Очерк третий. Досуг лишенных свободы

ОЧЕРК ТРЕТИЙ

ДОСУГ ЛИШЕННЫХ СВОБОДЫ

Увидя впервые спальни одного закрытого московского исправительно-трудового учреждения с двумя десятками кроватей, я спросила: «Не является ли опасным совместное проживание такого множества людей, они наверно скверно влияют друг на друга». — «Да они и не живут в спальнях, — ответил сотрудник учреждения, —  здесь лишенные свободы только спят, днем же они на производстве, а свободное время проводят на курсах и в кружках. Мы испытываем недостаток в помещениях. В первую очередь мы занялись помещениями для производства, это было необходимо для работы, а с теснотой в спальнях нам приходится мириться до тех пор, пока мы пользуемся закрытыми местами лишения свободы. Но это во всяком случае вопрос немногих лет, и тогда все лишенные свободы будут содержаться в открытых колониях».

Впоследствии я встречала еще более обширные спальни на 40, на 50, а один раз даже на 120 человек: в них всегда было чисто. Как-то я неожиданно пришла в закрытую колонию. Показав мне все, начальник учреждения затем спросил меня: «Не правда ли, у нас ведь чисто?» Я была удивлена этим вопросом и не могла понять, почему чистота в русских местах лишения свободы не считается делом само собой разумеющимся, пока мне не рассказали, с каким трудом эту чистоту приходится прививать лишенным свободы. Тут встречаются и представители отсталых степных народностей, которые привыкли с наступлением холодов натягивать один кафтан на другой и подолгу не умываться, и старики крестьяне, многие из которых считают ежедневное умывание излишним. Теперь их приходится здесь приучать к чистоплотности. Прежде, когда самоуправление еще не было введено в исправительно-трудовых учреждениях, ни взысканиями, ни особыми обращениями не удавалось приучить отдельных лишенных свободы содержать себя в чистоте и соблюдать опрятность вокруг себя. В настоящее время самоуправление лишенных свободы внесло в это дело существенное изменение.

Грязного лишенного свободы буквально не оставляют его товарищи в покое, и, чтобы избавиться, наконец, от постоянных понуканий, самый злейший враг воды решает мыться и самый ленивый  —  убирать свою постель. Так как привитие этим несознательным людям навыков к порядку и чистоплотности требует от камерного старосты и его помощников колоссального терпения, они желают, чтобы посетитель по меньшей мере признал, что у них все чисто и в порядке.

Усталая от беготни, я села на нары. Это ложе, сколоченное из досок и покрытое тонким матрацом, показалось мне крайне жестким. Русские удивлялись, что мне эта постель пришлась не по вкусу.

 —  «Если бы мы себе так же мягко стелили, как вы, немцы, — сказала мне однажды пожилая женщина, — нам бы снились только плохие сны... Когда мы спим на жестком, мы утром встаем бодрыми. Мы не такие неженки»...

При посещении каждого исправительно-трудового учреждения меня прежде всего интересовал вопрос, как лишенные свободы проводят свое свободное время, так как мне хорошо известно, насколько важно заполнение их досуга.

Задача эта разрешена еще не во всех исправительно-трудовых учреждениях Советского союза. В пересыльных пунктах, как например в Свердловске и Тюмени, очень трудно включить лишенных свободы в кружки или привлечь на курсы на короткое время их пребывания в этих местах лишения свободы.

В таких учреждениях, как Сокольническая фабрично-трудовая колония, ведется весьма интенсивная работа на разнообразных курсах. Руководство ими находится в руках культкомиссии, избираемой общим собранием лишенных свободы на полгода. Культкомиссия выявляет неграмотных и распределяет их по группам. В каждом учреждении установлены часы занятий для неграмотных и малограмотных, а наряду с этим ведутся курсы для более знающих и профкурсы по разным производственным специальностям. На Урале, например, подготовляется особенно много столяров, в Москве ведется подготовка квалифицированных рабочих для ткацкой и для металообрабатывающей промышленности. В каждом месте лишения свободы имеется широкая возможность получить образование. Так, в Сокольнической колонии имеются профессиональные школы по подготовке шоферов, трактористов, ткачей, бухгалтеров и других специалистов, которые по отбытии срока лишения свободы направляются в деревню и ведут там работу по приобретенной специальности. В такие школы привлекаются преимущественно крестьяне.

Кроме этих профессиональных школ и курсов в каждом месте лишения свободы действуют политкружки, литературные кружки, курсы по подготовке санитаров для больницы данного учреждения. Каждый лишенный свободы может пользоваться юридической консультацией и кроме того посещать лекции, где сведущий юрист разъясняет задачи советской уголовной политики. Каждому лишенному свободы дается элементарное знание законов и от него требуют понимания того, почему совершенное им преступление является социально-вредным.

Во всех исправительно-трудовых учреждениях, в которых я бывала, имелись кружки физкультуры, МОПР, шахматные и редколлегия стенгазеты. Шахматы пользуются распространением и любовью, карточная же игра безусловно воспрещена. Каждое .нарушение этого запрета преследуется товарищеским судом.

В читальнях лишенные свободы могут без помехи сидеть и заниматься чтением газет, журналов и книг. Им не только предоставляется возможность посещать читальню, но в некоторых местах лишения свободы специальные книгоноши доставляют и предлагают лишенным свободы книги и стараются приохотить их к чтению.

Помещения клубов уютно обставлены, стены украшены картинами, всегда висят портреты Ленина и Сталина. На красном кумаче большими белыми буквами выделяются лозунги, отобранные культкомиссией. Лозунги эти часто сменяются, чтобы новая форма помогла запечатлеть сущность призывов и напоминаний.

В Нижнетуринской фабрично-трудовой колонии, в которой содержатся, главным образом, рецидивисты-профессионалы, один из лозунгов гласит: «Чтобы исправиться и стать полезным для общества, надо научиться любить и уважать труд, быть дисциплинированным и повысить свой политический и культурный уровень».

Лишенным свободы УССР часто разрешается отлучка. Даже в закрытых заведениях это разрешение отлучаться широко практикуется. При хорошем поведении каждый лишенный свободы может уходить каждый второй, по крайней мере каждый третий свободный день, так что в течение года ему предоставляется 20 «выходных» дней. Кроме того он ежегодно пользуется отпуском продолжительностью от 10 до 20 дней. В РСФСР средняя продолжительность ежегодного отпуска составляет от 7 до 14 дней, отлучки же в свободные дни не допускаются. Если лишенный свободы по какому-нибудь случаю получает разрешение отлучиться, то этот день зачитывается в срок его отпуска. Более длительный отпуск на полевые работы в деревню в случае, когда помощь лишенного свободы является безусловно необходимой для его домашних, не лишает его права на получение нормального отпуска. В отдаленных местностях, как в Нижнетуринской колонии на Урале, отпуск является недостаточно реальным. В отпускные дни лишенным свободы нет возможности уйти, так как поблизости нег родных, семья же их обыкновенно живет так далеко, что за краткостью времени поездка неосуществима. Поэтому у многократного рецидивиста, попадающего в отдаленную местность, имеется гораздо меньше возможностей поддерживать связь со своими близкими, чем у лишенного свободы, отбывающего лишение свободы в своем городе.

В РСФСР каждому лишенному свободы в свободный день разрешается иметь свидание с тремя лицами. Дни свиданий широко используются родными и друзьями, и благодаря этому при всем желании — я в этом лично убедилась — нет возможности уделить каждому лишенному свободы для свиданий более 25 минут. Я много раз наблюдала в Москве эти свидания. Приблизительно 30 лишенных свободы входят одновременно в большое помещение, разделенное барьером в метр высотой. Затем впускают посетителей, которые становятся по одну, а лишенные свободы по другую сторону. Этот барьер предназначен для предупреждения контрабандной передачи заключенным алкоголя. Каждый посетитель приносит с собой полную корзинку, или сумку, или пакет. Поверх всего лежит всегда хлеб. Содержимое передачи бегло проверяется наблюдающим сотрудником до вручения ее лишенному свободы.

Когда я в первый раз присутствовала на таком свидании, оно мне не понравилось. Я не могла себе представить, чтобы при таком массовом свидании можно было говорить о чем-нибудь важном. Но в следующий разя убедилась, что каждая группа старается полностью использовать свои 25 минут и поэтому мало обращает внимания на соседей. По просьбе лишенных свободы им, в случае особой необходимости, разрешается беседовать со своими близкими, сидя на скамьях, установленных вдоль стен. Скамьи эти удалены одна от другой, и таким путем достигается возможность поговорить наедине.

В большинстве закрытых учреждений время прогулок по двору не ограничивается. Лишенные свободы ведут себя при этом совершенно свободно, сидят на лавках или ходят по дорожкам. В открытых колониях в свободные часы они могут гулять, где угодно.

В Таганском доме заключения: один из сотрудников с гордостью указал на большую лужайку, усеянную полевыми цветами, украшавшую двор для прогулок. На меня этот луг не произвел никакого впечатления. Таганка — место содержания следственных. Поэтому и те 1 000 срочных лишенных свободы, которые при мне содержались вместе с 2 000 следственных, могли гулять под охраной только по часу в день¹. Поскольку я знаю лишенных свободы они к цветам относятся во время прогулки довольно равнодушно. Они гораздо охотнее предпочли бы сидеть спокойно на простой лужайке в Сокольнической колонии, чем шагать в течение точно определенного времени вокруг красивого ковра цветов в Таганке.

Охрана имеется и в Сокольнической колонии. Высоко на стене днем и ночью караулит красноармеец. Он слишком удален от заключенных, чтобы разобрать что-нибудь из их разговоров во дворе. Я также никогда не замечала, чтобы караульный делал какие-нибудь замечания. Лишь один раз — я только что пришла, уселась на лавку и беседовала с лишенным свободы — караульный мне очень энергично крикнул, что это воспрещено. Я махнула ему своим удостоверением, но это не подействовало. Тогда я направилась к заместителю начальника и обратилась к нему с просьбой: «Скажите, пожалуйста, охране, что я пользуюсь правом разговаривать с лишенными свободы. Я совсем не понимаю, почему мне это запрещают, я ведь повсюду в учреждениях разговариваю с лишенными свободы».

—  «Караульный вас не знает и действует согласно инструкции, —  получила я в ответ, — хороший был бы порядок, если бы сюда являлись посетители и просто так стали во дворе разговаривать с лишенными свободы. Я дам указания охране, тогда вы сможете продолжать разговор».

Во всех закрытых и открытых колониях для лишенных свободы Советского союза имеются театральные кружки. Наряду с кино, театр — наиболее любимое развлечение. Я присустствовала много раз при подготовке больших постановок и была поражена настойчивостью лишенных свободы, с которой они разучивали наизусть бесконечно длинные роли. А между тем зрители не всегда благодарны. Хотя при каждой такой постановке зал бывает переполнен, —  в публике таким образом недостатка не встречается, — но зрители весьма критически настроены, и если пьеса им покажется скучной, то устроителей тянут еще к ответу, не взирая на проведенную ими большую работу. Вся ответственность ложится на театральный кружок, который не сумел выбрать более интересной пьесы, и для следующего раза от него требуют более тщательного выбора.

Но это не так просто. Приходится считаться и со скромными декоративными ресурсами. Кроме того, чтобы все шло гладко, постановка не должна требовать участия большого числа исполнителей. У исполнителей — лишенных свободы — нет времени для продолжительного разучивания, так как в городских исправительно-трудовых учреждениях каждые две-три недели ставятся новые пьесы. В исправительно-трудовых учреждениях, где содержатся и мужчины и женщины, в спектаклях участвуют и те и другие, в мужских же — женские роли исполняют сотрудницы учреждения. Они разучивают роли в нерабочее время, так как на работе каждая их минута расписана. При первой постановке, на которой я присутствовала, я спросила сотрудника, не сопровождается ли эта совместная игра нездоровыми явлениями.

 —  «Нет, никогда, — отвечал он, — наши лишенные свободы привыкли к тому, что им доверяют, сотрудницы всегда одни репетируют с ними. Это представляется им вполне нормальным».

В репертуар входят преимущественно пьесы из эпохи революции или гражданской войны. Но вперемежку с ними ставятся и просто занимательные вещи. В Сухуме, на Черноморском побережье, я удивилась дисциплинированности лишенных свободы. Там в одном спектакле шли три пьесы: одна на грузинском языке — ее понимали все лишенные свободы, другую исполняли мингрельцы — только часть присутствующих понимала этот язык, и в заключение дана была пьеса на турецком языке. Мне пришлось воспользоваться помощью одного из заключенных, который мог дать русский перевод, так как из сотрудников никто не понимал по-турецки. Все зрители соблюдали во время исполнения полную тишину, хотя из всей этой пьесы они воспринимали только внешнюю картину.

В конце спектакля хор мингрельцев исполняет грустные и веселые песни. При звуках лезгинки воодушевление достигает высшего предела, и один из лишенных свободы пускается в пляс. Южные народности танцуют с особой страстностью. Певцы поют и хлопают в ладоши, побуждая танцора к все более и более быстрым темпам. Он вполне отдается ритму танца, торжествующе закидывает назад голову, подбоченивается, а ноги его в то же время все быстрее и быстрее касаются пола мелкими шажками... Внезапно музыка обрывается. Зрители в восторге от танца и хлопают без конца.

Заседание товарищеского суда в Харьковском допре окончилось. Я собираюсь вернуться к себе в гостиницу, но начальник, молодой живой пролетарий, не отпускает меня так скоро. «Наверху репетирует наш оркестр, — говорит он, — не обрадуете ли его тем, что послушаете его немного?»

Уже одиннадцать часов вечера.

 —     «Неужели лишенным свободы разрешается так поздно репетировать?» — с удивлением спрашиваю я.

 —     «Понятно, разрешается, другие были ведь заняты в товарищеском суде, а эти предпочли использовать время для репетиции. Сегодня все лишенные свободы позже ложатся, обычно же все занятия оканчиваются в десять часов».

 —     «Можно ли лишенным свободы в спальнях еще разговаривать между собой после десяти часов?»

 —     «У нас вообще не воспрещается разговаривать, но они не должны шуметь, чтобы не мешать другим. За этим следит камерный староста».

Мы подымаемся по лестнице. Мой спутник открывает дверь. Средних размеров неуютное помещение, нары отодвинуты в сторону, лишенные свободы усердно репетируют, стоя и сидя со своими инструментами перед пюпитрами. Они были очень удивлены нашему приходу. Камерный староста, высокий, худощавый лишенный свободы, приветствует меня и спрашивает, что сыграть.

 —     «Просила бы украинские песни».

Я оглядываюсь. В самом деле, грязная камера! На дворе дождь, и сырой холод проникает сквозь стены.

Лишенные свободы играют народные песни, танцы, марши...

Неуютное помещение исчезает. Чувствуется безграничная ширь страны, тихая грусть ушедших времен и захватывающая острая борьба современности.

¹ В Таганском доме заключения срочные лишенные свободы содержатся отдельно от следственных. Под охраной гуляют одни только следственные. Ред.