Глава IV. Усилия союзных империалистов по спасению колчаковского режима (июль — декабрь 1919 г.)

1. КРИЗИС РЕЖИМА «ВЕРХОВНОГО ПРАВИТЕЛЯ »

Наступление Колчака приходилось отражать в условиях промышленной и транспортной разрухи, голода, кулацких мятежей в ряде районов. Несмотря на неимоверные трудности, Коммунистическая партия и Советская власть смогли в короткий срок осуществить ряд мер военного, политического и социально-экономического характера (курс на союз рабочего класса с середняком и на создание регулярной Красной Армии, мобилизация людских и материальных ресурсов, укрепление тыла армий Восточного фронта и их военно-организационная перестройка, оказание помощи большевистским организациям Сибири по развертывапию партизанской войны в тылу Колчака и др.), с помощью которых был подготовлен, а затем и осуществлен разгром врага.

Важную роль в сокрушении колчаковщины сыграли процессы, происходившие в белогвардейском тылу. Главным из них явился перелом в настроениях сибирского крестьянства, обеспечивший развертывание массового партизанского движения. Он был вызван прежде всего полным разочарованием деревни экономической политикой омского режима. Несмотря на большую помощь, которую правительство оказывало буржуазии¹ последняя не могла пе только возродить хозяйство, но даже удержать его на прежнем уровне. Выплавка чугуна на Урале в 1919 г. составляла лишь 6% от уровня 1913 г. и была в 4,5 раза меньше, чем в 1918 г. Добыча угля в Черемхове давала ²/₃ того, что было получено в 1918 г. Многие капиталисты старались скорее продать заводы, фабрики, сырье иностранцам, а деньги вложить в заграничные банки. В итоге промышленность Урала, Сибири и Дальнего Востока не могла дать крестьянам тех товаров, в которых они нуждались. Попытки кооператоров ввозить из-за границы хотя бы часть необходимого оказались безуспешными ввиду нехватки морских судов, расстройства Сибирской железной дороги, коррупции, царившей в среде военпой администрации. В Сибири ощущался острейший товарный голод. Отсутствие па рынке промышленных товаров, а также безудержная инфляция колчаковских денег вынудили крестьян прекратить подвоз сельскохозяйственных продуктов. К январю 1919 г. в Сибири скопилось товарного хлеба 150 млн. пуд., масла до 3 млн. пуд., много мяса, кожи, шерсти. Возникло острое несоответствие между состоянием сельскохозяйственного рынка и потребностями крестьянского хозяйства, что вело к недовольству деревни политикой белогвардейцев, к резкому обострению внутренних противоречий, к открытой и непримиримой гражданской войне в тылу.

Не дав сибирскому населению сколько-нибудь существенных материальных выгод, колчаковская диктатура взвалила на него бремя налогов, за счет которых оплачивалась подготовка похода на Москву и содержание карательных органов. Только расходы на армию составили за январь — май 1919 г. 567 млн. руб. За ноябрь — декабрь 1918 г. налоги возросли в 2 раза, а с января по апрель 1919 г.— еще вдвое ². Все это отталкивало от Колчака пе только трудящихся города и деревни, но даже кулаков и городскую буржуазию. «...И мы видим восстание в Сибири,— говорил по этому поводу В. И. Ленин,— в котором участвуют не только рабочие и крестьяне, а даже кулаки и интеллигенция. Мы видим полный развал колчаковщины» ³. Указывая на социальные корни массового антиколчаковского движения в Сибири, начавшегося весной 1919 г., В. И. Ленип отмечал: «Мы бесконечно сильными стали потому, что миллионы научились понимать, что такое Колчак; миллионы крестьян Сибири пришли к большевизму... не из наших проповедей и учений, а из собственного опыта, из того, что они социалистов-револю-ционеров звали, сажали, а из этого посаждения на власть эсеров и меньшевиков вышла старая русская монархия, старая держиморда, которая во время ,,демократии“ принесла неслыханное насилие стране»⁴.

Изменение ситуации в колчаковом тылу немедленно сказалось на моральном состоянии армии, в ряды которой весной 1919 г. влилось пополнение из насильно мобилизованных крестьян и рабочих, не желавших воевать за чуждые им интересы и при первой же возможности старавшихся перейти па сторону Красной Армии или уйти к партизанам.

В такой обстановке контрнаступление Красной Армии, начавшееся в конце апреля на южном участке Восточного фронта, развивалось успешно: 1 июля были освобождены Пермь и Кунгур, 13 июля — Златоуст, 14 июля — Екатеринбург, в конце июля под Челябинском были разбиты главные резервы Колчака. Белые начали поспешное отступление в Сибирь.

Красный шквал, двигавшийся с запада, подъем партизанского движения на всем пространстве от Урала до Тихого океана, деморализация белогвардейской армии быстро поставили Колчака перед угрозой полного краха. Раньше всех это стали понимать те, кто в свое время выдвигал адмирала на авансцену и помогал в подготовке весеннего наступления. Элиот, например, признавал, что хотя Советская власть просуществовала в Сибири недолго, у населения сохранились о ней в памяти высокая зарплата, короткий рабочий день, низкие налоги и отсутствие принудительной военной службы. После ее свержения картина резко изменилась: население лишепо многих товаров первой необходимости, курс рубля упал настолько, что на деньги ничего не продают, предпочитая прямой товарообмен; стоимость жизни возросла неимоверно. Элиот сообщал своему правительству о недовольстве населения колчаковской палоговой политикой, об отказе вносить платежи и возмущениях по поводу принудительной мобилизации в армию. Население, писал он, устало от войны и не понимает, какая ему выгода от борьбы за такое благополучие, при котором не улучшаются условия существования. К тому же оно возмущено действиями карательных отрядов п жестокостью правительственных должностных лиц⁵.

С сообщением Элиота перекликались высказывания других союзных представителей. Его фактический заместитель консул Ходжсон утверждал, что положение на фронте не улучшится до тех пор, пока не удастся упрочить тыл, а для этого следовало бы обеспечить населению лучшие условия жизни. Признав полную неспособность омской администрации решить указанную задачу, Ходжсон считал единственным путем к спасению режима открытую поддержку Колчака союзниками. Гепералы Нокс и Жанен также полагали бессмысленным ожидать от адмирала каких-либо успехов в летней кампании. Они крайне низко расценивали моральное состояние сибирской армии ввиду нежелания большинства новобранцев воевать и растущего дезертирства. Английский полковник Робертсон отмечал, что на многих участках Сибирской магистрали поезда белых подвергаются нападениям партизан и могут двигаться только днем, да и то под усиленной охраной. «Некоторые утверждают,— писал он,— что нападения на поезда совершают не большевики, а бандиты, однако факты говорят о недоброжелательном отношении крестьян к Колчаку. Крестьяне говорят, что его правительство ничего не сделало для улучшения их положения и что их дела, вероятно, пошли бы лучше, если бы большевикам удалось удержаться у власти прошлым летом»⁶.

Таким образом, даже представители интервентов признали народный характер войны, которая велась против Колчака в Сибири. Но могли не видеть они и того, что абсолютное большинство населения явно тяготело к Советской власти и стремилось к ее скорейшему восстановлению. «Восстания вдоль линии железной дороги продолжаются,— сообщал Гаррис в Вашингтон.— Наиболее опасным является райоп Тайшета. Общее количество повстанцев, действующих в промежутке Иркутск — Красноярск, насчитывает 6 тысяч, но их численность возрастает, так как большевики вовлекают в свои ряды местное население»⁷.

Большую роль в развертывапии партизанского движения сыграло постановление ЦК РКІІ(б) от 19 июля 1919 г., в котором ставилась задача установления связи между отрядами, координации их действий с Красной Армией, перехода к централизованному командованию⁸. 16 августа 1919 г. было опубликовано обращение ВЦИК и Совнаркома РСФСР «К рабочим, крестьянам, инородческому населению и трудовому казачеству Сибири». В нем Колчак и его правительство объявлялись вне закона, на освобожденной территории провозглашалось восстановление Советской власти, всех прав рабочих и крестьян, а также отмена всяких обязательств трудящихся по отношению к капиталистам. ВЦИК и СНК изложили четкую программу Советской власти в отношении сибирской деревни, учитывавшую специфику последней. Массовая партизанская войпа разгоралась. В городах активизировалась деятельность подпольных большевистских организаций. Навстречу наступавшей Красной Армии поднялись тысячи восставших рабочих и крестьян, соединившиеся в целые армии. Многие города и районы очищались от белых задолго до подхода регулярных частей. На освобожденных территориях действовали советские законы и постановления⁹.

В создавшейся обстановке постоянной темой депеш союзных представителей из Сибири стали сообщения о том, что белогвардейцы «ничему не паучились у войны и еще меньшему — у революции». Вольно или невольно эти сообщения свидетельствовали в пользу полного краха «белой идеи».

Союзные представители констатировали полную неспособность адмирала и его ближайшего окружения разобраться в происходящем и признавали, что белогвардейцы, налегавшие на политику террора, считали большевиками всех, кто в той или иной мере не разделял официальных взглядов (т. е. подавляющее большинство). В частности, Жанен сообщал 6 июля: «Административные расправы, произвол и зверства полиции вызывают в страА не большое озлобление, усугубляющееся тем, что со вреь мени царизма Сибирь вообще держалась левых взглядов. Я констатировал в Екатеринбурге и Иркутске факты, по поводу которых эсеры, добиваясь моего покровительства, заявляли: „Этого не творилось даже во времена монархии”»¹⁰.

Западных союзников сильно тревожило то, что по мере ухудшения обстановки на фронте среди наиболее реакционных кругов военщины, чиновничества и буржуазии усиливались тенденции к сближению с Японией и Германией. Об этом сообщали Жанен и Элиот, ссылаясь, в частности, на заявления Колчака и других лиц о том, что если союзники сделают Прибалтику и Кавказ независимыми от России, то они вынудят русских искать поддержки у японцев и немцев¹¹. Руководителей стран Антанты и США не могла не обеспокоить поездка генерала Романовского в Токио и приезд в Омск японской военной миссии во главе с генералом Такаяпаги, так как названные-события свидетельствовали о стремлении Колчака договориться с Японией не только о поддержании с ее помощью «порядка» на Дальнем Востоке, но и об использовании при весьма выгодных компенсациях ее армии к западу от Иркутска¹². Их озабоченность вызывалась и неизбежным ростом активности монархистов в омских политических кругах, усилением реакционности внутриполитического курса последних, дальнейшим углублением кризиса режима Колчака¹³.

Крен Колчака вправо проявлялся в активизации карательных экспедиций в тылу и военно-полевых судов на фронте, в перетасовке командного состава с назначением па руководящие должности, взамен битых генералов, ставленников самых правых группировок. Так, вместо Ханжина в Западную армию был назначен ярый монархист Сахаров, на место Гайды в Сибирскую армию пришел Дитерихс, носившийся с идеей объявления большевикам «религиозиой войны» и создания добровольческих дружим «святого креста» и «зеленого знамени» (мусульманских). На Дальнем Востоке была упразднена должность верховного уполномоченного с увольнением с нее Хорвата. Полномочия последнего были переданы командующему войсками генералу Розанову, который приобрел известность жестокими карательными экспедициями в Енисейской губернии.

Правительства западных держав поспешно искали способы исправления положения в Сибири. 1 июля Черчилль уведомил Набокова о необходимости принятия всех мер для «достижения решительных результатов» в 1919 г. Указав, что вследствие массового рабочего движения английское правительство не может послать в Сибирь дополнительные войска, он обещал непрерывную помощь всеми видами военного снаряжения. Оправдывая необходимость такой политики, Черчилль заявил в русско-британском клубе: «Если бы за последние девять месяцев мы не сумели помочь созданию армий Колчака и Деникина, то все положение в Центральной и Восточной Европе было бы совершенно иным. А поражение этих армий в будущем приведет к такой катастрофе, последствия которой невозможпо перечислить»¹⁴.

Не желая, чтобы режим «верховного правителя» был спасен японцами, правительство Англии выступило с предложением использовать для исправления положения чехословацкий корпус. Успех данного плана сулил не только сохранение позиций контрреволюции в Сибири, по и решение проблемы чехословаков, доставлявшей союзникам много хлопот. Большинство легионеров отрицательно отнеслись к колчаковскому перевороту и отказались сражаться за него на фронте. Отведенные в тыл чехословацкие войска (1-я дивизия была размещена в районе Иркутска, 2-я — Томска и 3-я — Владивостока) заняли лучшие казармы, помещения госпиталей, мпогие сотни зданий и классных пассажирских вагонов. Гаррис сообщал, что 30 тыс. белочехов расположились в помещениях, которых могло бы хватить для миллиона человек. Учитывая, что города Сибири были забиты беженцами, нетрудно представить, какое это вызывало раздражение. Вдобавок многие из легионеров не гнушались грабежами среди мирного населения. По признанию Гарриса, отказавшись от участия в боях, чехи мешали воевать другим, что усиливало враждебное к ним отношение со стороны белогвардейцев и других интервентов¹⁵.

Наряду с этим в войсках корпуса явно давала о себе знать большевистская агитация и деятельность чехословацких интернационалистов, вследствие чего, по мнению союзных представителей, дальнейшее пребывание легионеров в Сибири приносило больше вреда, чем пользы. Стивенс, побывавший в те дни в Сибири, сообщал, что корпус рвется домой, что его командование не способно поддерживать дисциплину, что существует опасность вступления легионеров в соглашение с большевиками с целью получения от них разрешения на проезд в Чехословакию по советской территории. Считая неизбежным вывод корпуса, американские представители высказывались за отправку в Сибирь, на смену ему, 50—70 тыс. союзных войск, предсказывая в противном случае падение Колчака и восстановлепие Советской власти¹⁶.

В создавшихся условиях главы делегаций пяти держав в Париже одобрили 28 июня 1919 г. предложенный Черчиллем план, предусматривавший использование чехословацкого корпуса для прорыва к Архангельску через Пермь и Вятку для соединения с английскими войсками. Прорыв намечалось осуществить под предлогом выезда легионеров из России. Руководители буржуазной Чехословакии с готовностью откликнулись нa данное предложение¹⁷.

Но легионеры разгадали уловку и воспротивились возвращению на фронт. Жанен, посетивший чехов, вынес твердое убеждение, что их «никакими силами нельзя заставить идти па фронт и пробить себе путь к Архангельску, как это предлагали апгличане и американцы». Тогда Колчак стал добиваться скорейшей эвакуации чехов из Сибири, поскольку дальнейшее их пребывание угрожало безопасности его режима. Вскоре выяснилось, что следовало решать вопрос о польской дивизии и румынской бригаде, которые тоже не хотели отправляться на фронт. Поляки при этом заявили, что не хотят сражаться за Колчака, выступающего противником независимости Польши ¹⁸.

Тем времепем сибирская армия продолжала отступление в глубь Сибири. «Положение критическое,— сообщал Элиот.— Армия Колчака разваливается. Идет предварительная подготовка к эвакуации Омска»¹⁹. В связи с этим часть члепов английского правительства (председатель комитета по народному образованию Г. Фипіер, министр без портфеля лейборист Дж. Барнс, министр здравоохранения К. Эддисон, министр финапсов О. Чемберлен) выступила с требованием пересмотра политики в отношении России. Они указывали на растущую популярность Советской власти, ярую реакционность Колчака, чье существование всецело зависело от поддержки из-за границы, и враждебность апглийского народа к своему правительству за его политику в отношении России ²⁰.

Дискуссия в правительстве Англии имела результатом решение о сосредоточении главных усилий на оказании помощи Деникину, войска которого в начале июля перешли в наступление, и о сокращении поставок Колчаку. В Лондоне сочли, что Деникин, располагавший свежими силами, щедро обеспеченный оружием и снаряжением, находящийся на более близком расстоянии от Москвы, сможет быстрее и эффективнее осуществить антисоветский поход и тем самым.спасет армию Колчака и предотвратит большевизацию Сибири. (В глазах английских политиков Колчак оставался «верховным правителем».)

Совершенно иначе поражения Колчака воспринимались в Вашингтоне. Администрация Вильсона склонялась к мысли об укреплении сотрудничества с пим, о возможной либерализации Омского правительства путем преобразования его па коалиционной основе и проведения реформ, которые смягчили бы наиболее отрицательные стороны диктаторского режима и обеспечили ему поддержку в широких слоях буржуазии и крестьянства. Трансформированное по американской программе правительство Колчака должно было стать главным орудием стратегии Вашингтона. По этой причине крах «верховного правителя» не входил в его расчеты.

Решение о формах сотрудничества с Колчаком предполагалось принять после того, как Моррис, направленный со специальной миссией в Омск, представит свои рекомендации. Президент Вильсон очень хотел иметь из первых рук информацию о Колчаке и его окружении, о подлинных целях омского режима, о способах восстановления провозоспособности Сибирской железной дороги и основных положениях плана реконструкции Сибири и Европейской России. С помощью миссии Морриса он надеялся получить от конгресса крупные ассигнования. Вместе с тем визит Морриса в Омск призван был «произвести впечатление» па Японию, а также убедить «верховного правителя» в необходимости борьбы с крайне правыми элементами, особенно в военной среде²¹.

Еще до поступления донесений Морриса военное министерство США по указанию президента подписало 20 июня 1919 г. контракт с кооперативными союзами Сибири о продаже им в кредит товаров (одежды, обуви, белья и т. п.) на общую сумму 15 млн. долларов. Кооперативы обязывались распределять товары только на колчаковской территории и под наблюдением американцев. Планировалось подписание еще одного контракта па 10 млп. долларов²².

22 июля 1919 г. Вильсон направил председателю сената Маршаллу послание, явившееся первым со времени начала открытой интервенции официальным заявлением о целях политики США в Сибири. В послании говорилось, что население Сибири испытывает огромную нужду во всевозможных товарах, что оно якобы постоянно обращается к США за помощью, что оно «внесло свою долю в борьбу против Центральных держав». Президент утверждал, что указанная помощь не может быть оказана без восстановления железных дорог и что американские войска были посланы в Сибирь с целью их охраны ²³.

В свою очередь, многие колчаковские деятели, понимавшие важность миссии Морриса, убеждали «верховного правителя» сделать все возможное, чтобы у посла сложилось благоприятное впечатление о делах в Сибири. Предлагалось, в частности, подготовить «серьсзпые материалы о зверствах большевиков» и направить к Моррису депутации от «надежных общественных групн, духовенства и крестьянства», чтобы убедить американского представителя в наличии у белого движепия широкой социальпой опоры.

2. ОМСКОЕ СОВЕЩАНИЕ

Еще по пути в Омск Моррис посылал в Вашингтон донесения, в которых указывал на неспособность белогвардейских деятелей, воспитанных во времена царизма, попять изменения, происшедшие в общественном сознании с начала войпы и революции. Оп отмечал всеобщее возмущение мобилизациями в армию и то, что омский режим подавлял все попытки организации самоуправления в городах и сельской местности²⁴.

27 июля состоялась первая встреча Морриса с Колчаком. Они договорились рассмотреть на предстоящем межсоюзном совещании вопросы, связанные с работой железнодорожного транспорта (эксплуатацией, охрапой и финансированием дорог); получением военного снаряжения из-за границы, а также проблемы займов и упорядочения денежного обращения; урегулирования ввоза и распределения товаров; деятельности Краспого креста и благотворительной помощи.

Кроме того, Моррис хотел постепенно подготовить от имени Колчака декларацию о. гарантии основных прав личпости, усматривая в этом важнейший способ упрочения режима. Выражая надежду, что омский режим преодолеет кризис, Моррис счел необходимым, чтобы США и их союзники встали в открытую оппозицию «большевистской тирании» и изыскали средства для оказания эффективной помощц Колчаку ²⁵.

Разумеется, «верховный правитель» и его приспешники были согласны на любую повестку совещания, лишь бы оно помогло их спасению. «Лично придаю пребыванию здесь Морриса исключительно важное значение,— призпа-вался Сукин,— ибо если послу не удастся внушить веры в прочность правительства, то Америка уклонится от оказания той реальной помощи, которую она как будто готова дать, убедившись, что настал момент, когда в России самостоятельно утвердилась национальная власть. Если сейчас Америка пе сформулирует своей политики в пашу пользу, то не станет ли скоро невозможной поддержка и со стороны Англии и Франции?»²⁶.

В совещании, открывшемся 28 июля, принимали участие высшие представители союзников в Сибири (Моррис, Грэвс и Эмерсон — от США; Элиот, Нокс и Джек — от Англии; де Мартель и Жанен — от Франции; Мацусима и Такаянагп — от Японии), министры колчаковского правительства, кооператоры, земцы и другие лица. Основное внимание было уделено эксплуатации и охране железных дорог — наиболее важному для США вопросу. Совещание постановило, что русские военные власти не должны вмешиваться в вопросы железнодорожного движения (дап-ный пункт был направлен главным образом против атамана Семенова), что войска, охрапяющие дороги, обязаны не только отражать нападения партизан, но и оказывать поддержку администрации в других вопросах (т. е. подавлять развернувшееся на дорогах забастовочное движение).

В связи с предстоящей эвакуацией охранявших железные дороги белочехов было решено просить союзные правительства о присылке в Сибирь дополнительных войск численностью не менее 40 тыс. чел. Их предполагалось разместить на наиболее «беспокойных» участках от Иркутска до Омска²⁷.

Серьезную тревогу вызвал вопрос о военном снабжении Колчака²⁸. Нокс и Жанен выразили убеждение в бесполезности поставок снаряжения без установления союзного контроля не только над его распределением, но н над организацией самой армии. Моррис не согласился с Ноксом и Жаненом в том, чю союзники должны пести ответственность за организацию армии и ее действия, поскольку, считал он, это будет сопряжено с далеко идущими обязательствами и возникновением политических затруднений (посол явно опасался установления англо-французского контроля над сибирской армией). В конце концов было решено, что союзники будут контролировать доставку военных материалов, а руководство военными операциями останется в руках белогвардейцев²⁹. По это мало меняло существо дела. Полная зависимость последних от иностранных военных поставок делала их зависимыми от союзников и в других отношениях.

Было признано необходимым ввезти из-за границы в течение ближайшего года товаров более чем на 200 млн. долларов, создать особый оргаи из представителей кооперативов, земств, торговых фирм, а также союзных представителей, который занимался бы предоставлением кредитов в иностранной валюте «ответственным фирмам и организациям», заключившим контракты в союзных странах. Следовательно, над внешней торговлей Сибири устанавливался иностранный, точнее, американский контроль, так как только этот орган мог распоряжаться валютным фондом и выносить суждение о дееспособности торговых фирм в данной части России.

Совещание рассмотрело и вопрос о финансовом положении правительства Колчака. Признав невозможным оздоровление финансов в короткий срок, оно решило заменить все имеющиеся в обращении денежные знаки новыми банкнотами, отпечатанными в США. Союзные представители дали от имени своих правительств согласие на покупку по существующему обменному курсу такого количества рублей, которое могло потребоваться для содержания их войск в России ³⁰.

Остался нерассмотренным лишь вопрос относительно «билля о правах». Союзные представители явно пе рискнули обсуждать его во всеуслышание, а колчаковцы, естественно, на этом не настаивали. В итоге никаких ограничений белогвардейскому террору, о необходимости которых так много заявляли интервенты, положено не было,

Окончание совещания совпало с получением известий ( решении Англии и Франции сосредоточить усилия на поддержке Деникина. Элиот в этой связи сообщал, что данное решение расценено было в Омске как отказ от поддержки Колчака, что Моррис тоже неодобрительно отозвался о нем, сказав, что оно может быть понято как раздел России на сферы влияния³¹. Несомненно, решение Апглии и Франции повлияло па Морриса, убедив его в необходимости расширения американской помощи омскому режиму, так как крах последнего не оставлял Америке никаких шансов на успех их полшики. Оценивая личность диктатора, Моррис не строил иллюзий относительно его административных способностей и широты взглядов. Он признавал, что Колчак являлся диктатором только по названию, фактически находясь под контролем реакционной и продажной военной группировки, а правительство его не имело каких-либо контактов с либеральными слоями населения, кооператорами, земствами и общественными организациями. Моррис тем пе мепее полагал возможным укрепление его положения при помощи США и других держав, которая позволила бы Колчаку «создать более широкий и более прочный базис»³².

С особыми стараниями выяспял Моррис военные шансы Колчака. Его удручали деморализация и паника, охватившие белую армию. Среди офицеров, писал Моррис, царили подозрительность и интриги, многие бросали свои войска и бежали в тыл, часть офицеров оказалась убитой своими же солдатами. Моррис был вынужден признать, что дисциплиной, оснащенностью и уровпем' руководства Красная Армия превосходила белогвардейскую. «По мере продвижения Красной Армии,— с тревогой сообщал посол,— большевистские настроения в Сибири выражаются все более открыто. Этого и следовало ожидать. Недовольство бездеятельностью правительства растет... Иностранные представители высказывают подозрение о наличии предательства в правительственных кругах». Он выражал уверенность в неминуемой сдаче Омска, если большевистское наступление но прекратится ³³.

Моррис пришел к выводу, что только решительные изменения в составе правительства и методах правления сделают Колчака способным остановить большевиков. В беседах с адмиралом и его министрами он доказывал необходимость проведения реформ, которые обеспечили бы правительству общественную поддержку'. Моррис предлагал гарантировать личную безопасность граждан, йредать суду тех официальных лиц, которые спекулировали армейским снаряжением и использовали железнодорожные вагоны в целях личной наживы, а также созвать совещание представителей земств ³⁴.

В донесениях в Вашингтон Моррис высказывался за признание правительства Колчака и оказание ему разнообразной помощи (предоставление кредитов на 180 млн. долларов, отправку в Сибирь 40-тысячной армии для охраны железной дороги, создание межсоюзного комитета по снабжению и комитета коммерческих экспертов с целью контроля над распределением поступающих из-за границы товаров и военного снаряжения). «Адмирала очень ободрило бы личное послание президента Вильсона,— писал посол,— в котором было бы выражено доверие к егр программе, попимапие стоящих перед пим трудностей, надежда на их успешное преодоление»³⁵.

Тем временем из Европейской России приходили известия об успехах Деникина, вселявшие надежду, что Красная Армия прекратит преследование колчаковских войск и позволит сибирской контрреволюции сохранить и укрепить свои силы. Моррис 16 августа вновь обратился в Вашингтон с призывом поддержать Колчака. «Прийти к нему на помощь в час поражений и упадка духа, как я понимаю, чревато огромным риском, но зато это открывает и огромные возможности,— писал он.— Если колчаковскому правительству суждено пасть, мы не сможем пострадать от этого больше, чем если бы ожидали этого в бездействии. По если с нашей своевременной и активной поддержкой оно выживет, то мы окажемся в самом благоприятном положении в деле реконструкции России, сможем сохранить «открытые двери», которые в условиях надвигающейся опасности могут для нас захлопнуться, а также сохранить единство Сибири»³⁶.

Итак, в результате почти месячного пребывания в Омске Моррис пришел к выводу, что иных путей, кроме сотрудничества с Колчаком, у Америки нет. «Моррис указывает президенту, — сообщал Сукин в Париж, — на нежелательность останавливаться на полумерах и необходимость признания правительства без промедления. Последнее обстоятельство находит объяснение в опасении американцев, что в случае неудачного поворота военных дел авторитет правительства начнет быстро падать и на его место выдвинутся другие группировки, менее приемлемые с точки зрения Америки»³⁷.

Судя по донесениям Бахмеіева, рекомендации Морриса встречали положительный прием в Вашингтоне, но не могли быть полностью осуществлены нз-за сильного антиинтервенцнонистского движения, охватившего Америку, и активной оппозиции в конгрессе. 3 сентября президенту Вильсопу пришлось объяснять сенату причины участия США в интервенции в Сибири. 5 сентября в конгрессе США многие депутаты (прежде всего представители прогрессивных республиканцев) выступили с резкой критикой политики интервенции, которую квалифицировали как нарушение американской конституции, как стремление поставить у власти в России правительство, которое способствовало бы осуществлению империалистических целей союзных держав ³⁸.

О невозможности выполнить все его рекомендации Моррис был сразу же извещен Лансипгом, который признал нереальной прпсылку дополнительных войск и открытие Колчаку кредитов без санкции конгресса. Но Лансинг сообщал, что доставка оружия в Сибирь будет продолжаться, что военному министру дано указание о расширении контрактов, заключаемых с сибирскими кооперативами, что решается вопрос о передаче Колчаку банкпто, отпечатанных в США. Он писал также, что в Вашингтоне разрабатывается план помощи, нацеленный па создание такой «экономической п социальной структуры», которая сделала бы возможным дальнейшее развитие Сибири «на прочной основе». Лансинг просил Морриса доверительно сообщить «верховному правителю», чтобы тот с пониманием отнесся к затруднительному положению правительства США и не винил его в нежелании «помочь» России³⁹.

Таким образом, поездка Морриса в Омск, давшая правительству США обильную информацию о положении Колчака, принесла ограниченные результаты. Позиции адмирала рушились с такой быстротой, что существовала опасность исчезновения его со сцены раньше, чем Вашингтон успеет что-либо предпринять. А с другой стороны, положение в самой Америке не позволяло реализовать все рекомендации посла. Особенно это касалось отправки в Сибирь дополнительных войск, официального признания колчаковского режима и открытой его поддержки. Вместе с тем продолжавшееся наступление Деникина, надежда на приостановку продвижения Красной Армии в Сибири, в сочетании с материальной поддержкой, которую намечалось предоставить Колчаку, вселяли уверенность в удачном развитии последующих событий.

Воспользовавшись временной приостановкой наступления Красной Армии в конце августа 1919 г., белогвардейцы и интервенты спешно собирали ресурсы, чтобы закрепиться на занимаемых позициях. В августе Колчак произвел повую мобилизацию. Призывалась городская буржуазия и интеллигенция от 18 до 43 лет, а в начале сентября было объявлено о мобилизации деревенской буржуазии и интеллигенций. Было призвано также несколько возрастов сибирских, енисейских казаков. Наряду с этим «верховный правитель» пытался создать у общественности впечатлеппе, что в случае победы он незамедлительно проведет обещанные реформы ⁴⁰.

Свой вклад в подготовку решительного удара впосили и империалистические державы. В соответствии с решением «совета четырех» от 14 июня 1919 г., в Сибирь продолжало прибывать разнообразное оружие, военная техника, боеприпасы, обмундирование. За летние месяцы только Франция предоставила Колчаку более 600 артиллерийских орудий, около 200 самолетов, 470 пулеметов и другого вооружения. В американском порту Сиэтл спешно готовился к отправке пароход «Дилайт», на борт которого было погружено 115 945 винтовок, 426 ящиков ружейных запасных частей, 40 ящиков дизелей, 7 паровозов и т. п.⁴¹ При поддержке госдепартамента и английского МИДа начались переговоры между англо-американскими банковскими фирмами и колчаковским правительством о предоставлении последнему займа под русское золото⁴².

В связи с наступлением Деникина оживились надежды на возможность использования на фронте чехословацкого корпуса. 30 августа Вологодский телеграфировал Сазонову о возникшей идее прорыва чехов на родину через Поволжье, выразив пожелание, чтобы Масарик призвал легионеров поддержать армию Колчака и выйти на соединение с Деникиным и чтобы последний открыто пообещал им содействие «для беспрепятственного и скорейшего возвращения в Прагу через территории, находящиеся под его властью»⁴³. Английские военные круги со своей стороны вновь подняли вопрос об отправке японских войск на сибирский фронт. Полагая, что японцы бескорыстно па такой шаг не пойдут, военное министерство предлагало рассмотреть вопрос о передаче под их «охрану» Китайско-Восточпой железной дороги ⁴⁴.

В разгар указанных приготовлений вновь дала знать о себе пресловутая атаманщипа, сохранившая и упрочившая свои позиции под покровительством Японии⁴⁵. Результаты омского совещания последнюю во многом не удовлетворили (хотя ее представители и не возражали против основных его решений), ибо в итоге США заметно усиливали свое влияние в сибирских делах. Японская военщина полагала, что Колчаку не удастся остановить наступление красных, что Сибирь, вплоть до Байкала, будет для него потеряна и самому адмиралу придется спасаться на Дальнем Востоке. Поэтому с помощью традиционных методов она решила спровоцировать беспорядки и создать предлог для образования на Дальнем Востоко сепаратного государства.

Подстрекаемый японцами Семенов повол себя очень агрессивно. Его представители стали грубо вмешиваться в железнодорожные вопросы п отказывались выполнять распоряжения Технического совета как противоречащие русским законам. Семеновцы угрожали американским инспекторам, а японские военные власти делали вид, что не замечают этого, и не оказывали последним никакой защиты ⁴⁶. Моррису сразу стал понятен замысел японцев. «Не добившись с помощью железнодорожного соглашения своей цели — захвати Транссибирской и Китайско-Восточной железных дорог и установления господства над Восточной Сибирью и Северной Маньчжурией,— писал он,— японское правительство осуществляет менее заметный, но более коварный план действий с помощью казачьих атаманов, являющихся единственной опорой Колчака к востоку от Читы»⁴⁷.

Госдепартамент 30 августа направил поту Японии, в которой отмечалось, что союзные войска обязаны всемерно содействовать Стивенсу и его сотрудникам в выполнении стоящих перед ними задач, что Япония уклоняется от выполнения данной обязанности и не обеспечивает защиту жизни и имущества союзиых инспекторов и инженеров на территории, где действует Семенов. В связи с этим, указывал госдепартамент, американское правительство стоит перед решением вопроса о целесообразности дальнейшего участия в интервенции и необходимостью публично заявить о причинах своего отказа⁴⁸.

Японское правительство не спешило с ответом, выжидая развития событий в Сибири. Зато колчаковцы были встревожены возможным уходом американских войск. 4 сентября Бахметев сделал на этот счет запросы Лонгу и Лансингу. В Париже Сазонов выступил с заявлением, указав, что «вывод американских войск никогда не будет понят русским народом, что он будет расценен как оставление русских па произвол Японии»⁴⁹.

Вскоре Колчак предпринял попытку контрнаступления и на первых порах добился некоторого успеха. К тому же продвижение Деникипа к Москве продолжалось, что было чревато изменением ситуации в Сибири пе в пользу Японии. Поэтому военщина решила не обострять отношений и пойти па компромисс. 25 сентября генерал Оой, новый главнокомандующий экспедиционными войсками на Дальнем Востоке, сообщил Моррису и Стивенсу, что считает необходимым оказывать военную защиту представителям Технического совета и железнодорожным служащим и что все ого подчиненные будут соответствующим образом проинструктированы⁵⁰.

Тем времепем в омских правительственных кругах продолжали считать американскую ноту указанием на то, что США, подобно Англии и Франции, решили уменьшить свою активность в Сибири и что отішпе там будет действовать лишь Япония. В связи с этим некоторые деятели были склонны взять более решительный курс на сотрудничество с ней, пообещав соответствующие компенсации, другие же считали необходимым обратиться за поддержкой к Англии. 16 сентября Колчак направил послание Черчиллю, в котором просил его убедить правительства держав примять срочпое решение по вопросу об оказании помощи России⁵¹.

Однако из Англии приходили малоутешительные известия. Набоков сообщал о выжидательном отношении британского правительства к положению в Сибири, о том, что оно помощи не прекращает, по избегает обещаний ввиду все более осложняющейся внутренней обстановки ⁵². Сам Черчилль, ознакомив американского посла Девпса с посланием Колчака, признался, что его правительство может сосредоточить усилия только на помощи Деникину. Он просил уведомить правительство США о необходимости оказать немедленную помощь Колчаку, в протнвпом случае, сказал он, адмирал будет разбит и на Сибирь распространится хаос из районов, контролируемых Семеновым пли японцами. 1 октября Форин-оффис направил госдепартаменту записку, в которой выражал озабоченность по поводу намерения США вывести войска из Сибири, так как в этом случае Транссибирская магистраль окажется неохраняемой и будет потеряна для западных союзников ⁵³.

Американское правительство и само хорошо понимало последствия разгрома Колчака. 19 сентября госдепартамент обратился к президенту с просьбой, чтобы тот уполномочил военного министра продать русскому «посольству» в Вашингтоне, в счет кредитов, обувь, белье, обмундирование и т. п. «Последние сообщения указывают,— говорилось в записке,— что если колчаковские войска не будут в кратчайший срок обеспечены теплым обмундированием, то они окажутся совершеппо раздетыми в условиях суровой сибирской зимы и едва ли перенесут ее». На следующий день Вильсон сообщил о своем согласии с предложением госдепартамента и поручил поставить обо всем в известность министра финансов, военного министра и председателя комитета по судоходству⁵⁴.

Лансинг 30 сентября информировал Гарриса о продолжении переговоров относительно предоставления займа Омскому правительству, об усилиях, прилагаемых госдепартаментом, с целью повлиять на банкиров и убедить нх в необходимости поддержать адмирала. 1 октября американские представители в Сибири были оповещепы о предстоящем обсуждении Вильсоном и Лансингом рекомендаций относительно признания колчаковского правительства и предложения госдепартамента о том, чтобы в указапном вопросе США играли ведущую роль. 2 октября в тот же адрес было направлено указание о придании самой широкой огласке намерения США продолжить оказание помощи Колчаку⁵⁵.

Особые рекомендации были посланы Хейду. Ему сообщалось об отправке значительного количества грузов для сибирских кооперативов, о нежелании правительства США нарушить заключенные с ними контракты. «После полного изучения ваших и других сообщений из Владивостока и иных мест,— писал ему Лансипг,— правительство США... будет продолжать помощь Колчаку и постарается, по возможности, облегчить страдания населения Сибири. Госдепартамент понимает стоящие перед вами трудности, но считает, что это делает еще более настоятельным продолжение, даже без надежды на успех, усилий по нормализации условий жизни»⁵⁶.

В течение сентября 1919 г. шли бои в междуречье Тобола и Ишима. К концу месяца контрнаступление колчаковской армии прекратилось, так как силы ее окончательно иссякли. Ценой огромных потерь Колчаку удалось отвоевать лишь небольшую территорию. «Таким образом, возможность разгрома Красной Армии упущена,— констатировал английский представитель О’Релли.— Укрывшись за Тоболом, противник может ожидать подкреплений с юга..., и когда они прибудут, его наступл ение возобновится. Весьма сомнительно, чтобы сибирская армия, истощенная в боях и не располагающая резервами была способна его сдержать»⁵⁷.

Еще более критическим салот внутриполитическое положение колчаковского режима. Ширилось партизанское движение в тылу, справиться с которым не могли ни

карательные экспедиции, пи войска белочехов, поляков и румын. Росла оппозиция в рядах мелкой и средней буржуазии, повальным стало дезертирство (колчаковские солдаты переходили на сторону Красной Армии и присоединялись к партизанам целыми гарнизонами, часто вместе с офицерами). В таких условиях «верховному правителю» оставалось полагаться на победу Деникина и на иноСтранпые штыки, которые одни были способны спасти адмирала и его клику от народпой расправы. По сообщениям Саблина, заменившего Набокова, Черчилль повесил в своем кабинете карту и постоянно высчитывал расстояние от фронта Деникина до Москвы. «Победы Депикина,— отмечал Саблин,— производят здесь громадное впечатление, газеты выпускают специальные объявления. Сам генерал Деникин уже превращен английским обществом в национального нашего героя, и взятие им Москвы будет праздноваться здесь с большим подъемом». Англия приурочивала признание правительства Колчака к моменту взятия Москвы Деникиным ⁵⁸. Одновременно английские правящие круги старались активизировать действия США по оказанию помощи Колчаку. 10 октября Керзон поручил главе специальной дипломатической миссии в США

Э. Грею обратить внимание госдепартамента на крайне серьезное положение, которое сложится в Сибири, если Америка откажется от поставок военного снаряжения для Колчака. «Все наши представители,— отмечал Керзон,— считают, что падение Колчака приведет к распространению большевизма по всей Сибири, а без этого снаряжения он не сможет удержаться. В то же время мы поручили па-шему представителю в Омске попытаться оказать умиротворяющее воздействие па Колчака в вопросах управления страной»⁵⁹.

Черчилль 10 октября доверительно известил Колчака (в порядке ответа на его послапие от 16 сентября), что Англия не может посылать снаряжение на Сибирский фронт, где ожидается «энергичное развитие американской помощи», по считает наиболее благоразумным снабжать армию Деникина, занявшую хлебные и угольпые центры России и приблизившуюся к Москве⁶⁰.

В это время участники Парижской мирной конференции возобновили рассмотрение вопроса о признании Омского правительства. Питон и Полк, заменивший Лансинга на конференции, рекомендовали без промедления признать режим Колчака. «В свете той помощи, которую Англия оказывает Деникину,— писал Полк,— для нашего престижа будет лучше, если мы первыми признаем Колчака. Ввиду скорого взятия Петрограда было бы лучше признать его сейчас, если мы вообще намерены это сделать». Лансинг на это ответил, что вопрос о признании Омского правительства будет рассмотрен после того, как оно переживет кризис⁶¹.

Между тем обстановка в Сибири ухудшалась для белогвардейцев с неимоверной быстротой. 14 октября Красная Армия вторично форсировала Тобол и, сломив в ожесточенных боях сопротивление колчаковцев, развернула наступление, пройдя к концу месяца расстояние в 250 км. Попытки белого командования организовать новую линию обороны на Иртыше и отстоять Омск окончились неудачей. В обстановке развала армии и всеобщего разложения оно отдало приказ, о дальнейшем отступлении.

3. ПОПЫТКИ «ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ » ВЕРНУТЬСЯ К ВЛАСТИ

Колчаковский переворот, отстрапивший «социалистов» от власти, привел партию правых эсеров в состояние глубокого распада. Часть ее деятелей в лице Авксентьева, Зензинова и других довольно скоро оказалась в числе тех, кто аплодировал победам Колчака. Другая часть руководства эсеров (Вольский, Святицкий, Ракитников, Буревой) пошла на переговоры с Советским правительством о «примирении». Многие сибирские эсеры из числа кооператоров (Сазонов, Балакшин, Парунин и др.) открыто перешли на сторону Колчака. Вместе с меныпевиками-оборонцами и «народными социалистами» они образовали в Омске так называемый социалистический блок, безоговорочно признавший «верховного правителя». Эсеры-кооператоры закупали за границей большие партии снаряжения для колчаковской армии. Остальпые сибирские эсеры, стоявшие в оппозиции, по не располагавшие достаточными силами для борьбы с омским режимом, занимались главным образом распространением листовок среди населения и колчаковских солдат.

Поражения сибирской армии способствовали оживлению эсеровской оппозиции. Еще весной 1919 г. сторонники более активной борьбы с Колчаком образовали «Сибирский союз эсеров». Отвергая борьбу на два фронта, к. которой призывал ЦК партии эсеров, союз считал, что главной задачей является быстрейшее свержение правительства Колчака, а для этого необходимо прекращение гражданской войны внутри «демократии». «Эсеры-активисты», как называли участников данного союза, ставили целью после прихода к власти заключение мира с Советским правительством, созыв сибирского Учредительного собрания и создание на территории Сибири «демократического» государства. 7 июля 1919 г. на губернском земском собрании в Иркутске, руководимом «активистами», была принята резолюция о созыве «Земского собора», который должен был послужить переходной ступенью к Учредительному собранию. Штабом заговорщиков служил так называемый «Комитет содействия созыву Земского собора», состоявший из известных эсеров-област-ников: Якушева, Моравского, Павловского, Краковецко-го и других, создавших в свое время «правительство» Дербера. Предполагалось, что восстание против Колчака будет начато во Владивостоке и распространится далее на запад ⁶².

Владивосток в качестве начального пункта антиколча-ковского выступления эсеров был избран не случайно. Практически ни один город Сибири и Дальнего Востока, кроме Иркутска, не имел при белогвардейцах таких свобод, как Владивосток. Здесь действовала областная земская управа во главе с эсером Медведевым и городская управа во главе с меньшевиком Агаревым; эсеровские и меньшевистские газеты открыто критиковали Омское правительство. Владивосток фактически управлялся межсоюзным военным советом и охранялся иностранной смешанной милицией во главе с американским майором Джонсоном, симпатизировавшим эсерам. Здесь выходило более десятка газет и журналов, причем не разрешались только газеты явно большевистские. Объяснялось это тем, что Владивосток служил белогвардейцам своего рода парадной витриной для показа «демократизма» своего режима. С другой стороны, союзники старались ограничивать здесь произвол колчаковских наместников и сохранить элементы демократизма, чтобы иметь возможность демонстрировать мировому общественному мнению «прогрессивный» характер своей политики в отношении России ⁶³. Следовательно, во Владивостоке участникам эсеровской оннозицип предоставлялась свобода действий п гарантировалась возможность избежать физической расправы в случае провала заговора.

«Эсеры-активисты» рассчитывали на поддержку некоторой части рабочих распропагандированных колчаковских солдат а главное — легионеров 3-й чехословацкой дивизии. Их очень воодушевил приезд во Владивосток генерала Гайды уволенного Колчаком со службы и ставшего личным врагом последнего. Гайда охотно согласился возглавить военное ведомство в организации заговорщиков. Однако решающее значение придавалось поддержке со стороны западных держав, с представителями которых эсеры вступили в тесные контакты в июле 1919 г. Они уверяли союзников, что организация имеет представителей по всей Сибири, что они рассчитывают заменить колчаковское правительство в любое время и без сопротивления едва только их приверженцы в Омске подадут сигнал. Получив этот сигнал, они сформируют Временное правительство, которое примет меры к реорганизации внутреннего управления, защите фронта и подготовке выборов в сибирское Учредительное собрание. Эсеры убеждали, что замышляемый ими государственный переворот не приведет к развалу фронта п армия сможет продолжать оборонительные бои, пока в тылу не будут сформированы отряды добровольцев. Чехословацкие представители Гайда и Гирса, связанные с заговорщиками, в свою очередь убеждали союзных представителей, что любое правительство во главе с Колчаком не будет пользоваться доверием народа, что созываемый съезд земств и городов представляющий всю Сибирь будет правомочен создать новое правительство⁶⁴.

Представители западных держав во Владивостоке учитывая поражения сибирской армии и размах партизанского движения, практически единодушно считали невозможным сохранение омского режима и полагали неизбежными решительные внутриполитические перемены. Пока события не ускользнули из-под контроля союзников, рассуждали они, следует принять меры для безболезненного перехода власти к новому, более либеральному, но не большевистскому правительству. В частности, новый британский высокий комиссар О’Релли (Элиот был назначен послом в Японию), находившийся во Владивостоке⁶⁵, довольно скоро после приезда убедился в необходимости принятия безотлагательных мер для предотвращения большевизации Сибири.

Указывая, что не все недовольпые омским режимом являются большевиками, он предлагал побудить Колчака издать такую программу реформ, которая привлекла бы на его сторону буржуазию и крестьянство. Союзники должны были, по мнению О’Релли, убедить Колчака провести реформы, пообещав ему помощь и официальное признание, а лидеров недовольных антибольшевиков (т. е. эсеров) уговорить принять данную программу. Если «верховный правитель» откажется принять указанные условия, то, полагал О’Релли, его кабинет должен уйти со сцены и уступить место более демократическому правительству. О’Релли предлагал изучить возможность реорганизации правительства Колчака, чтобы с помощью эсеров и белочехов нейтрализовать реакционную военную группировку, провести реформы и обеспечить ему массовую поддержку⁶⁶. Следовательно, британский комиссар предлагал нечто вроде государственного переворота «сверху», в ходе которого Колчак, в союзе с эсерами и чехословаками, устранил бы из правительства реакционную военщину и осуществил реформы, обеспечивающие ему более широкую социальную базу.

Заместитель начальника британской военной миссии генерал Блэр также признавал необходимым считаться с критической обстановкой в Сибири. В телеграммах в военное министерство он сообщал, что не сочувствует намечавшемуся эсеровскому выступлению, но считает его не самым большим злом. «Лидеры антиправительственного движения,— пояснял он,— не смогут медлить, если недовольный народ решит связать свою судьбу с большевиками»⁷⁶.

Характерно, что Моррис на обратном пути из Омска во Владивосток растерял весь свой оптимизм в отношении устойчивости и долговечности колчаковского правительства. Хотя положение Омска, констатировал он 23 сентября, стало менее острым благодаря контрнаступлению сибирской армии, общая ситуация остается неизменной. Чехи, как он обнаружил, открыто противодействовали Колчаку, поощряя «нелояльные группировки» к организации нового правительства⁶⁸.

О своих встречах с заговорщиками Моррис по понятным причинам не сообщал. Но О’Релли, беседовавший с ним, отмечал, что посол положительно воспринимал идею создания нового правительства и выражал готовность высказать рекомендации о его признании и оказании экономической помощи. Посол США считал бы большой удачей, если бы на смену колчаковскому правительству пришел заранее хорошо организованный режим, способный принять власть без больших потрясений⁶⁹.

С мнением О’Релли и Морриса совпадали взгляды французских и итальянских представителей во Владивостоке, считавших лучшим выходом из кризиса создание нового правительства, но обязательно во главе с Колчаком, так как свержение последнего, думали они, могло привести к гибели все «белое дело».

Против преобразований выступили Ходжсон, Нокс, Гаррис, де Мартель, находившиеся при Колчаке и связывавшие с ним надежды на сокрушение Советской власти. Гаррис предсказывал эсерам полное поражение даже в случае успешного исхода их борьбы с Колчаком. «Колчак и его правительство,— писал он в Вашингтон,— очень далеки от совершенства, но я заверяю госдепартамент, что сегодня мы стоим перед альтернативой — или Колчак, или большевизм»⁷⁰. Ходжсон, Нокс и де Мартель считали возможным укрепление положения адмирала, если тот проведет обещанные реформы. Падение же его правительства, считали они, приведет к хаосу, созданию благоприятных возможностей для захвата властп большевиками, вследствие чего вся проблема Сибири снова встанет перед союзниками ⁷¹.

Японская военщина проявила большой интерес к эсеровской оппозиции в надежде, что та окажется удачным дополнением к казачьим атаманам. Склонить эсеров к сотрудничеству она рассчитывала при помощи Болдырева, который находился в Японии и не оставлял надежд на более удачную карьеру в России. Сам Болдырев, прослышав о действиях заговорщиков, пе замедлил дать знать о своей готовности сотрудничать с ними. В августе он опубликовал открытое письмо, в котором выдвигал идею «сотрудничества классов» и создания на этой основе прочного блока, чтобы с его помощью отстоять «неприкосновенность» Сибири⁷². Письмо не осталось незамеченным Якушевым и его сообщниками, которые решили привлечь генерала к своему движению и направили ему соответствующие прпглашеппя.

Сообщив в ответ о приемлемости их программы, Болдырев совершенно откровенно заявил, что, по его мнению, успех движения будет всецело зависеть от благоприятного к нему отпошення со стороны японцев. «Здешние хозяева, — писал он,— сочувственно относятся к движению в Сибири и настойчиво просят установить самую теспую связь пх представителя во Владивостоке с кем-либо из представителей сибирской общественности. Я в этом отношении принял меры». Якушев, со своей стороны, согласился пойти на сотрудничество с япоицами⁷³.

Действия заговорщиков отличались полным отсутствием конспирации. О своих планах и предполагаемых сроках выступления они сообщали союзным представителям, а те передавали эти сведения колчаковцам. В итоге Омск был своевременно обо всем извещен. Через заграничную агентуру он информировал правительства западных держав как об эсеровском движении, так и об отношении к нему союзных представителей во Владивостоке в надежде па принятие надлежащих мер⁷⁴.

В условиях, когда сибирская армия вела контрнаступление на Тоболе, а войска Деникина двигались к Москве, руководители западных держав не могли положительно отнестись к заговору эсеров, поскольку свержение правительства Колчака грозило возникновением гражданской войны в лагере контрреволюции. Следовательно, рекомендации, высказанные союзными представителями во Владивостоке, шли вразрез с общим направлением политики пх правительств в России. 17 сентября Черчилль писал Керзону: «Колчак сражается хорошо, но я очень встревожен поведением наших представителей, которые участвуют в дискуссиях, связанных с возможностью революции во Владивостоке». Воепный министр просил Керзона, чтобы тот направил О’Реллп ясные инструкции о продолжении поддержки Колчака. 18 сентября Керзоп направил во Владивосток телеграмму, в которой говорилось: «Вы не должны делать ничего такого, что могло бы каким-либо образом ослабить положение Колчака, которого союзники согласились поддерживать, который все еще остается единственной фигурой, представляющей возможное правительство России п которого Деникин признает своим руководителем. Вы не должны никоим образом поощрять чехов или пх подопечных, лпбо же давать им основания предполагать, что мы готовы признать их как альтернативу Колчака»⁷⁵.

Госдепартамепт также известил американских представителей о неизменности политики США в Сибири. «Никаких изменений в политике,— писал по этому поводу Филлипс.— Мы не собираемся прекращать поддержку Колчака. Напротив, мы продолжаем посылать ему оружие, и президент только что согласился удовлетворить просьбу русского посла о продаже в кредит излишков сукна и одежды для колчаковских войск»⁷⁶. «Франция и Англия,— как сообщал Сукин белогвардейским представителям за границей,— также сделали категорические и получившие широкую огласку заявлепия, что обе державы поддерживают Колчака п пе считают возможным поощрять движения, направленные к пзмепеппю существующей власти». Вслед за тем и Япония заверила Омское правительство в своем сочувствии ⁷⁷.

Япония не рискнула пойти наперекор другим державам, тем более, что. в Токио отдавали отчет в том, какое важное значение для Сибири будет иметь победа Деникина. Болдырев, осведомлеппый о таком повороте событий, не стал торопиться с отъездом из Японии.

Таким образом попытка эсеров предложить союзникам своп услуги в деле предотвращения большевизации Сибири оказалась неудачной. В условиях, когда интервентам казалось возможным спасти режим Колчака с помощью успешного завершения деникинского наступления, они не захотели идти на союз с соглашательскими партиями. Чтобы как-то упрочить омскин режим изнутри, они уоеди-ли Колчака объявить о созыве представительного собрания с законосовещательными функциями. В правящих кругах Омска стали раздаваться голоса в пользу хотя бы частичпой либерализации власти, частичного отказа от воепного управления в пользу гражданского с прпвлече-нием пекоторых представителей оппозиционных спл (правых эсеров, меньшевиков, земцев, кооператоров и т. д.). Заигрывание с этими кругами повел В. Пепеляев, который надеялся таким образом расширить социальную опору режима Колчака. Но и в эти дни Колчак оставался последовательным в своей реакционности и отвергал всякую мысль об уступках. Адмпрал и его ближайшее окружение считали, что главным фактором в стабилизации его режима будет победа на полях сражений, а но реформаторская «возня» в тылу. Единственное, на что он согласился, было опубликование 17 октября «грамоты» о разработке проекта законосовещательного Государственного земского совещания. Эта «грамота» вызвала злобное раздражепие правых и нескрываемое разочарование левых⁷⁸. «Грамота Колчака, некоторые колебания союзных представителей (Англии и Франции), неполная готовность военных организаций,— признавался Павловский в письме Болдыреву,— сделали необходимой отсрочку решительных действий и переносят центр вппмапия на съезд, собирающийся в Иркутске»⁷⁹.

Отношение империалистических держав к деятельности эсеров не изменилось и в октябре 1919 г., несмотря на поражение колчаковской армии на Тоболе, так как на деникинском фронте успех по-прежнему сопутствовал белогвардейцам. Когда О’Релли возобновил попытки убедить свое начальство в безнадежности положения Колчака и в необходимости соглашения с эсерами, ему было запрещено поддерживать с последпимп какие-либо контакты, а 21 октября последовало распоряжение об отзыве его из Владивостока и направлении на работу в Боливию. Йа его место прибыл Лэмпсон, исполнявший до этого обязанности первого секретаря британской миссии в Пекине.

Кроме того, 18 октября Керзон поручил английскому послу в Праге Гэслингу уведомить Масарика, что руководители чехословацкого корпуса поддерживают в Сибири группировку, выступающую за свержение Колчака, и порекомендовать ему прпнять меры к прекращению подобных действий. Дпем раньше английскому поверенному в делах в Токио было дано указание опровергнуть газетные сообщения из Владивостока относительно возможного изменения английской политики в Сибири. Японскому послу в Лондоне сообщили, что Англия ни в коем случае не намерена менять свое отношение к Омскому правительству без предварительных консультаций с другими союзниками ⁸⁰.

Настойчивость Лондона объяснялась не только стремлением предупредить сибирских эсеров, чехословаков и японских марионеток, по и намерением пойти на официальное признание правительства Колчака. Военное министерство 3 октября предложило как можно скорее пойти на такой шаг, чтобы предотвратить дальнейшее ухудшение положения Омского правительства. Многие руководящие деятели МИДа (Грегори, Тилли, Липер) также считали акт признания целесообразным в такое время, когда Деникин и Юденич стоят на пороге победы⁸¹.

Правительство США также сочло необходимым напомнить своим представителям о неизменности прежнего решения. «Как вам, может быть, уже известно,— сообщал им Ланспнг,— антибольшевистские силы в Европейской России добились решающих военных успехов. Сейчас, более чем когда-либо, вероятно, что большевистское правительство падет. В связи с этим чрезвычайно важно именно теперь поддержать Колчака. В Вашингтоне предпринимается все возможное в этом отношении»⁸².

Правящие круги западных держав рассматривали ситуацию в Сибири в неразрывной связи с общей обстановкой на фронтах гражданской войны в России, которая в целом продолжала оставаться для них благоприятной. Поэтому возобновившееся отступление колчаковской армии не внушало опасений за окончательный исход борьбы. Ожидавшаяся со дня на день полная победа Деникина д Юденича должна была кардинально изменить положение «верховного правителя» и спять вопрос о каких-либо серьезных потрясепиях в Сибири.

Однако во второй половине октября 1919 г. положение на деникинском фронте стало круто меняться. В ходе контрнаступления Красной Армии 20 октября был осво-боя?ден Орел, 24 октября — Воронеж. Потерпев тяжелое поражение, армия Деникина начала отступление. Одновременно с этим Красная Армия стала наступать против Юденича. ІІа Восточном фронте инициатива полностью перешла к Красной Армии, которая неудержимо двигалась к Омску.

К началу ноября армия Колчака потеряла способность к дальнейшему сопротивлению. Совершенно деморализованная, она в панике катилась на восток, повсюду наталкиваясь па огонь партизан, оставляя по пути большое количество разнообразного снаряжения и многие тысячи солдат, переходивших на сторону красных. Резервов, способных восстановить фронт, у Колчака уже не было. Вся огромная территория от Омска до Владивостока находилась в огне партизанской войны, целые области, расположенные в стороне от Транссибирской магистрали, перешли к повстанцам. Влияние колчаковского правительства сохранялось лишь на линпп железной дороги, и потому только, что она охранялась сильными гарнизонами японских, чехословацких, польских американских и других интервенционистских войск.

Еще в конце сентября колчаковское правительство начало эвакуацию Омска, отправив па восток около 300 эшелонов. При этом оно пыталось создать впечатление об эвакуации отдельных служб, кроме самых важных, и превращении Омска в «военный лагерь». 4 ноября Колчак назначил новым главнокомандующим генерала Сахарова, заявил о пемыслимости сдачи Омска, утвердил план его обороны (с рытьем окопов и установкой проволочных заграждений). Но от таких намерений пришлось вскоре отказаться, так как создавать «военный лагерь» было не из чего. Колчаку и его правительству пришлось покинуть «столицу» и отправляться в Иркутск⁸³.

В таких условиях! эсеры предприняли новую попытку захвата власти, надеясь повернуть народное движение в другое, несоветское русло. В начале октября 1919 г. в Иркутске состоялся нелегальный «земско-социалистический съезд», на котором было создано особое бюро, призванное возглавить деятельность мелкобуржуазных партий и примыкавших к ппм групп по созданию «буферного» государства ⁸⁴. За несколько дней до прибытия колчаковского правительства в Иркутск, там 12 ноября по инициативе местной земской управы^-на всесибирском совещании земств и городов был создан как руководящий орган намечавшегося переворота так называемый Долитдентр. В его состав вошли представители эсеров, меньшевиков, земцев и «трудового крестьянства». Не надеясь на широкую поддержку трудящихся масс, а точнее, боясь этих масс, которые в подавляющем большинстве высказывались за Советы и шли за большевиками, ГІолитцентр рассчитывал на вооруженную поддержку распропагандированных эсерами колчаковских солдат, а главное — на белочехов.

'Руководители корпуса Гпрса п Павлу 13 ноября 1919 гГ вручили Жанену и другим представителям меморандум, в котором заявили о невозможности дальнейшего пребыва-ния чехов в Сибири, так как под их защитой «местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир». Авторы меморандума требовали немедленной эвакуации корпуса на восток и предоставления ему «свободы к воспрепятство-ванню бесправию и преступлениям, откуда бы они ни исходили»⁸⁶. Данный документ свидетельствовал об открытом разрыве чехословаков с Колчаком. Этим демаршем они надеялись оградить себя от враждебных действий со стороны сибирского населения и добраться до Владивостока, а также паладпть сотрудничество с аптиколчаковскимп группировками, которые обещали заключить мир с Красной Армией и помочь ипостранным войскам выбраться эвка эсеровского переворота велась и во Владивостоке. Несмотря па то, что в сентябре союзники отказались поддержать эсеровских заговорщиков, последние не теряли надежды, что колчаковское правительство падет и в такпх условиях без пих не обойдутся. 12 ноября Гайда заявил корреспонденту газеты «Эхо», что он и его сообщники намерены создать новое правительство и вступить в переговоры с большевиками, что они ждут приезда во Владивосток новых лиц, которые примкнут к заговорщикам, и что в ожидании важных событий они 8е намерены покидать Владивосток ⁸⁶.

Как и прежде, Япония продолжала благосклонно относиться к аптиколчаковскому, но не признающему Советы движению. Органы пропаганды впушали общественности мысль о непрочности Омского правительства и его близком крахе, необходимости преградить путь наступающей Красной Армии с помощью создания буферного государства (от Иркутска до Владивостока) и пользе сотрудничества с земско-эсеровскими деятелями. Большинство газет упоминало фамилию Семепова как потенциального военного лидера намечавшегося «буфера»⁸⁷. Своеобразным поощрением заговорщиков должно было послужить и газетное интервью генерала Оой, в котором содержалось обещание содействия тем «общественным элементам», деятельность которых будет направлена «к водворению законности н порядка в стране». Японский генерал утверждал, что «России нужны демократические реформы», что союзники всегда поддержат правительство, стремящееся к реформам, при которых «страна будет способна успокоиться и возродиться»⁸⁸.

Японцы содействовали развитию параллельно с эсеровским и так называемого «атаманского» заговора во главе с колчаковским наместником Розаповым. Последний намеревался объявить «автопомпю» Дальнего Востока в случае падения Омского правительства. При этом он рассчитывал па поддержку казачьих атаманов (войска Калмыкова стояли во Владивостоке еще с конца септября ) и японцев⁸⁹.

Японские военные круги стремились объединить оба заговора и добиться соглашения между эсерами и Розановым. Состоялись переговоры, где Розанов давал понять, что он и казачьи атаманы сочтут себя свободными от каких-либо обязательств по отношению к Колчаку, как только будет оставлен Омск, что в дальнейшем он, Розанов, предполагает либо объявить себя диктатором Дальнего востока, либо объединиться с эсерами в представительном правлении, но до созыва Учредительного собрания ему должна принадлежать вся полнота власти. Следовательно, при любом развитии движения Розанов хотел играть руководящую роль. Он также убеждал эсеров, что без японской финансовой и экономической помощи заговорщики не смогут обойтись, что эта помощь может быть предоставлена в обмен на контроль над Сучаном и Тетюхе, По уверениям Розанова он еще 16 сентября заключил соглашение с японцами о вооруженной поддержке, поэтому заговор эсеров без его участия заранее обречен па неудачу⁹⁰.

Одновременно Розанов вел переговоры с Гайдой, который соглашался пойти на объединение. Было решено, что в кратчайший срок Гайда представит Розанову письменные условия эсеровской организации и на их основе переговоры будут продолжены. Когда зашла речь о Семонове, Гайда выразил сомнение в согласии атамана пойти на компромисс с эсерами и даже в его нейтралитете.[Он предложил ликвидировать Семенова, если тот не пойдет на соглашение с эсерами, и исполнение акции брал на себя] Это стало известно японцам. Представитель генштаба полковпик Исомэ заявил, что в случае такого способа решения вопроса с атаманом Гайда будет убит первым⁹¹.

Известия о падении Омска пришли во Владивосток, когда эсеры с Розановым еще не договорились, а япопцы занимали по отношению к заговорщикам не вполне дружественную позицию вследствие нежелания последних сотрудничать с Семеновым. Представители других держав, связанные полученными инструкциями, продолжали держать сторону Колчака. Белочехи, предупрежденные Масариком и союзными представителями, заняли нейтральную позицию и лишили эсеров поддержки, па которую те рассчитывали. К тому же Гайда и его сообщники явно имели слабые контакты с Сибирью, вследствие чего их возможное выступление заранее ограничивалось пределами Владивостока.

Розанову, осведомленному об отрицательном отношении западных союзников к антиколчаковскому заговору, пришлось срочно перестраиваться и играть роль верного слуги Омского правительства. Его войска еще 16 ноября заняли правительственные н городские учреждения, накануне ночью в город прибыл бронепоезд Калмыкова, суда па рейде п дежурные катера стояли под парами, т. е. были приняты все меры как для захвата власти так и для борьбы с эсеровскими заговорщиками ⁹².

Утром 17 ноября в городе стало известно, что в поезде Гайды образовано новое правительство. Прибывшие к поезду журналисты были приняты Якушевым, Гайдой Краковоцким и Моравским. Якушев хвастливо заявил, что ои и его коллеги считают переворот законченным, ибо воинские части добровольно переходят на пх сторону, что настроение солдат Розапова подавленное, что к вечеру будет выпущено воззвание к населению об образовании «временного народного правительства Сибири», что они заручились поддержкой союзников.

В действительности положение было несколько иным. Утром 17 ноября Розанов известил союзных представителей о действиях Гайды п своем намерении разоружить его, на что просил их согласия. На совещании военных представителей чехи заявили, что Гайда является чехословацким офицером, поступившим на службу к русскому правительству, что их никто не ставил в известность о его смещенпп, поэтому опи продолжают считать Гайду офицером русской армии (следовательно, и не возражают, чтобы Розанов квалифицировал Гайду как мятежника). Одновременно они указали, что будут защищать личную свободу Гайды, поскольку он является гражданином Чехословакии ⁹³. Таким образом, союзники благословили Розанова на подавление восстания.

"Тем временем по городу сталп распространяться эсеровские прокламации в духе заявленпя Якушева. В районе железнодорожного вокзала завязался бой между отрядами Гайды и войсками Розанова. На стороне Гайды выступили офицеры и солдаты, дезертировавшие из колчаковской армии, австро-венгерские военнопленные портовые грузчики. В поддержку восстания началась забастовка в порту, которая приостановила разгрузку оружия для армии Колчака. 17 ноября в 15 ч в штабе союзного командования собрались военные представители Англии, Франции, Италии, Япоппи, Китая и Чехословакии, которые постановили соблюдать нейтралитет, по ограничить зону военных действий. В соответствии с этим решеппем японцы и америкапцы направили к вокзалу подразделения своих войск, которые блокировали прилегающие улицы. Чехословацкие легионеры, хотя и сочувствовали восставшим, в бой не вступали, будучи предупреждены союзниками. Представители последних, вопреки надеждам эсеров, отказались не только поддержать их движение, но даже разговаривать с ними, что крайпс обескураишвало заговорщиков⁹⁴.

Части войск Розанова и союзная морская пехота оцепили кварталы, близкие к вокзалу, и постепенно суживали кольцо. Союзные военные корабли включили прожекторы и направили их в сторону набережной, облегчая подавление мятежа. На крыше здания британского консульства, расположенном на возвышении, был установлен пулемет, который стрелял большую часть ночп.\ К 6 ч утра 18 ноября силы повстанцев были разгромлены. Раненый Гайда попал в плен и был передан чехословацкому командованию. Волыпую помощь оказали л подавлении восстания союзники, особенно японцы ⁹⁵.

 Гайдовский мятеж показал узость социальной базы соглашательских партий в Сибири и на Дальнем Востоке. Трудящиеся массы, испытавшие на себе эсеровское «народоправство», которое привело к установлению колчаковского режима, отказались поддержать его. Даже в Иркутске, где 17 ноября наблюдались некоторые волнения, «беспорядки» носили чисто местный характер и нигде (ни в городе, ни в его окрестностях) не вылились в вооружённые восстания.

События во Владивостоке свидетельствовали, что западные державы отклонили предложение «демократической контрреволюции» о сотрудничестве и предпочли сохранить союз с Колчаком, Деникиным и Юденичем, которые им казались более надежным іцнтом против большевизма (их не могло не отпугнуть намерение «дерберогай-довцев» вступить в переговоры с Советами о мире, что означало в тех условиях .ликвидацию Восточного фронта и переброску всех большевистских сил па запад). Для Японии же эсеровская комбинация била неприемлема еще и потому, что пе включала в себя атаманов, давно подготовлявшихся ею к созданию сепаратного марионеточного государства.

Позиция союзных представителей во Владивостоке в точности соответствовала полученным инструкциям. И хотя эти представители особенно американские, сочувственно относились к эсеровской идее создания либерального правительства, чуждого большевизму и реакции, им пришлось подчиниться указаниям начальства. Симптоматично, что, когда Краковецкий, находившийся в дружественных отношеппях с американцами, и с ним пять участников восстания явились в штаб-квартиру Грэвса и попросили политического убежища, им, по распоряжению Лансинга, было в этом отказано ⁹⁶. «Последние события в Сибири,— сообщал Бахметев из Вашингтона,— не поколебали веры американского правительства в самоотверженность Колчака, в его либеральный и бескорыстный патриотизм. Американское правительство надеется, что Колчаку удастся упрочить свое положение, опираясь в большей мере на общественные элементы края, что, по мнению госдепартамента, увеличило бы популярность его правительства. Инструкции в этом смысле даны Моррису»⁹⁷.

Примечательным оказалось отношение к эсеровскому выступлению и американского посла Морриса, который двумя месяцами ранее высказывался в поддержку заговорщиков. Ознакомившись же с подробностями восстания, он пи единым словом не обмолвился в его пользу и настойчиво рекомендовал поддерживать Колчака. Моррис советовал американским представителям соблюдать максимальную осторожность  не позволять втягивать себя в политические интриги, которые, до полного выяснения перспектив Колчака, могут иметь «отрицательные последствия»⁹⁸.

Причины нелогичности поведения Морриса несложны. Союзные представители не могли пе заметить, что во время гайдовского восстания во Владивостоке эсеровские лозунги прекращения гражданской войны, переговоров с Советской властью и созыва Учредительного собрания начали отодвигаться в сторону и на смену им стал выдвигаться лозунг «Вся власть Советам!» На это обстоятельство обратил внимание генерал Розанов, указав, что «когда начали выпускаться прокламации за подписью большевистской коммунпстической партии..., то настроение как общественных кругов, так и союзников, особенно японцев, резко изменилось»⁹⁹.

Это заметили и руководители чехословацкого корпуса. Не случайно, когда 26 ноября иркутская городская дума потребовала образования однородной социалистической власти, опирающейся на «земские и городские самоуправления и классовые организации рабочих и крестьян», газета «Чехословацкий дневник» выразила сомнение о том, что Сибирь «созрела для чисто социалистического правительства» и высказала пожелание создания «более широкой демократической коалиции», включающей, помимо эсеров, атамана Семенова и представителей буржуазных партий ¹⁰⁰

Таким образом интервенты выступили против замены режима Колчака эсеровским правительством, боясь, что оно не справится с поднявшейся революционной волной п только облегчит большевикам восстановление Советской власти.

4. КРУШЕНИЕ КОЛЧАКОВЩИНЫ И ПОРАЖЕНИЕ СОЮЗНОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ

После бегства из Омска колчаковское правительстве избрало своей резиденцией Иркутск, располагавшийся в глубоком тылу, в непосредственной близости к району действий Семенова, на помощь которого адмирал рассчитывал. По свидетельству английских представителей, колчаковские министры были крайне удручены оставлением Омска и не ждали ничего хорошего для себя в городе, где привольно жилось эсерам, замышлявшим государственный переворот¹⁰¹. По получении известия о подавлении восстания Гайды, они воспрянули духом и вновь стали заявлять о твердом намерении продолжать борьбу с большевиками.

Еще по пути в Иркутск новым премьер-министром был назначен В. Пепеляев. Он надеялся привлечь на свою сторону эсеровскую оппозицию обещанием демократических реформ и предоставлением министерских портфелей. По прибытии в Иркутск Пепеляев обнародовал новую программу кабинета, в которой имелись такие пункты, как отказ от системы военного управления, расширение прав Государственного экономического совещания, приближение власти к народу, сближеппе с оппозицией, а также с чехословаками и японцами. Таким образом, программа во многом перекликалась с темп рекомендациями по либерализации омского режима, с которыми выступали союзные представители во Владивостоке в сентябре 1919 г.

Идя на переговоры с эсерами, Пепеляев надеялся создать коалиционный кабинет и сохранить в нем политическое преобладание кадетов. С помощью эсеров, выступавших за мир с большевиками, он предполагал приостановить наступление Красной Армии и отсидеться в Восточной Сибири. Но эсеры отказались от сотрудничества. Иркутское земство заявило, что Сибири нужен не совещательный орган, а законодательный Земский собор, созывать который Омское правительство не имеет ни морального, ни юридического права. А иркутская городская дума потребовала создания «однородной социалистической власти»¹⁰².

Такое поведепие соглашателей объяснялось тем, что масштабы антиколчаковского движения изолировали Омское правительство не только от трудящихся , но и от буржуазии. В те дни для многих стало очевидным, что потерпит крах не только колчаковское, но и любое другое правительство, которое не учтет требования рабочих и крестьян.

Правительство Пепеляева мало отличалось от кабинета Вологодского. Хотя в него не были включены министры, скомпрометировавшие себя злоупотреблениями (несмотря на объявленное Пепеляевым намерение, никто из них не был предан суду), зато вошли лица (С. Третьяков, А. Червен-Водали и др.), прибывшие из Европейской России и служившие ранее у Деникина. 6 декабря Пепеляев, поручив дела Третьякову, выехал к Колчаку, чтобы сообщить о положении в Иркутске и принудить к более решительным уступкам. По пути он заехал в Томск, к своему брату генералу А. Пепеляеву, и договорился о совместных действиях в указаппом направлении. Со станции Тайга братья Пепеляевы отправили Колчаку ультимативную телеграмму с требованием издать акт о созыве Земского собора, который избрал бы новое правительство. 10 декабря Пепеляев сообщал Третьякову о полном развале армии, сдаче целых частей красным войскам и об отсутствии у Колчака военного и политического плана. [Единственное спасение, по мнению премьера, заключалось в созыве Земского собора и в отправке «верховного правителя» на юг России ¹⁰³.

Поездка В. Пейеляева оказалась неудачной: ни о каких серьезных преобразованиях Колчак и слышать не хотел. Оторванный от своего правительства, затерявшийся в потоке отступавших войск адмирал плохо представлял обстановку в Иркутске и не намерен был прислушиваться к подобным советам. Не захотел он и помириться с чехами, отношепия с которыми были испорчены его резким ответом на меморандум Гирсы и Павлу. По свидетельству Жанена, Колчак вел по прямому проводу переговоры с Семеновым, побуждая его двинуться навстречу, чтобы повесить министров, и обещал за это часть золотого запаса, который тащил за собой. Следовательно, «верховный правитель» был намереп придерживаться правого, реакционного курса и впредь.

Военные поражения Колчака, его отступление из Омска не поколебали решимости западных союзников и далее поддерживать адмирала. Консул СЩА Гаррис в серии телеграмм, отправленных в конце ноября, доказывал, что положение в Сибири хотя и трудное, но пе безнадежное. Ссылаясь па разговор с Ивановым-Риновым, Гаррис докладывал о решимости колчаковского правительства стабилизировать фронт между Красноярском и Мариинском с помощью сибирских и оренбургских казаков. Одновременно он сообщал, что в Красной Армии якобы царит недовольство в связи с тем, что ей приходится продвигаться в глубь Сибири, что на этой почве будто бы возникли трудности в тылу красных, которые могут превратиться в крупную катастрофу. Надеясь па успешное завершение переговоров Пепеляева с эсерами, Гаррис предсказывал, что в Иркутске в ближайшие два-три месяца могут произойти интересные и важные события. Это не будет восстание и кровопролитие, считал он, а скорее всего — решительные действия со стороны эсеров с целью добиться компромисса с большевиками, а также мира между красными п колчаковской армией¹⁰⁴.

Моррис полагал, что сохранение колчаковского режима и успех политики США в Сибири будут возможны в результате укрепления сотрудничества с Японией. Он сообщал в Вашингтон о своих постоянных встречах с министром иностранных дел Утидой, в ходе которых последний постоянно заводил разговор о положении в Сибири и высказывал сожаление ио поводу недостаточной согласованности политики двух стран. Госдепартамент придал указанным сообщениям весьма большое значение и в своей ноте Японии от 12 ноября поставил вопрос об урегулировании спориых вопросов и создании новой основы для американо-японского сотрудничества¹⁰⁵.

Японские правящие круги, встревоженные паническим отступлением сибирской армии и быстрым приближением фронта к Байкалу, рассматривали возможность проведения совместных с США мероприятий с целыо приостановить продвижение Краспой Армии. Выражая подобиые настроения, Утида высказывался перед Моррисом в том смысле, что единственно возможным средством для предотвращения большевизации Сибири является совместная американо-японская экономическая программа и увеличение контингента союзных войск¹⁰⁶.

Параллельно американо-японские переговоры велись и во Владивостоке. В них участвовали представитель США в Межсоюзном железнодорожном комитете Ч. Смит, а тай же японские представители Оой, Мацудайра и Като. Японская сторона предлагала подумать о создании нового сибирского правительства с включепием в его состав земцев и кооператоров, причем давала обещание обуздать атаманов. Экономические отношения с Сибирью также предлагалось строить совместно¹⁰⁷.

Правительство США с одобрением отнеслось к предложению о включении в состав колчаковского правительства «народных представителей» и разработке плана совместной американо-японской экономической политики. По оио настаивало на том, чтобы Колчак оставался главой любого сибирского правительства, что должно было послужить гарантией соблюдения последним американских интересов.

Практически неизменной оставалась позиция Англии и Франции. Английский парламент после жарких дебатов 5 ноября большинством голосов (251 против 52) одобрил предложение правительства о выделении Деникину кредитов на 15 млн. ф. ст. Представители правительственной коалиции требовали продолжения борьбы за восстановление «порядка» в России силой оружия, предоставления белогвардейцам материальной помощи, признания правительства Колчака. ІІа заседании палаты общин 17 ноября эти же депутаты вновь высказались за поддержку Колчака и Деникина ¹⁰⁸.

На состоявшемся 12 ноября англо-французском совещании в Лондоне, с участием премьер-министров, было принято решение, что ни одно союзное правительство не вступит в переговоры в Россией до тех пор, пока Не будут осуществлены такие условия, как ликвидация Советов, роспуск Красной Армии, созыв совещания земских представителей и Учредительного собрания. В связи с этими решениями Керзон сообщил 3 декабря послу США Девису, что политика Англии в Сибири остается неизменной, что ее представители получили инструкции не оказывать поддержки никакому движению, которое намерено свергнуть Колчака или заменить его другой фигурой ¹⁰⁹.

В связи с развалом колчаковской армии и нежеланием соглашательских партий сотрудничать с Омским правительством последнее чувствовало себя крайне непрочно. Третьяков жаловался прибывшему в Иркутск Лэхмпсону, что местный гарнизон ненадежен и не способен справиться с антиправительственным восстанием, что у правительства нет иных путей к спасению, кроме обращения за помощью к Семенову и японцам. Британский представитель, ознакомившись с обстановкой, пришел к такому же выводу. Лишь объединившись с Семеновым и призвав на помощь японцев, считал он, колчаковское правительство сможет выстоять в борьбе с эсеровскими заговорщиками и задержать продвижение Красной Армии. При содействии Лэмпсона представитель Японии Като направил своему правительству рекомендации о присылке в Иркутск двухтрех батальонов из Читы для «охрапы» японской миссии в Иркутске ¹¹⁰.

Чтобы ускорить решение вопроса, Третьяков 19 декабря выехал в Читу. Поездка явно противоречила обещаниям „либерализации“, которые давались Пепеляевым в конце ноября. К тому же Колчак, желая облегчить миссию Третьякова, пе спросившись Совета министров, назначил Семенова главнокомандующим всеми русскими вооруженными силами на Дальнем Востоке. Это назначение «врага народа», каким объявил Семенова Политцептр, и врага чехословаков, грозившего пе пустить их во Владивосток, делало положение правительства в Иркутске практически безвыходным ¹¹¹.

Этот жест Колчака ухудшил без того плохие его отношения с чехословаками. Отношения обострялись ввиду стремления чехов обеспечить себе скорейший проезд к Владивостоку. 12 ноября их главнокомандующий Сыровы заявил прибывшему в Иркутск Жанену, что в случае пепредоставления его эшелонам первенства при эвакуации, он не ручается за последствия. Жанен был вынужден согласиться на это и издать соответствующий приказ. Воспользовавшись им, легионеры стали силой отбирать паровозы у колчаковских эшелонов, а в Красноярске отцепили паровоз от личного поезда адмирала, задержав его следование в Иркутск на шесть дней ¹¹².

Вскоре чехи выселили из поезда и нового главнокомандующего колчаковской армии Каппеля вместе с его штабом. Остатки сибирской армии были вынуждены двигаться к Иркутску пешим порядком и пе могли поспеть на помощь правительству. Разъяренный Колчак приказал Семенову задержать эвакуацию легионеров и обратился к японскому генералу Оой с просьбой поддержать действия атамана. Семенов немедленно направил чешскому командованию ультиматум с требованием прекратить дезорганизацию железнодорожного сообщения и вернуть русским эшелонам паровозы, пригрозив, в случае неисполнения, силой воспрепятствовать проезду корпуса через Забайкалье. Одновременно он послал к Иркутску часть своих войск и три броненоезда. ІІо приказу генерала Оой японские войска, готовясь к отправке в Иркутск, взяли под «охрану» тоннели вдоль берега Байкала ¹¹³.

Объективно такое развитие событий лишало колчаковское правительство последних надежд на спасение. Чехословацкие эшелоны к тому времени растянулись на линии от Красноярска до Иркутска, в них находилось Ж) тыс. легионеров, сдержать которых у Семенова и японцев не хватило бы сил. Конфликт между белочехами и атаманом закрывал последнему дорогу к Иркутску, мешал объединению белогвардейских сил, ликвидации эсеровской оппозиции и созданию барьера против Красной Армии в Западном Прибайкалье. Наряду с этим создавалось препятствие для скорейшей эвакуации всех союзников из Сибири.

Тем временем все большая часть Сибири освобождалась от колчаковцев. 10 декабря партизаны освободили Барпа-ул, 14 декабря части Красной Армии вступили в ІІово-николаевск, 20 декабря — в Томск. Характерно, что и в ГІовониколаевске, и в Томске власть пытался захватить Политцентр, но восставшие трудящиеся массы отбрасывали эсеровские лозунги автономной Сибири и требовали восстановления власти Советов. Политцентр был совершенно бессилен противостоять им. Касаясь этих событий, Стивенс отмечал, что большевики пользуются широкой симпатией, что в Сибири нет преград, которые помешали бы их продвижению¹¹⁴.

23    декабря началось антиколчаковское восстание в Красноярске, в котором на первых порах руководящую роль играли эсеры и кадеты. Однако созданный освобожденными из тюрем большевиками Ревком довольно скоро повел за собой большинство рабочих и солдат гарнизона и 4 января 1920 г. взял власть в свои руки. А 8 января в город вступили Красная Армия и енисейские партизаны.

Угроза, исходившая от наступавшей Красной Армии и революционных выступлений, руководимых большевиками, заставляла Политцентр спешить. 21 декабря начались восстания в Черемхове и Нижнеудинскё, причем в Черемхове движение возглавили большевики. КолчаК и Пепеляев находились в это время в Нижнеудинске. Спасаясь от народной расправы, они были вынуждены отдаться под охрану чехословаков. В это же время Третьяков сообщал из Читы, что помощь со стороны семеновцев и японцев можно считать обеспеченной. «Вся задача ваша,— телеграфировал он оставшимся в Иркутске членам правительства,— заключается в том, чтобы какими угодно мерами, до террора включительно, продержаться неделю...»¹¹⁵.

24    декабря в Глазково, предместье Иркутска, восстал 53-й полк колчаковской армии, распропагандированный эсерами. Начальник иркутского гарнизона генерал Сычен приказал обстрелять из пушек казармы полка, но союзники воспротивились этому, так как артиллерийский бой вблизи железнодорожной станции повлек бы за собой приостановку движения поездов. Поскольку перерыв в железнодорожном сообщении грозил всем интервентам мышеловкой, последние приняли решение о нейтрализации железиодорожной полосы от Красноярска до ст. Мысовой (куда простиралась американская охрана от Верхнеудинска) и передаче ее под контроль чехов. Колчаковское правительство приняло данное предложение; в свою очередь, Семенов, три бронепоезда которого находились вблизи Иркутска, получил просьбу воздержаться от каких-либо действий ввиду переговоров союзников с правительством о мирном решении вопроса ¹¹⁶.

28 декабря восстание, предводительствуемое Полит-центром, началось в самом Иркутске. На помощь Сычеву были брошены части семеновцен, прибыли также японские войска, которые заняли выжидательную позицию. Четыре дня в городе шли ожесточенные бои. Окончательный их исход решило прибытие в город партизанских отрядов, которые разбили семеповцев. Это предопределило переход большинства колчаковских солдат па сторону повстанцев, а также соблюдение японцами нейтралитета. Таким образом, решающий вклад в победу внесли силы, руководимые большевиками¹¹⁷.

Развитие восстания укрепило союзных представителей во мнении, что правительству Колчака пришел копец. «Колчаковское правительство полностью свергнуто,— писал Стивенс 27 декабря.— Иркутск и несколько меньших городов к западу от него паходятся в руках эсеров... Очень тревожная ситуация во Владивостоке и его окрестностях. Восстали колчаковские солдаты в районе угольных копей (Сучанских.— М. С.), охраняемых американцами. Ожидается политический переворот во Владивостоке». Не менее пессимистическую оценку событиям давал их очевидец американский консул Гаррис. «Колчаковское правительство прекратило свое существование»,— телеграфировал оп 28 декабря ¹¹⁸.

Ход боев в Иркутске показал беспочвенность расчетов на возможность сохранения колчаковского режима. Когда 3 января в городе началась всеобщая забастовка, английский консул в Харбине Престон, сообщая о ней в Лондон, отмечал, что события свидетельствуют о непопулярности колчаковского правительства и только присутствие иностранных войск препятствует его немедленному свержению. Престон сообщал, что на сторону повстанцев переходят тысячи колчаковских солдат с винтовками, пулеметами и даже самолетами, что в город прибывают многочисленные отряды партизан¹¹⁹.

Решимость, с которой трудящиеся и партизаны сражались с семеновцами 30 и 31 декабря, поражение, поне-сонное последними, но оставляло никаких Сомнений, что власть, опирающаяся на читинского бандита, навлечет на себя еще большую ненависть народных масс, ожесточит вооружепную борьбу, от которой не поздоровится и интервентам. «Единственный факт, который можно констатировать, это тот, что с тех пор, как войска Семенова здесь, ничего больше не ладится»,— отмечал Жанен и считал необходимым «предложить самым ультимативным образом Семенову отступить па известное расстояние»¹²⁰.

Иркутские события произвели впечатление и на самого Семенова. Затевая вооруженную экспедицию в целях спасения колчаковского правительства, он руководствовался не столько симпатиями к нему, сколько открывшейся возможностью вхождения в его состав и постепенного взятия всей власти в свои руки на «законном» основании. Нерешительность правительства в борьбе с повстанцами, его согласие на установление нейтральной зоны и заискивание перед союзниками, в особенности же последовавшие вскоре его переговоры с эсерами показали бессмысленность защиты «охвостья» омского режима. «Таким образом,— констатировал белогвардейский консул в Харбине Попов,— правительство Третьякова оторвано и от Колчака, и от Семенова»¹²¹. Смущало атамана и поведение японцев. Прибывший 1 января в Иркутск их сводный батальон не вступил в бой, а местные японские представители заявили, что их войска будут соблюдать нейтралитет, поскольку они предназначены для «охраны» японской и союзных миссий. А без их помощи выдержать бой с повстанцами оказалось невозможным. Сказывалась также неустойчивость тыла самого Семенова, где вполне могли произойти события, аналогичные иркутским.

Престон сообщал из Харбина 6 января, что войска Семенова вынуждены оставить западные районы Забайкалья и отойти к Чите, положение которой внушало большое беспокойство в связи с возможностью распространения восстания из Иркутска на восток. Атаману пришлось срочно формировать полк из бывших германских военнопленных и просить Токио об отправке к Иркутску японской дивизии ¹²².

В создавшихся условиях союзные представители наметили ряд мер, которые должны были, с одной стороны, хотя бы отсрочить победу в городе Советской власти, а с другой — обеспечить возможность эвакуации всех интервептов. «Русскому правительству» было рекомендовано передать золотой запас под охрану союзных войск и отказаться от власти в пользу ГІолитцеитра. 2 января союзные высокие комиссары потребовали от колчаковского правительства вступить в переговоры с Политцентром. Тому ничего не оставалось делать, как согласиться. Приняло оно и предложения о мерах по обеспечению безопасности Колчака и золотого запаса. Правительство проявило полную неспособность смотретьфактам в лицо и действо-у вать в соответствии с реально сложившейся обстановкой — объяснял Лэмпсоп мотивы поведения союзных представителей.— На меня и моих коллег произвела впечатление разумная, не в пример правительственной, позиция со-циал-революционеров»¹²³.

«Разумность» эсеров, о которой писал Лэмпсон, проявилась в их согласии признать все финансовые обязательства колчаковского правительства перед союзными государствами и в намерении продолжать борьбу против большевизма, для чего они настаивали на предоставлении в их распоряжение остатков колчаковской армии. Эсеры заявили, что будут формировать новую армию для «защиты» создаваемого ими «буферного» государства от большевиков. Переговоры между колчаковским правительством и Политцентром не получили формального завершения , и акт о передаче власти подписан не был. Тем не менее 4. янняря- по приказу Жанена, в город вступили основные силы чехословаков и отряды повстанцев. Руководители Политцентра объявили о переходе власти в их руки. В тот же вечер Жанен получил телеграмму Колчака с заявлением об уходе в отставку с передачей своих полномочий Деникину, а на восточной окраине России — Семенову.

Цель, поставленная Политцентром, была как будто достигнута: правительство Колчака пало, к власти пришел эсеро-меньшевистский блок, в чем немалую помощь ему оказали интервенты. Одпако как те, так и другие понимали шаткость положения новой власти, поскольку переворот в Иркутске был совершен главным образом с помощью сил, находившихся под влиянием большевиков (рабочих дружин и партизанских отрядов, стянутых к городу). Лэмпсон отмечал, что эсеровская программа демократического и представительного правления идеалистична, поскольку ее авторы не располагали никакими

средствами, необходимыми для сдерживания большевиков в течение длительного времени. «Мы должны,— писал он,— учитывать перспективу распространения большевизма до Байкала. К востоку от Байкала он не пройдет, пока там остаются японцы. Семенов, без достаточной поддержки, па сможет контролировать положение»¹²⁴. Без иностранной военной помощи, считал Лэмпсон, крах Семенова — вопрос времени. Отметив, что материальная и моральная помощь со стороны союзников не спасла от крушения режим Колчака, указав, что большевики распространили свое влияние от Петрограда до Красноярска, Лэмпсон высказывал мнение, что дальнейшее присутствие иностранных войск не принесет пользы, так как они не смогут приостановить процесса, происходящего во всей Сибири¹²⁵.

Семенов в те дни не столько помогал союзникам, сколько мешал им. Удерживая войска восточнее Иркутска в надежде совершить прорыв в город и сокрушить правительство Политцентра, он мешал эвакуации интервентов. Еще 2 января союзники направили ему ультиматум с требованием отвести войска с Кругобайкальской железной дороги (намерения Семенова вызвали ответные меры со стороны партизан, которые прибегли к разборке железнодорожного пути), но тот не отреагировал на него. Более того, генерал Скипетров, командовавший семеновскими войсками, нацеленными на Иркутск, предпринял наступление на город. Тогда по приказу Жанена чехи и американцы разоружили их. Было захвачено около пяти тысяч пленных и два белогвардейских бронепоезда ¹²⁶. Японские войска, находившиеся в тех местах, не решились вступиться за семеновцев. Однако желая поскорее избавиться от помех со стороны чехословаков, японское командование решило взять под охрану линию железной дороги от ст. Мысовой до ст. Маньчжурия. Спустя несколько дней чехи и Семенов договорились, что никаких помех эвакуации чиниться не будет¹²⁷.

Тем временем эсеро-меныневистское руководство Политцептра, чувствуя свою слабость, стремилось договориться с большевиками, уверяя их, что создание «буферного» государства обеспечит пейтралитет интервентов и мирную передышку. Оно завязало переговоры с Сибрев-комом н Реввоенсоветом 5-й Красной Армип (после осво-божДеішя Омска преследование остаткой колчаковских войск и их ликвидация были возложены на 5-ю армию), которые начались 19 января в Томске. Отстаивая на переговорах идею государства-буфера, эсеры и меньшевики хорошо учитывали трудности Советской России, вызванные интервенцией и разрухой (реальную опаспость войны с Японией в случае продвижения Красной Армии за Байкал, угрозу со стороны панской Польши и интервентов на Юге, присутствие в Иркутске войск белочехов и т. п.). Идея буфера получила поддержку со сторопы Сибревкома и Реввоенсовета 5-й армии (последний еще 15 декабря получил телеграмму Ленина, гласившую: «Помните, что будет преступлением чрезмерно зарываться на восток...»¹²⁸), которая была 20 января оформлена специальным соглашением, немедленно переданным в Москву и 21 января утвержденным ею. Предполагалось, что буферное государство будет управляться на основе всеобщего избирательного права, сохранит частную собственность на средства производства и явится посредником между РСФСР и западными державами как в политическом, так и в экономическом отношениях¹²⁹.

Однако к середине января 1920 г. выявилось полное преобладание большевиков почти на всей территории Иркутской губернии, в сознании трудящихся явно ощущался перелом в сторону восстановления Советской власти, вследствие чего Политцентр превращался в фикцию. 21 января под давлением масс Политцентр был отстранен от власти, которая перешла к военно-революционному комитету, состоявшему главным образом из большевиков. 25 января в городе состоялось провозглашение Советской власти. Чтобы нейтрализовать белочехов, находившихся в Иркутске, ревком гарантировал им беспрепятственный проезд на восток с оружием при условии передачи ему русского золотого запаса и невмешательства в русские дела. Получив такую гарантию от большевиков, белочехи отказались от поддержки Политцентра¹³⁰.

Крушение колчаковщины и устранение Политцентра означали полный провал интервенции в Сибири. Несправедливый характер войны, которую вели в России империалистические державы, способствовал еще большему подъему антиинтервенционистского движения среди трудящихся, вызвал деморализацию войск стран Антанты и США. Среди иностранных солдат, особенно в чехословацкйх Частях, распространялись революционные на строения, нередки были их переходы на сторону партизан. Даже скопанную самурайской дисциплиной японскую армию на протяжении интервенции пришлось дважды целиком сменить. Японская пресса сообщала, что «число солдат, присужденных военным судом в Сибири к тюремному заключению, все время возрастает. ІІе было еще случая. чтобы пароход, шедший из Владивостока, не привез нескольких арестованных»¹³¹.

Признав банкротство колчаковского правительства и переход большинства населения Сибири на позиции Советской власти, отметив, что приближение Красной Армии к местам расположения американских войск грозит различными осложнениями, Лансинг и Бейкер 23 декабря 1919 г. поставили перед президентом Вильсоном вопрос об эвакуации. Последний согласился с их мнением, и 5 января 1920 г. соответстпующее решение было принято. 9 января правительство США официально объявило, что эвакуация американских войск будет осуществлена в течение ближайших месяцев ¹³². Несколько ранее, 13 декабря 1919 г., Лондонская конференция Антанты приняла аналогичное решение, в соответствии с которым было намечено вывести из Сибири войска западных держав, а США и Японии предоставлялось право решать вопрос о том, применять лп новую тактику или продолжать вооруженную интервенцию¹³³.

Учитывая указанные обстоятельства, Советское правительство стремилось к созданию условий, которые способствовали бы скорейшему уходу интервентов. Из этих соображений оно пошло на переговоры с Политцентром.

7    февраля 1920 г. между белочехами, двигавшимися в арьергарде союзнических войск (к данному времени польская дивизия и румынская бригада, ранее занимавшие арьергардное положение, попали в плен к Красной Армии), и командованием Красной Армии было подписано соглашение, по которому обе стороны обязались содействовать скорейшей эвакуации легионеров. (Еще раньше, 15 января, чехи, с молчаливого согласия остальных союзников, передали Колчака и В. Пепеляева революционным силам Иркутска. По распоряжению ревкома «верховный правитель» вместе со своим премьером 7 февраля был расстрелян.) 8 марта 1920 г. из Иркутска отбыл последний эшелон белочехов, а днем раньше передовые части Красной Армии вступили в город. Гражданская война и интервенция в Сибири к западу от Байкала завершились. Таким образом, трудящиеся Сибири покончили со ставкой империалистов как на Колчака, так и на эсеро-меныиевистский «буферизм». Победу одержали силы, стоявшие за прямое провозглашение Советской власти, за присоединение к РСФСР всей освобожденной от интервентов и белогвардейцев территории.

Пное положение складывалось в Забайкалье и на Дальнем Востоке, где укрылись белогвардейские силы Семенова, Калмыкова, Каппёля, где сосредоточились войска интервентов, причем Япония продолжала увеличивать их численность. Учитывая настроения японской военщины, следовало предполагать, что она будет стремиться не допустить восстановления Советской власти на территории к востоку от Байкала. Следовательно, интервенция не прекращалась, она приобретала новую окраску, обусловленную стремлением империалистов образовать на указанной территории буферное государство, где удалось бы собрать и перегруппировать уцелевшие белогвардейские силы и в подходящий момент использовать их для нового антисоветского похода. Буферная политика, предпринятая сибирскими эсерами в конце 1919 г., получала отныне мощную поддержку со стороны внешних сил. За нее ухватились также остатки всех контрреволюционных партий, оказавшиеся за Байкалом.

Наибольшую активность в создании буферного государства развил атаман Семенов, действовавший на основании указа Колчака, которым он был объявлен преемником «верховного правителя» на территории «Российской Восточной окраины». 15 января Семенов опубликовал указ Таскину (давнишнему его «премьеру») сформировать правительство. В тот же день оно было создано, в его состав вошли по преимуществу военные (генералы Афанасьев, Хрещатицкий, Клерже) и несколько гражданских лиц. Несколько министерских портфелей оставались вакантными для «солидных» фигур из харбинских эмигрантов. Новое «правительство» немедленно признали атаманы Кузнецов и Калмыков, генерал Розанов, сахалинский губернатор Григорьец, управляющий Камчатской областью. Пе признал его Хорват, посчитавший унизительным подчиняться своему бывшему платному агенту. Отказались войти в состав правительства видные сибирские кадеты Неклютин, Востротин, и Гондатти, намеревавшиеся выждать и посмотреть, как пойдут дела у атамана. Не захотели иметь с ним никаких дел и союзные высокие комиссары, хотя Семенов и согласился на все их условия о беспрепятственном проезде через Забайкалье чехословацких и других интервенционистских войск¹³⁴.

Одна Япония выразила серьезные намерения поддержать Семенова. 13 и 14 января 1920 г. японский кабинет провозгласил, что «ввиду особого географического положения Японии, следует сохранить статус кво в отношении охраны железнодорожных зон и поддержания порядка в Восточной Сибири». В соответствии с этим в Забайкалье была двинута еще одна дивизия, а находившаяся там 5-я дивизия переводилась в Верхнеудинск. Ее командир генерал Судзукн издал приказ, извещавший о намерении японской военщины сохранить войска в Забайкалье и призывавший население поддерживать «авторитетное русское правительство» атамана Семенова ¹³⁵. Многочисленные японские пропагандисты и журналисты разъезжали по всему Дальнему Востоку и пытались привлечь на сторону Семенова общественное мпение. В японской прессе публиковались интервью атамана, в которых тот заявлял о решимости противодействовать продвижению большевиков на восток, о том, что в этой борьбе оп рассчитывает на «праведный гнев» дружественной Японии, что его «правительство» является «демократическим», поскольку избрано «в духе казачьего самоуправления» ¹³⁶.

Сосредоточив войска на западных границах Забайкалья, японцы воздвигли вооруженную преграду на пути Красной Армии. Семенов формировал новые полки, реорганизовывал старые, в его армию включались японские части. Атаманы Кузпецов и Калмыков, генерал Розанов, губернатор Григорьев получили семеновских «помощников». Партизанским отрядам было предложено сложить оружие, за что им обещалась амнистия ¹³⁷.

Намерения Семенова и японских интервентов встретили решительное противодействие со стороны трудящихся всего Дальнего Востока. К началу 1920 г. партизанские полки занимали большую часть Забайкалья, за исключением узкой полосы железной дороги и городов, где стояли японские гарнизоны. Такое же положение наблюдалось в Приамурье и Приморье, где в сельской местности была восстановлена Советская власть и где колчаковцы удерживались с помощью интервентов на железной дороге и в городах. В ходе развернувшегося антиколчаковского движения трудящиеся края решительно высказывались за возвращение власти в руки Советов ¹³⁸.

В таких условиях свержение белогвардейской власти на Дальнем Востоке по представляло особого труда. Но в Приморье, особенпо во Владивостоке, скопилось огромное количество войск интервентов, которые но были безразличны к происходившим событиям. Хотя подпольпый Дальневосточный областной комитет РКП(б) еще не располагал указаниями ЦК о создании буферного государства, недавний опыт гайдовского восстания подсказывал, что интервенты непременно вмешаются, если аптиколчаков-ское движение будет иметь явную советскую окраску. Исходя из того, что введение Советской власти в Приморье могло явиться поводом к вмешательству иностранных войск и затяжке интервенции, руководство приморской большевистской организации постановило времеппо воздержаться от советизации и пойти на создание переходного буферного правительства, а для начала передать власть областной земской управе. С последней была достигнута соответствующая договоренность ¹³⁹.

Указанными условиями и собирались воспользоваться деятели Политцентра, чтобы осуществить переворот во Владивостоке под своими лозунгами и добиться включения в состав намечавшегося ими буферного государства территории от Красноярска до Тихого океана. 12 января во Владивосток прибыл представитель Политцентра и член Сибирского крайкома партии эсеров М. Линдберг. По его инициативе и при поддержке местных эсеров на совещании представителей всех социалистических партий было принято решение о выступлении против Розанова. Линдберг предлагал выступить под лозунгом Политцентра, его поддержали правые эсеры и меньшевики при условии, что в будущео правительство войдут большевики. 23 января во Владивостоке был создай Объединенный оперативный штаб во главе с коммунистом С. Г. Лазо. В его состав вошли большевики, представители правых эсеров (земцев), левые эсеры и сибирские эсеры (областники)¹⁴⁰.

Штаб обратился к консульскому корпусу с запросом по поводу отношения к происходящим событиям. Тот медлил с ответом, но чехи и американцы определенно высказывались за власть земства. Под этим лозунгом штаб и назначил выступление. В поддержку его высказалось заседание собравшихся во Владивостоке представителей крупнейших кооперативных организаций России, Сибири и Дальнего Востока, городская дума, многие воинские части ¹⁴¹.

Японская военщина пыталась помешать земскому перевороту п добиться подчинения Приморья атаману Семенову. Генерал Оой заверял Розанова, что ни одному мятежнику (имелись в виду партизаны и восставшие солдаты) не будет позволено вступить в город. 29 января Розанов объявил, что признает только власть Семенова и будет поддерживать ее всеми возможными средствами. Во Владивосток прибывали эшелоны 13-й японской дивизии¹⁴².

20 января 1920 г. восстал колчаковский гарнизон в Никольске-Уссурийском. В город вошли партизаны, руководимые большевиками, которые вместе с восставшим гарнизоном взяли власть. 29 января Объединенный оперативный штаб сообщил о свержении колчаковской власти в Никольске и объявил, что во Владивостоке власть переходит к земской управе. Представители Никольских повстанцев направились во Владивосток для переговоров с Розановым о сдаче власти, но тот отказался разговаривать с ними и безуспешно пытался организовать вооруженное сопротивление. Солдаты, матросы и многие офицеры переходили на сторону восставших. Парламентеры заявили союзным представителям, что целью движения является создание небольшевистского земского правительства, ликвидация колчаковского режима, прекращение интервенции и восстановление мира¹⁴³. 29 января дипломатические представители союзных стран во Владивостоке единогласно приняли резолюцию о невмешательстве во внутренние дела России и об ограничении действий союзного командования защитой жизни и имущества мирных иностранпых резидентов.

В такой обстановке 31 января 1920 г. Приморская земская управа объявила о принятии на себя всей полноты власти. Японцы не решились этому воспрепятствовать, поскольку остальные союзные войска занимали нейтральную позицию, а международная милиция, руководимая американцами, повсюду выставила свои посты и сопровождала вступившие во Владивосток войска и партизан. Было ясно, что американцы настроены в пользу земцев, что на сей раз они не допустят никаких акций со стороны колчаковцев и японцев (Розанов и многие его приспешпи-ки укрылись у последних). Вместе с тем поведение американцев свидетельствовало и об их решимости пресечь попытку большевистского переворота. Таким образом, земский переворот закончился мирно. Иностранные консулы и командование принесли земской управе официальные поздравления и сообщили, что их правительства решили эвакуировать войска с территории Дальнего Востока. Японцы заняли выжидательную позицию ¹⁴⁴.

Успешный исход переворота в Приморье показал правильность буферной политики, избранной большевиками. Умеренные лозунги восстания обусловили не только нейтралитет со стороны интервентов, но и позицию многих офицеров белой армии, отказавшихся от вооруженной борьбы против повстанцев. Земский переворот совершился в то время, когда большинство трудящихся Приморья требовали восстановления Советской власти, отказываясь признать чуждое ему земство, когда в остальных областях края шел процесс советизации и становилось очевидным отсутствие внутренних социальных условий для сохранения на Дальнем Востоке буржуазных порядков. Но империалистические державы, признав неудачу интервенции, приняв решение о выводе своих войск; отнюдь не изменили антисоветского курса. В плане предстоящей против Советской России борьбы, в которой Дальний Восток должен был играть роль важного плацдарма, большое значение придавалось средствам предотвращения советизации и создания буржуазного буферного государства. Трудящимся края предстояла упорная борьба против империалистических сил за сохранение Дальнего Востока за Россией, за полное изгнание белогвардейцев и интервентов, за восстановление власти Советов.