Очерк десятый. Сельскохозяйственная колония

ОЧЕРК ДЕСЯТЫЙ

СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ КОЛОНИЯ

Колония имени «Первого мая» обнимает 2500.гектаров, из них 1200 гектаров под пашней, 1100 гектаров под выгоном и лесом и 190 гектаров лугов. Качество почвы самое разнообразное. Возделывают рожь, овес, пшеницу, кормовую брюкву, свеклу, капусту, репу и помидоры. Здесь можно многое увидеть: кирпичный завод, крупное животноводство и древесные питомники, — поэтому я провожу в этой колонии два дня.

 —     «Приносит ли ваше хозяйство доход?» — спрашиваю я начальника.

 —     «Да, мы уже в течение двух лет за успехи в области сельского хозяйства имеем переходящее красное знамя, и никто еще не смог отнять его у нас».

 —     «Разве так трудно получить это красное знамя?»

 —     «Удержать его еще труднее. Имейте в виду, что колония существует всего три года, а в нашем районе имеется 7 крупных совхозов и 140 колхозов, прилагающих все усилия к получению переходящего знамени. Наши лишенные свободы проводят в работе соцсоревнование, чтобы не дать другим перегнать себя».

 —     «Сколько лишенных свободы в вашей колонии?»

 —     «600 мужчин и 30 женщин».

 —     «Достаточно ли это? У вас ведь под одной пашней 1200 гектаров. Или вы во время уборки пользуетесь также трудом свободных рабочих?»

 —     «Нет, лишенные свободы сами со всем справляются. Сюда направляется тот, кто подходящ для сельскохозяйственных работ. Поэтому мы и справляемся со всем. Часть из них работает на кирпичном заводе, в древесных питомниках, на постройке дороги».

 —     «И это удается при восьмичасовом рабочем дне?»

 —     «Летом в сельском хозяйстве применяется десятичасовой рабочий день. Кроме того допускается сверхурочная работа не свыше двух часов, оплачиваемая в повышенном размере».

 —     «Как высока зарплата?»

 —     «Трудно сказать. Я покажу вам наши ведомости. Вы тогда сами увидите, сколько каждый зарабатывает. Все зависит от работоспособности лишенного свободы и качества его работы. Есть у нас лишенные свободы, получающие на руки всего 15 рублей, а другие зарабатывают до 90 рублей и больше».

 —     «Деньги у вас выдаются полностью?»

 —     «Лишенные свободы получают за работу продуктами. Это им выгоднее, и они этим довольны, кроме того им выдается прозодежда и белье».

 —     «В этом отношении у вас благополучно. В закрытых колониях лишенным свободы не так хорошо, я часто видела их плохо одетыми».

 —     «Не забывайте, что в Советском союзе еще ощущается недостаток в текстильных товарах. Многим и на свободе не хватает хорошей одежды».

 —     «Что говорят жители окрестных деревень по поводу столь благоприятных условий жизни в вашей колонии?»

 —     «Через нашу колонию ежедневно проходят к месту работы свободные рабочие. Они наблюдают, как лишенным свободы приходится напрягать все силы для повышения производительности своего труда и как они сами создают себе благоприятные условия жизни. Они видят, что ничего им не дается даром».

 —     «Сколько у вас служащих?»

 —     «Тридцать пять. Мы обходимся с таким незначительным числом сотрудников потому, что почти все они специалисты. Они наблюдают за отдельными отраслями хозяйства, распределяют работу, обучают лишенных свободы. Кроме того у нас среди лишенных свободы много ударников. Две трети наших сотрудников — из бывших лишенных свободы, которых мы оставили у себя как дельных работников, знающих производство и могущих принести нам большую пользу».

 —     «Не бывает ли при этом трений? Признают ли лишенные свободы начальством своего же бывшего товарища?»

 —     «Само собой разумеется. У нас считаются с заслугами в настоящем, а не с теми ошибками, которые человек допустил в прошлом. Вот видите, мой заместитель ведь тоже отбыл заключение, а занимает теперь одну из ответственейших должностей. Он был раньше заместителем начальника исправительно-трудового учреждения и пьянствовал с лишенными свободы. Это — тяжкое преступление, за которое ему дали три года лишения свободы. Половину этого срока он отбыл».

 —     «И теперь этому человеку вверяют столь ответственную должность?» — спрашиваю я с удивлением.

 —     «Почему же нет? Все знают его за дельного и весьма работоспособного человека. У нас нет более надежного работника чем он. Он умеет подходить к лишенным свободы, и они привязаны к нему. Неужели мы должны отказаться от этого человека только за то, что он когда-то в чем-то провинился?»

По дороге к птицеводческой ферме мы продолжаем нашу беседу. Я сомневаюсь в выгодности разведения птицы и рассказываю начальнику, что в Германии птицеводства вырастали, как грибы после дождя. Некоторое время они приносили доход, но скоро затем становились убыточными, так как корм дорожал, а сбыт яиц и битой птицы все сокращался.

 —     «В нашей колонии птицеводство благодаря усиленному спросу всегда должно быть выгодным», — уверяет начальник.

Мы проходим по птичникам, устроенным по-современному. Полы, насесты и кормушки содержатся в чистоте; ясно видно, что птицеводам известно основное правило птицеводства, согласно которому успех его зависит от надлежащего корма и чистоты. На дворе в просторных выгулах греется на солнце бесчисленное множество цыплят всевозможной величины. Кормушки и пойлушки изготовлены по новейшим образцам. Если включить в себестоимость продукции большие расходы на приобретение всего этого оборудования, предприятие вряд ли окажется прибыльным. Я высказываю это свое сомнение.

 —     «Да, если бы мы все эти кормушки и гнезда выписывали из-за границы, нам бы все обошлось чрезмерно дорого. Но все это сделано трудом наших лишенных свободы. Зимою у нас мало работы в поле, и в холодные месяцы мы работаем над изготовлением и ремонтом необходимых нам орудий производства».

Один из лишенных свободы показывает американские инкубаторы. Цыплята как раз вылуплялись из яиц, и их отделяли для обсыхания. Птицевод рассказывает мне, что число цыплят уже превысило 3000, постоянная наличность племенных кур составляет 300 штук. Я расспрашиваю о концентрированных кормах, обратив внимание, что они применяются в самых различных комбинациях, и узнаю, что это очень выгодно, так как в одной комбинации они значительно повышают яйценоскость племенных кур, а в другой благоприятно влияют на развитие цыплят. Смертность весьма незначительна, простудные заболевания, задерживающие рост цыплят, происходят редко. Я верю, что это так, потому что нигде не вижу в выгулах больных цыплят с опущенными крыльями.

В прежние времена в сельском хозяйстве Германии всегда приходилось считаться с простудным заболеванием домашней птицы. В особенности при переменах погоды смертность среди цыплят от этой причины составляла обычное явление. Эта убыль считалась вполне естественной и не принималась в расчет. В то время было очень трудно убедить сельских хозяев в том, какую помощь могла оказать умеренная и заботливая дача питья, постоянно сухие курятники. И Советской России нелегко дается уяснить крестьянам всю выгоду рационального ведения хозяйства. Я все же уверена, что такое образцовое предприятие действует самым убедительным образом на окрестное крестьянство.

Мы проходим мимо большого пруда; гигантские японские утки сидят на берегу, разгуливают по лугам. Что бы сказал о расточительном использовании пространства в России германский птицевод, вынужденный довольствоваться до крайности урезанной площадью!

Коровьи хлева пустуют, все коровы на пастбище. В стойлах стоят хорошо откормленные телята, они вытягивают головы через перегородки и дают себя гладить. Лишенный свободы приносит им молоко и рассказывает, как их вскармливают. Наличное поголовье состоит из 500 штук рогатого скота, 50 племенных свиней, 50 рабочих лошадей и 22 жеребят. Пчеловод ухаживает за 50 ульями. По всему видно, что прилагаются все старания к поддержанию на высоте этого образцового хозяйства и к тому, чтобы не ударить лицом в грязь при внезапном обследовании сведущими людьми. Начальник видимо рад, что мне нравится его предприятие. — «Вам бы следовало видеть нашу выставку! — сказал он. — Лишенные свободы прилагают все силы, чтобы обеспечить ее успех».

 —     «Предоставляется ли лишенным свободы вашей колонии возможность получения основательного профессионального образования, которое помогло бы им в будущем?» — спрашиваю я.

 —     «Конечно. На шестимесячных курсах мы подготовляем трактористов, зоотехников, пчеловодов, птицеводов, садовников. По отбытии своего срока они тотчас же получают работу, — дельные специалисты нужны нашей стране».

 —     «А чем занимаются лишенные свободы в часы досуга?»

 —     «Спортивный и театральный кружки действуют всегда. Зимою культурная работа значительно усиливается, теперь же, летом, все поглощены полевыми работами».

 —     «Проводится ли у вас особый отбор лишенных свободы?»

 —     «Да, у нас содержатся приговоренные к 2 — 3 годам, только восемь человек с более длинными сроками. Все это по преимуществу «случайные преступники, осужденные за халатное отношение к работе, за драку, неосторожный поджог. Есть осужденные за растрату, но все осуждены впервые».

«Теперь я понимаю, почему у вашей колонии имеются такие достижения, — перебиваю я начальника. — С этими лишенными свободы, не являющимися привычными преступниками, естественно легко работать» ...

 —     «Эго не совсем так, — возражает начальник. — Все эти граждане стали правонарушителями именно вследствие недостаточной дисциплинированности. Мы же требуем от них полного подчинения всем предписаниям, необходимым для поддержания внутреннего распорядка. Выполнение этого требования дается им нелегко. Многие из них здесь впервые научаются чувству ответственности за проведение коллективного дела».

 —     «Как обстоит у вас с досрочным освобождением?»

 —     «До сих пор только двое отбыли больше половины срока. Все остальные могли быть освобождены раньше благодаря хорошей работе и хорошему поведению».

 —     «Случаются ли побеги из вашей колонии?»

-  —  «Бывают. Когда лишенных свободы доставляют из закрытых учреждений, они желают сейчас же в первые дни после своего прибытия получить отпуск. Если же мы сразу не можем удовлетворить их просьбы, то некоторые сами убегают. Если они вернутся на другой день, то этот первый побег не влечет за собой особых последствий. Во второй раз дело разбирается в товарищеском суде, в третий раз беглецы попадают в изоляционную камеру, за четвертый побег их направляют в закрытое учреждение. Но такие случаи весьма редки».

 —     «Бывают ли у вас конфликты?»

 —     «Без этого, понятно, не обходится. Но это явление не частое. Наши лишенные свободы пользуются неограниченным правом жалобы. Каждая жалоба расследуется. Моменты, изобличающие должностных лиц, подвергаются особо тщательному расследованию, а иногда таким путем выявляются преступные действия; например, надзиратель допустил распитие вина лишенными свободы, или он не донес, когда лишенный свободы ушел с работы».

.  —  «Часто ли встречаются ложные обвинения?»

 —     «Редко. Допустим, кого-нибудь переводят в другую группу. До того он был на легкой работе, теперь же он назначается на более тяжелую, так как она ему по силам. Если он этим недоволен, то и подает жалобу на того сотрудника, которого считает ответственным за перевод».

 —     «Вы говорили о выпивке. Разве в этой открытой колонии вино тоже воспрещено?»

 —     «Совершенно».

 —     «Как же могут люди, раньше сильно выпивавшие, отвыкнуть от вина?»

 —     «Я не берусь утверждать, что они отвыкают, но они воздерживаются от вина. Им хорошо известно, что пьянство влечет за собой удаление из колонии».

 —     «А как у вас обстоит с карточной игрой, с которой ведут такую борьбу в закрытых учреждениях?»

 —     «Здесь играют очень редко, наши лишенные свободы не проявляют интереса к игре. Карточная игра обычна только у привычных преступников, которые раньше играли по тюрьмам от безделья».

 —     «Какой у вас порядок отпусков и посещений?» — спрашиваю я дальше.

 —     «Мы ежегодно предоставляем двухнедельный отпуск, кроме того лишенные свободы, связанные с сельским хозяйством, могут получить отпуск на срок до трех месяцев, если дома необходима их помощь для полевых работ. Каждый свободный день лишенные свободы могут без ограничения во времени принимать посетителей по своему усмотрению, а также отправляться в соседнюю деревню».

Я беседую с лишенными свободы. С одними я вступала уже в разговор в поле при осмотре, а других направляет ко мне начальник. Дела их лежат рядом, и я имею возможность все проверять. Молодая женщина была кондукторшей в трамвае и утаила большие суммы. Теперь она сильно огорчена тем, что ее мужу — студенту, бывшему рабочему, живущему на стипендию в 150 рублей в месяц, приходится регулярно выплачивать для покрытия причиненного ею ущерба. Ее заработок еще недостаточно велик, чтобы оплатить все самой, и он ей помогает. Она утверждает, что деньги у нее были похищены, между тем в деле имеются сведения, что она систематически совершала растраты. Во всяком случае, она отвечает за сумму недостачи. Своей работой в колонии в качестве заведующей хозяйством она довольна, но для нее очень тягостна разлука с мужем и тремя детьми.

Из всех разговоров с лишенными свободы ясно видно их стремление не впасть в рецидив. Пробуждается интерес к хорошей сценке их работы, они стараются расширить свои знания и строят планы на будущее.

В Советской России они в качестве отбывших наказание не попадут в ряды отверженных, дорога перед ними открыта. Тягостна разлука с семьей, когда она живет вдали. Я вступаю в разговор с одним армянином. Семья его в Тифлисе. Временно работая в Москве, он там совершил растрату. Все его товарищи по колонии имеют передачи и пользуются свиданиями, — только он один лишен всего этого. Он с крайним нетерпением ожидает дня своего освобождения, и я ему обещаю навестить его жену, когда буду через месяц в Тифлисе.

Меня не раз уверяли, что, во избежание излишней жесткости, лишенных свободы по возможности стараются не слишком удалять от семьи, но в действительности мне много раз говорили сами лишенные свободы, что им не разрешалось отбывать лишения свободы в своем родном городе. Жесткость таким образом все же остается, но этого вряд ли можно избежать в такой большой стране¹.

На следующий день мы посещаем хутор, обходим там также общежития, объезжаем поля и осматриваем большой детский дом, устроенный для детей московских работников исправительно-трудовых учреждений. Колония доставляет все продукты, вследствие чего снабжение там очень хорошее.

Вечером мы возвращаемся обратно.

 —     «Сейчас начнется репетиция театральной постановки, которая должна состояться в ближайшие время» — говорит начальник.

 —     «Я с удовольствем посмотрела бы».

 —     «Будет неинтересно. Они мало репетировали и только еще разучивают».

 —     «Мне потому и интересно».

Участники усердно репетируют. Наше присутствие их очевидно нисколько не стесняет. Красивая девушка привлекает мое внимание, и я спрашиваю работника учреждения, сидящего со мной рядом, за что она осуждена.

 —     «За детоубийство».

 —     «Как же это возможно? Детоубийство в Советской России? Аборты у вас ведь не караются?»

 —     «Тут исключительный случай. Это крайне легкомысленная девушка она уже второго ребенка умертвила тотчас же после родов. Вопрос о том, допустить ли искусственный перерыв беременности или не допустить его, разрешается у нас в каждом отдельном случае врачебной комиссией. Если мать признана здоровой и находится в благоприятных жизненных условиях, в производстве аборта ей отказывают. У нас ведь нет никакого различия между внебрачным и брачным ребенком, матери предоставляются всевозможные льготы до и после родов. Мы вообще всячески стремимся избегать абортов ввиду их вреда для здоровья. Как бы то ни было, искусственный перерыв первой беременности производится в клинике лишь в исключительных случаях. Если же девушка производит себе аборт у какого-нибудь шарлатана, то в случае обнаружения дела, к ответственности привлекается не она, а произведший аборт. Эта девушка за первое детоубийство получила условное осуждение, теперь же ей назначили три года лишения свободы».

Репетиция продолжается. Некоторым участникам приходится еще повторять свои роли. Под конец они поют хором, и в заключение я уже слышу несколько знакомых, хорошо разученных песен.

Затем начинаются танцы. Гармонист сидит в стороне и с серьезным лицом с увлечением исполняет русскую. Непрерывно повторяются все те же такты. Мастерски танцует один из лишенных свободы. Партнерша старается превзойти его. Музыкант поощрительно улыбается, не замечая никого кругом, — он весь поглощен игрой и танцем. Тем временем собралось много народу. Не только лишенные свободы, но и люди из деревни смотрят и любуются ловким танцором и живой молодой танцовщицей.

Мы уходим поздно. Луна ярко блестит. Только что — музыка и и танцы, теперь — беззвучная тишина на дорогах. Лишь ночной сторож — лишенный свободы — мерно ходит взад и вперед.

¹ Осужденные не оставляются в родной местности в тех случаях, когда там нет места лишения свободы такого типа, в котором данный осужденный должен отбывать лишение свободы (например, нет фабрично-заводской колонии). Ред.