Глава V. Колонизация. Переселенческое движение России

§ 1. Факторы колонизации.

Изменения в численности и составе населения, изложенные в предыдущей главе, являются результатом не только естественного прироста или убыли населения, но и механического передвижения людей, которое происходит в двух направлениях: 1) из деревень в города, 2) из густо населенных стран и районов в редко населенные, но удобные для сельского хозяйства или обладающие большими запасами даровых благ природы. Передвижение из деревень в города в общих чертах было рассмотрено нами выше: более подробный анализ этого, процесса не входит в нашу задачу, так как первая часть нашего курса посвящена преимущественно проблемам сельско-хозяйственной географии. Но колонизация редко населенных стран и районов, являющаяся одним из крупных факторов образования мирового и народного хозяйства, заслуживает более внимательного изучения.

Как видно из первой главы нашего труда, мировой обмен, являющийся основным фактором образования мирового хозяйства, проявляется, как указывает проф. Исаев, в троякой форме: а) передвижение людей, б) товаров и продуктов, в) капиталов. Эмиграция людей из Европы является исходным пунктом для развития мирового обмена, так как, переселившись в богатые природными благами, редко населенные страны, трудоспособные выходцы из Европы быстро создают подъем9;ем естественных производительных сил новых стран и начинают выбрасывать на мировой рынок в больших количествах дешевые продукты. Но, спрашивается, каковы основные причины, побуждающие людей к передвижению в неведомые края, иногда на огромные расстояния?

Один из русских ученых, проф. П. Маслов, считает, что тенденция к рассеянию представляет из себя первичное свойство, присущее не только людям, но и животным, и являющееся результатом стремления отыскать более обильные источники средств существования. „Все животные, и в том числе человек, по мере своего размножения, расселяются, захватывают для своего пользования все большую и большую территорию, потому что способность размножения безгранична, между тем, как средства существования, даваемые природой, ограничены. Во все периоды человеческого развития, при всех системах хозяйства мы можем констатировать стремление человечества к расселению, вытекающее из стремления к экстенсивному использованию территории“. (Теория развития народного хозяйства. Стр. 35—36).

Основная причина этой общечеловеческой тенденции к расселению, по мнению проф. Маслова, лежит в законе или факте падения производительности человеческого труда при переходе от одной системы хозяйства к другой, более интенсивной. „Переход от экстенсивного земледельческого хозяйства к более и более интенсивному, при неизменной технике, сопровождается падением производительности труда. Человечество, только вследствие необходимости для сохранения размножающегося населения, переходит к более интенсивной обработке земли. Интенсификация земледельческого хозяйства, превращение его из кочевого в переложное, трехпольное и т. д. сопровождается таким же резким падением производительности труда, как при переходе от скотоводческого или охотничьего к земледельческому хозяйству“. (Стр. 49). Наоборот, „чем экстенсивнее хозяйство, тем труд его производительнее“.

Итак, закон или „факт“ падения производительности сельско-хозяйственного труда при переходе к более интенсивным системам - вот, по мнению проф. Маслова, основная причина тенденции населения к расселению. Лам, однако, приходилось уже отмечать коренную ошибку этой теории[1]), заключающуюся в том, что падение производительности человеческого труда происходит не при переходе от более экстенсивных к более интенсивным системам хозяйства, а в пределах одной и той же экстенсивной системы, так как каждая такая система связана обычно с хищническим истреблением тех или иных даровых природных благ, которое и приводит к падению продуктивности человеческого труда.

Человечество, идя по линии наименьшего сопротивления, всегда начинает с простого потребления даровых природных благ, которое, переходя границы естественной производительности природы, приводит к их истреблению.

Поднимаясь по лестнице сельско-хозяйственной эволюции,па первой ее ступени мы находим звероловное хозяйство и собирание дикорастущих плодов и корней. До того момента, пока человек не истребляет основного капитала - звериных стад — производительность его труда будет высокой. Но как только он, размножившись, переходит эту границу и начинает истреблять этот капитал-количество зверей сокращается и производительность охотничьего труда падает, что и побуждает его перейти от звероловного к пастушескому хозяйству. Переходя на пастушеское хозяйство, человек, хотя и вытравливает скотом дикорастущие травы, но в то же время, при помощи ухода за животными, увеличивает их количество, т.-е. развивает тот элемент творчества природы—фауну, которую он раньше истреблял. Бросая пастушеский быт и садясь на землю, он истребляет, при экстенсивном земледелии, запасы естественного плодородия почвы, но зато увеличивает количество производимых природой животных и растений. Наконец, в интенсивном фазисе земледелия ни один вид природных благ уже не подвергается истреблению, но производительность земли развивается во всех направлениях: увеличивается естественное плодородие почвы, количество и качество полезных растений и животных.

Таким образом, человеческая деятельность в сельском хозяйстве распадается на две последовательно сменяющиеся стадии: 1) на истребление даровых запасов природных благ, которые накопила природа до начала человеческой деятельности, при чем истреблению подвергаются в последовательном порядке — фауна, флора и естественное плодородие почвы и 2) на развитие творческих процессов природы, создающих эти блага, при чем это развитие идет в таком же последовательном порядке. Человек начинает хозяйственную деятельность с голого истребления даровых запасов природы; в последующем фазисе сельско-хозяйственной эволюции он развивает одни элементы творчества природы при помощи истребления других. Конечный фазис—отсутствие истребления и развитие всех сторон природного творчества. Звероловство сменяется животноводством, рыболовство — рыбоводством, лесоистребление — лесоводством, дикое пастбище—травосеянием, истощение почвы— ее удобрением. Таков ход эволюции сельско-хозяйственного производства.

_______

Таким образом, как мы уже сказали, истребление тех или иных природных благ при экстенсивных системах сельского хозяйства— охотничьей, кочевой скотоводческой, переложного и трехпольного земледелия,—вот, по нашему мнению, основная причина, приводящая к падению производительности человеческого труда и, следовательно, к относительному недостатку средств существования, которая и заставляет людей стремиться к расселению. Иначе говоря, не переход к новой более интенсивной системе хозяйства, а падение производительности старой экстенсивной системы - основной фактор, толкавший людей на постоянные передвижения с места на место. Когда охотничьи племена, размножившись, начинали истреблять основной капитал — звериные стада и этим сокращали количество зверя, — они отправлялись в поисках нетронутых запасов в неведомые края.

Великие переселения кочевых народов, из Азии в Европу — результат поисков свободных пастбищ для размножившегося скота, который истребил их на месте; истощивши девственную почву, земледелец ищет ее запасы в новых странах.

Русский аграрный кризис, заставлявший миллионы крестьян переселяться из Европейской России в Сибирь, произошел не потому, что наши земледельцы перешли от более производительной трехпольной системы полеводства к менее производительному интенсивному земледелию с плодосменом и травосеянием, а как раз наоборот, именно потому, что такого перехода они не могли произвести и истощили своим трехпольем и безграничными распашками естественное плодородие почвы.

Отыскивая даровые запасы природных благ в редко населенных колониях, человечество начинает снова с их хищнического потребления, приводящего, в конце концов, к истреблению и падению производительности труда и к тем бедствиям, которые предки нынешних переселенцев испытали на родине. Вот почему разумное пользование даровыми природными благами представляет основу рациональной политики колонизации, которая постепенно начинает развертываться во всем мире и которой пора заменить и в России старую переселенческую политику, грозящую уже истощением богатых запасов природных благ наших редко населенных окраин.

§ 2. Переселенческое движение в Европе и России.

Вышеизложенное показывает, что переселенческое движение из более густо населенных стран и районов в редко населенные представляет из себя стихийный процесс, возникающий (поскольку он касается сельскохозяйственных отношений), вследствие кризиса экстенсивных систем хозяйства, в более густо населенных областях. Поэтому в европейских странах и России переселенческое хозяйство этих стран переживает эпоху кризиса. Такой кризис, вследствие аграрного перенаселения и тяжелых земельных отношений, переживает в середине XIX века Ирландия. откуда переселилось преимущественно в Соединенные Штаты столько народа, что к концу 1900 года здесь оказалось 6,5 милл. ирландцев, тогда как в самой Ирландии было только 4,5 милл ; между 1840 и 1870 г.г. ирландцы составляли главную массу выселенцев за океан. На втором месте за этот период становятся германцы, переживавшие кризис трехполья, сопровождавшийся неурожаями и голодовками, подобными бывшим в России в конце XIX века; с 1880-х годов, когда земельные отношения в Ирландии упорядочиваются, а в Германии после Франко-Прусской войны 1870—71 г.г. начинается эпоха расцвета промышленности и интенсификации земледелия, истоки эмигрантского движения передвигаются далее на восток и на юг в страны с аграрным перенаселением — Австро-Венгрию и Италию и, наконец, в начале XX века волна эмиграции за океан докатывается до России. В общем, с 1819 до 1913 г. из общего числа эмигрантов в 30,8 милл. переселилось:

Кроме С.-Штатов, в Аргентину (1863—1908 г.г.) переселилось 3,2 милл., в Канаду, которая начала усиленно заселяться только в XX веке,—за 1900—1910 г.,—1,4 милл., в Бразилию (1820—1907 г.г.) 2,5 милл., в Австралию—около 2-х милл. Все эти страны, впитав в себя многомиллионный поток колонистов, развернули в конце XIX века и в начале XX века необычайный подъем своих естественных производительных сил, который, благодаря разумной экономической и общей политике, нигде не привел до сих пор к сельско-хозянственному кризису.

В течение периода войны эмиграция из Европы несколько замирает, но после нее начинает снова развиваться. Вот данные об эмиграции из Англии и Италии и иммиграции в Соедин. Штаты и Канаду за 1913—20 годы (в тысячах человек):

Таким образом, увеличение населения Соединенных Штатов за названный период на 13,7 милл. душ и Канады на 1,4 миллиона является результатом не усиленной иммиграции за последнее семилетие, а, главным образом, естественного прироста местного населения. Так, иммиграция в Соединенные Штаты за эти годы дала им всего 4 миллиона прибыли населения, а 9,7 милл., т.-е. по 1,4 миллиона душ ежегодно, давал естественный прирост, которого Европа лишилась начисто, благодаря войне. Если иммиграция сюда дойдет опять до цифры 1 милл. и выше в год, то из приведенных данных можно заключить, что население Соединенных Штатов в ближайшие 30—35 лет удвоится, и опередив Россию, станет на третьем месте в мире после Китая и Индии.

В ближайшие годы возможно ожидать усиления потока эмиграции из Германии, откуда колонизация, начиная с 1880-х годов чрезвычайно сократилась. В 1881 году из Германии эмигрировало 220 тысяч, в 1895 г. эта цифра упала до 37 тысяч и в последующие годы до войны держалась на уровне 20-30 тысяч. Пока новейших данных по этому вопросу мы не имеем, но можно полагать, что ухудшение экономического положения германского населения заставит часть его искать лучшей доли за океаном. Собственных колоний у Германии нет, а поэтому немцам придется колонизовать чужие земли.

В результате мировой войны, как известно, произошел раздел германских колоний между союзниками. Благодаря этому разделу, те государства. у которых был максимум колониальных владений, как Англия и Франция, получили наибольшую прибавку.

Размеры главных колоний европейских государств, Соединенных Штатов и Японии составляли:

Великобритания имела до войны в метрополии 314 тыс. кв. километров и 46,6 милл. жителей. Следовательно, территория колоний в 118 раз превосходит теперь территорию метрополии, а население в 9 раз. ІНо часть этих колоний—Канада с 9 милл. жителей и 9,9 милл. кв. километров, Австралия и Новая Зеландия с 8.5 милл. кв. километров и 7,3 милл. жителей, Южно-Африканский Союз с 2 милл. кв. километров и 6,5 милл. жителей представляют па самом деле самостоятельные государства, связанные с Великобританией лишь союзными договорами. Вообще, Великобритания фактически утратила почти все колонии, населенные преимущественно белыми. Самая главная нз оставшихся колоний—Индия с 4,9 милл. кв. километров и 321 милл. населения, где за последние годы обнаружилось активное стремление к приобретению национальной и экономической независимости. Индия, как и смежный Китай, довольно быстро индустриализируется.

Во Франции наиболее заселенная колония—Индокитай с 18,4 милл. населения; но больше всего французских колоний в Африке—10,5 милл. кв. километров с 41 милл. населения.

Бельгия также владеет африканским Конго с 2,4 милл. кв. километров и 15 милл. населения, в Африке же сосредоточены колонии Португалии, Италии и Испании. Основные колонии Соединенных Штатов — Филиппинские острова с 10,4 милл. душ населения.

Колониальные владения, принадлежащие, главным образом, европейским государствам, имеют весьма большое значение для народного хозяйства этих стран: те страны, которые владели самыми большими колониями, приобрели в мировом хозяйстве положение великих держав. Особенное значение колонии имеют для Великобритании, благодаря тому, что они разбросаны во всех углах земного шара, главным образом, на мировых морских путях.

Вместе с колониями Великобритания по населению и по территории становится на первое место в мире. Второе место по территории до сих пор принадлежит России, владевшей, со своими колониями, до войны территориею в 22.360 тыс. кв. километров или 19.094 тыс. кв. верст с населением в 1914 году в 159 миллионов человек. В результате мировой и гражданской войны Россия потеряла 170 тыс. кв. километров и 31,4 миллионов душ населения.

„Россия—страна беспрерывной колонизации“, как ее называл историк В. О. Ключевский. Однако главное отличие ее колоний от колоний других стран—то, что последние разбросаны в других странах света и отделены от метрополии океанами и морями, а наши азиатские колонии находятся рядом с метрополией.

До войны за колонии у нас можно было считать завоеванные русскими иноземные западные области — Польшу, Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву. Но теперь они превратились в самостоятельные „буферные государства“, и оставшиеся у нас „колонии“ находятся только на юге и востоке, а именно:

Из этих „колоний“—новых союзных республик и автономных областей—часть заселена достаточно густо туземными племенами. Влияние русского элемента здесь может быть только культурным. Из России сюда должны перетекать лишь капиталы и прочие средства для развития народно-хозяйственной культуры, в виде путей сообщения, промышленных и торговых предприятий и т. п., за что эти области отплачивают, возвращая в обмен на них метрополии ценные продукты южных культур — хлопок, рис, овощи, фрукты, вино, а также богатства своих недр -  нефть, марганец и т. д. Это—республики Закавказья, Дагестан, частью Крым.

Северный Кавказ стал об‘ектом колонизации людьми с момента освобождения крестьян; за 11 лет после реформы, даже по преуменьшенным официальным данным, в одну Кубанскую Область нахлынуло более 210 тыс. поселенцев из коренной России и Украины. В конце 1860-х годов масса крестьян - украинцев, двинувшись на Кубань за казенными землями, здесь таковых не нашла и перекочевала в Ставропольскую губернию в 1870 году. К 1880-м гг. Северный Кавказ уже был заполнен, и переселение из центра земледельческой России и Украины начинает передвигаться вместо Юга на Восток—в Сибирь и Киргизию.

Из 100 семейств или душ переселилось:

Из земледельческого центра, лежавшего дальше от юга—раньше (с конца 1870-х годов), из южной Украины—позже (с 1890-х годов) наступает поворот в направлении переселения с юга на восток, показывающий, что на юге в то время чужому человеку уже трудно било приткнуться, т. к. густота населения на удобной и доступной крестьянам земле (кроме помещичьей) доходила до 40 и более человек на кв. версту.

Стихийное движение переселенцев в Сибирь началось лишь со второй половины 1880-х годов, а до тех пор за 25 лет, с 1860 до 1885 года, в Сибирь и Туркестан переселилось всего лишь около 300 тысяч душ.

В дальнейшем их количество возрастало следующим образом (без ходоков):

Всего, следовательно, в XIX веке прошло 1.477 тысяч переселенцев, в XX—3.404 тысячи, в итоге около 5 милл. Максимум переселенческого движения упал на пятилетие 1906—10 г.г. после неудачной аграрной революции 1905 года, когда крестьяне, разочаровавшись в своих мечтах получить прирезку из помещичьих земель, валом повалили за Урал. Дойдя до небывалой высоты 650 тысяч душ в 1908 году, с 1909 г. переселение начинает падать, и в 1911 г. переселенческая волна сокращается до 190 тысяч. Затем она снова поднимается до 336 тысяч в 1914 году; потом мировая война и революция прерывает его вплоть до 1921 года. В этом году кроме включенных в приведенную сейчас таблицу 66 тысяч душ, по неполным сведениям, беженцев из голодающих губерний двинулось около 400 тысяч. В указанные сейчас данные не входят также беженцы-горожане, двинувшиеся в Сибирь в количестве нескольких сот тысяч в период революции; впрочем, значительная часть их потом вернулась обратно.

§ 3. Результаты переселенческого движения в Сибирь, Киргизию и Туркестан.

Не следует думать, что переселенческое движение могло значительно облегчить аграрный кризис в Европейской России: оно захватило, сравнительно, слишком небольшой процент крестьян, чтобы давать остальным освобождение от земельной тесноты: в конечном счете, оно не поглощало даже мало-мальски заметной доли естественного прироста сельского населения.

Естественный прирост сельского населения.

Только в пятилетие 1906—10 гг. переселение освободило крестьян Европейской России от 1/4 ой части естественного прироста[4]), а за предыдущие 5 лет—всего до ¹/₂₅, в первые 5 лет—только около 1/10 - Кроме того, выселяются крестьяне не из всей России одинаково: так, из 4 слишком миллионов переселенцев, вышедших из России с 1890 по 1912 г.г. из нечерноземных губерний выселился всего один миллион, а из черноземных 3 милл. слишком. Далее, в черноземных губерниях тяга к переселению охватывала преимущественно малоземельные густо населенные области: земледельческого центра (Воронежскую, Курскую, Орловскую губ.) и Украины (Киевскую, Полтавскую, Черниговскую губ.). Всего за 6 лет, 1905—10 гг., из первых трех губерний выселилось 352 тысячи душ, из вторых—480 тыс.— половина естественного прироста. Наконец, и в каждой из этих губерний особенно выделялись количеством переселенцев одни уезды, а из других—никакого почти выселения не было. Да и в уездах одни волости давали тысячи переселенцев, другие — десятки. Словом, тяга к уходу за Урал шла „гнездами“, пятнами—и в этих отдельных гнездах, на местах чувствовалось известное облегчение от земельной тесноты, после того как третья—четвертая часть малоземельных бедняков навеки расставалась с дедовскими могилами.

Уходили, главным образом, малоземельные и вовсе безземельные крестьяне; в начале XX века, в среднем, на крестьянское хозяйство приходилось около 11 дес. надельных земель, а на хозяйство переселенцев только 3,6 дес.—всего лишь третья часть. Вовсе безземельных между ними была четвертая часть, а имевших до 3-х десятин—около двух пятых. Когда крестьян, пришедших в Сибирь, спрашивали, почему они переселились, они отвечали: „Дом хлебом не накормит: жить в нем весело, да есть в нем нечего“. „Уходим от безземелья“. „Жить не при чем“. „Землей изголодались“. „Под деревнями, было больше места, чем под пашнями“.

До Столыпинских законов о выходе из общины переселенцы не имели права продавать наделы и потому у них было с собой очень мало денег. Затем все чаще и чаще стали продавать землю, укрепив ее за собой. В 1904 г. передали в общество надел. 72% переселенцев, а продали— всего 4%; в 1910 г. передали обществу только 1%, а продали 83%. Не очень много выручили они капиталов за жалкие клочки своей земли, но все-таки рублей 300—400 уносили с собой. Главный капитал их, однако, был — рабочие руки.

Переселившись на новые места, крестьяне, которые шли для того, чтобы пахать землю, сразу подняли миллионы десятин нетронутых целинных степей и лесных трущоб.

За 7 лет в 8 губ. Сибири площадь посевов выросла на 2 милл. дес.— в полтора раза. В общем, благосостояние крестьян на новых местах поднялось довольно сильно, но не сразу и не одинаково во всех местах.

На один двор приходилось:

На родине они имели по одной голове скота и по десятине пашни. В короткое время на новом месте их хозяйство вырастает до 4—5 голов скота и 6—7 дес. посева. Но дальше оно уже не растет, хотя средний участок переселенческой семьи в Сибири—около 40 дес. (на мужскую — душу нарезалось 15 дес.). Это—предел крестьянской „сытости“. Заводить больше скота и посевов переселенцам было интересно лишь в тех местах, где есть обеспеченный сбыт, близ пристаней и железных дорог; там же, где сбыта нет, где пуд пшеницы стоит 20 — 40 копеек, там сеять и заводить скота на продажу не было расчета. Поэтому, остановившись на точке „сытости“ в большинстве мест, переселенческое хозяйство с этой точки не сдвигалось.

Очень большое влияние на развитие переселенческого хозяйства имело место поселения.

Мы видим, что посевы у крестьян, поселившихся в лесостепи, в 3,5 раза, а количество скота почти вдвое больше, чем у населыциков, рискнувших направиться в лесные дебри. Доходы в первых районах также вдвое больше, чем в последних. Тяжелые природные условия—обилие болот и страшного сибирского „гнуса“, отсутствие близких рынков сбыта, бездорожье, оторванность от остального мира — все это порождало медленность хозяйственного развития и отпугивало переселенцев от огромных таежных пространств Сибирского севера.

Кроме места поселения, на благосостоянии переселенцев сильно отражалось их юридическое положение — причисление к обществу, получение надела, вообще — легальное устройство. Так, в Акмолинской области имели на один двор.

Неустроенные переселенцы на новых местах, оказывается, даже беднели. В результате, поживши несколько лет кое-как, зарабатывая батрачеством на пропитание у богатых старожилов и казаков, обнищалые, ослабевшие, они идут назад в Россию, на свои разоренные гнезда, которые уже не в силах отстроить заново.[5])

Переселенцы, обыкновенно, стараются устроиться в такие места, которые, по природе своей, напоминают их прежнюю родану. Так, на 1000 человек, водворившихся в каждой полосе, приходится:

Подавляющее большинство крестьян — выходцев из России, жили раньше в степных и лесостепных губерниях Европейской России. При этом, естественно, они оседали раньше там, где было им ближе по дороге, т.-е. в Западной Сибири, точнее в лесостепных районах ее, примыкающих к Железной дороге.

Заполнив южные уезды Тобольской и Томской губ. и лучшие части Алтайской, они повернули на юг, в степь и, за последние годы в ковыльном поясе северных степей русское крестьянское население очень быстро вырастает. В общем из четырех миллионов переселенцев в конце XIX и в XX веке (1912 г.) поселилось в круглых цифрах:

До 1897 года в степи ушло всего 15% переселенцев, после 1897 — 26,5%. За 1910—14 г.г. в среднем ежегодно уходило (из 300 тыс. всех) в Зап. Сибирь 112 тыс., в степные области 90 тыс.

Движение в степи и Западную Сибирь почти сравнялось. Однако, к 1914 году, т.-е. к началу мировой воины, большая часть удобных местностей Западной Сибири и смежных районов была уже заселена. В Зап. Сибири, в которой к 1913 г. осталось всего свободных 65 тыс. долей душевых наделов, не заселен был только север, покрытый дремучими лесами и болотами; колонизация севера, как признавало само правительство, — еще дело далекого будущего.

Например, в Нарымском крае обнаружены обширные площади земли, пригодные для земледелия, и переселенческие чины запроектировали здесь 800 тыс. дес. в надел. Но плодородные участки отделены непроходимыми болотами от заселенных мест Томской губ. и друг от друга. Болото это знаменитое „Васюганское морцо“, имеет 500 верст в длину и 400 в. в ширину. Перейти через него можно лишь по тропкам, которые знают только старожилы; неопытные пешеходы проваливаются по грудь в болото. Понятно, что на лошадях проехать туда нельзя, и переселенцев никакими льготами на Нарымские наделы не заманишь. Притом здесь иногда в мае бывает 17 градусов мороза.

Участки в Тобольской губернии делятся на урманные, в которых леса—70%, болот 20%, озер — 2% и лишь 8% гари и удобных лесных полян, под урманные — лесов — 35%, болот 30%; лесостепных теперь уже не осталось. То же и в Томской тайге. На Алтае свободными остались горы, в которых, в лучшем случае, возможно только пастбищное хозяйство. Поэтому в Западной Сибири переселенцы устраивались за последние годы, преимущественно, на отрезанных у старожилов излишних землях, запасы которых сильно истощились.

В степях удобные для заселения земли отбирались у первых засельщиков— туземцев-киргиз. Отрезки производятся на основании норм, исчисленных особыми статистическими экспедициями. Экспедиции определяют количество скота, необходимое для существования нормального киргизского хозяйства, и площадь пастбищ, потребных для единицы скота в разных местностях. Первые экспедиции, работавшие под руководством известного статистика Ф. А. Щербины, установили норму в 24 единицы крупного скота на хозяйство (в том числе 20 % — в расчете на дальнейший прирост скотоводства). Но когда в степи нахлынули переселенцы, была командирована 2-ая экспедиция (Б. К. Кузнецова), понизившая норму до 14—15 единиц скота, несмотря на то, что у киргиз в действительности оказывалось от 18 до 21 единицы на хозяйство и кроме того, значительно сократившая норму пастбищной земли, потребной для прокормления скота. При помощи такого двойного понижения, размер, „излишних“земель, которые правительство имело право отрезать у киргиз, определился в степных областях в 22 миллиона дес.; из них 5 милл. в последние годы уже занято; а всего с начала колонизации степей отведено переселенцам 12 миллионов десятин. Остающиеся 17 миллионов десятин излишков, — гораздо худшего качества, лежат преимущественно на территории „летовочных“ пастбищ, где сами киргизы кочуют только в течении нескольких летних месяцев, где очень мало водных источников и большая часть земель непригодпа для хлебопашества.

В три остальные области—Восточную Сибирь, на Дальний Восток и Туркестан, переселилось немногим более миллиона человек, из которых 626 тыс. осело в Восточной Сибири, главным образом, в Енисейской губернии. На юге этой губернии также имеются обширные степи, лучшая, наиболее орошенная часть которых, впрочем, уже заселена. В незаселенных частях производятся сейчас гидротехнические изыскания, от результатов которых зависит разрешение вопроса о колонизации степей; пока же переселенцев устраивают благодаря „отрезкам“ земель у старожилов и сибирских инородцев. Большая часть Восточной Сибири покрыта лесами и горами, и те местности, которые более других пригодны для населения, могут привлечь сюда преимущественно переселенцев из нечерноземной полосы Европейской России, вообще говоря, благодаря развитию городской жизни в этой полосе, мало нуждающихся в переселении. Поэтому, колонизация Восточной Сибири никогда не сможет достигнуть таких размеров, как Западной.

Дальний Восток после Русско-Японской войны привлек усиленное внимание правительства, озабоченного укреплением наших границ с Китаем и Японией. Правительство стремится вытеснить отсюда туземное желтое население и привлечь из России как земледельцев, так и рабочих на строющуюся железную дорогу и золотопромышленные прииски. Однако, если попытки русифицировать рабочий элемент края увенчались известным успехом, по крайней мере, в казенных предприятиях (в 1911 г. сюда явилось из России 52 тыс. рабочих, в 1912—106 тыс.). то нельзя сказать того же относительно земледельческой колонизации,

В 1907 г. сюда нахлынуло сразу 85 тысяч переселенцев, а в следующем же году значительная часть их вернулась обратно, и с тех пор переселение в Приамурский край сильно упало. Главная причина неудач колонизации—неблагоприятные природные условия. Здешний климат полон контрастов: жаркое лето, когда средняя температура июля соответствует Кавказу и Крыму, и суровая зима с морозами в 40° и январской температурой более низкой, чем в Архангельске. Летом идут постоянные дожди, скопляющиеся в августе, во время уборки хлеба, когда земледелец дорожит каждым сухим днем. Зимы наоборот сухие, малоснежные, благодаря чему земля замерзает на такую глубину, что в значительной части области оттаивает лишь верхний слой, а внизу остается „вечная мерзлота“.

Летние дожди производят частые наводнения, реки обрамлены по берегам крупными валами,—осадками песку и камней от прежних наводнений. После наводнения вода в речных доминах не опадает, откуда происходит повсеместная заболоченность края, усиливаемая густой растительностью, так поражающей взоры неопытных переселенцев. Заболоченность—главное препятствие для русской земледельческой колонизации края. Инженер Клягин полагает, что, например, в той части Амурской области, которая лежит ниже 60° параллели, из 36 миллионов десятин заболочено 15 милл.; в Приморской — процент заболоченности еще выше. Сухие земли уже использованы под переселение и доля заболоченных земель в переселенческих участках увеличилась с 17—18% в 1901 г., до 40% — в 1909 г. Производить многомиллионные затраты на осушение Приамурья, но отзывам специалистов, не имеет смысла, так как тамошние почвы не лучше, чем район окрестностей Ленинграда (в Новгородской, Псковской, Ленинградской губ.), где также очень много болот, осушить которые будет стоить гораздо дешевле и выгоднее как для казенных, так и для народиых интересов. Переселенческое Управление успело разочароваться в возможности успешного заселения Приамурья; между тем, оно изгоняло желтых корейцев и китайцев,, которые чувствовали себя здесь, как рыба в воде, и огромный край остается до сих пор мало заселенным.

В общем, несмотря на безбрежные пространства Сибири, к моменту войны вряд ли можно было допустить водворение сюда более, чем 200— 250 тысяч переселенцев ежегодно, потому что большая часть оставшихся незаселенными земель требует мелиорации: осушения болот, вырубки и выкорчевания лесов, а на юге—орошения и обводнения бесплодных, хотя и плодородных в северной части киргизских степей.

Но мелиоративные работы целесообразны лишь при более интенсивных системах сельского хозяйства, т. к. они требуют, во многих случаях, более или менее крупных затрат, окупающихся лишь высоким подъемом производительности почвы. Поэтому, гораздо разумнее расширять путем мелиорации земельный фонд в Европейской России, где таким способом его можно увеличить довольно быстро, более чем на 30 милл. десятин.

Итак, как это ни странно, при наличии почти полутора миллиардов десятин земельной площади в Сибири и Туркестане, втрое превышающей площадь Европейской России, наше переселенческое движение начинает упираться в тупик, за отсутствием достаточного фонда свободных удобных земель.

Около миллиона обратных переселенцев в XX веке достаточно ясно свидетельствуют об этом тупике. Но кроме „обратников“, накануне войны количество ходоков, не нашедших себе и своим доверителям земли, увеличилось до 60%. И при всем этом, как будет видно в дальнейшем изложении, запасы природных благ Сибири стали подвергаться истощению: количество ценных пушных зверей убыло, рост скотоводства начал сильно отставать от роста населения, и урожайность начала подвергаться сильнейшим колебаниям и в общем клониться к упадку, что свидетельствует о некотором истощении почвы.

§4. Современная постановка проблемы колонизации в России.

В настоящий момент переселение в Сибирь временно прекращено. Этим последним актом можно считать старый период стихийного переселения законченным. Настает пора перейти к организованной колонизации, главная задача которой—не размещение, как попало, избыточного земледельческого населения метрополии, а планомерный систематический подъем производительных сил колонии, посредством всестороннего вовлечения в хозяйственный оборот незаселенных и малозаселенных земель на основе выгодного использования их природных богатств, как для промышленных целей, так равно и в интересах развития сельского хозяйства.

Дореволюционное переселенческое движение носило почти исключительно земледельческий характер. Вызывалось это тем обстоятельством, что главный контингент переселенцев были крестьяне-землеробы из лесостепной и степной зоны, стремящиеся, прежде всего, обеспечить себя средствами пропитания, главным образом, хлебом, которого не хватало ему на родине. „Получая от государственной власти лишь незначительную помощь, а иногда (весьма часто. Н. О.) обходясь совершенно без нее, русский переселенец всегда должен был сам обеспечивать себе пропитание, чем предопределялся земледельческий характер колонизации“[6]). Переселенец-землероб, прибывший из России, садясь на землю, но справляется ни о близости рынка, ни о ценах на хлеб, ибо вся цель его хозяйства—собственное продовольствие, а не рынок. Вот почему нам приходилось лично встречать на Горном Алтае переселенцев, уходивших с роскошных лугов только потому, что хлеб на высоте 4.000 футов не родился, тогда как каждое переселенческое хозяйство могло там завести по несколько десятков голов молочного скота и, выручая за продукты скотоводства во много раз больше, чем за земледельческие, не затруднилось бы купить нужный им хлеб в соседних долинных земледельческих селах, соединенных с ними хорошими дорогами. Вся сила в традиционных хозяйственных привычках наших земледельцев, не понимающих, как можно существовать без собственного хлеба.

Современная постановка колонизационного дела должна иметь своей основной целью подъем народного хозяйства данного района в его целом; поэтому, если в этом районе на первый план предполагается выдвинуть не земледелие, а горное дело, или индустрию, или скотоводство то и подбор колонистов должен производиться с таким расчетом, чтобы намеченный план промышленного строительства не встретил бы препятствий, при осуществлении, в отсутствии достаточных кадров рабочих рук, или луговые пространства в скотоводческих районах не лежали бы впусте. Вот почему, приступая к колонизации данного района, мы должны, прежде всего, установить, к какому хозяйственному типу он принадлежит, или должен принадлежать, по своим природным и экономическим условиям.

В настоящее время можно определенно сказать, что наиболее желательный хозяйственный тип в большинстве районов, доступных колонизации,—двусторонний, с перевесом в одних районах в сторону сельского хозяйства, в других—индустрии и лесного дела. Так, в наиболее обширном по площади и наименее заселенном районе лесной зоны центр тяжести должен быть отнесен на организацию лесопромышленного хозяйства, а в сельском хозяйстве—на развитие скотоводства; земледелие же здесь явится подсобным занятием; в горных районах Алтая — на горнозаводское дело и также на скотоводство; в степных областях на первом плане останется сельское хозяйство, но с гораздо большим развитием скотоводства, чем до сих пор и т. д. При организации сельского хозяйства в заселяемых районах необходимо проводить принцип двусторонней эволюции с большим или меньшим развитием скотоводства, которое должно играть более заметную роль повсюду, где условия транспорта затрудняют вывоз зерновых продуктов.

Вообще при построении планов организации хозяйства в колонизуемых районах, в противоположность прежней переселенческой политике, не учитывавшей значение рынка, на первый план следует выдвинуть задачи, связанные с проблемами экспорта тех или иных продуктов и сырья, как внутрь России, так и за границу. Связь с рынком — должна явиться основной осью всей колонизационной политики ближайшего будущего. Эта связь требует, в первую очередь, создания рациональной сети путей сообщения. А так как, в силу того факта, что естественные водные пути в Сибири ведут в малодоступный Ледовитый океан, а на юго-востоке и в Туркестане в разобщенные от океанов Аральское и Каспийское моря—центр тяжести транспортного дела переносится у нас на организацию железнодорожной сети и построение железнодорожной колонизации по тину американской, имевшей там наибольший успех. В Железнодорожная колонизация имела место в 3-х американских государствах: Соединенных Штатах, Аргентине и Канаде. Первые ввели у себя этот тип Соединенные Штаты, где но акту конгресса 1784 года все незаселенные земли, размером около 680 миллионов дес. (по другим подсчетам—550 милл. дес.) были об‘явлены общегосударственным достоянием. С начала XIX столетия правительство приступило к организации этой территории, лежавшей в центральных и западных Штатах. Государственные земли разбивались на квадратные площади (township— городской округ) в 36 кв. миль или 8,5  тыс. дес. каждый, которые в свою очередь делились на 36 малых квадратов по одной квадратной миле. Эти квадраты назывались секциями и снова делились на четыре „четверти“ или „homestead“ („гомстед“ переселенческий надел в 160 акров или 60 дес.). Таким образом, в каждом округе было 144 „гомстеда“. Вся система округов и секций закреплялась на месте межевыми знаками и перенумеровывалась номерами и буквами, так что каждый участок легко находился на карте и на месте обозначением нескольких букв и цифр. Эта землеустроительная работа, которая тянется уже свыше 100 лет, до сих пор не закончена; кроме мало доступной Аляски с плошадью в 368 милл. акров, в 1910 г. еще не было землеустроено в западных Штатах 146 милл. акров—всего 514 милл. акров или 190 милл. десятин. Землеустроив определенную территорию вдоль линии спроектированной железнодорожной магистрали, правительство передавало ее частным акционерным компаниям, берущимся за проведение железных порог. Земля передавалась не целиком, а в шахматном порядке, при чем в каждом округе из 36 секций, 2 отводились на содержание школ, 16 передавалось компании, а 18 оставалось во власти правительства. Переселенцы получали гомстедные участки сначала бесплатно, потом за невысокую плату — не свыше 5 р. за десятину. Устанавливался целый ряд льгот по перевозке переселенцев и их грузов, по устройству их на земле: выдавались ссуды на постройку ферм и оборудование хозяйства; продавались в рассрочку даже дешевые готовые жилища. Одним словом, делалось все для облегчения устройства переселенцев на новых местах, частью за счет компании, частью на правительственные средства.

Железнодорожная сеть проводилась таким образом: строились по параллелям с востока па запад основные магистрали, с расстояниями между ними в 300—400 верст, обслуживающие каждая соответствующую естественно-историческую зону. Проведено всего 5 магистралей, самая короткая из которых Нью-Йорк—Сан-Франциско—5260 километров. Перпендикулярно к магистралям по меридианам проводились под‘ездные пути. Всего, по существующим подсчетам, в Соединенных Штатах железным дорогам роздано 57,6 милл. десятин. По мере заселения, раздача земель сокращалась и в 1890-х г.г. почти прекратилась совсем.

В Аргентине опыт проведения этой системы был невелик: в 1860 г.г. передано о-ву центральной железн. дороги около 800 тыс. дес. Зато Канадская ж. дор. колонизация была поставлена образцово и заселение страны происходило, главным образом, при ее посредстве. Жел. дор. общества очень много заботились, как об устройстве переселенцев, выдавая им ссуду до 2000 долларов на семью, так и о мелиорациях неудобных земель, устраивая их орошение, а главное — о развитии рыночных отношений, развивая, как и в Соединенных Штатах, сеть элеваторов и холодильников, а также флот в 70 слишком паровых судов, чрезвычайно облегчающих грузооборот хлебных продуктов, мяса и масла. Значение железных дорог Канады в росте ее населения и экспорта, видно из следующих данных:

Общее количество земель, полученных железными дорогами Канады—22,4 милл. десятин.

В России первые попытки государственной железнодорожной колонизации начались лишь в XX веке, после проведения Сибирской магистрали. Главная из них—проведение Восточно-Китайской жел. дор., которой было отведено 85 тыс. дес. Колонизация была не столько земледельческая, сколько городская. В частности, город Харбин строился на земле общества железн. дороги и при его содействии. Кроме того, о-во организовало пароходное движение по р. Сунгари и Тихому океану. Колонизация, в связи с постройкой жел. Дороги, применялась также при проведении Амурской линии, где дала хорошие результаты.

В ряде последующих проектов (напр, трансконтинентальная Аляска-Сибирская ж. д. в 1902 г. и проект Великого Северного Обь-Беломорского пути) предполагалось отводить большие площади частным жел. дор. компаниям, иностранным и русским в размере 7—8 милл. десятин. Наконец, последний проект, уже в наше время—предоставляет Мурманской жел. дор. до 3-х милл. дес. для колонизации.

Совершенно очевидно, что планомерную колонизацию наших обширных областей, как Сибирь, целесообразно связать с жел.-дор. строительством. Для того, чтобы перейти от переселения землеробов с их потребительским хозяйством к колонизации, имеющей в виду, главным образом, развитие рыночных отношений с центром, способствующим общей народно-хозяйственной эволюции России необходимо базировать колонизацию на жел.-дор. путях.

Какое значение имела Сибирская магистраль — видно из следующих фактов. В районе Сибирской жел. дор. было:

Но Сибирская магистраль обслуживает сравнительно узкую полосу лесостепей и северных степей в 300 — 360 верст шириной (в обе стороны вместе), ибо при стоимости гужевой перевозки хлеба в 1/10-14 коп. пудоверста, одна доставка на станцию при расстоянии свыше 200 верст обходилась в 15—20 коп. за пуд. Цены на пшеницу где-нибудь в Минусинском округе падали до 30—40 коп. за пуд, что делало невыгодным производство пшеницы для рынка. С другой стороны эксплоатация Сибирских лесов в крупном масштабе невозможна без жел. дор. Вот почему уже давно создан проект двух новых сибирских магистралей—одной южной, прорезывающей границу между северными и южными степями, другой—северной, проходящей через лесные массивы Томского и Тобольского севера. За первоочередность той или другой магистрали велась борьба, окончившаяся победой южного направления, ибо ряд фактов указывает, что в Сибири, как и в Европейской России, происходит процесс сползания населения к югу, который, в хозяйственном отношении, растет гораздо быстрее севера. Главные линии „Южно-Сиба“, которые должны пройти с востока на запад — от Барнаула на Алтае до Орска, по длине — 4000 верст. Они обслужат около 9 милл. дес. удобной для земледелия и незаселенной земли, на которых может поселиться до 1200 тысяч новых переселенцев. Южная магистраль даст выход сибирскому хлебу через Черное море заграницу: она соединит Горный Алтай с его рудоносными недрами, со степью и южным Уралом, что даст возможность поднять и тяжелую и легкую индустрию на востоке России. По нашим, подсчетам, грузооборот „Южно-Сиба“, к 1940 г. может достигнуть 100 милл. пудов.

Соединение Южной Сибири с Туркестаном через линию Семипалатинск—Верный раз навсегда разрешит вопрос о снабжении Туркестана дешевой пшеницей и будет способствовать созданию на Кузнецком угле нового центра мануфактурной промышленности.

Вторая —Северо Сибирская магистраль (Томск—Тюмень—1600 в.) дает возможность разгрузить черезчур перегруженные участки нынешней магистрали. Затем, проходя по границе хвойных и лиственных лесов, „Северо-Сиб.“ облегчает их эксплоатацию, открыв доступ древесному углю, пригодному для плавки железа на Урал и продуктам механической и химической переработки дерева—в центры России и заграницу. Эти магистрали с поперечными меридиональными под‘ездными путями, дадут возможность развивать колонизацию и вовлечь в народно-хозяйственный оборот неиспользуемые сейчас массивы южно-степной и северо-лесной зоны с площадью в 200 — 300 милл. дес. За последнее время в Госплане разрабатывается новый проект — создания на месте нынешней, — одной сверхмагистрали, к которой, как ветки дерева к одному стволу должны протянуться длинные подъездные пути по диагоналям — с севера через лесную зону и с юга — через степи и полупустыни. Этот проект строится на осуществлении плана электрификации жел. дор. Сибири, для которой здесь вполне достаточно источников энергии. В западной Сибири имеются все виды этих источников: — черный уголь (Кузнецкий бассейн), зеленый — древесный, — топливо в лесах, бурый уголь—торф в Барабинской степи, белый—водная энергия с запасом в 50 милл. лошадиных сил и голубой — сила ветров в степях. В настоящее время внимание специалистов Сибири направлено на использование белого угля — водной энергии и намечена постройка ряда гидроэлектрических станций. Но этот проект, равно как и общая электрификация и индустриализация Сибири упираются в недостаток капиталов — самый острый и больной вопрос в современной проблеме колонизации России. Во всяком случае, недостаток капитала заставляет построить разрешение этой проблемы на принципе очередности, поставив на первую  очередь для колонизации районы ближайшие к метрополии, более легкие для заселения и уже более или менее устроенные. В первую очередь для колонизации намечаются опустевшие после голода 1921 года районы юго-востока Европейской России, затем наш Европейский север (Архангельская, Вологодская губ. и Мурман), во вторую—Сибирь, Туркестан, Киркрай и восточное Приуралье, т.-е. наш азиатский восток.

На юго-востоке уже в 1923 —1924 г. предполагается образовать колонизационный фонд: в Самарской губ.—400 тыс. дес.. Саратовской— 250 тыс. дес., Царицынской—350 тыс. и на Северном Кавказе—100 тыс. дес—всего 1100 тыс. дес. Здесь, во избежание дальнейших неурожаев и голодовок намечена перестройка систем сельского хозяйства от чисто зерновых — к смешанным скотоводческо - земледельческим, с введением в севооборот — пропашных (кукурузы) и кормовых трав (люцерны), что требует повышения размеров крестьянских участков до 40 — 50 дес. на хозяйство. К такому типу хозяйства — лучше всего приспособлена хуторская или мелко-селённая форма поселений. Хуторское крупно-крестьянское хозяйство наиболее пригодно для заселения сухих степных водоразделов. В долинах рек уже развивалось до войны оазисное поливное огородничество, бахчеводство и садоводство; теперь предполагается гарантировать от засухи поливом до 1 дес. на хозяйство земледельческих посевов.

На севере Европейской России, как мы говорили, спроектирована колонизация линии Мурманской жел. дор., затем—расселение местного и пришлого населения в лесных дачах, вблизи жел. дор. и сплавных-рек. Здесь на первый план выступают задачи лесного хозяйства, которое должно обслуживать не только нужды двух столичных районов, но и форсировать экспорт леса за границу чечез Архангельский, Ленинградский и Мурманский порты. На втором месте, как мы сказали, здесь должно стоять молочное скотоводство, для которого, как и на юго-востоке, требуются довольно значительные размеры крестьянских участков.

На первые два—три года этих районов достаточно для размещения стремящегося к переселению избыточного населения центральных областей: но в дальнейшем, не только для удовлетворения потребностей страны в переселении, но и во имя обших интересов народного хозяйства России—необходимо форсировать экономическую эволюцию такой крупной области, как Сибирь с ее громадными непочатыми природными богатствами. Сибирь особенно пригодна для двусторонней эволюции одновременно сел. хоз. и индустрии, при чем в сел хоз. здесь имеется ряд неиспользованных возможностей, в виде громадных пастбищ в долинах сибирских рек, в лесостепях, степях и на горном Алтае. Что касается земледелия, то здесь, как и на юго-востоке, необходимо введение культур пропашных и кормовых растений и механизация обработки, при помощи тракторов, а также развитие автотранспорта. Все это возможно лишь при усилении товарности сибирского земледелия, организации крестьянских хозяйств повышенного типа и улучшенных форм землеустройства на подобие американских „фармеров“. Но самое главное — после транспорта — необходимость оборудования местной Сибирской индустрии, перерабатывающей сел.-хоз. сырье — мукомольных, мясо-консервных, маслодельных, кожевенных, шерсто-ткацких и иных предприятий. Сибирь, удаленная от рынков сбыта ее с.-х. продуктов, должна развивать не только свое горнозаводское дело и тяжелую индустрию (металлургию), но и для широкого развития своего земледелия и садоводства—соответствующие отрасли сел.-хоз. промышленности, для чего, опять-таки, требуются крупные капиталы. В ближайшее время эти капиталы, преимущественно иностранные, (ибо в России их мало), вряд ли притекут сюда в индустрию, которая требует долговременных больших затрат, окупающихся не скоро. Скорее можно ожидать (как это было и до революции) прилива торгового и банковского капитала. Но, после того, как за границей убедятся в прочности экономического и правового строя России, как и в других колониях Европы, и у нас в Сибири появится железнодорожный и вместе с ним — индустриальный капитал.

Выводы.

Итак, 1) современная постановка проблемы колонизации в России ставит в тесную связь переселенческие движение с общей народно-хозяйственной эволюцией данного района, а эволюцию данного района— с экономическим развитием всей страны.

2)    Наиболее желательный хозяйственный тип для большинства колонизуемых районов — двусторонний, с перевесом в одних районах в сторону сельского хозяйства, в других—лесных промыслов, добывающей и обрабатывающей промышленности. В сельском хозяйстве повсюду, на ряду с земледелием, выдвигается и скотоводство, а во многих областях (на севере и в южных степях и в горных районах) оно должно превалировать.

3)    В противоположность дореволюционному переселению, имевшему целью устройство крестьянско-земледельческого хозяйства потребительского типа, современная колонизация должна иметь в виду развитие рыночных отношений окраин как с центром России, так и с заграницей. Поэтому наиболее целесообразно у нас применение типа железнодорожной колонизации с предварительным проведением сети магистралей вдоль естественно-исторических зон и перпендикулярных к ним подъездных путей. Жел.-дор. колонизация была с успехом применена в Америке и зачатки ее наблюдались в России накануне воины.

4)    Кроме путей сообщения, необходимо также развитие элеваторов, холодильников и индустрии, перерабатывающей сел.-хоз. сырье. Для всего этого требуется широкое привлечение крупного капитала, без которого реальное осуществление планомерной колонизации невозможно.

[1] См. Н. Огановский «Закономерность аграрной эволюции», т. II, гл. VІІ (связь теории с фактами), § 2—влияние природных факторов и населенности на эволюцию производства.

[2] Среди русских эмигрантов большинство евреев. Н о в XX веке эмигрировало до войны в Америку около 1 милл. крестьян—русских, поляков, латышей и литовцев.

[3] См. проф. В. Ден «Новая Европа».

[4] Естественный прирост измеряется разницей между числом рождающихся и умерших.

[5] За 1893—-1918 г.г. количество обратных переселенцев достигло огромной цифры в 1280 тысяч душ.

[6] С. Ободовский. Лесопромышленная колонизация севера Европейской России. «О земле», вып. III, стр. 51.