Очерк двенадцатый. Место лишение свободы, которое мне не захотели показать

ОЧЕРК ДВЕНАДЦАТЫЙ

МЕСТО ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ, КОТОРОЕ МНЕ НЕ ХОТЕЛИ ПОКАЗАТЬ

Я узнала, что в Тюмени, на расстоянии одного дня пути от Свердловска, имеется единственное сибирское место лишения свободы, до которого можно быстро добраться, и решила поэтому обязательно осмотреть его, воспользовавшись своей поездкой на Урал. В Наркомюсте в Москве были очень удивлены моему решению проехать именно в Тюмень. Мне советовали осмотреть лучше какое-нибудь другое место лишения свободы. Но я осталась при своем. Вскоре после этого состоялось совещание руководящих работников исправительно-трудовых учреждений РСФСР. Я была приглашена на это совещание и договорилась там с начальником управления исправительно-трудовыми учреждениями на Урале о времени моего приезда. Когда он узнал, что я собираюсь также и в Тюмень, он покачал головой. «Зачем вам непременно нужно ехать в Тюмень, там и смотреть-то нечего». Но я осталась при своем решении. Когда же в самом Свердловске мне не только настойчиво отсоветывали ехать, но и заявили с полной откровенностью, что «там старая, грязная, мрачная тюрьма, что там тоскливо и неуютно», тогда я решила ехать во что бы то ни стало.

В качестве провожатого мне дали молодого сотрудника. Без его помощи мне пришлось бы ждать билета еще дольше, чем это было на самом деле, так как поезда, следующие через Тюмень на Дальний восток и обратно, обычно бывают настолько переполнены, что будет чудом, если удастся получить билет через два дня. Так как телеграф на Урале действует с недостаточной быстротой, мы не могли предупредить о своем приезде, и я с нетерпением ждала момента, когда увижу эту мрачную, ужасную тюрьму. Поэтому я была несказанно удивлена, когда вскоре после того, как мы с вокзала сообщили по телефону о приезде, за нами прибыл жизнерадостный лишенный свободы на шарабане. Глядя на него, никак нельзя было подумать, что он содержится в мрачном подземелье. Вначале я всегда очень удивлялась, когда меня в Москве лишенный свободы возил на автомобиле своего учреждения; мне было непонятно, как доверяют лишенным свободы эти немногочисленные и столь необходимые машины. Но сотрудники в свою очередь совсем не могли понять, почему мне это кажется чем-то особенным. Вполне естественно, если шофер, отбывающий лишение свободы, используется как водитель автомобиля; машины он не украдет, так как ему ее не продать, для этого ему надо было бы иметь документы на автомобиль. В Свердловске, в Перми все кучера исправительно-трудовых учреждений были из лишенных свободы. Таким образом я уже не удивлялась, что в Тюмени за мной приехал лишенный свободы.

Тюмень — небольшой чистенький город с 60 000 жителей. Летом воздух там чудесный. Уверяют, что зимой он еще чище. «Жаль, что вы не приехали зимой, — с сожалением сказал сотрудник, — у нас тогда так хорошо и совсем не холодно, прошлой зимой морозы были только в 40 градусов по Реомюру».

Молодой начальник места лишения свободы совершенно потрясен визитом иностранца, — в тюменьском месте лишения свободы еще никогда не было приезжего посетителя даже из Москвы, а об иностранце и говорить не приходится. В гостинице ожидает фотограф, чтобы увековечить меня на страницах местной прессы; редактор газеты задает мне вопросы и точно записывает мои ответы. На другой день все это появляется в маленькой, не плохо выпускаемой газете, и две женщины, глядя из окна, указывают на меня, когда я прохожу по улицам городка. Я вступаю с ними в беседу и после того, как обе они принарядились, я их снимаю у ворот дома. Они вне себя от радости при этом событии.

Такова Тюмень, таково и место лишения свободы. Моему удивлению нет границ. Начальник совсем растаял, он очень доволен и ходит с беззаботным, сияющим лицом. Другие сотрудники, глядя на него, тоже в хорошем настроении.

Теперь он во что бы то ни стало должен показать мне свои мрачные подземелья. Начальник рассмеялся: «Да, когда-то так было, но мы давно уже все перестроили». Я обхожу учреждение и заглядываю в каждый угол. В больших общих камерах по одну сторону — гигантские окна, по другую видны еще маленькие окна с решетками старых внутренних камер. Большинство лишенных свободы имеет бодрый вид. Я ломаю себе голову, в чем тут дело. Здесь ведь закрытое учреждение для ссылаемых в отдаленнейшие места лишения свободы Сибири. А в закрытых местах лишения свободы даже при трудовом воспитании и при самоуправлении всегда видишь известное число лиц в подавленном настроении, заметно страдающих от заключения. Не зависит ли бодрый вид осужденных в Тюмени от чудесного чистого воздуха, которым так легко дышать? Осмотр лазарета подтверждает мое предположение: среди заключенных поразительно мало больных.

Всего в Тюмени содержится 762 правонарушителя, но состав их ежедневно меняется, так как это пересыльный пункт. Только занятые работами по внутреннему обслуживанию остаются до конца своего срока. Примерно 20 неграмотных и 50 малограмотных составляют в этом маленьком месте лишения свободы предмет большой культурной работы. Задача культработы заключается в том, чтобы за время пребывания здесь приохотить лишенных свободы к учебе и, хоть немного подучив, тем самым подготовить их к дальнейшим занятиям в том месте лишения свободы, куда они прибудут. Общая же цель этой культурной работы — научить каждого лишенного свободы читать и писать. Так как успешная учеба способствует досрочному освобождению, то большинство неграмотных стремится преуспеть как можно больше в грамоте.

Среди лишенных свободы срочных всего 212 человек, остальные —  следственные. 21 осужден за грабеж и бандитизм, 16 — за преступления в области половых отношений, 38 — за убийство и телесное повреждение, 37 — за поджог, 32 — за кражу скота, 40 — за растрату, 12 — за хулиганство и 14 — за кражу. Из них 194 лица приговорены на срок до 3 лет, 9 — до 5 лет, 4 — до 8 лет, 3 — до 7 лет, один —  к 4 и один к 10 годам лишения свободы. Самому младшему восемнадцать лет, самому старшему шестьдесят пять. Старики работают при лошадях или в огороде. Наряду с небольшими мастерскими имеется крупное деревообделочное производство. Готовые доски прибывают из Нижнетуринска, и в Тюмени из них выделываются шкафы, столы и другие предметы домашнего обихода.

Я расспрашиваю лишенных свободы об их досуге и о самоуправлении. Они мне рассказывают, что у них существует культурно-просветительная часть, штаб ударников, редакция стенгазеты, кружок для подготовки санитаров. Поразившее меня большое число сотрудников — 56 человек — объясняется тем, что пересыльный пункт нуждается в гораздо большем количестве работников, чем учреждения, где отбывают более длительные сроки лишения свободы.

Я спрашиваю, много ли у них клопов. «Их нет совсем, у нас очень чисто», — отвечает мне лишенный свободы. «Как бы я была рада, если бы могла переночевать в вашем месте лишения свободы, — говорю я со вздохом, — а то в гостинице клопы меня заели совсем».