Введение

ВВЕДЕНИЕ

Намереваясь изучить исправительно-трудовое дело Советской России для выяснения, в какой мере там проведены в жизнь новые основы воспитания заключенных, я убедилась, что от принятия решения еще очень далеко до его осуществления. Разрешение Народного комиссариата юстиции удается получить лишь после ряда заявлений и заполнения анкет. Осенью 1931 года я решила поехать в Советскую Россию, и только в мае 1932 года для меня открылась возможность доступа в места заключения Советского союза.

Опасаясь, что меня будут сопровождать и что я буду находиться под постоянным наблюдением, я заранее приготовилась бороться против планов, которые могли бы быть мне предуказаны. Тем более была я поражена, когда мне в Москве вообще ничего не стали навязывать. В Народном комиссариате юстиции руководитель исправительно-трудового дела РСФСР, Апетер, с готовностью давал мне нужные разъяснения и распорядился выдать мне удостоверение, на основании которого я получала право посещения в любое время всех исправительно-трудовых учреждений города Москвы.

В первые дни в мое распоряжение был предоставлен один из служебных автомобилей, а в дальнейшем мне пришлось уже самой заботиться о транспорте. А это не так просто. При колоссальной загрузке московского транспорта получить такси — дело исключительного счастья, а чтобы попасть в постоянно переполненный трамвай и затем выбраться из него в нужном месте, необходимо предварительно хорошенько изучить это коварное средство передвижения... В учреждениях я испытывала затруднения из-за незнания языка. Я надеялась обойтись своим запасом в тысячу русских слов, которых было вполне достаточно в обыденной жизни, но задавать более сложные вопросы оказалось совершенно невозможно. Хотя в учреждениях попадались отдельные работники, говорящие по-немецки, а среди лишенных свободы были и немцы, но каждому из них трудно было оторваться от своего дела, углубленные же расспросы отнимали у них слишком много времени.

Через две недели я, таким образом, была вынуждена просить в Народном комиссариате юстиции дать мне переводчицу. Мне рекомендовали обратиться в туристское бюро, но я отказалась, так как больше всего боялась поверхностного перевода. Наконец, мне предложила свои услуги научная сотрудница Института по изучению преступности, которая взялась помогать мне ежедневно по 4 — 5 часов в свободное от служебной работы время. Ее основательному знанию дела и умелой помощи при моих расспросах я обязана ценными материалами. Но через три недели ей пришлось уехать, и она предоставила меня опять своей судьбе. Между тем мне стало ясно, что для того, чтобы в Советской России осуществить свой план, надо вести за него борьбу. Там каждый так поглощен своими обязанностями, что оторвать его от работы стоит немало усилий.

Тем временем я успела присмотреться к существу работы в местах лишения свободы, хорошо ознакомилась с рядом исправительно-трудовых учреждений и уже настолько понимала по-русски, что могла сама проверять правильность перевода. Таким образом я могла бы теперь удовольствоваться переводчицей, не обладающей специальной подготовкой в области исправительно-трудового дела. После долгих поисков мне отрекомендовали бывшую учительницу, которая, поработав со мной в Москве, не имела возможности потом сопровождать меня в путешествии. Так я вынуждена была по истечении четырех недель опять искать себе переводчицу.

Я не предвидела всех этих трудностей. Я не знала, что каждый дельный человек имеет в Советской России неисчислимые возможности для применения своего труда, вследствие чего такого человека очень трудно заполучить. Я же была прежде всего заинтересована в том, чтобы всесторонне изучить постановку исправительно-трудового дела, избегая в то же время всяких ошибок. При этом я была поражена отношением ответственных лиц. О положительных и отрицательных сторонах дела они говорили с полной откровенностью, но были недостаточно аккуратны в определении времени встреч, что приводило к потере времени. Зато работа значительно облегчалась данным мне с самого начала разрешением разговаривать наедине с любым из лишенных свободы. Ни разу я не встречала отказа в получении дел лишенных свободы, когда мне по ходу моей работы нужно было знакомиться с этими документами. В месте лишения свободы при Московском уголовном розыске и в Таганском доме заключения для следственных предо мною открывалась каждая камера, в какую я выражала желание войти, и я могла там беседовать с заключенными в присутствии должностного лица. Само собой разумеется, что все это касалось исключительно уголовных; я не собиралась осматривать места содержания политических заключенных, так как и в Германии никогда не имела дела с политическими.

После осмотра ряда открытых колоний для лишенных свободы под Москвой я сочла необходимым посетить более отдаленные места, чтобы ознакомиться также с исправительно-трудовыми учреждениями Урала, Украины и Кавказа. В Ленинград я не ездила, так как предполагала, что тамошняя постановка исправительно-трудового дела не может существенно отличаться от московской. Выбор всегда оставался за мной, и я всегда сама намечала все пункты посещения. Все руководящие органы знали, что я беспартийная, но ни это обстоятельство, ни приставка «фон» к моей фамилии никогда не служили мне помехой.

Я увидела все, что хотела видеть, за одним только исключением, которое описано мною на стр. 98.

Сами лишенные свободы помогали мне в осуществлении моего плана. Они значительно откровеннее германских заключенных и так как привыкли к выступлениям с самокритикой в своей стенной газете, этом рупоре заключенных, отнюдь не проявляют сдержанности в своих суждениях. По учреждениям, которые я посещала много раз, как Сокольническая колония, где я была 19 раз, часто оставаясь там по целым дням, я ходила без всякого сопровождения. Я бывала одна с лишенными свободы во дворе, в клубах, на общих собраниях, в заседаниях товарищеского суда, иногда меня сопровождал кто-нибудь из лишенных свободы, говорящий по-немецки, и переводил мне то, что я не понимала. Таким путем я основательно ознакомилась с бытом в местах лишения свободы Советской России, видела лишенных свободы за работой и в часы досуга, в рабочие дни и в дни отдыха.

Места лишения свободы в Советской России носят названия колоний и домов заключения. В старых городских тюремных зданиях лишенные свободы содержатся под стражей, между тем как в новых колониях для лишенных свободы нет ни решеток, ни замков.

Я видела кое-что и несовершенное и нуждающееся в изменении, но гораздо больше видела хорошего. Я желала бы, чтобы это хорошее нашло применение и в других странах. В этом заключается цель моей книги.