Очерк одиннадцатый. Исправительно-трудовое учреждение при железной дороге
ОЧЕРК ОДИННАДЦАТЫЙ
ИСПРАВИТЕЛЬНО - ТРУДОВОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ПРИ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ
— «Крюково», — объявляет кондуктор. Поезд останавливается. Я выхожу из вагона и стараюсь разыскать экипаж, чтобы проехать в исправительно-трудовую колонию. Однако я не нахожу его. Я обращаюсь к станционному работнику. Он указывает рукой на дома напротив: «Вот она, колония!»
Я не верю своим глазам. Открытая исправительно-трудовая колония прямо у станции? Что за безумные опыты здесь производятся! Какая тут возможна правильная работа, — разве только что к каждому лишенному свободы приставлена охрана.
При встрече с начальником колонии я прежде всего спрашиваю:
— «Не садятся ли ваши лишенные свободы прямо в поезд и едут, куда им вздумается?»
— «Побегов у нас не так уже много, — последовал ответ. — А кирпичный завод должен находиться при станции для сокращения расходов на транспорт. Мы грузим вагоны прямо со двора завода».
— «Не грузится ли заодно и кое-кто из лишенных свободы?»
— «Да ему этого совсем и не нужно. Он носит обыкновенную одежду, как все люди, и может беспрепятственно сесть в пассажирский вагон».
— «Какие же у вас остаются средства против побегов, кроме угрозы строгих репрессий?»
— «Как когда. Если лишенный свободы возвращается через 24 часа, это еще не побег. Более длительное отсутствие рассматривается как побег, даже если он возвращается добровольно. В первый раз ему в течение месяца не засчитываются рабочие дни. Во второй раз он подвергается аресту: либо на ночь и на свободное от работы время, либо более строгому аресту с недопущением к работе. Эта тяжкая мера применяется только за пьянство или побег».
Мы обходим завод. Это самый обыкновенный кирпичный завод. Люди работают над прессовкой, над формовкой, у печи, за погрузкой. Почти 1200 рабочих, и никто не надзирает за ними. Обжигать кирпич в жаркое время года — дело не легкое. Лишенным свободы в сельскохозяйственных колониях гораздо лучше. Полевые работы никогда не бывают однообразны, каждое время года предъявляет требование на другие виды работ. Там пашут, боронят, сеют, затем наступает время сенокоса, убирают хлеба, копают картофель, ухаживают за скотом, работают в лесу. Здесь же день за днем одни кирпичи да кирпичи.
— «Разве это справедливо, что одна колония может столь бесконечно разнообразить работу по сравнению с другой?» — спрашиваю я начальника.
Он смотрит на меня с удивлением.
— «Работы не могут везде быть одинаковы. Эта работа важна, и лишенные свободы приносят много пользы, — но не всегда было так. Вначале, девять лет тому назад, нам было трудно. Приходилось наполовину пользоваться трудом свободных рабочих для того, чтобы они подавали пример не особенно расположенным к труду лишенным свободы. Тогда нам нужны были 60 надзирателей, теперь мы обходимся двенадцатью, а в 1933 году мы надеемся сократить число их до четырех».
Четыре надзирателя? Мне это представляется совершенно невероятным. Один надзиратель будет приходиться на 300 лишенных свободы. Я спрашиваю начальника, как он думает это провести.
: — «Политпросветительной работой. У нас имеется политиковоспитательная ячейка, состоящая из руководителя, трех его свободных помощников и 16 лишенных свободы. С каждым вновь прибывшим ведут продолжительную разъяснительную беседу. Ему внушают, что в его же интересах работать как следует, что таким путем он сокращает себе срок лишения свободы и помогает улучшению условий нашей жизни. Последнее можно достичь лишь тогда, когда все трудятся и сознают свою ответственность».
— «Да, но одним энтузиазмом вы вряд ли сумеете воспитать постоянную волю к труду!»
— «Не верьте этому. Разве вы не видите как там, на воле, проводится пятилетка? Почему? Благодаря, энтузиазму. У нас он оказывает такое же действие. Социалистическое соревнование, ударничество, сдельная оплата труда вносят оживление в наше производство. Выставляются определенные требования, намечаются особые задачи. Лишенные свободы не хотят отставать от других».
В спальнях переполнение. В одном помещении 120 коек стоят тесно одна возле другой. Лишенные свободы, вернувшись с работы, растянулись и спят одетые. Некоторые просунули головы под одеяла, защищаясь от мух. На стене висит плакат: «Выбери себе надлежащую книгу, — это первая заповедь каждого, желающего читать. Сделай книгу орудием своего труда, — это вторая заповедь».
— «Как видите, — говорит начальник, — обстановка здесь неважная. Слишком много народу в одном помещении. Зато свой досуг они проводят лучше, — не хотите ли убедиться в этом?»
Мы пересекаем железнодорожное полотно. Минут через десять мы перед большим озером. Кругом сосновый лес. Лишенные свободы купаются, валяются на лугу, греясь на солнце, или читают. На поверхности воды плывет бесчисленное множество кувшинок. Я бы охотно взяла с собой букет этих цветов.
— «С большим удовольствием. Наши пловцы вам их с радостью доставят, но, пожалуйста, не подходите ближе. У нас мужчины всегда купаются отдельно от женщин, не как в Европе...»
Мы сидим еще некоторое время на лугу и наблюдаем, как купающиеся состязаются в плавании. Букет кувшинок я положила возле себя на траву, — отдельные цветы малы, но их золотисто-желтая чашечка глубока и особенно красива. Из камыша взлетает пара диких уток, их вспугнул седобородый пловец.
— «В каком возрасте содержащиеся у вас лишенные свободы?» — спрашиваю я начальника.
— «Младшему 19, а старшему 55 лет».
— «Разве люди в столь почтенном возрасте пригодны для такой тяжелой работы?»
— «Мы используем их соответственно их работоспособности в качестве сторожей, для работы по двору и для других легких работ. Есть среди них и очень работоспособные люди: тот хороший пловец, например, очень дельный работник. Летом он после смены сразу идет купаться».
— «Скажите, пожалуйста, из чего состоит ваш дневной паек? В закрытых колониях я всегда находила пищу крайне однообразной. Я много раз пробовала пищу, и это всегда были все те же щи с кусочками мяса и каша. Они довольно вкусны, но есть постоянно одно и то же, мне кажется ужасным».
— «Мы имеем ту же пищу, что и на свободе. Мы, русские, не особенно прихотливы, мы предпочитаем свои привычные блюда. Наши лишенные свободы получают ежедневно по 800 грамм черного, 200 .грамм белого хлеба, щи, грибной суп или уху, кашу и жареный картофель. Коровье масло бывает очень редко. Жарим мы на подсолнечном масле. Теперь выдается по одному кило сахару в месяц, а раньше у нас можно было на заработанные деньги покупать еще конфекты, но в данное время их нет. Всегда имеются табак и папиросы».
В хорошо оборудованном клубном помещении лишенные свободы собрались на производственное совещание. Я несколько времени прислушиваюсь, дожидаюсь перерыва и спрашиваю своего соседа:
— «Как вы добиваетесь высокой посещаемости своих кружков и общественных организаций?»
— «Путем самоконтроля. Если товарищ записывается в кружок, а затем не посещает его, то сначала ему это ставится на вид. Если он и второй раз отсутствует без уважительной причины, ему делается серьезное предостережение. В третий раз его попросту исключают. Но это бывает редко, так как мы гордимся своей культработой, и активность у нас всегда высокая».
— «Как обстоит у вас с соцсоревнованием и ударничеством?»
— «Неделю тому назад 70 человек получили премии. Не думайте, однако, что у нас вовсе нет лентяев».
— «Мне бы еще хотелось узнать о составе вашей колонии, за какие преступления осуждены лишенные свободы. Не можете ли вы дать сведения на нынешний день?»
— «Весьма охотно. Я сейчас отдам распоряжение в канцелярии, и к вашему отъезду список будет изготовлен. Наши лишенные свободы за редкими исключениями приговорены на срок до трех лет, но многих освобождают досрочно».
Незадолго до моего отъезда список был готов.
Вот этот список осужденных, содержащихся в Крюковской трудовой колонии на 27 июля 1932 гола: за мошенничество (по ст. 169 УК) — 58 человек, за присвоение или растрату государственного или общественного имущества (ст. 116) — 125 человек, за умышленное истребление или повреждение частного имущества (ст. 175) — 7 человек, за умышленное истребление или повреждение государственного или общественного имущества (ст. 79) — 14 человек, за злоупотребление властью (ст. 109) — 36 человек, за бездействие власти (ст. 111) — 226 человек, за отказ от выполнения повинностей и общегосударственных заданий (ст. 61) — 142 человека, за неплатеж налогов и сборов (ст. 60) — 26 человек, за заведомо ложный донос или лжесвидетельство (ст. 95) — 4 человека, за дискредитирование власти должностным лицом (ст. 113) — 5 человек, за получение взятки (ст. 117) — 6 человек, за дачу взятки (ст. 118) — 7 человек, за превышение власти (ст. 110) — 3 человека, за злоупотребление властью, превышение или бездействие власти, имевшие тяжелые последствия (ст. 112) — 3 человека, за служебный подлог (ст. 120) — 7 человек, за присвоение или растрату частного имущества (ст. 168) — 4 человека, за спекуляцию (ст. 107) — 22 человека, за кражу (ст. 162) — 111 человек, за конокрадство (ст. 166) — 5 человек, за нанесение побоев (ст. 146) — 21 человек, за хулиганство (ст. 74) — 101 человек, за воинские преступления (ст. 193) — 13 человек, за сопротивление власти (ст. 73) — 30 человек, за умышленное убийство из низменных побуждений (ст. 136) — 43 человека, за грабеж (ст. 165) — 14 человек, за умышленное убийство (ст. 137) — 3 человека, за убийство по неосторожности (ст. 139) — 2 человека, за легкое телесное повреждение (ст. 143) — 5 человек, за тяжкое телесное повреждение (ст. 142) — 44 человека, за половое сношение с лицами, недостигшими половой зрелости (ст. 151) — 5 человек, за развращение малолетних (ст. 152) — 3 человека, за изнасилование (ст. 153) — 17 человек, за изгнание плода (ст. 140) — 4 человека, за принуждение женщины ко вступлению в брак (ст. 197) — 1 человек. Всего 1117 человек.