было слабым. Только адмиралтейство и главнокомандующий морским флотом Рёдер имели достаточно смелости, чтобы наступление против Англии, без предварительного достижения превосходства над Англией в воздухе, оценить как абсолютно несостоятельное.

Вследствие того, что немецкая авиация в воздушных налетах на Англию не могла добиться решающего успеха, подготавливавшееся в течение многих месяцев наступление на Англию, условно названное «Морской лев», потребовавшее затраты большого количества материалов, было отменено. Но генералы, как уже было сказано, потеряли силу сопротивления гитлеровским планам, и Гитлер после победы на Западе еще меньше стал считаться с их мнением, чем раньше.

Таким образом, получилось, что сила сопротивления генералов против нападения на Советский Союз оказалась относительно слабой и уже заранее была обречена на бесперспективность, хотя Генеральный штаб расценивал военную мощь Советского Союза совсем иначе, чем Гитлер.

Гитлер, в свою очередь, также считал, что военная мощь Германии для ведения одновременной войны на Востоке и Западе менее достаточна, чем для войны только против Запада, против которой он уже высказывался раньше и был вообще, соответственно указанной выше позиции более старых офицеров по отношению к Советскому Союзу, против войны с Россией.

Позже Браухич и Гальдер как военные специалисты снова заявили о своем несогласии с мнением Гитлера, когда в ноябре 1941 года они высказались против нового наступления на Москву, но, правда, опять безуспешно. Это привело 9 декабря к отставке фон Браухича. Гальдер оставался некоторое время на своем посту, но затем из-за разногласий с Гитлером был также уволен в отставку. Но то и другое было слишком поздно, чтобы что-либо изменить.

КЛОДИУС

Перевела: переводчик 4 отд[ела] 3 ГУКР МГБ СССР ст[арший] лейтенант ПОТАПОВА

Примечания:

*¹  Речь идет о французском государственном и политическом деятеле Эдуаре Эррио.

*² Так в документе, речь идет о союзах фронтовиков в Германиии Франции — бывших участников Первой мировой войны.

*³ Так в документе, речь идет о МИДе Франции.